У Всех Есть Прошлое

Пошел сильный дождь. Он наполнял колеи от фургона и глубокие следы от сапог и копыт, пока они не превратились в одно болото, а главную улицу еще немного и можно было бы называть рекой. Дождь навесил серую занавесь над городом, случайные лампы тускнели, как в тумане, в сотнях тысяч луж призрачно плясали оранжевые отблески. Дождь впадал в грязные потоки из водосточных труб с крыш, и с крыш без водостоков, и с полей шляпы Ламба, пока тот, молчаливый и мокрый, сидел, съежившись, на сидении фургона. Дождь маленькими каплями бежал по вывеске, свисавшей с деревянной арки и провозглашавшей, что это поселение есть город Аверсток. Дождь впитывался в покрытые грязью шкуры волов, Кальдер теперь сильно хромал на заднюю ногу, и Скейл шел немногим лучше. Дождь падал на лошадей, привязанных к перилам перед лачугой, которая, оправдываясь, звалась таверной. Перед ней стояли три несчастные лошади, их шкуры почернели от влаги.

– Это они? – спросил Лиф. – Это их лошади?

– Это они, – сказала Шай, холодная и липкая в своей промокшей куртке, как утопленница.

– Что будем делать? – Лиф пытался укрыть напряженную нотку в его голосе и не преуспел в этом.

Ламб ему не ответил. Вместо этого он близко придвинулся к Шай, говоря тихо.

– Если б ты дала два обещания, и не могла сдержать одно, не нарушив другого. Что бы ты сделала?

По мнению Шай, это граничило с причудой, учитывая ближайшую задачу. Она пожала плечами, касаясь от мокрой рубашки.

– Я думаю, сдержи то, что важнее.

– Ага, – пробормотал он, глядя через это болото улицы. – Просто листья на воде, а? Никогда никакого выбора. – Они еще посидели, ничего не делая, но промокая еще больше, а потом Ламб повернулся на сидении.

– Я пойду первым. Привяжите волов, затем вы двое следуйте за мной, осторожно. – Он выпрыгнул из фургона, сапоги разбрызгали грязь. – Если только не хотите остаться здесь. Это было бы лучше всего.

– Я выполню свою часть, – отрезал Лиф.

– Ты знаешь, что это может быть за часть? Ты когда-нибудь убивал человека?

– А ты?

– Просто не стой у меня на пути. – Ламб как-то изменился. Больше не горбился. Стал выше. Здоровее. Дождь барабанил по плечам его плаща, луч освещал одну сторону его жесткого хмурого лица, все остальное было во тьме. – Не стойте у меня на пути. Вам придется пообещать мне это.

– Хорошо, – сказал Лиф, странно взглянув на Шай.

– Хорошо, – сказала Шай.

То, что говорил Ламб, было для него странно. В любой сезон окота овец легко найти ягненка, еще более жалкого, чем он. Но люди с их гордостью бывают странными. Шай никогда не находила особого применения для гордости. Поэтому она полагала, что может позволить ему болтать, что он хочет, и постараться войти первой. В конце концов, при продаже зерна срабатывало неплохо. Пусть думает, что хочет, пока она скользит следом. Она спрятала нож в рукаве, глядя, как старый северянин, все еще в обоих сапогах, раскинув руки для равновесия, усердно пытается перейти болотистую улицу.

У нее могло получиться, когда Ламб споткнулся. Она уже поступала так раньше, с менее серьезными причинами и с людьми, менее этого заслуживающими. Она проверила, что нож может свободно выскользнуть из мокрого рукава; стук ее сердца отдавал в голове. Она могла это сделать. Должна была, снова.

Снаружи таверна выглядела разваленным сараем, и внутри это впечатление не сильно менялось. Это место вызвало в Шай ностальгию по Дому Колбасы Стафера – чувство, которое она и не думала ощутить. Жалкий язычок пламени извивался в безвозвратно почерневшем очаге. Здесь был кислый запах дыма, сырости и вонючих тел, не знавших мыла. Прилавок был куском старой доски с трещинами, отполированной за многие годы локтями и изогнутой посередине. За ним стоял трактирщик, или, вернее, сарайщик, и вытирал чашки.

