Времена Меняются

Мэр стояла на привычном месте на балконе, руки как всегда заняли свои места на перилах, отполированных там до блеска, и смотрела, как люди Карнсбика вкалывали на его новой мануфактуре. Огромный каркас уже возвышался над амфитеатром, новый поверх древнего, затянутый лесами на месте, которое когда-то занимал Белый Дом Папы Ринга. То было отвратительное здание во всех смыслах. Здание, на которое годами она направляла всю свою ненависть, коварство и ярость. И как же она по нему скучала.

Не говоря уж о Мэре, она стала королевой Далекой Страны, когда Ринг перестал качаться, но только она схватила триумфальный венок, как тот ссохся до увядших веток. Жестокость и огонь выгнали половину населения. Слухи насчет золота иссякли. Затем дошли слухи о жиле к югу от Хоуп, и внезапно люди стали утекать из Криза сотнями. Когда не осталось, с кем драться, она распустила большинство людей. Раздраженные, они развлекались поджогами на пути из города, и сожгли большую часть того, что осталось. Все равно, остались пустые здания, и денег не поступало. Игральные залы и дома терпимости были заколочены досками, осталась лишь струйка клиентов под ней в Церкви Костей, где раньше она гребла деньги, словно сама чеканила.

Криз был ее единственным владением. И он был близок к бесполезности.

Иногда Мэр чувствовала, что провела жизнь, строя, п о том, кровью и напряжением, лишь чтобы смотреть, как все разрушается. Ее собственным высокомерием, мстительностью других и переменчивыми метаниями судьбы – этого слепого головореза. Она убегала от одного фиаско к другому. В конце оставив даже имя. Даже сейчас, у нее всегда был наготове упакованный чемодан. Она осушила стакан и налила себе другой.

Вот что такое мужество. Принимать разочарования и поражения, вину и стыд, все раны, нанесенные и полученные, и топить их в прошлом. Начинать заново. Проклиная вчерашний день и встречая завтрашний с высоко поднятой головой. Времена меняются. Они для тех, кто видит их приход, планирует и изменяется сам, чтобы соответствовать процветанию. Так что она заключила сделку с Карнсбиком и снова разделила свою с таким трудом завоеванную маленькую империю, не произнеся ни единого грубого слова.

К этому времени его маленькая мануфактура, которая выглядела чертовски большой, когда он сделал ее из опустевшего борделя, уже изрыгала черный дым из двух своих жестяных труб, затем из трех кирпичных, окутывая смогом всю долину в спокойный день, и загоняя нескольких шлюх, все еще упорно занимающихся потасканной торговлей, внутрь домов с их балконов.

Судя по виду, у новой мануфактуры будет труб в два раза больше. Самое большое здание на сотню миль. Она даже не знала, для чего оно, за исключением того, что там что-то делали с углем. В конце концов, холмы оказались бедны золотом, но выдавали эту черную дрянь в изумительных количествах. Когда тени мануфактуры удлинились, Мэр стала размышлять, что, может быть, ей было бы лучше с Папой Рингом через дорогу. Его, по крайней мере, она понимала. Но Ринг умер, и мир, за который они сражались, исчез с ним, рассеявшись, как дым от бриза. Карнсбик привел людей, чтобы строить, копать и топить его печи. Более чистые, спокойные и трезвые люди, чем те, к которым Криз привык, но все же они нуждались в развлечениях.

– Времена меняются, а? – Она подняла стакан, салютуя никому. Папе Рингу, возможно. Или той себе, когда у нее еще было имя. Она заметила что-то через искажающее окно стакана, и опустила его. Два всадника ехали по главной улице; они выглядели так, словно проделали длинный путь, один качал раненную руку. Это была девчонка, Шай Соут. Она и Темпл, юрист.

Мэр нахмурилась. За двадцать лет уклонений от катастроф она могла учуять опасность за тысячу шагов, и ее нос что-то свирепо защекотало, когда эти два всадника остановились перед ее дверью. Темпл соскользнул с лошади, упал в грязь, с трудом поднялся и помог спуститься Шай, которая тяжело хромала.

Мэр осушила стакан и высосала ликер из зубов. Пересекая комнаты и плотно застегивая воротник, она глянула на шкаф, где держала собранный чемодан, думая, не настал ли его день.

Некоторые люди – проблемы. Никомо Коска был одной. Ламб был другой. Кроме того, были люди, которые, не будучи сами проблемными, всегда умудрялись впустить проблемы, открывая твою дверь. Темпл, как она всегда подозревала, был из этих. Глядя на него теперь, когда она сбежала по лестнице, прислоняясь к прилавку в печально опустошенном игральном зале, она была в этом уверена. Его одежда была порвана и окровавлена, и измазана в грязи, выражение лица дикое, грудь вздымалась.

– Выглядишь, будто ты спешил, – сказала она.

Он бросил взгляд, и легчайший след вины был в его глазах.

– Можно и так сказать.

– И попал в неприятности по пути.

– И так тоже можно сказать. Могу я попросить выпить?

– Ты можешь заплатить?

– Нет.

– Я не благотворительная организация. Что вы здесь делаете?

Он мгновение готовился, а затем, точно, как фокусник, состряпал выражение глубокой искренности. Это немедленно заставило ее насторожиться.

– Мне больше некуда идти.

– Ты уверен, что пытался достаточно тщательно? – Она прищурила глаза. – Где Коска?

Он сглотнул.

– Забавно, что ты спросила.

– Мне не смешно.

– Нет.

– Так это не забавно?

– Нет. – Он явно отказался от искренности и остановился на простом страхе. – Я бы предположил, что он не более чем в нескольких часах за нами.

– Он едет сюда?

– Я предполагаю, что да.

– Со всеми его людьми?

– С теми, что остались.

– Это сколько?

