Новые Жизни

– А вот и Сообщество, – сказал Свит, осаживая лошадь.

По дну долины на милю или около того вытянулась вереница фургонов. Тридцать или больше, некоторые были покрыты пятнистым брезентом, некоторые раскрашены в яркие цвета; оранжевые и пурпурные точки и мерцающая позолота появлялись на пыльном коричневом ландшафте. Между ними были пятнышки пешеходов, и всадники впереди. Сзади шли животные – лошади, запасные волы, приличное стадо коров – и прямо за ними следовало нарастающее облако пыли, уносимое легким ветерком и поднимающееся в небо, возвещая миру о приближении Сообщества.

– Только посмотрите! – Лиф, стоя на стременах с ухмылкой во все лицо, выгнал лошадь вперед. – Вы видите? – Шай раньше не видела его улыбки, и с ней он выглядел молодо. Вряд ли мужчина, скорее мальчик, кем он вероятно и был. Это и ее заставило улыбнуться.

– Я вижу, – сказала она.

– Целый город движется!

– Верно, это настоящий срез общества, – сказал Свит, ерзая своей старой задницей в седле. – Кто честный, кто хитрый, кто богатый, кто бедный, кто умный, кто не очень. Много старателей. Несколько пастухов и фермеров. Немного торговцев. Все хотят новой жизни там, за горизонтом. У нас тут даже есть Первый из Магов.

Ламб дернул головой.

– Чего?

– Знаменитый актер. Иозив Лестек. Его Байяз, видимо, очаровывал толпы в Адуе. – Свит скрипуче хихикнул. – Сотню чертовых лет назад. Как я слышал, он надеется принести театр в Далекую Страну. Но, говоря по секрету между нами – ну, между мной и половиной населения Союза – его силы уже не те.

– Уже не убедителен в роли Байяза, а? – спросила Шай.

– Он не особо убедителен в роли Иозива Лестека. – Свит пожал плечами. – Но что я понимаю в актерстве?

– Даже твой Даб Свит не более чем сносный.

– Поехали туда! – сказал Лиф. – Посмотрим поближе!

Вблизи романтики было гораздо меньше. Впрочем, разве это не относится к чему угодно? Разгоряченные тела людей и скота производили огромное количество отходов, и определенно никто захотел бы их нюхать без веской причины. Звери поменьше и менее обаятельные – в основном собаки и мухи, хотя несомненно и блохи – не оставались в стороне, но удваивали впечатление, стоило оказывались посреди этого. Шай задумалась, не было ли Сообщество храброй, но безрассудной попыткой экспортировать худшие изъяны городской жизни в центр неиспорченной дикой местности.

Некоторые старшие участники Сообщества уехали шагов на пятьдесят вперед от основного каравана, чтобы надлежащим образом обсудить курс (то есть поспорить о нем, прихватив выпивку), и теперь чесали головы над большой картой.

– Прочь от этой карты, пока вы себя не поранили! – крикнул Свит, когда они подъехали. – Я вернулся, а вы на три долины к югу от курса.

– Только три? Лучше, чем я смел надеяться. – Высокий мускулистый кантиец с красивой формой головы, лысый, как яйцо, вышел вперед, пристально глядя на Шай, Ламба и Лифа. – Ты с друзьями.

– Это Ламб и его дочь Шай. – Она не потрудилась поправить его ошибку. – Имя этого парня, должен признаться, ускользнуло из моей памяти…

– Лиф.

– Точно! А это мой… наниматель. – Свит сказал это слово так, словно даже признание его существования слишком ограничивало его свободу. – Нераскаявшийся бандит по имени Абрам Маджуд.

– Рад нашему знакомству. – Маджуд продемонстрировал добродушие и золотой зуб, раскланиваясь с каждым из них. – И уверяю, я раскаиваюсь постоянно с тех пор, как организовал это Сообщество. – Его черные глаза посмотрели вдаль, словно он вглядывался назад на все расстояние, что они проехали. – В Кельне, вместе с моим партнером, Карнсбиком. Тяжелый человек, но умный. Он, среди прочего, изобрел портативную кузницу. Я везу ее в Криз, чтобы основать там дело по металлообработке. А может, еще застолбим в горах какой-нибудь участок с полезными ископаемыми.