Узкая, низкая халупа была далеко не заполнена, что в такую неспокойную ночь было неудивительно. Компанию из пятерых с двумя женщинами Шай приняла за торговцев, и не из удачливых. Они склонились над тушеным мясом за самым дальним от нее столом. Костлявый мужик потрепанного вида сидел один на одной с кружкой. По его отражению в запятнанном зеркале, какое и у нее было когда-то, она решила, что это фермер. За следующим столом сидел человек в такой большой шубе, что он почти утопал в ней; клок седых волос сверху, шляпа с засаленными полями и тесьмой, и полупустая бутылка на столе перед ним. Напротив него, прямая, как судья на процессе, сидела старая женщина-дух, со сломанным носом, седыми волосами, перевязанными чем-то, что выглядело как клочки старого имперского знамени, и лицом, столь глубоко морщинистым, что его можно было использовать как подставку для тарелок. Если только все твои тарелки не были сожжены вместе с зеркалом и со всем, что у тебя было.

Шай медленно перевела взгляд на последних участников веселой компании, будто хотела притвориться, что их там вовсе не было. Но они были. Трое мужчин, сбившихся в кучку. Они выглядели как люди Союза, коль скоро можно было сказать, где кто родился, если их обтесали несколько сезонов в грязи и непогоде Близкой Страны. Двое были молоды, один с копной рыжих волос и дерганный, будто с маятником в заднице. У другого была красивая форма лица (насколько Шай могла сказать с этой стороны) и овечья куртка, подтянутая модным отделанным металлом поясом. Третий был старше, бородатый и в высокой шляпе в мокрых пятнах, заломленной набок, будто он много о себе воображал. Что, конечно, свойственно всем людям обратно пропорционально их ценности.

У него был меч – Шай видела потертый латунный кончик ножен, высовывавшихся из прорези в его плаще. У Красавчика был топор и тяжелый нож, засунутый за пояс рядом с мотком веревки. Рыжеволосый сидел к ней спиной, так что она не могла сказать точно, но никаких сомнений, что и у него был клинок или два.

Она не могла поверить, насколько они были обычными. Как тысячи других бродяг, которых она видела в Сквердиле. Она наблюдала, как Красавчик заткнул большой палец за свой модный пояс. Прямо как мог бы кто угодно, наклоняясь к прилавку после долгого пути. За исключением того, что его путь пролегал через ее сожженную ферму, через ее уничтоженные надежды и похищение ее брата и сестры в черт знает какую тьму.

Она сильно сжала челюсть и осторожно вошла в комнату, держась в тени, особо не прячась, но и не привлекая к себе внимание. Это было несложно, поскольку Ламб делал прямо противоположное, вопреки своему обыкновению. Он прогулялся до другого конца прилавка и прислонился к нему, положив свои большие кулаки на треснувшее дерево.

– Хорошо, что ночью можно сюда заглянуть, – сказал он трактирщику, снимая шляпу и так громко стряхивая с нее воду, что все уставились на него. Только глубоко посаженные глаза старой женщины-духа следили за Шай, пока она кралась вдоль стены.

– Немного дождливо снаружи? – сказал трактирщик.

– Польет еще немного, и сможешь организовать приработок переправой через улицу.

Трактирщик оглядел посетителей с некоторым удовлетворением.

– Мог бы, если б это приносило прибыль. Слышал, толпы идут через Близкую Страну, только здесь они что-то не толпятся. Хочешь выпить?

Ламб стянул перчатки и беспечно бросил их на прилавок.

– Мне пива.

Трактирщик потянулся к металлической чашке, отполированной до блеска.

– Не эту, – Ламб указал на здоровую старомодную и запылившуюся глиняную кружку на верхней полке. – Мне нравится то, чей вес я могу почувствовать.

– Мы говорим о кружках или о бабах? – спросил трактирщик, вытягиваясь, чтобы достать ее.

– А почему бы не о том и о другом? – ухмыльнулся Ламб. Как он может улыбаться, сейчас? Шай зыркнула на троих мужиков у другого конца прилавка, склонившихся над своими кружками.

– Ты откуда? – спросил трактирщик.

– С востока. – Ламб сбросил промокший плащ. – Северо-восток, рядом со Сквердилом.

Один из трех мужчин, с рыжими волосами, посмотрел на Ламба, шмыгнул носом и отвернулся.

– Далековато. Сотня миль, наверное.

– Может быть и больше. По дороге, что я выбрал, к тому же на чертовой воловьей повозке. Моя старая задница превратилась в фарш.

– Ну, если ты думаешь двигаться дальше на запад, я бы подумал еще раз. Много народу направляется туда, жадных до золота. Слышал, из-за них духи зашевелились.

– Это точно?