– Некоторые умерли в горах, некоторые дезертировали…

– Сколько?

– Я бы предположил, что все еще сотня.

Ногти Мэра впились в ее ладони, когда она сжала кулаки. – А инквизитор?

– Очень даже в наличии, насколько мне известно.

– Чего они хотят?

– Инквизитор хочет выпытать себе путь в светлое будущее.

– А Коска?

– Коска хочет богатство, древнее золото, которое он украл у Людей Дракона, и которое… – Темпл нервно дернул потертый воротник, – …я украл у него.

– И где теперь это дважды украденное богатство?

Темпл скривился.

– Украдено. Женщина по имени Корлин забрала его. Она оказалась лидером повстанцев Контусом. Это был день сюрпризов, – запинаясь закончил он.

– Похоже… на… то… – прошептала Мэр. – Где Корлин?

Темпл беспомощно пожал плечами, что он так любил.

– Спроси у ветра.

На Мэра этот жест не произвел впечатления.

– У меня нет людей, чтобы сражаться с ним, – сказала она. – У меня нет денег, чтобы откупиться от него. У меня нет древних кладов для чертова Никомо Коски, и уж черт возьми, точно нет никакого светлого будущего для ебаного инквизитора Лорсена! Есть ли шанс, что твоя голова их удовлетворит?

Темпл сглотнул.

– Боюсь, нет.

– Как и я. Но в отсутствие лучших идей, я могу сделать им это предложение.

– Так случилось… – Темпл облизал губы. – У меня есть идея.

Мэр схватила Темпла за ворот рубашки и подтащила ближе.

– Хорошая? Это лучшая идея из тех, что я слышала?

– Очень сильно сомневаюсь, но обстоятельства таковы… У вас осталась та конвенция?

– Я устал, – сказал капрал Брайт[27], безучастно глянув на нагромождение лачуг Криза.

– Ага, – проворчал в ответ Старый Ког[28]. Ему приходилось прилагать усилия, чтобы держать глаза открытыми, поскольку они все еще были тяжелыми после вчерашней попойки, затем бегства испуганных животных, и длинного пути пешком и тяжелой скачки.

– И в грязи, – сказал Брайт.

– Ага. – Дым огней прошлой ночи, и лазание по кустам, убегая от напуганных лошадей, и постоянный ливень грязи из-под копыт едущих впереди.

– И болен, – сказал Брайт.

– Несомненно. – Опять же, попойка прошлой ночью, и опять же скачка, и рука Кога все еще болела после падения в горах, и старая рана в его заднице всегда ныла. И не подумаешь, что рана от стрелы в жопе будет изводить тебя всю жизнь, но это так. Доспех на жопу. Вот ключ к жизни наемника.

– Эта компания была испытанием, – сказал Ког.

– Если можно применить это слово к полугоду изнуряющей скачки, изнуряющей выпивки, убийств и воровства.

– А какое еще тут можно применить?

Брайт размышлял мгновение.

– Верно. Хотя, ты видел хуже? Ты же с Коской давно.

– На Севере было холоднее. В Кадире суше. Последняя стирийская резня была кровавее. Чуть не дошло до бунта в Компании. – Он подвигал наручники на ремне. – Устали заковывать в цепи и пришлось вешать за каждое нарушение. Но, принимая во внимание все, нет. Я не видел хуже. – Ког втянул носом сопли, задумчиво покатал их во рту, собирая хорошую консистенцию, затем наклонился и плюнул по дуге через открытое окно лачуги.

– Никогда не видел, чтобы кто-то плевал, как ты, – сказал Брайт.

– Все дело в тренировках, – сказал Ког. – Это как во всем.

– Двигайтесь! – взревел Коска через плечо, во главе колонны. Если можно назвать восемнадцать человек колонной. И все-таки они были везунчиками. Остальные из Компании скорее всего все еще брели через плато пешком. По крайней мере те, что еще живы.

Мысли Брайта несомненно двигались в том же направлении.

– Потеряли много хороших мужиков за последние несколько недель. Не могу поверить, что Брачио нет.

– Это утрата.

– И Джубаира.

– Не очень-то мне жаль, что голова этого черного ублюдка больше не на месте.

– Он был странным, верно, но хорошим союзником в тесном уголке.

– Я бы предпочел держаться подальше от тесных уголков.

Брайт посмотрел вбок на него, затем придержал лошадь, чтобы остальные впереди не могли его заметить.

– Не могу не согласиться. Хочу домой, вот что я говорю.

– Где дом для таких как мы?

– Тогда куда угодно, лишь бы отсюда.

Ког глянул на спутанную массу дерева и руин, которой был теперь Криз. Город никогда не был местом для восхищения культурного человека, и менее всего теперь, по тому, как все выглядело – частично сгорело, а в остальном по большей части опустошено. Те, кто здесь остались, выглядели как люди, которые не нашли способа уехать или были слишком тяжело больны, чтобы пытаться. Бродяга исключительной бедности хромал за ними несколько шагов с протянутой рукой, перед тем, как упасть в канаву. На другой стороне улицы беззубая старуха смеялась и смеялась, и смеялась. Сумасшедшая. Или услышала что-то в самом деле смешное. Сумасшествие выглядело более вероятным.

– Я понял тебя, – сказал Ког. – Но нам нужно найти деньги. – Даже если он не был полностью уверен, что хочет найти их. Всю жизнь он цеплялся за каждый медяк, что мог достать своими бородавчатыми пальцами. Затем внезапно у него стало столько золота, что оно уже больше ничего не стоило. Так много, что весь мир казалось, ничего не значил в их свете.

– Разве ты не сохранил чуть-чуть?

– Конечно. Немного. – Фактически, больше, чем немного – мешок под его подмышкой был тяжелым от монет. Не так много, чтобы это заставило его потеть, но улов порядочный.

