Неотесанный Бездомный

Темпл закрутился на седле, сердце внезапно застучало…

И он ничего не увидел, кроме лунного света сквозь ветки. Было так темно, что и его он едва видел. Возможно, он услышал шелест веток от ветра, или кролика за его безобидными ночными делами в кустах, или смертоносных диких духов, которые вымазаны кровью невинных зарезанных и помешаны на сдирании с них кожи и ношении их лиц в качестве шляп.

Он съежился, когда подул очередной легкий порыв ветра, потряс сосны и пронзил его до костей. Компания Милосердной Руки держала его в своих мерзких объятьях так долго, что он стал воспринимать физическую безопасность, которую она обеспечивала, всецело как должное. Теперь он остро ощущал ее утрату. Есть много вещей в жизни, которые не ценишь, пока высокомерно не отбросишь прочь. Как хорошую куртку. Или очень маленький нож. Или нескольких закаленных убийц и страдающего старческими болезнями любезного негодяя.

В первый день он ехал быстро и боялся лишь, что они его поймают. Потом, когда второй рассвет встретил его холодной и бескрайней пустотой, уже боялся, что не поймают. На третье утро он чувствовал глубокую обиду от мысли, что они, возможно, даже не пытались. Бегство от Компании, без направления и экипировки, в ненанесенные на карты пустоши, казалось все менее и менее легким путем к чему угодно.

Темпл сыграл много ролей за тридцать лет своей несчастной жизни. Был попрошайкой, вором, неверующим священником-практикантом, неумелым хирургом, отвратительным мясником, криворуким плотником. Недолго был любящим мужем и еще меньше слепо любящим отцом, став сразу вслед за этим несчастным плакальщиком, горьким пьяницей, самонадеянным мошенником, заключенным Инквизиции, а затем их информатором, переводчиком, счетоводом и юристом. Сотрудничал со всеми разновидностями неверных сторон, был соучастником массовых убийств, конечно, и, совсем недавно и пагубно – человеком совести. Но неотесанный бездомный еще не появлялся в списке.

У Темпла даже не было ничего, чтобы развести костер. А если б и было, все равно не было знаний, как это сделать. Все равно ему нечего было готовить. И сейчас он был потерян, во всех смыслах этого слова. Позывы голода, холод и страх быстро стали его безмерно беспокоить, сильнее, чем когда-либо беспокоили немощные уколы совести. Наверное, ему следовало думать тщательнее, прежде чем бежать, но побег и тщательное обдумывание, как вода и масло, весьма трудно смешиваются. Он винил Коску. Он винил Лорсена. Он винил Джубаира, и Шила, и Сафина. Он винил каждого доступного ублюдка, за исключением, конечно, того, кого на самом деле следовало винить, того, кто сидел в его седле, и мерз, голодал, и терялся все больше с каждым неприятным моментом.

– Дерьмо! – прорычал он в пустоту.

Его лошадь остановилась, покрутила ушами и побрела дальше. Она становилась покорной и невосприимчивой к его вспышкам. Темпл уставился сквозь изогнутые ветки, луна бросала отблески через быстро движущиеся полосы облаков.

– Бог? – пробормотал он, слишком отчаявшись, чтобы чувствовать себя глупо. – Ты меня слышишь? – Нет ответа, разумеется. Бог не отвечает, особенно таким как он. – Я знаю, я не был самым лучшим человеком. И в частности даже хорошим… – Он вздрогнул. Согласившись с тем, что Он – там, и все знает, и все видит и так далее, следует, наверное, согласиться с тем, что нет смысла приукрашивать для Него правду.

– Хорошо, я довольно жалок, но… далеко не худший? – Самодовольное бахвальство. Получится отличная надпись на могильном камне. Конечно, если будет, кому ее вырезать, когда он помрет в одиночестве и сгниет на просторе.

– Хотя уверен, я могу стать лучше, если бы ты просто мог найти способ дать мне… еще один шанс? – Лесть, лесть… – Лишь… еще один?

Ответа нет, но очередной леденящий порыв ветра наполнил деревья шепотом. Если Бог и был, Он был молчаливым ублюдком, и…

Темпл уловил слабый дрожащий оранжевый отблеск сквозь деревья.

Огонь! Ликование поднялось в его груди.

Затем осторожность его задушила.

Чей костер? Собирающих уши варваров, которые лишь на ступеньку выше диких животных?

Он уловил слабый запах готовящегося мяса, и его желудок выдал долгое подавленное урчание, столь громкое, что он испугался, что оно может его выдать. В молодости Темпл часто голодал и стал экспертом в этой части, но, как во многом, чтобы делать что-то хорошо, нужно практиковаться.