– Определенно, друг, – встрял человек в шубе, высовывая голову, как черепаха из панциря. У него был самый глубокий, самый скрипучий голос из тех, что Шай когда-либо слышала, а уж она наслушалась всяких в свое время. – Они зашевелились везде по Далекой Стране, как если разворошить муравейник. Рассерженные, объединенные и ищущие, кому бы отрезать уши, как в старые времена. Я слышал, даже Санджид снова обнажил свой меч.

– Санджид? – Трактирщик повертел головой, будто воротник стал слишком тесным.

– Император Равнин собственной персоной. – Шай показалось, что старый ублюдок наслаждается своими страшилками. – Его духи вырезали целый караван старателей в пустыне не больше пары недель назад. Тридцать человек, наверное. Отрезали им уши и носы, и не удивлюсь, если и члены тоже.

– Какого черта они потом с ними делают? – спросил, передернувшись, фермер и уставился на старую женщину-духа. Она не ответила. Даже не пошевелилась.

– Если уж ты твердо намерен ехать на запад, я бы ехал в большой компании и убедился бы, что у этой компании есть немного юмора и много хорошей стали, вот что я бы сделал. – И старик убрался обратно в свою шубу.

– Хороший совет, – Ламб поднял ту большую кружку и медленно отхлебнул. Шай сглотнула вместе с ним, внезапно тоже захотев пива. Черт, ей хотелось убраться отсюда. Убраться или приняться уже за дело. Но каким-то образом Ламб был сейчас так спокоен, как если бы он пахал.

– Однако я пока не решил точно, куда направляюсь.

– Что привело тебя так далеко? – спросил трактирщик.

Ламб начал закручивать влажные рукава рубашки, большие мускулы перекатывались на его предплечьях, покрытых седыми волосами.

– Преследую тут кое-каких людей.

Рыжеволосый снова обернулся, шквал подергиваний пробежал через его плечо до лица, и на этот раз он продолжил смотреть. Шай позволила ножу выскользнуть из ее рукава, вне поля зрения за ее рукой, горячие и липкие пальцы обхватили рукоять.

– Зачем тебе это? – спросил трактирщик.

– Они сожгли мою ферму. Украли моих детей. Повесили моего друга. – Ламб говорил так, будто тут не о чем было особо болтать, затем он поднял свою кружку.

Комната провалилась в такую тишину, что внезапно стало слышно, как он глотает. Один из торговцев обернулся посмотреть, его брови были изогнуты в тревоге. Высокая Шляпа потянулся к своей кружке и так сильно ее схватил, что Шай увидела сухожилия на его руке. Лиф выбрал этот момент, чтобы проскользнуть в дверь и теперь болтался на пороге, мокрый и бледный, не зная, что ему делать. Но все были слишком сосредоточены на Ламбе, чтобы уделять ему какое-либо внимание.

– Скверные люди, это точно, – продолжил он. – Они крали детей по всей Близкой Стране и оставляли за собой лишь повешенных. Наверное, дюжину я похоронил за последние несколько дней.

– Сколько этих ублюдков?

– Около двадцати.

– Послать за ними команду, чтобы отыскать? – Хотя трактирщик выглядел так, словно предпочел бы остаться вытирать свои кружки дальше, и кто стал бы его винить?

Ламб покачал головой.

– Нет смысла. Они уже давно свалили.

– Точно. Ну… полагаю, правосудие поймает их, рано или поздно. Говорят, правосудие всегда настигает.

– Правосудие сможет забрать, что останется, когда я закончу. – Ламб завернул, наконец, рукава так, как хотел и повернулся, отклоняясь от прилавка, глядя прямо на тех троих на другом конце. Шай не знала, чего ожидать, но только не этого, только не Ламба, скалящегося и болтающего, словно не о чем было беспокоиться.

– Когда я сказал, что они свалили, это была не вполне правда. Трое от них откололись.

– Это точно? – заговорил Высокая Шляпа, уводя разговор от трактирщика, как вор уводит кошелек.

Ламб встретился с ним глазами.

– Определенно.

– Три человека, ты сказал? – рука Красавчика суетливо нашаривала топор на поясе. Настрой вокруг быстро менялся, бремя приближающегося насилия тяжело висело в этой маленькой комнате, как грозовая туча.