– Как и все мы, – пробормотал Брайт. – Так что на самом деле мы едем за деньгами Коски, не так ли?

Ког нахмурился.

– Есть принципы и все такое.

– Принципы? Серьезно?

– Нельзя давать людям просто взять и ограбить тебя.

– Мы сами себя ограбили, разве нет? – сказал Брайт; утверждение, которое Ког никоим образом не мог отрицать.

– Говорю тебе, оно проклято. С момента, как мы наложили на него лапу, все стало идти говенней и говенней.

– Нет такой штуки, как проклятье.

– Расскажи об этом Брачио и Джубаиру. Сколько нас выехало из Старикланда?

– Больше четырех сотен, если верить Дружелюбному, а Дружелюбный в счете не ошибается.

– А сколько сейчас?

Ког открыл рот, потом закрыл. Смысл был очевиден всем.

– Точно, – сказал Брайт. – Будем еще здесь болтаться, и станем ничем.

Ког шмыгнул носом, хрюкнул, и снова плюнул, прямо в окно первого этажа. В конце концов артист должен ставить перед собой сложные задачи.

– Я давно уже с Коской.

– Времена меняются. Посмотри вокруг. – Брайт кивнул на пустые хижины, которые месяц или два назад кишели людьми. – Что это за вонь?

Ког наморщил нос. Конечно, здесь всегда воняло, но сильнейшая, вдохновляющая вонь говна и бедной жизни всегда пахла для него, как дом. Сейчас в воздухе стоял какой-то резкий запах, покров коричневатого дыма висел надо всем.

– Не знаю. Не сказал бы, что мне не наплевать.

– Хочу домой, – прискорбно сказал Брайт.

Колонна приближалась к центру города, если только здесь был центр. На одной стороне грязной улицы что-то строили, качающиеся леса и пиломатериалы высоко громоздились. На другой стороне все еще стояла Церковь Игральных Костей, где Ког провел несколько весьма приятных вечеров месяц или два назад. Коска поднял кулак, чтобы все остановились перед ней, с помощью сержанта Дружелюбного освободился из седла и чопорно скарабкался вниз.

Мэр стояла, ожидая, на ступеньках в черном платье, застегнутом до шеи. Что за женщина. Леди, почти мог бы сказать Ког, смахнув пыль с этого слова в глубочайших уголках своей памяти.

– Генерал Коска, – сказала она, тепло улыбаясь. – Я не думала…

– Не притворяйся, что ты удивлена! – отрезал он.

– Но удивлена. Вы пришли в несколько неподходящее время, мы ожидали…

– Где мое золото?

– Прошу прощения?

– Конечно, пожалуйста, разыгрывай удивленную невинность. Но мы-то знаем... Где мой чертов юрист?

– Внутри, но…

Старик прошел мимо, толкнув ее плечом, и захромал, ворча, вверх по ступенькам, Дружелюбный, Сворбрек и капитан Димбик следовали за ним.

Мэр поймала руку Лорсена свой мягкой рукой.

– Инквизитор Лорсен, я вынуждена протестовать.

Тот хмуро посмотрел назад.

– Моя дорогая леди Мэр, я протестовал месяцами. Не много хорошего это мне принесло.

Коска похоже не обратил внимания на полдюжины хмурых головорезов, слонявшихся по обеим сторонам двери. Но Ког хорошо их заметил, взбираясь по ступенькам за остальными, и судя по обеспокоенному виду Брайта, тот их тоже заметил. Возможно в Компании было много людей, и многие приближались через плато так быстро, как могли идти, но Ког не был склонен драться прямо здесь и сейчас.

Он ни на йоту не был склонен к драке.

Капитан Димбик поправил форму. Даже если спереди она была покрыта грязью. Даже если она расходилась по швам. Даже если он уже не принадлежал к армии, не имел национальности и дрался без причины или принципов, в которые мог бы поверить разумный человек. Даже если он был совершенно потерян и отчаянно скрывал бездонную ненависть и жалость к самому себе.

Лучше прямо, чем криво.

Это место изменилось с тех пор, как он в последний раз его посещал. Игральный зал был почти пуст, обнажая скрипящие доски; столы для костей и карт сдвинуты к стенам, женщины легкого поведения выпровожены, клиенты испарились. Остались лишь десять или около того головорезов Мэра, заметно вооруженные и стоящие настороже в пустых альковах в стенах. За длинной стойкой человек протирал стаканы, и в центре стоял одинокий стол, недавно отполированный, но все еще с пятнами постоянного использования. Там сидел Темпл перед пачкой бумаг, странно беспечный, хотя он видел, как люди Димбика топали, окружая его.

Можно ли вообще называть их людьми? Невероятно измученные и изнуренные, и их боевой дух, который никогда не был высок, теперь пришел в полный упадок. Не то чтобы они когда-либо были многообещающими примерами человеческих качеств. Димбик пытался, давным-давно, навязать им некую дисциплину. После его увольнения из армии. После его позора. Он смутно помнил, словно через комнату полную пара, тот первый день в форме; он был такой красивый в зеркале, разбухший от историй об отчаянной храбрости, перед ним лежала яркая карьера. Он снова печально выправил жирные остатки формы. Как он мог пасть так низко? Даже не отбросы. Лакей у отбросов.

Он смотрел, как бесчестный Никомо Коска шагает по пустому полу, погнутые шпоры звенели, глаза сфокусированы на Темпле, и его крысиное лицо застыло в выражении мстительной ненависти. Он отправился к стойке, конечно, куда же еще? Взял бутылку, выплюнул ее пробку и выпил добрую четверть содержимого одним глотком.

– А вот и он! – проскрежетал Старик. – Кукушка в гнезде! Змея за пазухой! Э… э…

– Опарыш в дерьме? – предположил Темпл.

