Питание

Подчиняясь инстинкту питания, живое существо отыскивает себе пищу, борется за нее, съедает ее и дает таким образом своему организму жизнь, тепло, силу... Еще не израсходовав всей энергии, а только усвоив ее, оно уже чувствует опять голод, инстинкт питания снова толкает его отыскивать пищу... и т. д.

Ребенку не нужно сражаться за пищу — он получает ее готовой. Насытившись, он играет, резвится, скачет на палочке, воображает разные разности...

Что это? Зачем он так делает?

Скажут: очень просто — расходует излишки энергии. Ведь если взрослый должен потратить почти все силы, чтобы раздобыть пищу, и, напитавшись ею, нуждается только в отдыхе — ребенок на добычу пищи ничего не тратит, а энергия есть, а израсходовать ее надо, иначе избыток ее будет ему в тягость: таков закон обмена веществ — надо расходовать.

Верно.

Только нет ли тут еще чего другого?

Ребенок ведь не просто без смысла носится по комнатам, он что-то воображает, чем-то живет в это время.

Почему такое влечение к жизни мнимой, не действительной? Что за потребность отдать себя во власть мечты и фантазии? Не есть ли это инстинктивный путь самого организма, который под влиянием процесса творчества «настраивает» свой «радиоприемник» и таким образом улавливает необходимые ему токи, токи, которые питают уже не кровь и мышцы, а ту его психическую часть, которая голодает в повседневной жизни?

Мы еще так мало знаем. А чего не знаем — отрицаем — это считается хорошим тоном, а на самом деле просто узость и близорукость. Утешить себя можно разве тем, что всегда и во все времена так было, значит, и нам можно.

За Джордано Бруно охотятся как за диким зверем: как он смел додуматься до того, что не только земля, а и вся наша солнечная система — ничтожная песчинка среди бесконечных миров, мириадов таких же и еще более крупных систем! Как смел додуматься до такой ереси? Она подрывает самые основы общепринятой и общедоступной библии! Судят, мытарят, гноят в тюрьме и в конце концов сжигают на костре во славу святой инквизиции, в защиту Истины и в назидание всему человечеству: не смей думать того, что не по силам посредственности!

Это было давно. Но разве сейчас не делается подобных дел?

Не так-то уж безупречно работает наша голова, и соображаем мы, особливо обо всем новом и непривычном, подчас чрезвычайно туго.

Вот и здесь: разве можем утверждать, что питание должно происходить только через рот и состоять из жидкой и твердой пищи?

Совсем недавно было открыто, что оно происходит и через легкие, которые усваивают из воздуха кислород.

А ведь существуют и другие виды энергии. Хотя бы, скажем, солнечная. А сколько еще предстоит нам открыть всякого рода энергий?

В последние дни, например, говорят об электрообмене, т. е. о Питании организма электричеством непосредственно из воздуха...

Что же делается с ребенком во время его игр? Что делается с человеком в минуты его творческих озарений? Почему человек испытывает в эти минуты такое счастье, блаженство и удовлетворение?

Кто знает?

Можно гадать, думать, предполагать...

Может быть, в эти минуты он действительно и фактически что-то получает, какое-то питание? Какая-то энергия проникает в это время в его организм?

Но зачем говорить об озарении? Даже простое подлинное внимание нас делает счастливыми и удовлетворенными — от содержательной книги, от хорошего значительного спектакля, от длительного созерцания прекрасной картины, от беседы с крупным знающим человеком — испытываешь чувство, очень похожее на насыщение. И еще долго потом, несколько дней или даже недель, всё вспоминаешь да пережевываешь, как корова жвачку: или слова и мысли писателя, или удачную сцену у актера, или музыкальный кусок симфонии, или всё, что ты видел или слышал у очаровавшего тебя своей крупнотой, своим содержанием человека. Всё с новым и новым удовольствием передумывается и пересматривается, и не хочется новых впечатлений, как не хочется есть, когда хорошо пообедал.

Переварится всё, усвоится — захочется опять «подкрепиться». И идет человек — кто куда: один в театр, другой в концерт, третий в музей, четвертый идет на природу, пятый опять отыскивает своего «мудреца» и добивается его

беседы, а шестой просто раскрывает роман, или философский трактат, или научную книгу.

И вновь сыт, а потом «усвоение», и опять сначала.

И даже эстетизм, любовь к красоте — что такое? Может быть, тут подкладка тоже психофизиологическая?