– Слушайте, – сказал трактирщик, – Я не хочу неприятностей в моей…

– Я не хотел никаких неприятностей, – сказал Ламб. – Их все равно принесло. У неприятностей есть такая привычка. – Он откинул мокрые волосы с лица, и его глаза были широко открыты, и они сияли, сияли, рот тоже был открыт, он часто дышал и улыбался. Не как человек, выполняющий тяжелую задачу. А как человек, наслаждающийся приятным поручением, смакующий его, как прекрасную еду, и внезапно Шай увидела все эти шрамы заново и почувствовала холод, поднимающийся по ее рукам и опускающийся по спине, и каждый волосок на ней поднялся.

– Я отследил тех трех, – сказал Ламб. – Взял их след и шел по нему два дня.

Еще одна бездыханная пауза, и трактирщик отошел на шаг назад. Чашка и тряпка все еще болтались в его руках, призрак улыбки все еще цеплялся к его лицу, в остальном он был в ужасе. Трое повернулись лицами к Ламбу, спинами к Шай, и она обнаружила себя крадущейся вперед, будто пробиралась сквозь мед, из теней к ним; дрожащие пальцы были на ручке кинжала. Каждое мгновение было растянуто на век, вздох царапался, втягиваясь в глотку.

– И куда привел след? – спросил Высокая Шляпа треснувшим голосом, в конце и вовсе исчезающим.

Улыбка Ламба растянулась шире. Улыбка человека, который получил в точности, что хотел на день рождения.

– К твоим ебаным ногам.

Высокая Шляпа отбросил плащ, ткань вскинулась, как крылья, когда он потянулся за своим мечом.

Ламб неожиданно швырнул в него большую кружку. Она отскочила от его головы, и тот рухнул в фонтане из пива.

Заскрипел стул, когда фермер дернулся и свалился с него.

Рыжеволосый парень отступил назад, освобождая место или просто от шока, и Шай плавно приставила нож к его шее, решительно надавив и крепко обнимая его другой рукой.

Кто-то закричал.

Ламб в один прыжок пересек комнату. Он поймал Красавчика за запястье, сразу как только тот вытащил топор; выкрутил его, другой рукой выхватил нож из его модного пояса, вогнал ему в пах, протащил клинок вверх, широко его разрезая; кровь забрызгала их обоих. Тот издал булькающий крик, ужасно громкий в этом узком месте, и упал на колени, с выпученными глазами, стараясь удержать внутри свои кишки. Ламб изо всех сил ударил его рукояткой ножа по затылку, прервав его крик и уложив его на пол.

Одна из женщин торговцев подпрыгнула, зажав руками рот.

Рыжеволосый, которого держала Шай, скорчился, и она, сжав его крепче, прошептала: «Ш-ш-шшш», вдавив кончик ножа ему в шею.

Высокая Шляпа нетвердо поднялся, уже без шляпы, кровь струилась из раны, оставленной кружкой на его лбу. Ламб схватил его за шею, легко поднял, словно тот был сделан из тряпья, и впечатал его лицо в прилавок, потом еще раз, со звуком разбивающегося горшка, потом еще – голова уже болталась, как у куклы. Кровь забрызгала фартук трактирщика и стену за ним, и потолок. Ламб высоко поднял нож, мелькнуло его лицо, все еще растянутое в этом сумасшедшем оскале, затем клинок стал металлическим пятном, прошел через спину человека и с ужасным треском врезался в прилавок; полетели обломки. Ламб оставил его пригвожденным, колени висели над полом, ботинки задевали за доски, кровь капала вокруг, как пролитое пойло.

Все заняло не дольше, чем Шай понадобилось бы на три хороших вдоха, если б она не задержала дыхание. Ей было жарко, голова кружилась, и мир был слишком ярок. Она моргала. Не в силах полностью сфокусироваться на том, что произошло. Ей не нужно было двигаться. Она не двигалась. Никто не двигался. Только Ламб шел вперед, с блестящими от слез глазами, одна сторона его лица была побита и запятнана, его сжатые зубы сияли в безумной улыбке, и каждый вздох был в его горле мягким рычанием, как у любовника.

Рыжеволосый хныкал: "Блядь, блядь", и Шай сильнее прижала нож к его шее, и снова шикнула на него. Здоровый клинок, почти меч, был заткнут у него за пояс, и свободной рукой она вытащила его. Затем перед ними появился Ламб, почти задевая головой низкие балки, схватил парня за шиворот и вырвал из некрепких объятий Шай.

– Говори. – И он ударил парня ладонью по лицу – достаточно сильно, чтобы тот свалился, если б он его не держал.

– Я… – пробормотал парень.

Ламб ударил снова, звук был громкий, как хлопок, торговцы в самом конце вздрогнули, но никто не двинулся.