– Почему бы нет, коли ты упомянул? Как говорил Вертурио? Никогда не бойтесь ваших врагов, но друзей всегда! Более мудрый человек, чем я, несомненно! Я простил тебя! Простил тебя, и как ты мне отплатил? Я надеюсь, вы пишете заметки, Сворбрек! Вы сможете изготовить небольшую притчу, возможно, или миф об искуплении и цене предательства. – Автор потянулся, чтобы достать карандаш, когда оскал Коски опал до простой улыбки. – Где мое золото, Темпл?

– У меня его нет. – Нотариус поднял свою пачку бумаг. – Но у меня есть это.

– Лучше этому быть ценным, – отрезал Коска, делая еще глоток. Сержант Дружелюбный прогулялся до стола с костями, и раскладывал их в столбики, очевидно не обращая внимания на усиливающееся напряжение. Инквизитор Лорсен, войдя, коротко кивнул Димбику. Димбик уважительно кивнул в ответ, полизал палец и убрал на место челку, думая, серьезно ли говорил инквизитор насчет организации ему офицерского звания в Личном Королевском, когда они вернутся в Адую. Скорее всего нет, но всем нам нужны прекрасные мечты, за которые можно цепляться. Надежда на второй шанс, если не сам шанс…

– Это конвенция. – Темпл говорил достаточно громко, чтобы было слышно во всей комнате. – Переводящая Криз и окрестности под протекторат Империи. Полагаю, Его Сиятельство император будет менее чем доволен, обнаружив, что вооруженное подразделение, спонсируемое Союзом, вторглось на его территорию.

– Я обеспечу тебе вторжение, которое ты нескоро забудешь. – Коска дал руке упасть на рукоять меча. – Где, черт возьми, мое золото?

С иссушающей неотвратимостью атмосфера двигалась к резне. Куртки раскрывались, зудящие пальцы ползли к рукояткам, клинки покидали ножны, глаза прищуривались. Два человека Димбика вынули клинья из спусковых крючков взведенных арбалетов. Вытиратель стаканов тайком положил руку на что-то под стойкой, и Димбик не сомневался, что у этого "что-то" есть острие на конце. Он наблюдал с беспомощным чувством возрастающего ужаса. Он ненавидел насилие. Солдатом он стал ради формы. Эполеты, марши, оркестры…

– Подождите! – бросил Лорсен, шагая через комнату. Димбик почувствовал облегчение оттого, что кто-то авторитетный все еще держится за благоразумие. – Наставник Пайк совершенно ясно сказал, что не должно быть никаких осложнений с империей! – Он выхватил конвенцию из руки Темпла. – В этой экспедиции было достаточно несчастий кроме начала войны!

– Вы не можете иметь в виду, что удостаиваете вниманием эту шараду, – усмехнулся Коска. – Он лжет ради жизни!

– Не в этот раз. – Мэр вплыла в комнату еще с парой мужчин, один из которых был без глаза, но от этого выглядел весьма угрожающе. – Этот документ утвержден выбранными представителями горожан Криза и полностью согласован.

– Считаю, что это моя лучшая работа. – Темпл, если он и лгал, был даже более самодоволен, чем обычно. – Он использует принцип нерушимого владения, использованный при образовании Союза, отсылает к раннему имперскому праву о территории, и даже полностью подходит под шахтерские законы. Я уверен, что в любом суде его признают неопровержимым.

– Увы, мой юрист бросил меня в тяжелом положении, – выдавил Коска сквозь сжатые зубы. – Если мы станем вести дискуссию о твоей конвенции, она будет проходить в суде с острыми краями.

Лорсен фыркнул.

– Он даже не подписан. – И бросил документ на стол.

Коска прищурил налитые кровью глаза.

– А что если б и был? Из всех людей ты, Темпл, должен бы знать, что только те законы имеют значение, которые подкреплены силой. Ближайшие имперские войска в неделях пути отсюда.

Улыбка Темпла лишь расширилась.

– О, они несколько ближе.

Двери внезапно распахнулись, и, под неверящими взглядами тяжеловооруженного собрания, в Церковь Костей протопали солдаты. Имперские войска, в позолоченных латах и нагрудниках, с копьями в руках и короткими мечами на бедрах, с круглыми щитами, помеченными рукой Иувина, пятью молниями и снопом пшеницы, и все выглядели, словно промаршировали прямо из древности.

– Какого хрена … – пробормотал Коска.

В центре этого эксцентричного почетного караула шагал старый мужчина, его короткая борода была бела, как снег, его позолоченный шлем был украшен высоким плюмажом. Он шел медленно, взвешенно, словно это причиняло ему боль, но совершенно прямо. Он не смотрел ни влево, ни вправо, словно Коска и его люди, Мэр и ее люди, Темпл и Лорсен и все остальные были насекомыми, совершенно не стоящими его внимания. Словно он был богом, вынужденным в этот миг идти среди человеческих отбросов. Наемники нервно отступили, отпугнутые не столько страхом перед легионами императора, сколько аурой неощутимой власти этого старика.

Мэр распростерлась у его ног в шелесте юбок.

– Легат Сармис, – выдохнула она. – Ваше Превосходительство, мы неописуемо почтены вашим присутствием…

Челюсть Димбика упала. Легат Сармис, который сокрушил врагов императора в Третьей Битве у Дармиума и приказал умертвить каждого пленного. Который был знаменит во всем Земном Круге за свое военное искусство и печально известный своей жестокостью. Который, как все они предполагали, был сейчас за много сотен миль к югу. Стоял перед ними сейчас, во плоти. Каким-то образом Димбик почувствовал, что где-то раньше видел это величественное лицо. На монете, возможно.

