На пути религии они рисковали своей жизнью

Волевой мусульманин, призывающий к Исламу, пресекает все лживое и греховное, и не приемлет, чтобы это встречалось на его пути. Он идет вперед и думает, что можно было бы достичь примирения.

Волевой мусульманин на пути призыва дальновиден в вопросах своей религии, он убежден в том, что следует верному пути, четко осознает свою миссию, даже если все человечество встанет против него. Вот что сказал Суляйман ад-Дарани: «Если бы все люди засомневались в Истине, я бы один не стал сомневаться в ней». А если даже такое и случится, то он посчитает, что лишь он один был создан, и что лишь ему одному доверена Истина, и что спрос за это будет с него одного.

Хазм ибн Абу Хазм передает: «Как-то ‘Умар ибн ‘Абд аль-‘Азиз сказал в своей речи: „Если бы Аллах умерщвлял каждое новшество моими руками и пробуждал каждую Cунну моими руками за кусочек моей плоти – да так, что в конце концов я бы погиб, то ради Аллаха это было бы легко“».

Решительный мусульманин, идущий по пути призыва,знает, что «путь призыва долог, тяжек, тернист и сложен. Он по силам лишь настоящим мужчинам. Его сможет преодолеть лишь воля правдивых героев. А больные, дряблые души, воля которых ослабла и вера иссякла, тут же сойдут с него… Этот путь – тропа пророков, на которой усердствовал Адам, Нух пролил не мало слез на ней, из-за нее аль-Халиль (Ибрахим) был брошен в огонь, приведен к месту жертвоприношения Исма‘иль, продан Юсуф за ничтожную цену, подвержен тяжкой болезни Айюб. И то же самое касается жизни Печати пророков и вождя посланников»[230].

Волевого мусульманина на пути призыва не заставит молчать сила нечестивцев и их угрозы, так как он считает, что это допустимо простым, бессильным людям. Что же касается тех, кто стоит во главе призыва, руководителей и ученых, то они обязаны быть стойкими, говорить прямо и открыто правду, даже если придется претерпеть муки и страдания или умереть на этом пути. Когда-то этот принцип претворил в жизнь имам последователей Сунны Ахмад ибн Ханбаль аш-Шибани, да помилует его Всевышний Аллах, из-за смуты, развязавшейся вокруг вопроса о создании Корана. Вот что поведал об этом испытании его сын Салих: «Отец мой сказал: „Когда принесли кнуты, аль-Му‘тасим осмотрел их и сказал: „Принесите другие‘. Затем он сказал палачам: „Приступайте“. Один из них приблизился ко мне и стегнул меня дважды, а он сказал ему: „Сильнее, да отсечет Аллах твою руку!“ После он отошел в сторону и подошел другой и также хлестнул меня дважды, а он все приговаривал: „Сильнее, да отсечет Аллах твою руку!“ Когда мне нанесли девятнадцать ударов кнутом, он (то есть аль-Му‘тасим) подошел ко мне и сказал: „О Ахмад, зачем ты губишь себя? Поистине, клянусь Аллахом, мне жалко тебя. Тут ‘Уджайф стал покалывать меня острием своего меча, а затем он сказал: „Ты хочешь одолеть их всех?“ Другие сказали: „Горе тебе. Сам халиф стоит над тобой!“ Некто сказал: „О повелитель правоверных, убей его, смерть его на мой совести!“ А другие стали говорить: „О повелитель правоверных, ты постящийся и стоишь на солнце!“ Тогда он сказал мне: „Горе тебе, о Ахмад, что скажешь?“ А я ответил: „Приведите какой-нибудь довод из книги Аллаха и Cунны Посланника Аллаха, S, чтобы я сказал это“. Он вернулся на свое место, сел и сказал палачу: „Приступай и побольнее, да отсечет Аллах твою руку!“ Затем он встал во второй раз и сказал: „Горе тебе, о Ахмад, ответь мне“. А они приблизились ко мне и стали говорить: „О Ахмад, твой имам над тобой!“ ‘Абд ар-Рахман спросил: „Кто из твоих друзей в этом вопросе поступил так же, как ты?“ А аль-Му‘тасим сказал: „Скажи мне хоть что-нибудь, что как-то облегчит твою участь, дабы я отпустил тебя“. Я сказал: „О повелитель правоверных, дайте мне какой-нибудь довод из книги Аллаха“. Он вернулся на место и сказал палачам: „Приступайте“. Палач подошел ко мне, нанес два удара кнутом и отошел в сторону, а он приговаривал: „Сильнее, да отсечет Аллах твою руку!“ Далее отец мой сказал: „Я потерял сознание, а когда пришел в себя, оковы были уже сняты с меня. Рядом был мужчина и он сказал: „Мы бросили тебя лицом на землю, перевернули тебя на спину всего изнеможенного и стали топтать!“ Отец мой сказал: „Я ничего этого не чувствовал. Затем мне принесли сауик [231] и сказали: „Попей и вырви“. Я сказал: „Я не стану разговляться“. После меня привели в дом Исхака ибн Ибрахима. Как раз наступило время обеденной молитвы (зухр). Ибн Сама‘а вышел вперед и совершил молитву. После молитвы он сказал мне: „Ты молился, а кровь текла по твоей одежде“. Я ответил: „Умар молился, и из его раны хлестала кровь“».

