Причастие

Терминал аэропорта Нью-Йорка, куда привезли пассажиров «боинга», прилетевшего из Москвы, ока­зался более просторен и многолюден, чем парижский. Но в общих чертах все было стандартным — что в Шта­тах, что во Франции, что в современной России. Разве только попадающиеся на глаза полицейские в черной форменной одежде, с пистолетами в кобурах на ши­роких ремнях, давали понять, что это — Соединенные Штаты Америки.

Те из пассажиров, кто летел в Нью-Йорк, ушли за багажом, а тем, кто следовал дальше, в Сан-Франциско, предстояло ждать.

Обычная суета аэровокзала невольно настраива­ла на безразличие к тому, что только что произошло с людьми, летевшими другими самолетами — париж­скими, или московскими, или индийскими, неважно какими. Ведь это не они чуть не упали в океан. Не им, спешащим к своим воздушным извозчикам, отправля­ющимся в Бостон, или Техас, или на другой конец све­та, в Гонконг например, грозила гибель. Да о ней ни­кто и не говорил. Разве что у членов экипажа «Боинга 747-400» и пассажиров, которых они везли, оставалось в душе некое чувство то ли облегчения, что катастрофа миновала, то ли недоумения, почему вдруг лайнер вы­шел из смертельной ситуации невредимым.

— Слава Богу, мы уже в Америке, — сказал отец
Александр. — Господу, значит, угодно, чтобы мы до­
брались до Сан-Франциско, помолились в храме вла­
дыки Иоанна. Как вы, Людмила Михайловна?

— Я бы выпила воды.

— Вон бар, пойдемте туда, — предложил Федор.

Сели за столик, Федор подошел к стойке и попро­сил у бармена минеральной для дамы. По-английски Федор говорил хорошо, но все же бармен определил, что он не американец. А когда увидел солидную фигу­ру отца Александра, задумался, что это за люди. То ли греки, то ли болгары, то ли еще кто-то — редко прихо­дилось ему видеть таких иностранцев. Но он и глазом не моргнул, когда услышал русскую речь, — батюшка обратился к Федору, сказав, что после перенесенно­го стресса неплохо было бы разрядиться водочкой.

Еремин согласился.

— А Алексей Иванович-то наш, а? — иронично за­
метил отец Александр. — Ему брать ничего не будем.

— Да... Но что видел Ваня? Как думаете?

— А сейчас у него и спросим.

Взяли водки, кока-колы, вернулись к столику.

Алексей Иванович сидел выпрямившись — лицо холодное, отчужденное. Видимо, еще переваривал слу­чившееся в самолете. Затем встал, направился к стойке и остался там, заказав себе виски.

Людмила Михайловна постепенно пришла в себя, хотя лицо ее все еще хранило следы пережитого. Те­перь седая прядь волос вкупе с бледностью щек и сухо­стью губ подчеркивали ее возраст. Но вида элегантной богатой дамы она не утратила.

— Я тоже выпить хочу. За нашу удачу, — сказал
Иван.

— Это водка, Ваня.

— Я немного. А здорово мы летели. — Он смотрел
на Людмилу Михайловну, все время стараясь уловить,
что ей нужно. Она улыбнулась:

— Мой рыцарь.
Ваня тоже улыбнулся:

— Не, не я. Он.

— Алексей Иванович? - Отец Александр поднял
рюмку.

— Не, он ругался.

— А кто?

Ваня пожал плечами:

— Может, показалось.

— А может, и нет. - Людмила Михайловна выпила
воды. — Я столько знаю про владыку чудес, что не уди­
вилась бы нисколько, если ты, Ваня, в небе владыку
видел.

Иван радостно улыбнулся.

— Выпьем по крайней мере за то, что мы живы, —
сказал Еремин.

— Господи, благослови. — Отец Александр перекре­
стил рюмку и выпил. — А ничего, — сказал он после
короткой паузы. — Похоже, наши поставки. А?

— Водки плохой не бывает, — подтвердил Федор. —
Бывает хорошая или очень хорошая.