– Золото? – спросила Шай.

– Железо и медь. – Маджуд придвинулся, чтобы говорить тише. – По моему скромнейшему мнению, только дураки думают, что богатство в золоте. Вы намерены присоединиться к нашему Сообществу?

– Намерены, – сказала Шай. – У нас есть дело в Кризе.

– Мы всем рады! Стоимость составляет…

– Ламб серьезный боец, – вставил Свит.

Маджуд подумал, губы сжались в оценивающую линию.

– Без обид, он выглядит немного… старым.

– Никто не будет с этим спорить, – сказал Ламб.

– Я сам скучаю по поре расцвета, – добавил Свит. – Ты тоже не дитя, коли на то пошло. Если тебе нужна юность, парень с ним как раз подойдет.

Судя по всему, Лиф Маджуда впечатлил еще меньше.

– Я ищу золотую середину.

Свит фыркнул.

– Здесь ты ее не найдешь. У нас мало бойцов. С помешанными на крови духами нет времени снижать расходы. Поверь мне, старый Санджид не остановится, чтобы поспорить с тобой о ценах. Ламб в деле, или я выхожу, и ты можешь рыскать кругами в поисках пути, пока твои фургоны не развалятся.

Маджуд поднял глаза на Ламба, и Ламб посмотрел в ответ, тихо и спокойно. Похоже, он оставил свою слабость в Сквердиле. Несколько мгновений на обдумывание, и Маджуд увидел, что хотел.

– Тогда господин Ламб поедет бесплатно. Две остальные доли…

Свит морщась, почесал шею.

– Я заключил сделку с Шай, что они трое едут бесплатно.

Взгляд Маджуда сместился на нее, и в нем было что-то вроде злобного уважения.

– Похоже, она получила больше от этих переговоров.

– Я разведчик, а не торговец.

– Возможно, тебе следует оставить торговлю торговцам.

– Судя по всему, я торговался чертовски лучше, чем ты разведывал.

Маджуд потряс своей красивой головой.

– Понятия не имею, как объясню это моему партнеру Карнсбику. – Он отошел, подняв палец. – Карнсбик это не тот человек, который будет шутить с расходами!

– Клянусь мертвыми, – проворчал Свит, – вы слышали когда-нибудь такое брюзжание? Кто угодно подумал бы, что мы отправляемся на прогулку с бабами.

– Похоже, вы и отправились, – сказала Шай. Один из ярчайших фургонов – алый с позолоченными креплениями – грохотал мимо с двумя женщинами на сиденьях. Одна была в наряде шлюхи, рукой держала шляпу, и улыбка блуждала по ее раскрашенному лицу. Предположительно, рекламируя ее доступность для секса за деньги назло продолжающемуся путешествию. Другая была одета более скромно, для путешествия, и спокойно держала поводья, как кучер. Между ними сидел мужчина в куртке в цвет фургона, с бородой и тяжелым взглядом. Шай решила, что это сутенер. Он без сомнения имел сутенерский вид. Она наклонилась и сплюнула через щель между зубами.

Идея заниматься этим в трясущемся фургоне, наполовину забитом грохочущей посудой и другими людьми, занимающимися этим же, не сильно разжигала в Шай огонь страсти. Но угольки тлели так давно, что наверное от них остался только дым. Работа на ферме с двумя детьми и двумя стариками, конечно, может иссушить романтику.

Свит махнул дамам, приподняв поля шляпы шишковатыми пальцами, и едва слышно сказал:

– Черт возьми, все уже не так, как раньше. Бабы и щегольские одежды, и плуги, и портативные кузницы, и кто знает, какие ужасы будут дальше. Было время, когда здесь ничего не было, только земля и небо, звери и духи, и далекое дикое пространство, где можно дышать. Черт, я проводил двенадцать месяцев в году в компании с одной лишь лошадью.

Шай снова сплюнула.

– Никогда в своей жизни так не жалела о лошади. Полагаю, я прокачусь вокруг и поприветствую Сообщество. Посмотрю, не слышал ли кто-нибудь шепоток о детях.

– Или о Греге Кантлиссе. – Ламб нахмурился, сказав это имя.

– Хорошо, – сказал Свит. – Хотя, ты поосторожней, слышишь?

– Я могу о себе позаботиться, – сказала Шай.

