Глава 13. Она не скажет мне своего имени.

ОНА НЕ СКАЖЕТ МНЕ СВОЕГО ИМЕНИ.

Я очень хорошо понимаю почему. Многие дети на Озерных улицах стараются держать свои имена в тайне, особенно после участия в чем-то незаконном, вроде боев Скиз. Кроме того, я не хочу знать ее имя. Я все еще расстроен, что потерял свою ставку. Поражение Каэде стоило мне тысячи банкнот. Это были деньги на лекарство. Время поджимало, и все это по вине девчонки. Вот идиотизм. Если бы она не вытащила Тессу из круга, я бы оставил ее саму разбираться.

Но я точно знаю, что весь оставшийся день Тесса смотрела бы на меня своими грустными щенячьими глазками. Так что я так не поступил.

Тесса продолжает задавать вопросы, покуда помогает Девчонке (вот, как я буду ее звать, наверное), промывая ее рану на боку, лучшее, что она может сделать. Я по большей части помалкиваю. Я стою на шухере. После боя Скиз и моей пылевой бомбы, мы все трое ночуем под открытым небом на балконе старой библиотеки. (Если, конечно, это можно назвать балконом, учитывая, что вся стена рухнула, оставив только пол под открытым небом?) На самом деле, у всех этажей рухнули стены. Библиотека является частью древних высоток, которые теперь почти целиком лежат в воде в нескольких сотнях метров от восточного края озера, полностью заросшие дикими травами. Это хорошее место для таких людей, как мы, ищущих убежища. Я высматриваю вдоль берега сердитых игроков, которые могут все еще рыскать в поисках Девчонки. Я оглядываюсь через плечо, с того места где сижу, с края балкона. Девчонка что-то говорит Тессе, а Тесса осторожно улыбается ей в ответ.

— Меня зовут Тесса, — слышу я, как она говорит Девчонке. Она знает, что лучше не называть своих имен, но продолжает болтать. — А ты из какой части Озера? Ты из другого сектора? — Она изучает рану Девчонки. — Неважнецки, но нечем подлечить. Я постараюсь раздобыть тебе утром козьего молока. Оно пойдет тебе на пользу. А до тех пор тебе придется просто смазывать это своей слюной. Это поможет избежать инфекции.

Я вижу по лицу Девчонки, что она уже это знает.

— Спасибо тебе, — бормочет она Тессе. Она смотрит в мою сторону. — Я благодарна тебе за помощь.

Тесса снова улыбается, но могу сказать, что даже она чувствует себя слегка неуютно с новенькой.

— А я благодарен за твою.

Я сжимаю челюсть. Ночь наступит через час или около того, а у меня добавляется еще головной боли в лице раненой незнакомки.

Через некоторое время я поднимаюсь и присоединяюсь к Тессе и Девчонке, где-то вдалеке из городских динамиков гремит клятва Республике.

— Мы останемся здесь на ночь. — Я смотрю на Девчонку. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — отвечает она. Но очевидно, что ей больно. Она не знает, куда деть руки, так что продолжает тянуться ими к своей ране, но потом прекращает это делать. У меня возникает внезапное желание как-то утешить ее.

— Почему ты спас меня? — спрашивает она.

Я фыркаю.

— Да кто бы знал. Ты обошлась мне в тысячу банкнот.

Девчонка впервые улыбается, но какая-та напряженность так и не исчезает из ее глаз. Она, кажется, обдумывает и анализирует мои слова. Она мне не доверяет.

— Много поставил, да? Мне жаль. Она меня разозлила. — Она немного сдвигается. — Полагаю, Каэде не водила с тобой дружбы.

— Она барменша с рубежа Альберта и Зимнего. Просто недавняя знакомая.

Тесса смеется и одаривает меня взглядом, который я не могу прочесть.

— Ему нравится заводить знакомства с симпатичными девушками.

Я сердито буравлю ее глазами.

