Учитель.

Когда я начинал свою академическую карьеру, существовало четыре категории инструкторов начальной школы: те, кто проводил самые простые уроки, те, кто преподавал ученикам старших классов, те, кто вел специальные курсы, и те, кто служил помощником. В те времена четыре года начальной школы считались обязательным образованием. Учителя первой категории вели занятия в первых и вторых классах, в то время как учителя более высокой категории могли вести два последних обязательных класса, третий и четвертый, равно как и высшие классы (с пятого по восьмой), которые не были обязательными.

Хоть я и был нанят какпомощник, в скором времени я сдал экзамены, которые позволили мне работать инструктором низшей категории. После этого меня перевели в Наху, местопребывание префектурного правительства Окинавы. Этот перевод, который, по сути, был повышением по

службе, я счел чрезвычайно удачным, поскольку он дал мне больше возможностей для занятий каратэ.

Позднее я получил и диплом инструктора высших классов. Но поскольку я не был выпускником педагогического колледжа, а их все больше и больше попадало в систему школьного образования Окинавы, то было очевидно, что дальнейшее продвижение по службе будет весьма проблематичным.

В конце концов директор моей школы рекомендовал меня на более высокую должность. Но я не принял это повышение, поскольку оно означало отъезд в какой-либо отдаленный район или на остров архипелага и, соответственно, разлуку с моими учителями каратэ. Этого я никакие мог допустить.

Была, в сущности, еще одна причина, по которой мое начальство позволило мне остаться в Нахе, причина эта снова возвращает нас к спорам, бушевавшим по поводу традиционных причесок. Семьи многих моих учеников были стойкими приверженцами Упорствующей Партии, и хотя шел уже двадцать четвертый или двадцать пятый год правления Мэйдзи (1891 или 1892), соблюдение правительственного указа, запрещавшего ношение традиционных причесок, на Окинаве было далеко от идеального. Поскольку моя собственная семья поддерживала Упорствующую Партию, то я очень хорошо знал те эмоции, которые вызывал этот правительственный указ у ее сторонников. В то же время, осознавая масштаб происходящих реформ, менявших практически каждый аспект японской жизни, я не придавал этой проблеме большого значения.

Министерство Образования, однако, видело вещи в несколько ином свете. Раздраженное и напуганное сопротивлением своей воле, оно отдало распоряжение, согласно которому каждый ученик острова должен бьи немедленно остричь волосы. Но это было далеко не таким простым делом, как может показаться на первый взгляд. Многим детям их упорное нежелание расставаться со своими прическами отодвинуло поступление в начальную школу на несколько лет. В результате они уже едва ли могли считаться детьми и являлись достойными противниками своим размахивающим ножницами учителям. Более того, многие из них занимались каратэ, которое к тому времени пракгиковалось на Окинаве почти открыто. И учителя начальной школы, пытавшиеся навязать свою волю этим «детям», иногда обнаруживали свою полную беспомощность.

Именно по этой причине инструкторам, знакомым с каратэ, было дано задание остричь упорствовавших в отношении причесок учеников,

среди которых многие также были сведущими в каратэ. Я все еще помню вид учеников, схваченных после оживленной потасовки и остриженных ненавистными ножницами; со слезами в глазах и крепко сжатыми кулаками они всем своим видом давали понять, что ничего так сильно не желали бы, как уничтожить тех, кто лишил их этого символа мужества. Однако это было уже незадолго до того, как все наши юноши оказались коротко остриженными. Фурор по поводу традиционных причесок закончился навсегда.

Тем временем я продолжал усердно заниматься каратэ, тренируясь у нескольких учителей: у мастера Киюна, который голыми руками мог в считанные мгновения содрать кору с живого дерева; у мастера Тоонно из Нахи, одного из известнейших на острове знатоков Конфуция; у мастера Ниигаки, чей здравый смысл произвел на меня глубочайшее впечатление; у мастера Мацумура, одного из величайших знатоков каратэ, о котором я еще расскажу позже. Но это не значит, что я пренебрегал своими первыми учителями. Напротив, я как можно больше времени проводил вместе с ними и узнал очень много полезного и интересного для себя, помимо каратэ.

