|
— Я ДОЛЖЕН ПОЙТИ ТУДА, А НЕ ВЫ.
Я стискиваю зубы и стараюсь не смотреть на Томаса. Такое чувство, что со мной говорит не он, а Метиас.
— Я выгляжу менее подозрительной, — отвечаю я. — Людям легче довериться мне. Мы стоим у окна в северном крыле Баталла Холла, наблюдая, как коммандер Джемесон допрашивает пленного. Сегодня они поймали шпиона из Колоний, который распространял слухи о том, «как Республика обманывает всех!». Шпионов обычно отправляют в Денвер, но если их ловят в больших городах, таких как Лос-Анджелес, мы ловим их до того, как оно добираются до столицы. Сейчас он висит вниз головой, подвешенный в комнате для допросов. У коммандера Джемесон в руках ножницы.
Я немного наклоняю голову и смотрю на шпиона. Я уже ненавижу его, как и все, что связано с Колониями, он точно не связан с Патриотами, но это делает из него еще большего труса. (До сих пор каждый Патриот, которого мы ловили, убивал себя сам, до того, как его доставляли на допрос.) Этот шпион молод, на вид ему лет двадцать. Столько же, сколько было моему брату. Я постепенно начинаю привыкать говорить о Метиасе в прошедшем времени.
Краем глаза я замечаю, что Томас все еще смотрит на меня. Коммандер Джемесон официально назначила его на должность моего брата, но у Томаса слишком мало власти, чтобы влиять на мое проверочное задание, и это его сильно бесит. Он бы не позволил мне тайно проникнуть в Озерный сектор без подстраховки и команды подмоги, следующих за мной.
Хотя все уже решено и начнется завтра утром.
— Послушайте. Не переживайте за меня. — Через стекло я вижу, как шпион выгибает спину и бьется в агонии. — Я могу о себе позаботиться. Дэй не дурак— если бы за мной по всему городу следовала целая «группа поддержки», он бы сразу это заметил.
Томас смотрит на допрос.
— Я знаю, что вы хорошо выполняете свою работу, — отвечает он. Я жду следующего «но» в его словах. Однако он этого не говорит. — Только держите свой микрофон всегда включенным. А я займусь делами здесь.
Я улыбаюсь ему.
— Спасибо.
Он не смотрит на меня, но я вижу, как дергаются уголки его губ. Может, он вспоминает, как я ходила по пятам за ним и Метиасом, задавая всякие глупые вопросы о работе военных.
А за стеклом шпион вдруг начинает кричать на коммандера Джемесон и яростно биться в цепях. Она поворачивается в нашу сторону и щелкает пальцами, разрешая нам войти. Я, не раздумывая, захожу внутрь. Томас, я и еще один солдат, стоящий возле двери в комнату для допроса, быстро заходим внутрь и встаем у задней стены. В комнате ужасно душно и жарко. Я смотрю на заключенного, который продолжает кричать.
— Что вы сказали ему? — спрашиваю я коммандера Джемесон.
Она смотрит на меня. Взгляд у нее холодный, как лед.
— Я сказала ему, что дирижабли следующим уничтожат его родной город. — Она поворачивается обратно к заключенному. — Он начнет сотрудничать с нами, как только поймет, что для него лучше.
Шпион смотрит на каждого из нас по очереди. Из уголка рта у него течет кровь, попадая на лоб и волосы, капая на пол под ним. Каждый раз, когда он начинает дергаться, коммандер Джемесон затягивает цепь вокруг его шеи и держит, пока он не перестает двигаться.
Теперь он рычит и плюется кровью, которая попадает нам на ботинки, из-за чего я с отвращением поднимаю взгляд от пола.
Коммандер Джемесон наклоняется к нему с улыбкой на лице.
— Может, начнем сначала? Как ваше имя?
Шпион отворачивает голову в сторону и продолжает молчать.
Коммандер Джемесон делает глубокий вздох и кивает Томасу.
— Я немного устала, — говорит она, — будьте так любезны.
— Да, мэм. — Салютует Томас и делает шаг вперед. Он сжимает челюсть и с силой бьет шпиона кулаком в живот. Шпион кашляет от боли и выплевывает очередной сгусток крови на пол. Я, стараясь отвлечься, рассматриваю его одежду. (Медные пуговицы, военные ботинки, на рукавах синие булавки. Это значит, что он переоделся в солдатскую форму, а мы поймали его около Сан-Диего, единственного города, в котором солдаты носят эти булавки. Я легко могу сказать, что его выдало. Одна из медных пуговиц выглядит более плоской, чем те, которые делают в Республике. Должно быть, он сам приделал эту пуговицу, взяв ее со старой формы Колонистов. Глупо. Ошибка, которую могли допустить только шпионы Колоний.)
— Как ваше имя? — спрашивает коммандер Джемесон еще раз. Томас достает нож и подносит его к пальцу шпиона.
Он тяжело сглатывает.