— Прикуси язык, сестренка. Ты сегодня уже ходила по тонкому льду, не многовато ли за один день?

Тесса кивает, на ее лице небольшая улыбка.

— Я схожу, принесу нам немного воды. — Она вскакивает и направляется к открытому лестничному пролету у кромки воды.

Когда она уходит, я присаживаюсь рядом с Девчонкой, и мои пальцы случайно проводят по ее талии. Она испускает маленький вздох — я отодвигаюсь, испуганный, что сделал ей больно.

— Скоро заживет, если не попадет инфекция. Но тебе придется несколько дней отдыхать. Можешь остаться с нами.

Девчонка пожимает плечами.

— Спасибо. Когда мне станет лучше, я выслежу Каэде.

Я отклоняюсь назад и изучаю лицо Девчонки. Она бледнее, чем девушки, которых я вижу в этом секторе, и ее темные глаза искрятся золотыми крупинками в догорающем закате. Я не могу сказать точно кто она, хотя здесь в этом нет ничего необычного — уроженка этих мест, может, с Кавказа. Или типа того. Она симпатичная и это отвлекает меня, как отвлекало на ринге Скиз. Нет, симпатичная не то слово. Красивая. И дело не только в этом, она мне кого-то напоминает. Может быть, все дело в выражении ее глаз, в них присутствует что-то одновременно хладнокровно-логическое и отчаянно-дерзкое... Я чувствую, как мои щеки краснеют, и неожиданно отвожу взгляд, обрадованный тому, что наступает темнота. Может быть, мне не следовало ей помогать. Слишком отвлекает. В это мгновение, все, о чем я думаю, что все мог бы отдать за возможность поцеловать ее или пропустить пальцы через ее длинные темные волосы.

— Итак, Девчонка, — говорю я через некоторое время, — спасибо за помощь сегодня. За Тессу, я имею в виду. Где ты научилась так драться? Ты без усилий сломала Каэде руку.

Девчонка колеблется. Краем глаза я вижу, как она наблюдает за мной. Я поворачиваюсь к ней лицом, и она притворяется, что вместо меня изучает воду, словно смущаясь, что ее застукали. Она рассеяно прикасается к своему боку и затем прищелкивает языком, словно по привычке.

— Я много ошивалась на окраинах Баталла. Люблю наблюдать за тренировками кадетов.

— Ого, да ты рисковая. Но ты, правда, дерешься очень здорово. Бьюсь об заклад, ты нечасто попадаешь в неприятности.

Девчонка смеется.

— Сегодня ты видел, на что я способна. Она качает головой. Волосы, собранные в хвост, вторят ее движениям. — Я вообще не собиралась смотреть бои Скиз, но что я могу сказать? Было похоже, что твоей подруге нужна помощь. Затем она поворачивается ко мне. В ее взгляде все еще проскальзывает выражение настороженности. — А как насчет тебя? Ты был в толпе?

— Нет. Тесса была там одна, ей нравится наблюдать за движениями, кроме того, она близорукая. Я предпочитаю смотреть издалека.

— Тесса. Она твоя младшая сестра?

Мгновение я сомневаюсь, что ответить.

— Вроде того, она очень близкий мне человек. И знаешь, на самом деле я бросил пылевую бомбу, чтобы спасти Тессу.

Девчонка поднимает одну бровь и смотрит на меня. Я наблюдаю, как ее губы складываются в улыбку.

— Ты такой добрый, — говорит она. — Неужели все здесь знают, как сделать пылевую бомбу?

Я небрежно отмахиваюсь рукой.

— Да, конечно, даже дети. Это легко. Я смотрю на нее. — Ты ведь не из Озерного сектора, верно?

Девчонка качает головой.

— Сектор Танагаши. Я имею в виду, я жила там.

— Сектор Танагаши довольно далеко. Ты прошла такой путь, только чтобы увидеть бои Скиз?