– Вы действительно почтены, – произнес старик, – поскольку мое присутствие, это присутствие Его Сиятельства императора Голтуса Первого. – Тело легата возможно и усохло с годами, но его голос, с легчайшим имперским акцентом, был колоссальным, отражающимся от высоких балок, повергающий в трепет, как сильный гром на расстоянии руки. Колени Димбика, всегда слабые перед авторитетом, положительно зудели преклониться.

– Где акт? – произнес легат.

Мэр поднялась и смиренно указала на стол, на котором Темпл уложил ручку и документ. Сармис поворчал, чопорно наклоняясь над ним.

– Я подписываю его именем Голтуса, ибо эта рука есть рука императора. – С жестом, который был бы возмутительным в любых других обстоятельствах, он подписал. – Итак, сделано. Теперь вы на земле империи, и вы – субъекты империи под защитой Его Сиятельства! Согретые его щедростью. Покорные его законам. – Звенящее эхо утихло, и он нахмурился, словно только сейчас заметил наемников. Его безжалостный взгляд коснулся их, и Димбика пробрало холодом до самой основы.

Сармис выговаривал слова с ужасающей четкостью.

– Кто эти… люди?

Даже Коска притих от театральности момента, но теперь, к большому беспокойству всех, снова обрел голос. Он звучал хрипло, слабо, почти нелепо после голоса легата, но все же он обрел его, махая своей полупустой бутылкой для придания веса.

– Я Никомо Коска, капитан-генерал Компании Милосердной Руки, и…

– И мы как раз уходили! – бросил Лорсен, хватая Коску за локоть.

Старик отказался двигаться.

– Без моего золота? Сильно сомневаюсь!

Димбику совершенно не нравилось, как все развивалось. Возможно, никому не нравилось. Раздался тихий стук, когда Дружелюбный бросил кости. У одноглазого головореза Мэра неожиданно оказался нож в руке. Это не выглядело, как дружелюбное намерение.

– Довольно! – прошипел Лорсен, таща Старика за подмышку. – Когда мы достигнем Старикланда, каждый человек получит бонус! Каждый!

Сворбрек сжался перед стойкой, видимо пытаясь слиться с полом, бешено строча в блокноте. Сержант Ког отступал к двери, у него были хорошие инстинкты. Шансы поменялись, и не к лучшему. Димбик умолял Коску подождать остальных людей, старый дурак, но с тем же успехом он мог спорить с приливом. А теперь все шло к тому, что он спустит курок, и здесь начнется кровавая баня.

Димбик положил руку на плечо арбалетчика, словно успокаивая норовистую лошадь.

– Тише…

– Срал я на ваш бонус! – рычал Коска, со слабым достоинством продолжая борьбу, чтобы стряхнуть Лорсена. – Где, блядь, мое золото?

Мэр отступила, держа бледную руку перед грудью, но Сармис, казалось, только вырос, его белые брови сошлись

– Что это за дерзость?

– Я могу лишь принести извинения, – порол чушь Темпл, – мы…

Сармис ударил его по лицу ладонью, уронив его на пол.

– На колени, когда обращаешься ко мне!

Рот Димбика пересох, в голове стучало. То, что он умрет за абсурдные амбиции Коски, казалось ужасно нечестным. Его перевязь уже отдала свою жизнь за сомнительное дело, и это казалось более чем достаточной жертвой. Димбику однажды говорили, что лучшие солдаты редко отважны. Это было, когда он был уверен, что армия станет его карьерой. Он начал двигать руку к мечу, далеко не уверенный, что будет делать, когда она достигнет рукояти.

– Я не буду снова разочарован! – взвизгнул Старик, пытаясь добраться до своего эфеса, а Лорсен тормозил его, и полупустая бутылка все еще была зажата в другом его кулаке. – Люди Милосердной Руки! Обнажите…

– Нет! – Лорсена гаркнул, словно хлопнула дверь. – Генерал-капитан Димбик, возьмите предателя Никомо Коску под арест!

Последовала небольшая пауза.

Возможно, не дольше вздоха, хотя ощущалась она намного дольше. Пока все оценивали шансы и исходы. Пока все судили, у кого сейчас переходящая власть. Пока все устаканилось в сознании Димбика, и, несомненно, в сознаниях каждого присутствующего. Лишь вздох, и все поменялось.

– Конечно, инквизитор, – сказал Димбик. Два арбалетчика подняли оружие, наставив его на Коску. Они выглядели слегка удивленными, что делают это, но все равно делали.

Дружелюбный оторвался от своих костей и нахмурился.

– Два, – сказал он.

Коска разинув рот глазел на Димбика.

– Так вот оно как? – Бутылка выпала из его нервных пальцев, ударилась об пол и покатилась, разливая спиртное. – Вот оно как, да?

– А как еще могло быть? – сказал Димбик. – Сержант Ког?

Почтенный солдат шагнул вперед с впечатляющей военной расторопностью.

– Сир?

– Прошу, разоружите господина Коску, господина Дружелюбного и господина Сворбрека.

– Заключите их в кандалы на время поездки, – сказал Лорсен. – Их ждет судебный процесс по нашему возвращению.

– Почему я? – пропищал Сворбрек, его глаза были размером с блюдца.

– А почему не вы? – капрал Брайт посмотрел на автора и, не найдя оружия, вырвал карандаш из его руки, отбросил его на пол, и устроил целое представление, растаптывая его каблуком.

– Заключенный? – пробормотал Дружелюбный. По какой-то причине на его лице была легкая улыбка, когда наручники защелкнулись вокруг его запястий.

– Я вернусь! – рычал Старик, разбрызгивая слюну через плечо, когда Ког тащил его, извивающегося, прочь; хлопали пустые ножны. – Смейтесь, пока можете, но Никомо Коска всегда смеется последним! Я отомщу всем вам! Я не буду снова разочарован! Я… – Дверь качнулась и закрылась за ним.

– Кто был этот пьянчуга? – спросил Сармис.