— И это правильно, — согласился батюшка. — А?

— Я пошел, — ответил на его вопрошающий взгляд
Федор.

— Возьмите и мне, — сказала Людмила Михайлов­
на. — Вы так славно выпили.

— И Алексея Ивановича зовите, — сказал отец
Александр. — Что это он один пьет. Это не по-нашему,
не по-русски.

Федор выполнил распоряжение батюшки.

У Алексея Ивановича достало такта принести всем извинение.

Выпили, оживились, на щеках Людмилы Михайлов­ны появился легкий румянец.

— Знаете, когда вы заговорили о том, что митро­
полит Антоний направил владыку в Шанхай, я вспом­
нила, как мы жили в Китае и какая там тогда была

обстановка. Это ведь мои детские годы, первые впе­чатления. Вот я могу забыть, что было год назад, или два, или третьего дня, а то, что случилось в детстве, помнится отчетливо. Мама тогда ходила ухаживать за больными в госпитале для бедных и в доме для ума­лишенных. И меня иногда брала помогать ей. Влады­ка приходил к больным по первой же просьбе, чаще поздно вечером, а иногда и ночью, никогда не отказы­вал. Я хочу поведать вам случай, который произошел не при мне, а при маме. Я хорошо запомнила ее рассказ.

...Дождь зарядил еще в понедельник, а сегодня уже наступила среда. Казалось, что этому мутному потоку, который то усиливался, то несколько ослабевал, что­бы затем пойти с новой силой, не будет конца.

Владыка Иоанн шел по той части Шанхая, где тес­нились торговые лавки, ресторанчики, сомнительные заведения. Подобрав подолы одежды, по узкой улице спешили люди, перепрыгивая через лужи. Все торо­пились укрыться от дождя, но, минуя владыку, обяза­тельно косились на него. Он приходил сюда не в пер­вый раз, и видели его здесь тоже не впервые.

И все же не могли привыкнуть к его черной рясе и к овальной вещице*, которая висела на цепи, опу­скаясь на грудь. Его головной убор тоже был слишком странен — похож на перевернутый котелок с прямыми

стенками. А позади еще зачем-то прикреплена к обоим

** концам длинная черная материя.

Обитатели улицы, мощенной давно стершимися камнями, с выбоинами, с ямками, заполненными во­дой и грязью, жили в привычной для них суете, забо­тами о пропитании и плотских утехах.

Кривоногий рикша со своей повозкой догнал бы­стро идущего владыку, засеменил радом.

— Господин, а господин, садись, подвезу. — Он
улыбался, морща скуластое, худое лицо.

— Сколько раз говорил, что не буду на тебе катать­
ся. — Рикша приставал к владыке всякий раз, когда он
приходил в этот квартал Шанхая.

— Дождь, господин, а ты босой. Заболеешь.

— Я-то здоров. А сын твой?

— Спасиба, господина! — ответил рикша по-русски.
— Большой спасиба!

Месяц назад владыка побывал у рикши дома. По­просила прихожанка кафедрального собора Богоматери «Споручница грешных». Говорила, что этот китаец силь­но переживает из-за болезни сына, что врачи не могут по­мочь мальчику. А рикша хороший человек — не раз вы­ручал русских соседей, когда у тех не было даже лепешки.

Владыка пришел к больному мальчику, крестил его, причастил. Потом молился около его постели около часа. Ушел, наказав, чтобы иконка Богородицы, кото­рую он принес из храма, была с мальчиком все время. И еще сказал, что сын рикши обязательно выздоровеет.

Так оно и произошло.

— Господин, я тебе ботинки купил. Посмотри. —
И рикша достал из повозки ботинки, показал их вла­
дыке. Ботинки были потерты, не раз подбиты, но все
же годились для носки.

— Хорошие ботинки. — Владыка связал шнурками
правый и левый ботинок, перебросил их через плечо. —
Спасибо, Иоаким.

Имя рикши было Ким Ли, но владыка сказал, что теперь рикшу будут звать Иоаким. А сына его Хе — Хе-римон, что значит «радующийся».