Он мягко дернул поводья, соскользнул с седла тихо, как только мог, и привязал поводья к ветке. Пригибаясь, он спустился через кустарник, через когтистые тени, что создавали перед ним сучья деревьев, ругаясь, когда ветки хватали его одежду, сапоги и лицо.

Посреди узкой поляны горел костер. Мелкий зверек, аккуратно освежеванный и насаженный на вертел, висел над ним на палочках. Темпл подавил сильный позыв вонзить в него зубы. Между костром и потертым седлом было развернуто одеяло. К дереву был прислонен круглый щит; металлический обод и деревянная передняя часть были покрыты зарубками от частого использования. Рядом с ним был топор с сильно зазубренным лезвием. Не нужно было быть экспертом по оружию, чтобы понять – это инструмент для рубки не дерева, но людей.

Вещи одного человека, но очевидно такого, воровать у которого ужин было бы плохой идеей.

Взгляд Темпла метался от мяса к топору и обратно, и его рот почти болезненно наполнился слюной. Возможно, смерть от топора выглядела угрожающе в любое время, но в тот момент определенно смерть от голода казалась страшнее. Он осторожно разогнулся, готовясь к…

– Славная ночка для этого. – Хриплый шепот северных слов раздался прямо за ухом Темпла.

Он замер, волоски на его шее встали дыбом.

– Но ветреная, – удалось ему прокаркать.

– Видал я и хуже. – Холодное и ужасное острие ткнулось Темплу в поясницу. – Давай посмотрим твое оружие. Медленно, как улитка зимой.

– Я… безоружен.

Пауза.

– Ты – чего?

– У меня был нож, но… – Он отдал его костлявому фермеру, который убил им его лучшего друга. – Я его потерял.

– В большой пустоте и без клинка? – Словно это было так же странно, как быть без носа. Темпл по-девчачьи пискнул, когда большая кисть скользнула под его руку и начала похлопывать. – Или у тебя ничего нет, или ты прячешь его в своей жопе. – Неприятное мнение. – Там я смотреть не буду. – Это успокаивало. – Ты псих?

– Я юрист.

– А тем и другим быть нельзя?

Само собой.

– Я… полагаю.

Еще пауза.

– Юрист Коски?

– Был.

– Ух. – Острие убралось, его отсутствие оставило покалывающую точку на спине Темпла. Видимо даже отсутствие неприятных вещей может быть болезненным, если проживешь с ними достаточно долго.

Человек отошел от Темпла. Огромная, черная, косматая фигура; сталь блестит в одной руке. Он вытащил длинный меч из-за пояса и бросил на одеяло, затем сел, скрестив ноги; отблески огня мерцали красным и желтым в зеркале его металлического глаза.

– Жизнь кидает странными путями, да? – сказал он.

– Коул Шиверс, – пробормотал Темпл, не зная, чувствовать себя лучше или хуже.

Шиверс потянулся и покрутил пальцами вертел, жир закапал в огонь.

– Голоден?

Темпл облизал губы.

– Это вопрос или… приглашение?

– У меня тут больше, чем я могу съесть. Тебе лучше привести лошадь, пока она не стряхнула поводья. Но смотри, куда ступаешь. – Северянин тряхнул головой в сторону деревьев. – Там обрыв, шагов двадцать в глубину, и сильное течение на дне.

Темпл привел лошадь и стреножил ее, снял седло и ослабил попону, и позволил ей нюхать любую траву, до которой сможет дотянуться. Печальный факт, чем голодней человек, тем меньше он стремится заботиться о голоде других. Шиверс срезал мясо до костей и ел кончиком ножа из жестяной тарелки. Еще мясо блестело на какой-то коре с другой стороны костра. Темпл упал перед ним на колени, будто это был самый священный алтарь.

– Огромное спасибо. – Он закрыл глаза, начав есть, вкушая сок из каждого кусочка. – Начал думать, что умру здесь.

– Кто сказал, что не помрешь?

Мясо попало Темплу в горло, и он неуклюже закашлялся.

– Ты один? – выдавил он. Что угодно, лишь бы не эта сокрушающая тишина.

– Я понял, что из меня плохая компания.

– Не беспокоишься насчет духов?

Северянин покачал головой.

– Слышал, они убили много людей в Далекой Стране.

– Если убьют меня, забеспокоюсь. – Шиверс отбросил тарелку и оперся на локоть, его поврежденное лицо сдвинулось дальше в темноту. – Можно тратить все время, жопясь о том, что может произойти, но куда это приведет?

На самом деле, куда?

– Все еще охотишься на своего девятипалого?