Мастер Адзато, например, был проницательным наблюдателем политических событий. Я помню, как однажды он мне сказал: «Фунакоси, после того как Транссибирская железная дорога будет завершена, война между Японией и Россией станет неизбежной». Это было за много лет до начала военных действий между двумя странами в 1904 году. То, что когда-то казалось невозможным, стало реальностью. Когда началась война, я был глубоко потрясен проницательностью Адзато и его способностью предвидеть политические события. Именно он, во времена реставрации Мэйдзи, посоветовал правителю Окинавы во всем сотрудничать с вновь сформированным правительством, а когда был опубликован указ относительно волос, он был одним из первых, кто ему подчинился.

Адзато также был искуснейшим фехтовальщиком школы кэндо дзигэн. Ни в коей мере не хвастая, он выражал полную уверенность в своих способностях в фехтовании. Однажды я услышал, как он сказал: «Я очень сомневаюсь, что проиграю кому-либо в стране, если дело дойдет до смертельного поединка». Впоследствии обоснованность его уверенности в собственном мастерстве нашла подтверждение во время поединка Адзато с Ёрином Канна, одним из известнейших мастеров меча Окинавы.

Канна был человеком огромных размеров с руками, покрытыми буграми мышц, и широченными плечами; люди говорили, что он был ростом с двухэтажный дом! Канна был отважным человеком, абсолютно лишенным страха, и заслуживал своей репутации мастера боевых искусств. Он также был очень образованным человеком, прекрасно ориентировавшимся как в японской, так и в китайской классике. Ясно, что он был достойным противником Адзато.

Однако когда во время поединка он атаковал Адзато мечом с незатупленным лезвием, то был очень сильно удивлен, обнаружив, что его атаку парировал невооруженный человек, молниеносным движением руки не только отклонивший удар Канна, но и сбивший его с ног. Когда я попросил Адзато описать то, что на самом деле произошло, он ответил, что Канна искуснейший фехтовальщик. Благодаря своей репутации неукротимого и бесстрашного воина, он в самом начале схватки запугивал своего противника, а затем быстро с ним разделывался. Однако если противник отказывался бояться, если он оставался хладнокровным и искал брешь в защите Канна, то победить его было не так уж и сложно. Этот урок Адзато, как и остальные его наставления, оказался для меня чрезвычайно ценным.

Один из его принципов гласил: «Когда занимаешься каратэ, думай о своих руках и ногах как о мечах». И в самом деле, каратэ в исполнении Адзато было живым образцом его видения этого искусства. Однажды кто-то попросил его объяснить значение и применение иппон-кэна (кулака с одним выступающим суставом).

- Попробуй меня ударить спокойно ответил Адзато.

Человек сделал, как ему сказали, но не успел он и глазом моргнуть, как его удар уже был отведен, а кулак Адзато с выставленным суставом указательного пальца летел к животу оппонента, где и остановился на расстоянии, равном толщине бумажного листа. Скорость движений Адзато была невероятной. После столь наглядной демонстрации, человек, задавший вопрос, осознал, что кулак Адзато, если бы он действительно ударил в солнечное сплетение, скорее всего, убил бы его.

Адзато обладал подробной информацией обо всех специалистах каратэ, живших на Окинаве в то время. Информация эта включала не только имена и адреса, но также сведения об их физических данных, сильных и слабых местах, особых навыках и техниках. Он говорил мне, цитируя древнее китайское изречение: «Секрет победы заключается в том, чтобы знать и себя и своего врага», что знание сильных и слабых мест противника и его технических навыков наполовину выигрывает сражение.