Что происходит в человеке, одаренном особой чуткостью и зоркостью к красоте? Не открывает ли он себя, в минуты своих созерцаний, для тончайших электромагнитных или невесть там каких самых живоносных токов мысли или чего-то другого, что скоро станет обычным отмечать физическими приборами — ведь снимают же сейчас на пластинку излучения работающего мозга.

Зоркость этого человека к красоте для нас совершенно непостижима. Он чует и видит ее там, где для нашего обывательского глаза просто пустое место.

Мы смотрим на море и удивляемся: сколько воды, как страшно на нем в бурю, а почему не видно другого берега, а как в нем глубоко и сколько в нем живет рыбы и разных страшилищ!

Мы смотрим на лес и думаем: какие большие деревья, сколько воздуха, озона, как здесь легко дышится, как приятно лежать под деревом, и если бы не комары, было бы совсем замечательно. А более практический человек, тот даже сообразит, сколько тут вышло бы бревен и дров, попади лес в хорошие руки.

Острый язык у Оскара Уайльда: «Тот, кто топор называет топором — ни на что более не пригоден, как рубить этим самым топором»[2].

Увы, это о нас.

Смотрим мы на природу и не видим природы. Смотрим на жизнь и не видим жизни. Смотрим на человека, и перед нами — кукла, футляр, фантом.

А есть люди с особым художественно-эстетическим восприятием жизни. Смотрит такой человек ну хоть на заходящее солнце, и не то что мы с вами — мы люди дела и понапрасну тратить свое время не будем, мы смотрим, чтобы решить: как оно село, в тучу или чисто? В тучу, ну, значит, завтра плохая погода — а он смотрит, и ни до какого завтра ему нет дела, он смотрит, что — сейчас.

Смотрит, и никаких, ни практических, ни философических мыслей о величии вселенной и о ничтожестве человека нет у него сейчас — он просто воспринимает обычное явление природы, но как!

Приходилось ли вам томиться от жажды целый жаркий день во время какого-нибудь перехода, не имея ни капли воды? И вот вы добираетесь до холодного чистого ключа. Вы пьете! Не просто, как обычно пьете — в каждом глотке для вас особая сладость, особое содержание. Это уже не вода — это сама жизнь! Само счастье! Само блаженство в жидком виде! Именно это нужно организму и ничего другого! Каждая капля оживляет, освежает и с избытком вознаграждает за томление, за усталость, за целый день жары и духоты!

Вот так же и этот человек: смотрит он на закат солнца — и вы видите, как он впитывает, всасывает, жадно вбирает в себя что-то из этого заката, что обычно течет мимо, оставляя нас с вами в безмятежном покое — а он волнуется, он утоляет пламенную жажду, он пъет! Пьет живую воду восторга от созерцания красоты!

И красота, невидимая нам, но разбросанная всюду, и в природе, и в человеческой жизни, красота — понятна, близка ему. Он живет и дышит ею.

Таков художник. Мы не так чутки к красоте и изысканности чувств и мыслей, но и мы нуждаемся для своего психического питания в новых впечатлениях, в новой душевной пище.

Чтобы получить во что бы то ни стало эту пищу, наиболее смелые, решительные и бескомпромиссные из нас бросаются без долгих размышлений в самую стремнину бурного потока жизни... Их треплет, кидает, бьет... Кое-кто выплывает, получив бездну впечатлений и обогатившись ими на всю жизнь, для большинства же дело кончается печально: размозжит о камни смельчаку голову, или разорвет всего по частям, но убьют ли его, в тюрьму ли он попадет, с голодухи ли погибнет, на «дно» ли угодит или в «мещанское счастье» — суть одна: пропал человек!

Более скромные, более «дальновидные», мы не бросаемся очертя голову в страшную и жестокую жизнь, мы

избираем более безболезненный и безопасный путь — мы идем в искусство. Здесь, под маской другого, воображаемого человека, как в надежном челноке — куда ни кинешься, хоть и потреплет и потерзает, но вернешься не только живым и здоровым, а и обновленным, просветленным и мудрым.

После выпущенной книги, после законченной картины, после сыгранной роли — хоть и устал, и разбит, потому что все отдал и опустошился, но и счастлив, потому что «сыт», переполнен. Чем? Впечатлениями, знаниями. Будто прожил целую новую жизнь и стал на много, много лет, на целую жизнь старше и опытнее — мудрее.

Дата добавления: 2015-07-26