– Он убил моего брата.

Темпл остановил очередной кусок мяса на полпути ко рту.

– Мне жаль.

– Значит, тебе больше жаль, чем мне. Мой брат был говном. Но семья есть семья.

– Не знаю. – Родственники Темпла редко оставались в его жизни надолго. Мертвая мать, мертвая жена, мертвая дочь. – Самое близкое, что у меня есть к семье, это… – Он обнаружил, что хотел сказать Сафин, и сейчас он тоже был мертв. – Никомо Коска.

Шиверс фыркнул. Почти хихикнул.

– По моему опыту, он не самый надежный человек.

– А что за опыт?

– Нас обоих наняли, чтобы убить несколько человек. В Стирии, лет десять назад или около того. Дружелюбного тоже. Еще нескольких. Отравителя. Палача.

– Звучит как довольно веселая компания.

– Я не такой весельчак, каким выгляжу. Все пошло… – Шиверс очень нежно потер шрам под своим металлическим глазом. – Немного неприятно.

– Все имеет свойство идти неприятно, когда вовлечен Коска.

– Оно может быть неприятным и без него.

– Но с ним чаще, – пробормотал Темпл, глядя в огонь. – Он никогда особо не волнуется, но раньше его хоть что-то волновало. Он становится хуже.

– Как и все люди.

– Не все.

– А. – Шиверс показал зубы. – Ты один из тех оптимистов, о которых я слышал.

– Нет, нет, не я, – сказал Темпл. – Я всегда выбираю легкий путь.

– Очень мудро. Я пришел к заключению, что надежда на что-то приводит к обратному. – Северянин медленно повернул кольцо на мизинце, камень сверкал цветом крови. – Я мечтал стать лучше, давным-давно.

– Что случилось?

Шиверс растянулся перед огнем, положил сапоги на седло и начал заворачиваться в одеяло.

– Я проснулся.

Темпл проснулся от первого серо-голубого прикосновения рассвета и обнаружил, что улыбается. Земля была холодной и твердой, одеяло было слишком маленьким и сильно воняло лошадью, вечерней еды было мало, но все-таки он давно уже так крепко не спал. Птицы щебетали, ветер шелестел, и за деревьями было слышно слабое течение воды.

Побег из Компании внезапно показался отличным планом, отважно исполненным. Он изогнулся под одеялом. Если Бог был, вышло так, что Он был прощающим парнем, как Кадия всегда…

Меч и щит Шиверса пропали, и на его одеяле сидел на корточках другой человек.

Он был раздет до пояса, его бледное тело было переплетением груды мышц. Снизу он носил грязное женское платье, разрезанное посередине, и сшитое веревкой, чтобы получились свободные штаны. Одна сторона головы у него была выбрита, коричневые волосы на другой были скатаны при помощи какого-то жира в плотные шипы. В одной руке он держал топорик, в другой – блестящий нож.

Значит, дух.

Не мигая, он смотрел через потухший костер на Темпла пронзительными голубыми глазами. Темпл смотрел в ответ, определенно менее пронзительно, и обнаружил, что он обоими руками медленно натянул до подбородка свое воняющее лошадью одеяло.

Еще двое мужчин тихо выскользнули из-за деревьев. Один носил что-то вроде шлема, хотя вряд ли для защиты от любого земного оружия – открытый ящик из прутьев с перьями на углах, который был прикреплен к его воротнику из старого ремня. Щеки другого были располосованы самонанесенными шрамами. В других обстоятельствах – на сцене, возможно, на стирийском карнавале – они вызвали бы сильный смех. Здесь, в нехоженых глубинах Далекой Страны, и с аудиторией из одного Темпла, веселье было примечательно своим отсутствием.

– Ной. – Четвертый дух появился из ниоткуда; нечто среднее между мужчиной и парнем, со светлыми волосами и полосой высохшей коричневой краски под глазами. Темпл надеялся, что это была краска. Кости какого-то мелкого животного, прицепленные к рубашке, сделанной из мешка, постукивали, когда он пританцовывал с одной ноги на другую, лучезарно улыбаясь во всю ширь. Он показал Темплу встать.

– Ной.

Темпл очень медленно поднялся на ноги, улыбаясь парню в ответ, а затем и остальным. Улыбайся, улыбайся, улыбайся, дружелюбность важнее всего.

– Ной? – рискнул он.

Парень ударил его в голову.

Шок был больше силы, отправившей Темпла на землю. Так он себе сказал. Шок, и что-то типа примитивного понимания, что вставанием ничего не достичь. Мир качался, пока он там лежал. Волосы щекотали. Он потрогал кожу головы, и на его пальцах осталась кровь.