Обветренное лицо старого скаута сморщилось, когда он улыбнулся.

– Я волновался за остальных.

Ближайший фургон принадлежал человеку по имени Джентили, древнему стирийцу с четырьмя кузенами, которых он звал мальчиками, хотя они были не намного его моложе, и на вид между ними не было ничего общего. Он был упрямо настроен выкопать новую жизнь из гор и, должно быть, был оптимистом, раз он с трудом мог стоять на сухом месте, не говоря уже о том, чтобы стоять по пояс в ледяном потоке. Он не слышал об украденных детях. Она не была уверена, что он слышал вопросы. В качестве прощального слова, он попросил Шай, если он ей нравится, разделить с ним его новую жизнь в качестве его пятой жены. Она вежливо отказалась.

Лорда Ингелстада, очевидно, преследовали неудачи. Когда он использовал это слово, леди Ингелстад – женщина, не рожденная для трудностей, но, несмотря на это, решительно настроенная растоптать их – сердито смотрела на него, словно ее преследовали все его неудачи плюс еще одна, и это был выбор мужа. По мнению Шай, его неудачи пахли как игральные кости и долги, но так как ее курс по жизни вряд ли можно было назвать ровным, она подумала, что стоит поумерить критику и оставить неудачи в покое. О бандитах, среди прочего крадущих детей, он совершенно ничего не знал. В качестве прощального слова он пригласил ее и Ламба сыграть вечером в карты. Он пообещал, что ставки будут маленькими, хотя по опыту Шай, они всегда начинаются с малого, и им не нужно расти слишком высоко, чтобы у всех начались неприятности. Она вежливо отклонила и это, намекнув, что человек, потерпевший столько неудач, не должен стремиться привлечь новые. Он намек благодушно понял, покраснев, и предложил то же самое Джентили и мальчикам. Леди Ингелстад выглядела так, будто загрызла бы большинство из них, прежде чем увидела раздающую карты руку.

Следующий фургон был, должно быть, самым большим в Сообществе, со стеклянным окном и надписью "Знаменитый Иозив Лестек", написанной на боку уже облезающей пурпурной краской. По мнению Шай, если человек столь знаменит, ему не нужно писать свое имя на фургоне, но раз ее слава была связана лишь с плакатами об ее розыске, ей не следовало считать себя экспертом.

Правил парень с всклокоченными волосами, и рядом с ним сидел, качаясь, большой человек – старый, сухопарый, бесцветный, закутанный в изношенное одеяло духов. Когда Шай и Ламб подъехали, он оживился при возможности похвастать.

– Я… Иозив Лестек. – Королевский рокот из этой иссохшей головы производил впечатление; властный, глубокий и смачный, как сливовый соус. – Полагаю, это имя вам знакомо.

– Извините, мы не часто ходим в театр, – сказал Ламб.

– Что ведет вас в Далекую Страну? – спросила Шай.

– Я был вынужден отказаться от роли в Доме Драмы Адуи по причине болезни. Труппа, конечно, сокрушалась от этой потери, сильно сокрушалась, но я полностью восстановился.

– Это хорошо. – Страшно было представить его до восстановления. Сейчас он выглядел, как труп, поднятый колдовством.

– Я еду в Криз, чтобы принять ведущее участие в культурной феерии!

– Культурной? – Шай приподняла поля шляпы, чтобы взглянуть на пустую местность впереди – серую траву, больной кустарник и опаленные бока печеных коричневых булыжников – без признаков жизни, кроме пары не теряющих надежды ястребов, кружащих в высоте. – Там?

– Даже ничтожнейшие сердца жаждут отблесков возвышенного, – сообщил он.

– Поверю вам на слово, – сказал Ламб.

Лестек улыбался краснеющему горизонту, прижав к груди бледную, почти прозрачную руку. У нее было чувство, что он был одним из тех, кому не нужны два человека для беседы.

– Мое величайшее представление еще впереди, вот что я точно знаю.

– Есть чего предвкушать, – пробормотала Шай, поворачивая лошадь.

Дюжина или около того сулджуков наблюдали за обменом, толпясь вокруг выглядевшего прогнившим фургона. Они не разговаривали на общем, а Шай едва могла узнать и понять отдельное слово, так что она просто кивнула им, подъехав, они кивнули в ответ, приятно непостижимые друг другу.