— Эмерсон.
— Эмерсон, а дальше?
— Эмерсон Адам Грэхем.
— Мистер Эмерсон Адам Грэхем из Восточного Техаса, — говорит коммандер Джемесон легким успокаивающим голосом. — Рада познакомиться с вами, сэр. Скажите мистер Грэхем, зачем Колонии послали вас в нашу славную Республику? Чтобы распространять их ложь?
Шпион тихо смеется.
— Славная Республика, — шипит он. — Ваша Республика не протянет больше десяти лет. Однажды Колонии уже захватывали ваши земли, они смогут сделать этот мир куда лучше...
Томас бьет шпиона по лицу рукояткой ножа. Теперь на полу кроме крови валяются зубы шпиона. Я смотрю на Томаса, волосы упали ему на лицо, а вместо обычной доброты на лице выражение жестокого удовольствия. Я хмурюсь. Не часто я вижу у него такое выражение; оно пугает меня.
Коммандер Джемесон останавливает Томаса до еще одного удара.
— Все в порядке. Давайте послушаем, что наш друг хочет сказать против Республики.
Лицо у шпиона красное от того, что он уже долго висит вниз головой.
— Вы называете это Республикой? Вы убиваете собственный народ и пытаете своих братьев.
Я закатываю глаза. Колонии хотят, чтобы мы думали, будто, захватив нашу территорию, они сделают жизнь лучше. Такое чувство, что они делают нам одолжение. Вот какими они видят нас — бедная ограниченная нация. Единственная же цель, которую они преследуют, это захватить новые земли, я слышала, что они понесли гораздо больше потерь после наводнения, чем мы. Вот чего они на самом деле хотят. Земля, земля, земля. Объединиться с ними — никогда, этого никогда не произойдет. Мы уничтожим их или погибнем сами.
— Я ничего вам не скажу. Можете пытать меня, сколько хотите, я все равно ничего не скажу.
Коммандер Джемесон смотрит на Томаса и улыбается, а он улыбается ей в ответ.
— Ну что же, вы слышали мистера Грэхема, — говорит она, — пытайте его, сколько хотите.
Томас продолжает бить шпиона, и через какое-то время другой солдат присоединяется к нему, чтобы держать шпиона на месте. Я заставляю себя смотреть на то, как они выбивают из него информацию. Я должна научиться этому, ознакомиться на практике. Уши начинают звенеть от криков заключенного. Я стараюсь игнорировать тот факт, что у него такие же черные прямые волосы, как у меня, бледная кожа и, что он того же возраста, что и Метиас. Я говорю себе, что Томас пытает сейчас не Метиаса. Это невозможно.
Метиаса не могут пытать. Ведь он уже мертв.
Вечером Томас провожает меня домой и целует в щеку, перед тем как уйти. Он говорит мне быть осторожной и, что он будет отслеживать все, что я буду говорить по микрофону.
— Мы присмотрим за вами, — заверяет он меня, — вы не будете одиноки, если, конечно, сами не захотите этого.
Я выдавливаю из себя ответную улыбку и прошу его присмотреть за Олли, пока меня не будет.
Когда я наконец-то захожу в квартиру, то сворачиваюсь калачиком на диване и глажу одной рукой Олли по спине. Он крепко спит, но прижимается спиной ближе к спинке дивана. Он, наверное, тоже сильно скучает по Метиасу. Старые фотографии наших родителей разбросаны на журнальном столике. Так же лежат журналы и буклеты, которые Метиас хранил, как память о них — походы в оперу, поздние ужины, первый опыт вождения. С тех пор, как Томас ушел, я копаюсь в вещах Метиаса, надеясь, что найду в них хоть намек на то, о чем он хотел со мной поговорить. Я просматриваю письма Метиаса и перечитываю надписи, которые папа любил оставлять на фотографиях. На последней фотографии наши родители с юным Метиасом стоят возле Баталла Холла. Все трое изображают приветственный жест. «Здесь Метиас начнет свою карьеру!» Двенадцатое марта. Я смотрю на дату. Фотография была сделана за несколько недель до их смерти.
Я кладу диктофон на край журнального столика. Дважды нажимаю на кнопку и раз за разом вслушиваюсь в голос Дэя. Какая внешность может соответствовать такому голосу? Я стараюсь представить себе, как выглядит Дэй. Молодой и спортивный, худощавый от долгих лет, проведенных на улице. Из-за испорченного динамика голос звучит хрипло и искаженно, так что я с трудом разбираю некоторые слова.
— Слышишь это, Олли? — шепчу я. Олли слегка похрапывает и кладет голову ближе ко мне. — Это тот самый парень. И я обязательно поймаю его.
Я проваливаюсь в сон, при этом слова Дэя звенят у меня в ушах.