– Говори.

– Чего тебе…

– Кто у вас главный?

– Кантлисс. Так его зовут. – Парень начал болтать, плаксивые слова спотыкались друг за друга, словно он не мог их выговорить достаточно быстро.

– Грега Кантлисс. Я не знал, насколько они плохи, просто хотел убраться отсюда туда и заработать чуток деньжат. Я работал на пароме, на востоке, и однажды пошел дождь, и паром унесло, и... – Шлепок. – Мы не хотели этого, поверьте… – Шлепок. – С ними есть настоящие злодеи. Северянин по кличке Блэкпоинт, он застрелил старика стрелами. Они смеялись на это.

– Заметно, чтоб я смеялся? – сказал Ламб, снова ударяя его.

Рыжеволосый держал одну дрожащую руку.

– Я не смеялся! Мы не хотели участвовать во всех этих убийствах, поэтому мы откололись! Предполагалось, что будет лишь немного грабежа, Кантлисс говорил, но вышло так, что мы воровали детей, и…

Ламб заткнул его ударом.

– Зачем он забирает детей? – Он заставил его говорить еще одним шлепком, веснушчатое лицо парня было порезано и распухло с одной стороны, кровь сочилась из носа.

– Говорил, у него есть на них покупатель, и мы будем богаты, если доставим их туда. Говорил, им не сделают ничего плохого, волоса не упадет с головы. Хотел, чтоб они идеально перенесли путешествие.

Ламб снова шлепнул его

– Путешествия куда?

– Он сказал, в Криз[13], для начала.

– Это вверх по течению Соквойи, – сказала Шай. – Через всю Далекую Страну.

– Кантлисса ждала лодка. Чтобы доставить его вверх по течению… вверх по течению…

– В Криз, а затем куда?

Рыжеволосый парень был почти в обмороке, веки дрожали. Ламб снова ударил его, с двух сторон, и потряс его за рубашку.

– В Криз, а куда затем?

– Он не говорил. Не мне. Возможно, Тавернеру. – Он поглядел на мужчину, пришпиленного к прилавку, с рукоятью ножа, торчащей у него из спины. Шай сомневалась, что тот теперь будет что-то рассказывать.

– Кто покупает детей? – спросил Ламб.

Рыжеволосый пьяно качнул своей опухшей головой. Ламб шлепнул его еще, и еще, и еще. Одна из женщин торговцев закрыла лицо руками. Остальные таращились, стоя смирно. Мужчина сзади нее утащил ее обратно на стул.

– Кто покупает?

– Не знаю, – искореженные слова и кровь сочились из его разбитых губ.

– Оставайся здесь, – Ламб отпустил парня и направился к Высокой Шляпе, разбрызгивая сапогами лужу крови, растекшейся вокруг, отстегнул его меч, взял нож из плаща. Затем перевернул Красавчика ногой, оставив его таращиться на потолок. Теперь, с кишками наружу, тот был намного менее красивым. Ламб взял окровавленную веревку с его пояса, пошел к рыжеволосому парню и принялся обматывать один конец вокруг его шеи, пока Шай на него глазела, вся онемевшая и ослабленная. Узлы он завязывал не хитрые, но надежные, потом дернул парня к двери, и тот пошел, не протестуя, как побитая собака.

Потом они остановились. Трактирщик обошел прилавок и стоял в дверях. Показывая, что никогда не знаешь, что человек выкинет. Или когда. Он вцепился в свою тряпочку для протирки, будто это был щит против зла. Шай не думала, что это сработает, но она немного зауважала его за то, что у него кишка не тонка. Лишь надеялась, что Ламб не добавит эту кишку к разбросанным в крови по доскам кишкам Красавчика.

– Это неправильно, – сказал Трактирщик.

– Как, будучи мертвым, ты собираешься сделать это правильней? – голос у Ламба был ровный и тихий, словно не было никакой угрозы, просто вопрос. Не нужно было кричать. Два мертвых человека делали это за него.

Глаза трактирщика метались, но никаких героев не выскочило на его сторону. Все выглядели испуганными, будто Ламб был самой смертью. За исключением старой женщины-духа, которая прямо сидела на своем стуле и просто смотрела, и ее компаньона в шубе, который сидел, скрестив ноги, и, без резких движений, наливал себе очередной стакан.

– Неправильно, – но голос трактирщика был слабым, как разбавленное водой пиво.

– Это правильно, раз случилось, – сказал Ламб.