Ашжид был гуркским священником, и хотел стать первым, кто принесет слово Пророка к западу от Криза. Или точнее вторым, поскольку человек по имени Октаади сдался после трех месяцев в тех местах, и духи содрали с него кожу на пути назад. Ашжид предпринял неплохую попытку распространения слова Пророка в Сообществе посредством ежедневных благословений, хотя покамест его новообращенным был лишь забавный недоумок, ответственный за сбор питьевой воды. У него не было для них информации кроме толкования писаний, но он попросил Бога благоприятствовать их поискам, и Шай поблагодарила его за это. Благословения ей нравились больше, чем проклятья.

Священник представил сурово выглядящего типа на аккуратном фургоне как Савиана, человека, с которым лучше не шутить. У него на боку был длинный меч, выглядящий так, будто он повидал немало боёв, и лицо с коротко стриженными седыми волосами, выглядящее так, будто повидало боев еще больше, и глаза, суженные до щелок в тени низко надвинутой шляпы.

– Меня зовут Шай Соут, это Ламб. – Савиан лишь кивнул, словно он принимал это как вероятность, но еще не составил мнения об этом. – Я ищу брата и сестру. Шесть лет и десять. – На это он даже не кивнул. Да уж, неразговорчивый ублюдок. – Их похитил человек по имени Грега Кантлисс.

– Не могу помочь. – В голосе был след имперского акцента, и все это время Савиан долго и ровно смотрел на нее, словно снимал мерку и не был ею впечатлен. Затем его взгляд сместился на Ламба, тоже снял с него мерку, и тоже не был впечатлен. Он закрыл кулаком рот и долго скрипуче закашлялся.

– Этот кашель звучит хреново, – сказала она.

– А какой кашель звучит хорошо?

Шай заметила арбалет, пристегнутый к сиденью перед ним. Не заряжен, но взведен и с клином в спусковом крючке. Готовый настолько, насколько надо.

– Готов к бою?

– Надеюсь, не понадобится. – Хотя весь его вид говорил о том, что его надежды не всегда принимались к рассмотрению.

– Что за дураки надеются подраться, да?

– К сожалению, один или два всегда неподалеку.

Ламб фыркнул.

– Горькая правда.

– Что за дела у вас в Далекой Стране? – спросила Шай, пытаясь вытянуть что-нибудь еще из этого дубового лица.

– Мои дела. – И он снова закашлялся. Даже в это время его рот почти не двигался. Заставив ее размышлять, есть ли вообще мышцы в его голове.

– Хотим попробовать себя в старательстве. – Из фургона высунула лицо женщина. Тощая и сильная, волосы пострижены коротко, и ее голубые-голубые глаза глядели так, словно видели долгий путь. – Я Корлин.

– Моя племянница, – добавил Савиан, хотя было что-то странное в том, как они смотрели друг на друга. Шай не могла точно понять что.

– Старательство? – спросила она, отодвигая шляпу назад. – Не видала много женщин в этом деле.

– Хочешь сказать - женщина не на все способна? – спросила Корлин.

Шай подняла брови:

– Скорее, не на все у неё не хватит дури.

– Зато, похоже, ни у одного пола нет монополии на спесь.

– Похоже на то, – сказала Шай себе под нос, – Какого бы хуя это ни значило. – Она поклонилась им обоим и грубо одернула лошадь. – Увидимся в пути.

Ни Корлин, ни ее дядя не ответили, лишь соревновались между собой в том, кто посмотрит на нее суровей.

– Что-то странное в этих двоих, – проговорила она Ламбу, когда они отъехали. – Не видать инструментов для горных работ.

– Может они собираются купить их в Кризе.

– И переплатить впятеро? Ты смотрел им в глаза? Не думаю, что эти двое склонны к глупым сделкам.

– От тебя ничего не ускользнет, а?

– Я бы их остерегалась, по меньшей мере, пока не прекратят крутить со мной. Думаешь, от них могут быть проблемы?

Ламб пожал плечами.

– Я думаю, лучше относиться к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе, и оставить им их право выбора. Все мы так или иначе проблемны. У половины этой толпы есть грустная история. Почему бы еще они потащились через длинное плоское ничто с такими как мы за компанию?