Далее Салих говорит: «Потом его освободили и отпустили домой. В заключении он пробыл, с тех пор как его схватили, увели, пытали и освободили, двадцать восемь месяцев. Один из двоих мужчин, что были рядом с ним, сказал мне: „О сын моего брата, да пребудет милость Аллаха над Абу ‘Абдуллахом. Клянусь Аллахом, не видывал я таких людей, как он. Как-то, когда нам принесли еду, я сказал ему: „О Абу ‘Абдуллах, ты постишься, и ты в таком положении, когда можно прибегнуть к такийя [232] “ [233]. Он испытывал сильную жажду и сказал тому, кто подавал воду: „Дай мне“. И тот дал ему кубок с водой и со льдом. Он взял его, посмотрел на него глазами жаждущими выпить, но потом вернул кубок и не стал пить! Я был поражен тому, как он выносит голод и жажду, находясь в том ужасе, в котором он оказался“»[234].

А вот что пишет имам Абу аль-Фарадж ибн аль-Джаузи о той позиции, которую принял имам Ахмад, да помилует его Аллах: «Этот человек мог с легкостью пожертвовать собой ради Всевышнего Аллаха, и он так и поступил, подобно тому как безропотно не жалел себя Биляль. Мы уже привели со слов Са‘ида ибн аль-Мусаййиба, что „для него ради Всевышнего Аллаха его жизнь была менее значима, чем жизнь мухи“. Они с легкостью жертвовали собой, дабы это привело к нужным последствиям. Проницательный глаз смотрит на грядущее, а не на сущее. Тяжелые муки, которым был подвержен имам Ахмад, свидетельствуют о его сильной вере. Ведь достоверно известно, что Пророк, S сказал: „ Человек испытывается в меру своей веры “.Преславен Тот, Кто поддержал его, открыл ему глаза, придал сил и помог одержать победу».

Хафиз Ибн Тахир аль-Макдиси сказал: «Я слышал, как имам Абу Исам‘иль ‘Абдуллах ибн Мухаммад аль-Ансари в Хуре сказал: „Пять раз мне угрожали мечом. И от меня требовали не отказаться от своего мазхаба, а молчать относительно тех, кто шел против меня. А я отвечал: „Не буду молчать“»[235].

Мусульманин на пути призыва, обладающийсильной волей, не просто запрещает зло. Он осуждает содеявших это зло. То есть ему непривычно обобщать, идти окольными путями. Он прямо пальцем указывает на злодея, обвиняя его. Он во всеуслышание заявляет о происходящем постыдном неверии, называя его по имени, уточняя его номер и адрес. А вслед за указательным пальцем тянутся все четыре оставшихся пальца, чтобы стать полноценной рукой, вносящей в жизнь перемены[236].