Потом он увидел, что у парня в руке был камень. Раскрашенный голубыми кольцами. А теперь с несколькими каплями крови Темпла.

– Ной! – крикнул парень, снова поманив.

Темпл не спешил вставать.

– Слушай, – сказал он, пробуя сначала на общем. Парень шлепнул его пустой рукой. – Слушай! – по-стирийски. Парень снова его шлепнул. Он попробовал кантийский. – У меня нет ничего… – Парень снова ударил его камнем, попав в щеку и повалив на бок.

Темпл покачал головой. Слабо. Плохо слышно.

Он схватился за ближайшую вещь. Возможно, за ногу парня.

Он вскарабкался до коленей. Его коленей или парня. Чьих-то коленей.

Во рту был вкус крови. Лицо тряслось. Не болело на самом деле. Онемело.

Парень говорил что-то остальным, поднимая руки, словно спрашивал одобрения.

Тот, что с шипами на голове, важно кивнул и открыл рот, чтобы сказать, и его голова слетела с плеч.

Тот, что перед ним, повернулся, что было немного трудно из-за пруткового шлема. Меч Шиверса отрубил ему руку выше локтя и глубоко вонзился в его грудь, кровь полилась из раны. Он без слов оступился назад, клинок застрял в его ребрах.

Тот, что со шрамами на лице, налетел на Шиверса, ударяя его, вцепившись в щит, и они стали шататься по поляне, вышибая ногами искры из углей костра.

Все случилось за невероятный неровный вздох или два, затем парень снова ударил Темпла по голове. Это казалось до нелепости нечестно. Словно Темпл был главной угрозой. Волна возмущенной невинности подняла его на ноги. Шиверс поверг покрытого шрамами духа на колени, и как тараном разбивал его голову щитом. Парень снова ударил Темпла, но он устоял, ухватившись за украшенную костями рубашку, когда его колени подкосились.

Они упали, царапаясь и дубася друг друга. Темпл был снизу, зубы сжаты; он засунул большой палец духу в нос, завалил его и все это время не мог перестать думать, как удивительно глупо и расточительно все это было; а потом, что грамотные бойцы, наверное, философствуют после боя.

Дух встал перед ним на колени, крича на своем языке; они покатились меж деревьев, скользя вниз с холма; Темпл бил окровавленными костяшками духу в окровавленное лицо, завизжав, когда дух поймал его предплечье и ударил по нему; а потом деревья кончились, только чистая земля была под ними, потом звук реки стал очень громким, земля пропала вовсе, и они упали.

Он смутно вспомнил, как Шиверс говорил что-то насчет обрыва.

Ветер усилился, обратившись в невесомость, а затем в камни, листья и белую воду. Темпл отпустил духа, они оба падали без звука. Все это было так необычно. Похоже на сон. Проснется ли он сейчас от толчка, снова в Компании…

Толчок был, когда он ударился об воду. Ногами, по слепой случайности.

Потом он ушел под воду, захваченный холодом, сокрушенный нахлынувшим весом, раздираемый одновременно в пяти направлениях так сильно, что, казалось, ему выдернет руки. Снова и снова, лист в потоке, беспомощный.

Его голова поднялась над потоком, он судорожно глотнул воздуха, брызги ударили в лицо, всюду был слышен неистовый рев воды. Его снова утащило под воду, и что-то сильно ударило в плечо, закрутило, на мгновение показалось небо. Конечности отяжелели, появилось болезненное искушение перестать сражаться. Темпл никогда не был бойцом.

Краем глаза он заметил плывущую корягу, высушенную и отбеленную солнцем и водой до цвета кости. Он ухватился за нее справа, его легкие горели. Это была часть дерева. Целый ствол с ветками без листьев. Ему удалось, кашляя, отплевываясь и царапая лицо о сгнившую древесину, втащить на него грудь.

Он дышал. Несколько вздохов. Час. Сотню лет.

Вода вертелась вокруг него, щекотала. Он поднял голову так, что мог видеть небо. Громадное усилие. Облака двигались по глубокой безучастной синеве.

– Это так ты представляешь себе охуенную шутку? – прохрипел он, прежде чем волна шлепнула его в лицо и заставила наглотаться воды. Значит никаких шуток. Он лежал спокойно. Слишком уставший и раненный для чего-либо еще. Вода теперь, по крайней мере, успокоилась. Река стала шире, медленней, берега ниже, трава расстилалась до гальки. Он позволил всему проноситься мимо. Он доверился Богу, раз больше никого не было. Он надеялся на небеса.

Но всецело ожидал противоположного.

Дата добавления: 2015-07-18