– Никомо Коска, Ваше Превосходительство, – пробормотал Темпл, все еще на коленях, прижимая одну руку к окровавленному рту. – Печально известный солдат удачи.

Легат проворчал:

– Никогда о нем не слышал.

Лорсен положил одну руку на грудь и низко поклонился. – Ваше Превосходительство, молю, чтобы вы приняли мои извинения за любые и все неудобства, посягательства и…

– У вас есть восемь недель, чтобы покинуть территорию империи, – сказал Сармис. – Любой из вас, кого обнаружат в наших границах после этого, будет похоронен заживо. – Он хлопнул по нагруднику, выбив пыль. – Есть у вас такая штука, как ванна?

– Конечно, Ваше Превосходительство, – промурлыкала Мэр, фактически лежа ниц. – Мы сделаем все лучшее из возможного. – Он повернула взгляд на Димбика, провожая легата к лестнице. – Выметайтесь, – прошипела она.

Новый генерал-капитан ни в коем случае не собирался с этим спорить. С величайшим облегчением он и его люди вылились на улицу и приготовили усталых лошадей к поездке из города. Коску втащили в седло, его редкие волосы были в беспорядке; он глядел на Димбика с видом потрясенного расстройства.

– Я помню, как нанял вас, – пробормотал он. – Пьяного, растоптанного и бесполезного. Я милосердно предложил свою руку. – Он попытался продемонстрировать предложение руки, но этому помешали наручники.

Димбик пригладил волосы.

– Времена меняются.

– Вот правосудие, а, Сворбрек? Вот лояльность! Хорошенько посмотрите, все вы, вот куда приводит милосердие! Плоды учтивого поведения и заботы о последователях!

– Ради бога, кто-нибудь заткните его, – бросил Лорсен, Ког наклонился в седле и запихал пару носков Коске в рот.

Димбик придвинулся ближе к инквизитору.

– Возможно лучше будет, если мы убьем их. У Коски все еще есть друзья среди остальных в Компании, и…

– Смысл ясно изложен и понятен, но нет. Посмотрите на него. – Печально известный наемник в самом деле представлял собой жалкую картину. Он сидел, сгорбившись, на лошади, с руками в наручниках перед ним; его порванная и запачканная накидка вся перекосилась, позолота на нагруднике отслоилась, и под ней была ржавчина; его морщинистая кожа была покрыта пятнами сыпи, один из носков Кога свисал изо рта.

– Человек вчерашнего дня, если когда-то и был им. И в любом случае, мой дорогой генерал-капитан… – Димбик встал прямо и расправил форму, услышав титул. Ему очень нравилось его звучание. – Нам нужен кто-то, кого можно обвинить.

Несмотря на сильную боль в желудке, ноющие ноги, пот, обильно текущий под доспехами, он ослепительно прямо стоял на балконе, жесткий, как могучий дуб, пока, много времени спустя, колонна наемников не скрылась в тумане. Мог ли великий легат Сармис, безжалостный командир, непобежденный генерал, правая рука императора, внушающий страх всему Земному Кругу, позволить себе продемонстрировать хоть легчайший след слабости?

Это был век мучений, прежде чем Мэр шагнула на балкон с Темплом позади и сказала долгожданные слова:

– Они уехали.

Каждая часть его прогнулась, и он издал стон, из самой своей сути. Он снял нелепый шлем, вытер пот со лба дрожащей рукой. Он с трудом мог вспомнить, надевал ли он более абсурдный костюм за все его годы в театре. Возможно не было гирлянд цветов, бросаемых восхищенной публикой, усеивавших широкую сцену Дома Драмы Адуи после каждого его представления в качестве Первого из Магов, но его успех был не менее полным.

– Я говорил, что во мне еще есть силы на одно великое представление! – сказал Лестек.

– И вы оба его показали, – сказала Мэр.

– Хотя, вы оба обеспечили искусную поддержку, для новичков. Я бы сказал, у вас есть будущее в театре.

– Разве нужно было бить меня? – спросил Темпл, щупая разбитую губу.

– Кому-то надо было, – пробормотала Мэр.

– Спросите лучше себя, ударил бы вас ужасный легат Сармис, и вините его за ваши боли, – сказал Лестек. – Все представление в деталях, мой мальчик, все в деталях! В роль нужно погружаться полностью. Мне приходит на ум поблагодарить мой маленький легион перед их разгоном, это был общий успех.

– Для пятерых плотников, трех обанкроченных старателей, цирюльника и пьяницы, они составили весьма почетный караул, – сказал Темпл.

– Тот пьяница отмылся удивительно хорошо, – сказал Лестек.

– Хорошая находка, – добавила Мэр.

– Это в самом деле сработало? – Шай Соут дохромала, чтобы наклониться из дверного проема.

– Я говорил, что сработает, – сказал Темпл.

– Но ты очевидно в это не верил.

– Нет, – признал он, глядя в небеса. – И в самом деле, наверное Бог есть.

– Ты уверен, что они поверят? – спросила Мэр. – Когда объединятся с остальными из Компании, и у них будет время обдумать?

– Люди верят в то, во что хотят верить, – сказал Темпл. – Коске пришел конец. И все эти ублюдки хотят ехать домой.

– Победа культуры над варварством! – сказал Лестек, щелкая по плюмажу на шлеме.

– Победа закона над хаосом, – сказал Темпл, обмахивая себя своей бесполезной конвенцией.

– Победа лжи, – сказал Мэр.

Шай Соут пожала плечами и сказала, с ее талантом все упрощать:

– Победа есть победа.

– И это тоже правда! – Лестек глубоко вдохнул через нос, и, даже через боль, даже зная, что ему недолго осталось, возможно даже потому, что он знал это, он выдохнул с чувством полного удовлетворения. – Будучи молодым человеком, я находил счастливые концы тошнотворными, но, можете звать меня сентиментальным, с годами я начинаю ценить их все больше и больше.