И Адзато, и его лучший друг Итосу имели по меньшей мере одно качество, присущее подлинному величию: они не испытывали зависти к другим мастерам. Они представляли меня учителям из числа своих знакомых, побуждая учиться у каждого из них той технике, в которой данный мастер бьи наиболее силен. Обычные инструктора каратэ, как я знаю это из собственного опыта, крайне неохотно разрешают своим ученикам учиться уинструкторов других школ, но это ни в коей мере не относилось ни к Адзато, ни к Итосу.

Даже если бы они не учили меня вообще ничему, я бы получил уроки огромной важности, просто наблюдая за тем, как сдержанны и скромны они были в отношениях со своими близкими. Они никогда не обсуждали те «героические» подвиги каратэ, которые им приписывали, отметая их в сторону как «дикости», которые можно отнести на счет молодости.

Эти два человека имели одно довольно интересное сходство первое имя обоих было Ясуцунэ. Но в отношении философских основ каратэ они придерживались диаметрально противоположных точек зрения, да и физическая конституция у них была совершенно различной. В то время как мастер Адзато был высоким, широкоплечим, с пронзительным взглядом и чертами, напоминавшими древних самураев, мастер Итосу был среднего роста и отличался разве что большой, круглой, похожей на пивную бочку грудной клеткой. Несмотря на свои длинные усы, он был похож на послушного ребенка.

Но это было очень обманчивое сходство, потому что руки его обладали поистине необычайной силой. Сколько бы раз Адзато ни вызывал его померяться силами в окинавской борьбе на руках, Итосу всегда выходил победителем. В этом специфическом виде спорта двое соревнующихся крепко стискивают кулаки и скрещивают между собой свои запястья; при этом кисть не сжимает кисть соперника, как это делается в токийском варианте этой борьбы. После того как Адзато в очередной раз оказывался побежденным, он недовольно кривил губы и бормотал, что ему никогда не осилить Итосу даже если он будет пользоваться обеими руками.

И в самом деле, Итосу был так хорошо натренирован, что все его тело казалось неуязвимым. Однажды в нахском центре развлечений, у входа в ресторан, какой-то молодой здоровяк атаковал его сзади, направив сильный удар ему в бок. Но Итосу, не поворачиваясь, напряг мышцы корпуса, так, что удар лишь скользнул по его телу, и в то же самое мгновение правой рукой схватил запястье нападавшего. По-прежнему не поворачивая головы, он спокойно втащил человека в ресторан.

Там он приказал перепуганной Официантке принести еды и вина. Все еще стискивая запястье человека правой рукой, он отхлебнул вина из чаши, которую держал в левой, а затем, протянув нападавшего по дуге, поставил его перед собой и наконец-то посмотрел на него. Через мгновение он улыбнулся и сказал: «Я не знаю, что у тебя за зуб может быть на меня, но давай выпьем вместе!» Легко можно себе представить, как был потрясен молодой человек таким поведением.

У Итосу была еще одна известная схватка с другим неосмотрительным юношей, инструктором каратэ одной из окинавских школ. Агрессивный от природы и бравирующий своей силой, молодой человек имел довольно неприятную привычку прятаться в темных переулках, и когда какому-нибудь одинокому прохожему случалось набрести на него, он внезапно набрасывался на беднягу. В конце концов он стал настолько самоуверенным, что решил напасть на самого Итосу, полагая, что независимо от того, насколько мастер силен, его можно победить, если застигнуть врасплох.

Однажды ночью он последовал за Итосу вниз по улице и, бесшумно подкравшись, направил в спину мастера самый мощный свой удар. Сбитый с толку тем фактом, что его удар не произвел ровным счетом никакого воздействия, молодой хулиган растерялся и в то же мгновение почувствовал, как его правое запястье сдавили словно в тисках. Юноша попытался высвободиться другой рукой, но, конечно же, ему это не удалось. Сила хватки Итосу вошла на Окинаве в поговорку; как я уже говорил раньше, он мог раздавить толстый ствол бамбука одной рукой.