– Мы должны вместе предъявить обвинение, и судить его честно, спросить кого-то…

Ламб двинулся вперед.

– Все что тебе нужно спросить, это хочешь ли ты стоять у меня на пути. – Трактирщик отступил, и Ламб протащил парня мимо него. Шай поспешила следом, внезапно оттаяв, мимо Лифа, стоявшего в дверях с раскрытым ртом.

Снаружи дождь ослаб до ровной мороси. Ламб тянул Рыжеволосого через заболоченную улицу к арке из изогнутых брусьев, с которой свисала вывеска. Арка была достаточно высокой, чтобы проехал человек на лошади. Или чтоб повесить одного пешего.

– Ламб! – Шай спрыгнула с крыльца таверны, сапоги увязли по щиколотку. – Ламб! – Он взвесил веревку, затем перекинул через перекладину. – Ламб! – Она пробиралась через улицу, грязь чавкала у нее под ногами. Он поймал свободный конец веревки, натянул ее; рыжеволосый парень споткнулся, когда петля затянулась на его шее, опухшее лицо выглядело глупо, будто он не мог понять, где находится.

– Разве мало мы видели повешенных? – крикнула Шай, когда добралась. Ламб не ответил, не взглянул на нее, просто наматывал свободный конец веревки на предплечье.

– Это неправильно, – сказала она. Ламб вздохнул и принялся тянуть парня в воздух. Шай схватила петлю у шеи парня и начала пилить коротким мечом. Он был острый. Не заняло и минуты, чтобы перерезать.

– Беги.

Парень моргая смотрел на нее.

– Беги, ебаный идиот! – Она пнула его по заднице, он прохлюпал несколько шагов, упал лицом вниз, изо всех сил поднялся и спотыкаясь ушел в темноту, все еще с ошейником из веревки.

Шай повернулась к Ламбу. Он уставился на нее, с украденным мечом в одной руке, остатком веревки в другой. Но словно ее не видел. Словно даже не был собой. Как он мог быть тем человеком, который ухаживал за Ро, когда у нее был жар, и пел ей? Пел плохо, но все-таки пел, и его лицо заботливо морщилось? Сейчас она смотрела в эти черные глаза, и внезапно к ней подкрался ужас, словно она смотрела в пустоту. Она стояла на краю пустоты, и потребовалась каждая крупица ее храбрости, чтобы не сбежать.

– Приведи тех трех лошадей! – крикнула она Лифу, который торчал на крыльце с плащом и шляпой Ламба в руках. – Приведи живо! – И он полетел выполнять. Ламб просто стоял, глядя вслед рыжеволосому парню, а дождь начал смывать кровь с его лица. Он схватился за луку седла, когда Лиф привел самую крупную лошадь, начал подниматься, лошадь отпрыгнула, скинула его, Ламб хрюкнул, разжав хватку, и зашел сзади; стремя качнулось, когда он ловил его рукой, и он грузно шлепнулся в грязь на бок. Шай села на колени перед ним, пока он пытался подняться на карачки.

– Ты ранен?

Он посмотрел вверх на нее, в его глазах были слезы, и он прошептал:

– Клянусь мертвыми, Шай. Мертвыми... – Она сделала что могла, чтобы поднять его. Сволочное задание, так как он неожиданно весил, как труп. Когда, наконец, она его поставила, он схватил ее за плащ и притянул к себе. – Обещай мне, – прошептал он, – обещай, что не встанешь на моем пути снова.

– Нет. – Она положила руку на его покрытую шрамами щеку. – Хотя уздечку для тебя подержу. – Так она и сделала, и еще подержала морду лошади, и говорила ей спокойные слова, и хотела, чтобы кто-то сделал то же для нее, пока Ламб взбирался в седло, медленно и устало, со сжатыми зубами, будто это было для него серьезным усилим. Когда он поднялся, то сел, согнувшись, держа правую руку на поводьях, а левой закрывая плащ у шеи. Он снова выглядел стариком. Старше, чем когда-либо. Стариком с ужасным весом и тревогой на сгорбленных плечах.

– Он в порядке? – голос Лифа был чуть громче шепота, словно он боялся быть подслушанным.

– Я не знаю, – сказала Шай. Не похоже было, что Ламб мог слышать, он морщился, глядя на горизонт, почти слившийся теперь с черным небом.

– Ты в порядке? – прошептал ей Лиф.

– Тоже не знаю, – она чувствовала, что мир сломался и смылся, и ее носило по странным морям, далеко от земли. – Ты?