Рейнальт Бакхорм мог рассказать лишь о надеждах, хотя и о них он говорил, заикаясь. Он владел половиной коров Сообщества, нанял несколько человек, чтобы гнать их, и уже в пятый раз ехал в Криз, где, как он сказал, всегда есть спрос на мясо. В этот раз он взял жену и детей, планируя остаться. Точное число детей было сложно определить, но было впечатление, что их много. Бакхорм спросил Ламба, видел ли он траву в Далекой Стране. Лучшая чертова трава во всем Земном Круге, по его мнению. И лучшая вода. Эта трава и вода стоят того, чтобы столкнуться с погодой, духами и убийственными расстояниями. Когда Шай сказала ему про Грегу Кантлисса и его банду, он покачал головой и сказал, что до сих пор удивляется, как глубоко люди могут пасть. Жена Бакхорма, Лулин – обладательница гигантской улыбки, но столь крошечного тела, что трудно было поверить, что это она произвела весь этот выводок – тоже покачала головой и сказала, что это самая ужасная вещь, что она когда-либо слышала, и она хотела бы что-нибудь сделать, и возможно даже обняла бы ее, если б между ними не было лошади. Затем она дала Шай маленький пирог и спросила, говорила ли она с Хеджесом.

Хеджес был ловким типом с изнуренным мулом, недостатком инструментов и неприятной привычкой говорить, наклонив шею. Он никогда не слышал о Греге Кантлиссе, но он показал на свою испорченную ногу, поврежденную, по его словам, когда он вел атаку в битве под Осрунгом. Она сомневалась в этой истории. Хотя, ее мать говорила: "Лучше искать в людях лучшее", и это был хороший совет, даже если эта женщина никогда сама им не пользовалась. Так что она предложила Хеджесу пирог Лулин Бакхорм, а он посмотрел ей в глаза и сказал:

– Ты нормальная.

– Не дай пирогу себя одурачить. – Но когда она уезжала, он все еще смотрел на пирог в своей грязной руке, будто это столько значило, что он не мог заставить себя его съесть.

Шай ездила вокруг них, пока голос не осип от рассказов о ее проблемах, и уши не завяли от чужих мечтаний. Она полагала, что "Сообщество" было хорошим названием, потому что в целом они были добродушные и компанейские. Некоторые из них неопытные, странные и глупые, но все были сосредоточены на поиске лучшего завтра. Даже Шай чувствовала это, ожесточенная временем и бедами, потрепанная работой и непогодой, отягощенная волнениями за будущее Пита и Ро и прошлое Ламба. Новый ветер дул в ее лицо, новые надежды звучали в ушах, и она обнаружила глупую улыбку, прокравшуюся под ее нос, пока она пробиралась между фургонов, раскланиваясь с людьми, которых не знала, хлопая по спинам тех, кого только что встретила. Когда она вспомнила, зачем она здесь, то стерла улыбку, но вскоре обнаружила, что та вернулась, как вспугнутые голуби на только что засеянное поле.

Довольно скоро она перестала пытаться. В самом деле, голуби портят посевы, а какой вред принесет улыбка?

Так что она позволила ей сидеть там. Почувствовала себя хорошо.

– Много сочувствия, – сказала она, когда они поговорили почти с каждым, и солнце опустилось в позолоченное серебро перед ними, зажглись первые факелы, чтобы Сообщество могло проехать еще милю перед разбитием лагеря. – Много сочувствия, но мало помощи.

– Думаю, сочувствие это уже что-то, – сказал Ламб. Она ждала большего, но он лишь сидел, сгорбившись и качаясь в такт медленно бредущей лошади.

– В целом они вроде ничего. – Она болтала только чтобы заполнить пустоту, и чувствовала досаду оттого, что ей это надо. – Не знаю, как они справятся, если придут духи, и все обернется скверно, но они вроде нормальные.

– Думаю, никогда не знаешь, как люди справятся, если все обернется скверно.

Она взглянула на него.

– Тут ты чертовски прав.

Он на мгновение поймал ее взгляд, потом виновато отвернулся. Она открыла рот, но прежде чем смогла что-то сказать, сильный голос Свита отозвался в сумерках, призывая остановиться до наступления дня.

Дата добавления: 2015-07-18