— Конечно, нет. Девчонка откидывается назад и осторожно ложится. Я вижу, как ее повязка становится красной. — На этих улицах я всего лишь мусор. Поэтому я много путешествую.

— В Озерном сейчас небезопасно, — говорю я. Отблеск чего-то бирюзового на краю балкона бросается мне в глаза. Там сохранился небольшой участок, где растут ромашки прямо из трещины в полу. Мамины любимые. — Ты можешь заболеть чумой.

Девчонка улыбается мне так, как будто знает что-то, чего не знаю я. Я надеюсь, что смогу выяснить, кого она мне напоминает.

— Не беспокойся, — говорит она. — Я осторожная девушка, конечно, если не разозлюсь.

* * *

КОГДА, НАКОНЕЦ-ТО, НАСТУПИЛ ВЕЧЕР, А ДЕВЧОНКА ЗАБЫВАЕТСЯ ТРЕВОЖНЫМ СНОМ, Я ПРОШУ ТЕССУ ПРИСМОТРЕТЬ ЗА НЕЙ, А САМ НЕЗАМЕТНО УХОЖУ, ЧТОБЫ ПРОВЕРИТЬ МОЮ СЕМЬЮ. Тесса рада остаться. Бродить по Озерному району, зараженному чумой, ей не нравится, каждый раз возвращаясь оттуда, она царапает руки, будто чувствует, как инфекция распространяется по коже.

Я собираю немного ромашек и прячу их в рукав рубашки, а пару банкнот засовываю в карман. Тесса помогает мне обмотать руки тканью, чтобы не оставлять нигде отпечатков пальцев.

Ночь, на удивление, прохладна. На улицах нет патруля, проверяющего больных чумой, и единственные звуки исходят от проезжающих мимо машин и Информщитов. Странный крест все еще нарисован на нашей двери, как напоминание о самом худшем. Я почти уверен, что солдаты приходили сюда, по крайней мере, еще один раз, потому что крест нарисован свежей краской. Должно быть, они проверяли эту местность повторно. Вероятно, они околачивались поблизости, после того как пометили этим знаком наш дом. Я жду в тени рядом с маминым домом, достаточно близко, чтобы быстро проскочить через дырки в нашем старом заборе.

Когда я убеждаюсь, что никого из патрульных нет на улице, я бегу сквозь тени к дому, затем ползу к сломанной доске, которая ведет под крыльцо. Я убираю доску в сторону. Я заползаю в темноту, где пахнет сыростью и кладу доску на место.

Крошечные полоски света просачиваются через половицы у меня над головой. Я слышу голос мамы где-то позади себя, в одной из комнат. Я ползу туда, затем заглядываю в комнату через вентиляционное отверстие.

Джон сидит на краю кровати, скрестив руки на груди. По его позе, я вижу, что он сильно устал. Его ботинки заляпаны грязью, думаю, за это мама сейчас его и ругает. Джон смотрит в другой конец комнаты, где, должно быть, стоит мама.

Я слышу ее голос, на этот раз достаточно громко, чтобы разобрать слова.

— Никто из нас еще не заболел, — говорит она. Джон смотрит в сторону, затем опять на кровать. — Кажется это не инфекционное заболевание. И кожа у Идена выглядит хорошо. Нет кровотечения.

— Пока нет, — отвечает Джон. — Мы должны готовить себя к худшему, мам. В случае, если Иден.....

Мамин голос звучит твердо.

— Не произноси этого в моем доме, Джон.

— Ему нужно что-то посущественней «подавителей». Тот, кто подбросил их нам, очень добр, но этого мало.

Джон качает головой и встает с кровати. Даже сейчас, особенно сейчас, он должен защитить маму от правды о моем местонахождении. Когда он отходит от кровати, я вижу Идена, лежащего там, с одеялом, натянутым до самого подбородка, несмотря на жару. Кожа покрыта капельками пота, бледная, даже какого-то зеленоватого оттенка. Я не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь видел чуму с такими симптомами. Комок встает у меня в горле.