Цена

Шай зачерпнула воду, брызнула на лицо, и застонала от того, что та была почти ледяной. Она потрогала пальцами больные веки, и ноющие щеки, и избитый рот. Стояла там, склонившись над миской, и ее слабое отражение расплывалось от капель с ее лица. Вода была розовой от крови. Сложно сказать, откуда именно. Последние несколько месяцев оставили ее избитой, как бойца-профессионала. Только без приза.

Был длинный ожог от веревки, вьющийся вокруг одного предплечья, и новый порез на другом, кровь сочилась через бинт. Ее руки были порезаны вдоль и поперек, ногти сломаны, и на суставах были струпья. Она тронула шрам под ухом, подарок от духа на равнинах. Как она помнила, он чуть не получил все ухо. Она чувствовала шишки и струпья на коже головы, царапины на лице и не могла вспомнить, как получила некоторые из них. Она ссутулила плечи и сгорбилась; все бесчисленные болячки и царапины и синяки изводили ее, как хор мелких мерзких голосков.

Она посмотрела на улицу и недолго наблюдала за детьми. Маджуд нашел им новую одежду – темный костюм и рубашку для Пита, зеленое платье с тесьмой на рукавах для Ро. Лучше, чем Шай когда-либо была в состоянии им купить. Они сошли бы за детей богатея, если б не их бритые головы – темный пух лишь начинал отрастать. Карнсбик показывал на свое громадное новое здание, говоря с широкими, восторженными жестами, Ро смотрела и важно слушала, впитывая все это, Пит пинал камень по грязи.

Шай вдохнула носом, сглотнула и брызнула на лицо еще воды. Не заплачешь, если глаза уже влажные, не так ли? Она должна была прыгать от радости. Несмотря на шансы, трудности, опасности, они их вернула.

Но все, о чем она могла думать, это цена.

Он потеряли столько людей... Некоторых ей будет не хватать, большинства - не будет. Некоторых она даже назвала бы злыми, но ведь никто не злой сам по себе? Они стали мертвыми, не могли уже сделать ничего хорошего, ничего исправить, и никаких ошибок; они вырваны из мира и превратились в грязь. Санджид и его духи. Папа Ринг и его жулики. Ваердинур и его Люди Дракона. Лиф остался под грязью равнин, и Грега Кантлисс исполняет танец повешенного, и Брачио со стрелами внутри, и…

Она уткнула лицо в тряпку и потерла, сурово, словно могла вытереть их всех, но они плотно в нее впились. Вытатуировались на ней так же прочно, как слоганы на руках Корлин.

Была ли это ее вина? Она ли заставила все это катиться, когда пришла сюда, как пнутый голыш, что начинает лавину? Или это была вина Кантлисса, или Ваердинура, или Ламба? Или всех? Ее голова болела от этого; она искала вину, как лихорадочный шахтер вкапывается в дно реки. Нет смысла ковырять это дольше, чем струп. Но все же, теперь это было позади, а она не могла прекратить оглядываться назад.

Она дохромала до кровати и села со стоном старых пружин, обхватив себя руками, морщась и дергаясь на вспышки происходившего, словно это происходило сейчас.

Кантлисс бьет ее о ножку стола. Ее нож скользит в плоть. Рык в ее лицо. Все, что надо было сделать. Борьба с психованным духом. Лиф без ушей. Голова Санджида отлетает, ударяясь. Или они или она. Девочка, которую она подстрелила, не многим старше, чем Ро. Стрела в лошадь, и всадник катится. Нет выбора, у нее не было выбора. Ламб бросает ее в стену, череп Ваердинура раскалывается, щелкает, и она летит через фургон, снова и снова, и снова…

Она дернула головой на стук, вытерла глаза бинтом.

– Кто там? – стараясь, чтобы это звучало как в любое другое утро.

– Твой юрист. – Темпл открыл дверь с этим искренним видом на лице, о котором она никогда не была уверена, что он не поддельный. – Ты в порядке?

– Бывали годы и полегче.

– Могу я что-нибудь сделать?

– Думаю, поздновато просить тебя держать тот фургон на дороге.

– Немного. – Он прошел и сел на кровать рядом с ней. Это не было неудобно. Пройдешь через то, что им пришлось пройти вместе, и возможно неудобство вычеркнется из меню. – Мэр хочет, чтобы мы ушли. Она говорит, что мы приносим неудачу.

– С ней сложно спорить. Удивлена, что она тебя не убила.

– Полагаю, она все еще может.

– Просто надо еще немного подождать. – Шай поворчала, засовывая ногу в сапог, пытаясь понять, насколько болит лодыжка. Достаточно сильно, чтобы она перестала пытаться. – Лишь пока Ламб не вернется.

Повисла тишина. Тишина, в которой Темпл не говорил: "Ты в самом деле думаешь, что он вернется?", – вместо этого он просто кивнул, словно Ламб точно придет завтра, и она была весьма за это признательна.

– Тогда куда ты направляешься?

– Вот в чем вопрос. – Новая жизнь на западе не выглядела сильно отличной от старой. Никаких коротких путей к богатству, по крайней мере таких, что подойдут нормальной женщине. И для детей это тоже было не место. Она никогда не думала, что фермерство будет удобной возможностью, но теперь пожала плечами. – Близкая Страна для меня, полагаю. Это не легкая жизнь, но я не видела ничего легче.

– Слышал, Даб Свит и Плачущая Скала собирают Сообщество для путешествия назад. Маджуд с ними, чтобы заключить какие-то сделки в Адуе. Лорд Ингелстад тоже.

– Если появятся духи, его жена захмурит их до смерти.

– Она остается. Слышал, она купила гостиницу Камлинга за песню.

– Неплохо.