Лиф потряс головой и посмотрел круглыми глазами вниз.

– Лучше всего забрать, что нужно, из фургона и ехать на лошадях, так?

– А что насчет Скейла и Кальдера?

– Они еле дышат, а нам надо двигаться. Оставим их.

Ветер бросил дождь в ее лицо, она натянула края шляпы вниз и выпятила челюсть. Ее брат и ее сестра, вот на чем ей надо сосредоточиться. Они были звездами, по которым она прокладывала свой курс, две точки света в черноте. Они были всем, что хоть что-то значило.

Так что она пришпорила свою новую лошадь и повела их в сгущающуюся ночь.

Они уехали недалеко, когда Шай услышала шум за ветром и замедлилась до шага. Ламб подвел свою лошадь к ней и достал меч. Это была старая сабля, длинная и тяжелая, заостренная с одной стороны.

– Кто-то едет за нами! – сказал Лиф, теребя лук.

– Убери его! Ты скорее себя застрелишь в таком свете. Или, еще хуже, меня. – Шай слышала звук копыт и фургона на дороге сзади и видела мерцание факела сквозь деревья. Погоня из Аверстока? Трактирщик больше любит закон, чем казалось? Она вытащила короткий меч из седельных ножен, металл сверкнул от последних красных касаний сумерек. Шай понятия не имела, чего ждать. Если бы Иувин лично вышел из темноты и пожелал им доброго вечера, она пожала бы плечами и спросила, куда он направляется.

– Подождите! – донесся самый глубокий и грубый голос из тех, что Шай когда-либо слышала. Не Иувин. Человек в шубе. Он появился на свет, скача с факелом в руке. – Я друг! – сказал он, замедляясь до шага.

– Ты мне не друг, – сказала она в ответ.

– Тогда давай в качестве первого шага исправим это, – он покопался в седельной сумке и кинул Шай полупустую бутылку. Выкатился фургон, запряженный парой лошадей. Старая женщина-дух держала поводья, морщинистое лицо было таким же пустым, каким было в харчевне, в зубах была зажата старая обожженная трубка из чагги – она ее не курила, просто жевала.

Они посидели немного в темноте, затем Ламб сказал:

– Чего вам надо?

Незнакомец медленно потянулся и отодвинул шляпу назад.

– Нет нужды проливать еще кровь этой ночью, здоровяк, мы вам не враги. А если б я и был врагом, полагаю, к этому времени я бы пересмотрел эту позицию. Просто хочу поговорить, вот и все. Сделать предложение, которое может принести выгоду нам всем.

– Тогда выкладывай, – сказала Шай, вытаскивая зубами пробку из бутылки, но держа меч под рукой.

– Так и сделаю. Меня зовут Даб Свит[14].

– Что? – сказал Лиф. – Как того скаута, о котором рассказывают истории?

– В точности. Я это он.

Шай прекратила пить.

– Ты Даб Свит? Кто первый увидел Черные Горы? – она передала бутылку Ламбу, который передал ее Лифу, который сделал большой глоток и закашлялся.

Свит сухо хихикнул.

– Полагаю, горы увидели меня первыми, но духи были там за несколько сотен лет до того, а имперцы до того, и кто знает, кто еще перед Старыми Временами? Кто знает, кто в этой стране первый для чего угодно?

– Но вы убили того огромного бурого медведя у истока Соквойи голыми руками? – спросил Лиф, передавая бутылку обратно Шай.

– Я был у истоков Соквойи много раз, это правда, но меня немного обижает конкретно эта байка. – Свит ухмыльнулся, дружелюбные морщины разошлись по его обветренному лицу. – Драться голыми руками даже с маленьким медведем выглядит не очень умно на мой взгляд. Для меня предпочтительней другой подход к медведям – особенно к самым опасным – быть там, где их нет. Но много странной воды утекло за все эти годы, и моя память уже не та, признаю.

– Может, ты перепутал свое имя? – сказала Шай и глотнула еще. У нее была чертовская жажда.

– Женщина, это было бы весьма вероятно, если б оно не было напечатано на моем старом седле. – И он дружелюбно похлопал потертую кожу. – Даб Свит.

– Уверена, судя по тому, что я слышала, ты должен быть побольше.

– Из того, что слышал я, я должен быть высотой в полмили. Народ любит болтать. И когда они этим занимаются, им нет дела до того, какой я на самом деле, не так ли?

– Что за старый дух с тобой? – спросила Шай.