* * *
НА ЧАСАХ 06:25
Я в Озерном секторе, наблюдаю, как лучи восходящего солнца окрашивают водяные колеса и гидротурбины в золотой цвет. Слой дыма от них вечно парит над самой кромкой воды. Дальше, через озеро, я вижу Лос-Анджелес, он расположен прямо напротив берега. Уличный полицейский подходит ко мне и говорит, чтобы я не слонялась без дела. Я киваю головой и иду дальше.
Я легко смешиваюсь с людьми, которые живут в этом секторе. На мне рубашка с короткими рукавами и воротником, купленная в торговом центре на границе между Озерным и Зимним. Брюки порваны и покрыты грязью, ободранные кожаные сапоги. Я тщательно выбрала способ, которым завязаны шнурки на ботинках. Простой узел «Роза», его используют все рабочие. Волосы собраны в тугой высокий хвост. На голове кепка разносчика газет.
Кулон Дэя надежно спрятан в кармане.
Я не могу поверить, насколько здесь грязно. Наверное, даже хуже, чем в полуразрушенных районах Лос-Анджелеса. Уровень воды практически такой же, как сама земля (наверное, единственное отличие от других бедных секторов, которые абсолютно одинаковые), так что если вдруг будет шторм, вода затопит все улицы на берегу грязью и сточной водой. Все здания полуразрушенные, с облезлой краской — конечно, кроме главного штаба полиции. Люди проходят мимо мусора, разбросанного у стен, как будто его там вовсе нет. Бродячие собаки и мухи облепили мусорные кучи, как и многие люди. Я морщу нос от ужасного запаха (дым, бензин и канализация). Затем я останавливаюсь и понимаю, что если хочу сойти за жителя Озерного сектора, то должна привыкнуть к этому зловонию.
Несколько мужчин с усмешкой смотрят на меня, когда я прохожу мимо. Один даже окликнул меня. Я игнорирую их и иду дальше. Что за сброд придурков, а ведь эти мужчины могли пройти Испытание. Интересно, могу ли я подхватить чуму от этих людей, несмотря на вакцинацию, которую мне делали. Мало ли, где они лазили.
Я снова останавливаюсь. Метиас говорил мне никогда не осуждать бедных людей. Ну, он был гораздо лучше меня, горько думаю я.
Крошечный микрофон у меня в щеке слегка вибрирует. Затем я слышу слабый звук из наушника.
— Мисс Ипарис. — Голос Томаса звучит так тихо, что только я могу его расслышать. — Все в порядке?
— Да, — бормочу я. Микрофон улавливает даже легкие колебания моего голоса. — Я в центре Озерного сектора. Отключусь ненадолго.
— Понял, — говорит Томас и с его стороны наступает тишина.
Я щелкаю языком, и микрофон отключается.
Я провожу большую часть утра, делая вид, что копаюсь в мусорных баках. От других нищих я слышу разговоры о жертвах чумы, из-за каких районов сильнее всего нервничает полиция и о тех, кто идет на поправку. Они говорят о местах, где можно найти хорошую еду и пресную воду. О местах, в которых лучше прятаться во время урагана. Некоторые бедняки выглядят очень молодо, даже для того, чтобы пройти Испытание. Дети говорят о своих родителях или о том, как обокрасть солдат.
Но никто не говорит про Дэя.
Часы растягиваются до вечера, а потом перетекают и в ночь. Когда я нахожу тихий переулок для отдыха, с несколькими нищими, которые уже устроились на ночлег у мусорных баков и спали, то забиваюсь в темный угол и включаю микрофон. Затем достаю из кармана кулон Дэя, придерживаю его, чтобы изучить его гладкую поверхность.
— Наступление ночи, — бормочу я. Мое горло слегка вибрирует.
У меня в ухе раздается слабое потрескивание.
— Мисс Ипарис? — отвечает Томас. — Вам днем повезло?
— Неа, никак. Попробую завтра покрутиться в общественных местах.
— Хорошо. Наши люди будут готовы в любое время суток.
За «наши люди будут готовы в любое время суток», я знаю, что Томас подразумевает только себя.
— Спасибо, — шепчу я. — Темнеет.
Я выключаю микрофон. Мой желудок урчит. Я вытаскиваю ломтик курицы, который нашла у черного хода кухни кафе и заставляю себя прожевать его, не обращая внимания на слизкий холодный жир. Если мне приходится жить, как Озерным жителям, то и питаться я буду, как они. Может быть, мне даже придется найти работу. От этой мысли меня слегка передергивает.
Когда я, наконец, проваливаюсь в сон, мне снится плохой сон и в нем Метиас.
Ни на следующий день, ни через день, я не нахожу ничего существенного. Мои волосы спутались, жара начинает утомлять, а лицо покрывают копоть и грязь. Когда я смотрю на свое отражение в озере, то понимаю, что теперь выгляжу именно как уличная бродяжка. Грязь повсюду. На четвертый день, я иду к рубежу между Озером и Синим хребтом и решаю побродить по барам.
Вот, где происходят события. Я застреваю на боях Скиз.
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 85 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 9 | | | Глава 11 |