Комната выглядит по-прежнему, многие вещи в ней довольно старые, но все еще удобные. Вот изодранный матрас, на котором лежит Иден, рядом с ним комод, весь покрытый моими каракулями. На стене, обязательный для всех, портрет Электора, висящий в окружении наших собственных фотографий. Вот и все, что есть в спальне. Когда Иден был совсем маленьким, Джон и я в этой комнате учили его ходить из одного угла в другой. Джон всегда «давал ему пять», если он проходил это расстояние самостоятельно.

Я вижу, как мамина тень остановилась в середине комнаты. Она ничего не говорит. Я представляю, как она стоит, ссутулив плечи, обхватив голову руками, наконец-то она сняла «маску стойкости» перед любыми проблемами.

Джон вздыхает. Я слышу его шаги, я знаю, что он идет к маме, чтобы обнять ее.

— С Иденом все будет в порядке. Может, этот вирус менее опасен и болезнь сама пройдет. Затем пауза. — Пойду посмотрю, что у нас есть на ужин. Я слышу, как он выходит из комнаты.

Я уверен, Джон ненавидит работать на паровых установках, но, по крайней мере, у него была возможность уходить на время из дома, чтобы собраться с мыслями. Теперь он здесь в ловушке, без возможности хоть как-то помочь Идену. Должно быть, это просто убивает его. Я беру в руку горсть земли и со всей силы сжимаю ее в кулаке.

Если бы только в больнице было лекарство.

Спустя несколько мгновений, я вижу, как мама идет по комнате и садится на край кровати Идена. Она шепчет ему что-то утешительное и наклоняется, чтобы убрать прядь волос с его лица. Я закрываю глаза. Я вызываю в памяти ее лицо: мягкое, красивое, слегка обеспокоенное, ярко-голубые глаза, ласковая улыбка. Мама всегда укладывала меня спать, заправляя одеяло и шепча обещание, что приснится хороший сон. Интересно, что она сейчас шепчет Идену.

Вдруг меня переполняет тоска по ней. Я хочу выскочить отсюда и постучаться в парадную дверь.

Я крепче сжимаю руки в кулаки. Нет. Риск слишком велик. Я найду способ спасти тебя, Иден. Обещаю. Я проклинаю себя за то, что рисковал проиграть кучу денег в боях Скиз, вместо того, чтобы найти более надежный способ их заработать.

Я достаю ромашки, который спрятал в рукаве рубашки. Некоторые цветки немного помялись, но я аккуратно расправляю их и кладу вниз на землю. Мама, скорее всего, никогда не узнает, что они здесь. Но я знаю. Цветы — доказательство самому себе, что я еще жив. Все еще присматриваю за ними.

Что-то красное в земле, рядом с ромашками бросается мне в глаза. Я хмурюсь, затем отбрасываю в сторону куски грязи, чтобы рассмотреть получше. Это какой-то символ, что-то написано под всем этим слоем грязи и камней.

Это номер, такой же, какой мы с Тессой нашли на берегу озера, правда, на этот раз другие цифры: 2544

Я иногда прятался здесь, когда мы с братьями в детстве играли в пятки. Но я не помню, чтобы видел это раньше. Я наклоняюсь вперед и прикладываю ухо к земле.

Сначала ничего не происходит. Затем я слышу слабый звук, свист — потом шипение и бульканье. Что-то похожее на льющуюся жидкость или пар. Должно быть, там внизу целая система труб, возможно, она ведет к озеру. Возможно, система проходит подо всем сектором. Я откидываю грязь в сторону, но никаких больше символов не вижу. Краска на числах выцветшая, и даже в некоторых местах она просто слезла.

Я сижу там какое-то время, изучая символы. Напоследок я смотрю в спальню и начинаю выбираться из-под крыльца, в тень, назад в город.

Дата добавления: 2015-07-11