Медленно и торжественно, словно произнося речь на похоронах, дух произнесла:

– Он моя жена.

Свит снова скрипуче рассмеялся.

– Признаю, иногда мне так и кажется. Это дух по имени Плачущая Скала. Мы побывали в каждой точке Далекой Страны, и Близкой Страны, и во многих странах без названий. Сейчас мы работаем скаутами, охотниками и проводниками, чтобы перевести Сообщество старателей через равнины в Криз.

Шай сузила глаза.

– Что с того?

– Из того, что я слышал раньше, вы направляетесь туда же. Вам не найти лодку для себя, никто не остановится, чтобы подбросить вас, и это означает, что придется пересечь равнину в полном одиночестве, на копытах, колесах или пешком. А с учетом духов в ярости – вам понадобится компания.

– То есть ты.

– Я, может, и не буду душить медведей на пути, но я знаю Далекую Страну. Немного лучше. Я тот, кто доставит вас в Криз с ушами на голове.

Плачущая Скала прочистила горло, сдвинув языком свою трубку с одной стороны рта на другую.

– Я и Плачущая Скала.

– И что заставит тебя оказать нам такое одолжение? – спросила Шай. Особенно после того, что они только что видели.

Свит почесал колючую бороду.

– Экспедицию надо было собирать, пока не начались волнения на равнинах, а теперь они у нас есть, и всех видов. У некоторых есть железо, но мало опыта и слишком много груза. – Он оценивающе глядел на Ламба. Так Клай мог бы оценивать урожай зерна.

– Теперь, с учетом волнений в Далекой Стране, мы могли бы взять человека, который не падает в обморок от вида крови. – Его взгляд переместился на Шай. – И у меня есть чувство, что ты тоже можешь держать клинок ровно, когда придется.

Она взвесила меч.

– Как раз сдерживаюсь, чтобы не уронить. Что ты предлагаешь?

– Обычно люди приносят свое мастерство в компанию или платят. Затем все делятся продуктами, помогают друг другу по возможности. Здоровяк…

– Ламб.

Свит поднял брови.

– В самом деле?

– Имя как имя, – сказал Ламб.

– Не отрицаю, и ты можешь ехать бесплатно. Я был свидетелем твоей полезности. Ты, женщина, можешь заплатить полцены, и полную стоимость за парня, так что вместе… – Свит закинул лицо, считая.

Сегодня вечером Шай пришлось смотреть, как убили двоих, и спасти жизнь еще одному, ее до сих пор тошнило, и голова от этого кружилась, но она не собиралась позволить сделке пройти мимо.

– Мы все поедем бесплатно.

– Что?

– Лиф лучший чертов лучник из тех, что ты видел. Он ценный вклад.

Свит выглядел менее чем убежденно.

– Он?

– Я? – пробормотал Лиф.

– Мы все едем бесплатно, – Шай снова глотнула и бросила бутылку обратно. – Так или никак.

Свит прищурил глаза, сделал долгий, медленный глоток, затем снова посмотрел на Ламба, все еще сидя в темноте, лишь уголки его глаз блестели в свете факела, наконец вздохнул.

– Ты любишь заключать сделки, не так ли?

– Для меня предпочтительный подход к плохим сделкам – быть там, где их нет.

Свит снова хихикнул, выдвинул лошадь вперед, зажал бутылку локтем, стащил перчатку зубами и хлопнул рукой по её руке.

– Договорились. Полагаю, ты мне понравишься, девочка. Как тебя звать?

– Шай Соут.

Свит снова поднял брови.

– Шай?

– Это имя, старик, не описание. А теперь отдай сюда эту бутылку.

Итак, они направились в ночь, Даб Свит рассказывал байки своим скрипящим басом, говорил много и ничего и смеялся, словно они не оставили двух человек убитыми менее часа назад. И они передавали бутылку, пока та не кончилась, и Шай отбросила ее в ночь, чувствуя тепло в животе. Когда Аверсток стал лишь несколькими огоньками позади, она замедлила лошадь до шага и присоединилась к тому, кого больше прочих можно было назвать отцом.

– Тебя ведь не всегда звали Ламб, не так ли?

Он посмотрел на нее, затем прочь. Сгорбившись сильнее. Сильнее сжимая плащ. Большой палец скользил по остальным, снова и снова, натирая обрубок среднего пальца. Недостающего.

– У всех нас есть прошлое, – сказал он.

Слишком верно.

Дата добавления: 2015-07-18