— В воскресенье жду в храме, — сказал владыка. —
С сыном. А сейчас я спешу, до свидания.

— До свиданья! — сказал по-русски Ким Ли, он же
Иоаким, радостно улыбнулся и поклонился.

Владыка свернул в боковую улицу, где грязь дохо­дила до щиколоток, и ему пришлось подобрать полы рясы.

Здесь стояли окраинные дома, дальше начиналось голое поле, но владыка лишь убыстрил шаги. Он спе­шил в дом для умалишенных, который располагался в тридцати километрах от Шанхая. И не потому, что дождь превратился в ливень и ветер подул сильнее. А по совсем другой причине.

Еще ночью, стоя на молитве, он встрепенулся, будто услышал чей-то зов. Окончив молитву, владыка встал с колен.

Его комната располагалась в приюте для мальчиков, который он назвал во имя святителя Тихона Задон­ского, которого особо почитал за его духовные труды. Святитель этот свою святую заботу проявлял к детям, лишенным родителей.

Сбоку от рабочего стола, всегда заваленного бумага­ми, по большей части письмами с просьбами о помо­щи, стояло глубокое кресло, в котором владыка отды­хал и дремал. Еще с Битоля он приучил себя не спать и никогда не ложился в кровать — в Шанхае ее у него вообще не было.

В красном углу помещались иконы, по стенам висе­ли фотографии. Сбоку стоял аналой с лежащим на нем Евангелием и крестом для исповеди, которую он часто принимал в этой комнатке.

Больше здесь ничего не было.

Именно в это время в палате, где лежала молодая блудница, ее соседки, потеряв всякое терпение, стали громко звать на помощь — терпение у них кончилось.

Дело заключалось в том, что полная белокурая больная стонала сначала не так громко. Но потом сто­ны перешли в крики. Она повторяла: «Владыка Иоанн! Владыка Иоанн! Зовите его сейчас же! Зовите!»

И так снова и снова, несмотря на все увещева­ния. Напрасно ей говорили, что теперь ночь, что идти до владыки далеко. Женщина немного успокоилась, только когда ее обманули, сказав, что послали за вла­дыкой. Наступил рассвет, и она снова принялась гром­ко, надсадно кричать.

Владыка тем временем под проливным дождем пе­ресекал голое поле. Он остановился у дощатого забора, которым был огорожен длинный деревянный дом. По­дергал за ручку звонка.

К двери в ограде подошла пожилая сторожиха, рус­ская, с усталым, тяжелым лицом. Была она массивна телом, грузна и, видать, обладала недюжинной силой.

— Владыко! — искренне удивившись, воскликнула
она. — А мы вас разыскивать хотели!

— Знаю.

Он пошел вперед протоптанной, но размытой до­ждем дорожкой. Босые ступни его ног скользили. Сто­рожиха шла позади, стремясь поддержать маленькое, легкое тело владыки.

Войдя в дом, где содержались умалишенные, он протер запотевшие очки, осмотрелся.

— Тряпку дайте.

Сторожиха поспешно, как только могла, нашла су­хую тряпку.

Горестно она смотрела, как владыка вытирает ноги.

— Давайте, владыка, я вымою их. — Она показала
на красные ступни с полосами от грязи.

— Не надо. — И он вошел в палату, где стояло
с десяток кроватей, на которых сидели и лежали боль­
ные женщины самых разных возрастов и самого раз­
ного вида.

В палату вошел и доктор, хорошо знавший владыку.

— Как рад, как рад, — сказал он, сердечно улыба­
ясь. — Сами-то здоровы?

— Все слава Богу. — Владыка направился прямиком
к кровати, где лежала молодая женщина, укрытая сте­
ганым теплым одеялом. Под ее глазами синели круги,
пышные русые волосы были разбросаны по подушке,
потрескавшиеся губы распухли.

Увещевания доктора, уколы, лекарства не помогали. Она чуть приподнялась на подушках, устремив взгляд больных глаз на владыку.

— Пришли... — Она выпростала полные белые руки
из-под одеяла и сложила ладони под благословение.