Аз-Захаби в биографии Абу Бакра ан-Наблиси пишет: «Абу Зарр аль-Хафиз сказал: „Бану ‘Убайд посадили его в тюрьму и распяли из-за Сунны. Я слышал, как ад-Дару-кутни вспоминал про него, плакал и сказал: „Когда с него сдирали кожу, он говорил: „ Так было предначертано в Писании “»[237].

Абу аль-Фарадж ибн аль-Джаузи сказал: «Вождь Джаухар для Абу Тамима, правитель Египта, задержал Абу Бакра ан-Наблиси, которого можно было найти среди лачуг. Он сказал ему: „До нас дошли сведения о том, что ты сказал: „Если у мужчины есть десять стрел, то он должен выпустить одну на византийцев», а в нас девять“. Тот сказал: „Я не говорил этого. Однако я сказал: „Если у него десять стрел, то он должен выпустить все девять в вас, а десятой также стрельнуть в вас, ведь вы отреклись от своей веры, убили праведников, стали утверждать, что обладаете божественным светом“, и Джаухар обнажил меч, ударил его и отдал распоряжение иудею, а тот содрал с него кожу. Ибн аль-Акфани сказал: „С него сняли кожу, наполнили ее соломой, а его распяли“. Также говорят, что „с него начали снимать кожу с макушки головы, дошли до лица, а он в это время упоминал Аллаха и терпел. А когда тот, кто сдирал кожу дошел уже до груди, сжалился над ним, и пырнул ножом прямо в сердце, убив его“. Также говорят, что „когда с него сдирали кожу, было слышно, как его тело читает Коран“»[238].

Волевой да‘ия «смотрит на своего победителя, высоко подняв голову. Он убежден, что эта слабость временная, и вера неизбежно ее преодолеет, и ей придет конец. Но он никогда не склонит голову перед ней. Да, все люди смертны, но он – уходит из этой жизни мучеником…» [239]

Шейх и аскет аль-‘Амри как-то сказал: «Поистине ты беспечен к себе и отдаляешься от Аллаха, когда видишь то, что ненавистно Аллаху, и закрываешь на это глаза, не побуждаешь к добру и не запрещаешь зло из-за страха перед тем, кто не может принести себе ни пользу, ни вреда»[240]. Аз-Захаби в биографии имама Мухаммада аль-Хубули, судьи Бирки, пишет, что «однажды к нему пришел амир и сказал: „Завтра праздник (разговения)“, а он ему в ответ: „После того как мы увидим новую луну, я не стану прерывать пост людей и брать на себя их грех“. Амир сказал: „Это повелевает аль-Мансур в своем письме“ (таково было мнение ‘убайдитов – они прерывали пост, беря за основу расчеты, а не видение новой луны). Новолуние не увидели, а утром амир взялся за бубны, флаги и полное приготовление к празднику. Судья сказал: „Я не выйду и не стану молиться“. Амир отдал распоряжение некому мужчине, и тот выступил с проповедью. Затем он донес обо всем в письме аль-Мансуру. Тот распорядился о том, чтобы судью доставили к нему. Его привели, и аль-Мансур сказал ему: „Найди себе оправдание, и я прощу тебя“, но он отказался. Тогда по повелению аль-Мансура его привязали и оставили на солнце, пока он не скончался. Он просил воды, но ему не давали. Затем его распяли на доске. Да проклянет Аллах тиранов»[241].

Вот какие строчки написал Икбаль:

Он никого не боится,

Лишь Одного Аллаха он страшится.

В сердце его воспылал огонь мыслей,

И оно свободно от оков жен и детей.

Он уступчив во всем,

Кроме того, что касается Единственного Аллаха.

Здесь он готов приставить нож к горлу своего ребенка.

Дата добавления: 2015-07-15