– Остальные отправятся на восток в течение недели.

– Сейчас? Ведь погода меняется?

– Свит говорит, сейчас самое время, пока реки не вышли из берегов, и духи снова не стали раздражительными.

Она глубоко вздохнула. Она бы провалялась год или два в постели, но жизнь нечасто подавала ей то, что она заказывала.

– Возможно, я подпишусь.

Темпл посмотрел из-под бровей. Почти нервно.

– Может… и я увяжусь?

– Мне тебя не остановить, так ведь?

– А ты хотела бы?

Она думала об этом.

– Нууу. Возможно, понадобится кто-то, чтобы гнать стадо. Или прыгать в окно. Или сбросить с дороги фургон, полный золота.

Он важно надулся.

– Так случилось, что я эксперт во всем этом. Поговорю со Свитом и дам ему знать, что мы присоединимся. Думаю, возможно, он не оценит мои навыки так же высоко, как ты, тогда… может куплю себе место.

Мгновение они смотрели друг на друга.

– Тебе немного не хватит.

– Ты не дала мне времени собраться. У меня нет ничего, кроме вещей, которые на мне.

– К счастью для тебя, я всегда готова помочь. – Она полезла в карман и вытащила несколько древних монет, которые взяла, пока фургон летел через плато. – Этого хватит?

– Я бы так сказал. – Он взял их большим и указательным пальцами, но она не отпустила.

– Полагаю, ты должен около двух сотен марок.

Он уставился на нее.

– Ты пытаешься меня расстроить?

– Я могу делать это, не пытаясь. – И она отпустила монеты.

– Думаю, человек должен делать то, в чем он хорош. – Он улыбнулся, подбросил одну из монет и выхватил ее из воздуха. – Похоже, у меня лучше всего получается с долгами.

– Вот что я тебе скажу. – Она схватила бутылку со столика у ее кровати и засунула ее в карман рубашки. – Заплачу тебе марку, если поможешь мне спуститься.

Снаружи началась изморось со снегом, который был коричневым вокруг чадящих труб Карнсбика; его рабочие трудились в каше на дальней стороне улицы. Темпл помог ей дойти до перил, и она наклонилась через них, наблюдая. Забавно. Она не хотела его отпускать.

– Мне скучно, – сказал Пит.

– Однажды, молодой человек, ты поймешь, какая это роскошь, скучать. – Темпл протянул ему руку. – Почему бы тебе не помочь мне отыскать знаменитого скаута и первопроходца Даба Свита? Там даже может быть найдется имбирный пряник для тебя. Я недавно обзавелся деньгами.

– Хорошо. – Темпл поднял мальчика на плечи, и они пошли вниз с крыльца почти трусцой, Пит смеялся, подскакивая.

У него есть подход к детям. Похоже, лучше, чем у нее. Шай допрыгала к скамье перед домом и упала на нее, вытянула больную ногу перед собой и расслабила спину. Она ворчала, медленно расслабляя мышцы, и наконец вытащила пробку из бутылки с тем самым "чпок", что заставляет пускать слюни. Не думала ни о чем. Полагала, что может позволить себе отдохнуть.

Это была тяжелая работа, в последние несколько месяцев.

Она опустила бутылку, глядя на улицу, спиртное обжигало порезы во рту, что не было совершенно неприятно. Через мрак дыма и слякоти ехал всадник. Сильно ссутулившийся, он ехал медленным шагом, принимая форму, подъезжая ближе – большой и старый, и побитый. Его плащ был порван, испачкан и заляпан пеплом. Он потерял свою шляпу, короткая щетина седых волос покрыта кровью и дождем, лицо исполосовано грязью, пятнами синяков, покрыто струпьями, ободрано и раздуто.

Она снова глотнула из бутылки.

– Я все думала, когда ты вернешься.

– Можешь перестать, – проворчал Ламб, останавливаясь; его старая лошадь выглядела, словно не сможет больше сделать ни шагу. – С детьми все в порядке?

– Насколько возможно.

– Что насчет тебя?

– Не знаю, когда я в последний раз была в порядке, но я все еще практически жива. А ты?

– Практически. – Он слез с лошади, сжав зубы, не позаботившись даже, чтобы ее привязать, начал бороться с пряжкой на ремне; его пальцы были покрыты коростой, и два из них все еще были туго перемотаны бинтом.

– Клянусь… ебучими…

– Вот. – Она наклонилась и расстегнула пряжку; он вытащил меч, ремень болтался; он посмотрел, куда бы его положить, сдался и бросил на доски, опустился рядом с ней и медленно, медленно вытянул свои ноги рядом с ее.

– Савиан? – спросила она.

Ламб немного покачал головой. Словно покачивание причиняло ему сильную боль.

– Где Коска?

– Нету. – Она передала ему бутылку. – Темпл зазаконил его.

– Зазаконил?

– С небольшой помощью Мэра и замечательного представления в финале.

– Ну, я бы так никогда не мог. – Ламб сделал большой глоток, вытер покрытые коростой губы, посмотрел через улицу на мануфактуру Карнсбика. Парой дверей ниже по улице над старым игральным залом вешали вывеску, гласящую "Валинт и Балк, банкиры". Ламб сделал еще глоток. – Времена точно меняются.

– Чувствуешь, что не поспеваешь за ними?

Он скосил на нее глаз, наполовину закрытый опухолью, весь избитый и налитый кровью, и передал ей бутылку обратно.

– Немного.

Они сидели, глядя друг на друга, как два выживших после лавины.

– Что случилось, Ламб?

Он открыл рот, словно думал, откуда начать, затем пожал плечами, выглядя даже еще более усталым и раненным, чем она.

– Это важно?

Если сказать нечего, зачем докучать? Она подняла бутылку.

– Нет. Думаю, нет.

Дата добавления: 2015-07-18