После этого Итосу продолжил свой путь, волоча юношу за собой и не удосуживаясь даже оглянуться. Осознав полное свое поражение, молодой человек стал умолять мастера простить его.

- Но кто ты? мягко спросил Итосу.

- Горо, ответил юноша.

- Только теперь Итосу впервые посмотрел на него.

-А, - пробормотал он, - не пытайся выкидывать подобные трюки с таким стариком, как я. С этими словами он его отпустил и ушел.

Когда я вспоминаю о своих двух учителях и их различных философских подходах к каратэ-до, в моей памяти начинают тесниться яркие образы. «Относись к своим рукам и ногам как к мечам», часто говорил мне Адзато, в то время как Итосу советовал мне тренировать тело так, чтобы оно могло выдержать любой удар, независимо от того, насколько он мощный. Он имел в виду, что я не только должен тренировать свое тело до тех пор, пока оно не станет твердым как гвоздь, но также ежедневно практиковать различные приемы каратэ.

Сейчас я вспоминаю хорошо известный случай, когда на Итосу напала шайка молодых хулиганов, но вскоре все громилы валялись без сознания на улице. Очевидец, убедившись в том, что Итосу не угрожает опасность, поспешил к Адзато сообщить о происшествии. Прервав его рассказ, Адзато сказал: «Все негодяи, конечно же, лежат без сознания лицом вниз, не так ли?» Сильно удивившись, очевидец признал, что так оно и было, но поинтересовался, откуда Адзато это знает.

- Это очень просто, ответил мастер. Ни один мастер каратэ не может быть настолько трусливым, чтобы напасть сзади. А если кто-то, незнакомый с каратэ, нападет спереди, то закончит, лежа плашмя на спине. Но я знаю Итосу - его удары опрокидывают нападающих лицом вниз. Я буду весьма удивлен, если кто-нибудь из них выживет.

В другой раз Итосу проснулся ночью от странного звука, исходившего от ворот его дома. Бесшумно двигаясь в направлении звука, он понял, что кто-то пытается снять замок с его ворот. Не медля ни мгновения, он одним ударом кулака разбил деревянную створку ворот, просунул руку сквозь дыру и схватил несостоявшегося грабителя. Обычно если средний каратэка пробивает дыру в толстой деревянной доске, то дыра получается неровной, дерево расщепляется и растрескивается. В этом же случае была ровная, круглая дыра, и я знаю, что это правда, потому что рассказал мне об этом Адзато.

Я всегда чутко реагировал на похвалы, которые мне делали эти два мастера. В благодарность я выполнял ритуал (не только в их честь, но и в честь всех мастеров, которые когда-либо учили меня), который я рекомендую всем ученикам каратэ сегодня. Я воскуривал фимиам на буддистском алтаре и давал обет не использовать свое тренированное тело в корыстных целях. Я думаю, что именно благодаря этому обегу, который я соблюдал самым добросовестным образом, ко мне относились как к члену семьи еще долго после того, как я сам женился и завел своих собственных детей, - в сущности, вплоть до самой смерти двух стариков.

Я часто приводил своих детей в их дома, и иногда они демонстрировали для детей отдельные ката, а затем предлагали им повторить. В качестве угощения два мастера давали моим детям конфеты, которые я не мог себе позволить купить для них. (Все, что я мог в то время, - это изредка покупать им сладкий картофель!) Мастера любили малышей и относились к ним как к своим собственным внукам. Вскоре дети стали самостоятельно посещать мастеров, точно так же, как делал я, когда был ребенком. И очень скоро они полюбили каратэ, так же как полюбил его я. Сейчас, оглядываясь назад, я осознаю, что оба поколения моей семьи

- и я, и мои дети, извлекли огромную пользу из обучения у этих двух мастеров. Где мне найти слова, чтобы выразить свою благодарность?

Дата добавления: 2015-07-12