Владыка благословил блудницу и сел на табуретку ближе к изголовью ее кровати.

— Нехорошо мне, — сказала женщина. — Наверное,
за грехи.

— Наверное! Разве не знаешь, что болезни за грехи
и даются Господом. Но нам же во благо. Поймешь это
— выздоровеешь.

— Да как выздоровею! Дурная болезнь! Неизлечи­
мая... — Голос ее, высокий, тонкий, сорвался. — Уми­
раю!

— Подожди умирать. Давай сейчас я тебя исповедую
и причащу. А потом молиться будем.

— Я не умею.

— Умеешь. В прошлый раз учились.

С соседних коек на них смотрели, к их беседе при­слушивались. Некоторые женщины встали и, запахнув байковые серые халаты, столпились за спиной влады­ки. Некоторые покрыли головы косынками или плат­ками, уже зная, что сейчас последует молитва, потом исповедь и причастие.

Доктор уже распорядился принести стол, покрыть его белой скатеркой и поставить на него подставку для иконы.

— Ты ведь в прошлый раз и «Трисвятое» выучила, и
Богородице пела, — говорил между тем владыка моло­
дой женщине. Он взял ее пухлую руку в свою, смотря
ей прямо в глаза своим тихим, доверчивым взглядом.
— Ну, не будешь умирать? Будем молиться?

— «Святый Боже, Святый Крепкий...», — запела
басом из-за спины владыки женщина, с обвисшими
щеками, с водянистыми глазами, в которых застыло
безумие.

— Погоди, Клавдия, — сказал доктор. — Не лезь по­
перек владыки...

—...В пекло! — И женщина, которую доктор назвал
Клавдией, захохотала.

— Ну, Клаша, — владыка встал, подошел к женщи­
не, положил на ее голову свою легкую ладонь, — Го­
сподь ведь ждет, когда мы к нему обратимся.

Странно, но женщина, которая была выше владыки почти на голову, перестала кривить лицо, замерла.

— Давайте готовиться, — продолжил владыка. — Все
встанем, как и раньше, друг подле друга. Я сейчас про­
чту молитвы, а вы их внимательно выслушайте. Потом,
когда я скажу, будете называть свои имена. Ну, это вы
уже знаете.

Только успел владыка прочесть «Царю Небесный», как в дальнем углу палаты худая женщина с реденьки­ми волосами вдруг завопила, разинув беззубый рот:

— Вон! Вон отсюда! Прочь!

Владыка Иоанн повернулся лицом к молящимся, сделал рукой жест, мол, ничего, сейчас она успокоится, и продолжил читать молитвы общей исповеди.

Беззубая женщина успокоилась не сразу. Но посте­пенно голос ее становился тише, она легла на кровать, изо рта пошла пена.

И все — затихла.

Закончив общую исповедь, владыка выслушал еще и тех, кто хотел назвать свои личные грехи. Таких жен­щин оказалось всего несколько. Молодая блудница по­дозвала владыку к своей кровати, с которой не вставала во время исповеди, и что-то зашептала ему в ухо. По­том громко заплакала. Владыка накрыл ее епитрахилью и произнес разрешительную молитву.

Блудница продолжила плакать, но слезы ее как буд­то стали другими — тихими.

К Святой Чаше подходили с благоговением. Доктор помогал владыке, красным платом вытирая рты при­частникам. Но вот дошла очередь до Клавдии — той самой женщины с обвислыми щеками, которая басом запела «Трисвятое» до времени.

Она раскрыла рот, вытаращив глаза, и вдруг, не­ожиданно для всех, выплюнула Святые Дары.

Владыка поставил Чашу на стол, нагнулся и поднял причастной ложкой выплюнутое Клавдией.

— Владыка, остановитесь! — вскрикнул доктор, уви­
дев, что владыка хочет принять то, что предназначалось
больной женщине. — Она бешеная!

— Не волнуйтесь, доктор. Это ведь Святые Дары.
И владыка спокойно принял Тело и Кровь Господню.

Дата добавления: 2015-07-18