|
НА ЧАСАХ 13:47
УНИВЕРСИТЕТ ДРЕЙКА, СЕКТОР БАТАЛЛА
72°F[1] В ПОМЕЩЕНИИ
Я сижу в офисе у секретаря своего декана. Опять. Через матовое стекло двери, которая находится на противоположной стороне от меня, я вижу кучку своих одноклассников (старшеклассники, все, по крайней мере, года на четыре старше меня), которые ошиваются около кабинета, пытаясь подслушать, о чем говорят внутри. Кое-кто из них видел, как грозная на вид парочка охранников забрала меня с занятия по строевой подготовке (сегодня мы учились, как правильно заряжать и разряжать винтовку XM-621). А слухи в нашем кампусе распространяются со скоростью света.
Наша одаренная малышка снова влипла в неприятности.
В кабинете тихо, разве что-то гудит компьютер секретаря декана. Я могу вспомнить в этом кабинете все до мельчайших подробностей (вырезанный вручную мраморный пол, привезенный из Дакоты, 324 пластиковых квадрата на потолке, двадцатифутовые серые занавески, висящие по обе стороны от портрета прославленного Электора Примо, висящего на дальней стене, тридцатидюймовый экран на боковой стене, звук у которого выключен, а на него выведен заголовок: ГРУППА «ПАТРИОТЫ» ВЕРОЛОМНО НАПАЛА И РАЗБОМБИЛА МЕСТНУЮ ВОЕННУЮ РАДИОСТАНЦИЮ, ЕСТЬ ПЯТЕРО ПОГИБШИХ, следом за этим РЕСПУБЛИКА ПОТЕРПЕЛА ПОРАЖЕНИЕ ОТ КОЛОНИЙ В БИТВЕ ЗА ХИЛЛСБОРО). Арисна Уитакер, секретарша декана, собственной персоной сидела за своим столом, постукивая по его стеклу — без сомнения, набивая мой отчет. Это будет мой восьмой доклад этом квартале. Готова поспорить, что я единственная студентка Дрейка, которой удалось заработать восемь докладов за один квартал и ни за один из них, не будучи, исключенной.
— Повредили себя вчера руку, мисс Уитакер? — спрашиваю я через некоторое время.
Она перестает печатать и смотрит на меня.
— Почему вы так решили, мисс Ипарис?
— Потому, как вы то и дело прерываетесь, когда печатаете. И предпочитаете печатать левой рукой.
Мисс Уитакер вздыхает и откидывается назад на своем стуле.
— Да, Джун. Вчера, во время игры в киваболл, я вывихнула себе запястье.
— Жаль это слышать. В игре лучше бить по мячу ладонью или рукой, а не запястьем.
Я подразумевала под своей репликой констатацию факта, но это прозвучало больше, как издевка.
— Давайте-ка, кое-что проясним, мисс Ипарис, — говорит она. — Ты, наверное, считаешь себя шибко умной. Может, ты считаешь, что твои превосходные баллы по экзаменам, должны означать, что ты на особом положении. Может, ты также думаешь, что в этой школе тебя все обожают? Так вот, все это полная ерунда. — Она тычет на студентов, собравшихся за дверью. — Но меня уже порядком утомило твое постоянное попадание в этот кабинет. И поверь мне, когда ты закончишь обучение и получишь распределение, туда, куда страна сочтет нужным, твои выходки вряд ли произведут положительное впечатление на твое будущее начальство. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю?
Я киваю, потому что именно этого она хочет. Но она неправа. Я не считаю себя самой умной. Я единственная в Республике, набравшая на Испытании 1500 балов. Меня просто отправили сюда, в один из лучших университетов страны, в двенадцатилетнем возрасте, на четыре года раньше принятого. Затем я перескочила курс, попав сразу на второй. У меня лучшие оценки, за три года, проведенные мною в Дрейке. Я умная. У меня есть то, что Республика называет хорошими генетическими данными — как всегда говорят мои профессора, чем гены лучше, тем лучше солдат, тем выше шансы выстоять против Колоний. И если я считаю, что моего урока по строевой подготовке недостаточно для того, чтобы научиться, как перебраться через стену с оружием за плечами, тогда... ну, что ж, это не моя вина, что я сделала маршбросок в сторону девятнадцатиэтажного здания с винтовкой XM-621 за спиной. Это просто была работа над собой, ради моей же страны.
Ходят слухи, что Дэй за каких-то восемь секунд перемахнул через пять этажей. Если такое может самый отъявленный преступник Республики, то как еще его можно поймать, если не быть таким же быстрым? А, если мы даже его поймать не можем, то что уж тут говорить о том, чтобы выиграть войну?
Приборная доска на столе мисс Уитакер прозвенела три раза. Она нажала на клавишу:
— Слушаю?
— У ворот капитан Метиас, — отвечает голос. — Он здесь из-за сестры.
— Хорошо. Впустите его. — Она отпускает клавишу и тычет в меня пальцем. — Надеюсь, твой брат сможет вразумить тебя, потому что, если ты еще раз окажешься в этом кабинете в этом квартале...
— Метиас старается гораздо лучше, чем наши покойные родители, — отвечаю я чуть резче, чем мне бы хотелось.
Наступает неловкое молчание.
Наконец, после того, как мне кажется, что прошла уже вечность, в коридоре слышится шум. Студенты, прижатые к стеклу двери, резко расходятся по сторонам, чтобы освободить место для высокого силуэта. Моего брата.
Метиас открывает дверь и входит внутрь, мне видно, как некоторые девушки прикрывают руками улыбки. Но Метиас сосредоточен только на мне. У нас с ним темные глаза с золотым отблеском, одинаково длинные ресницы и темные волосы. Длинные ресницы особенно выгодно подчеркивают внешность Метиаса. Даже, когда дверь за ним закрывается, я все еще слышу перешептывания и хихиканье, доносящиеся снаружи. Похоже, он только что вернулся с патрулирования и сразу же отправился ко мне в кампус. Он при полном обмундировании: черный офицерский мундир с двумя рядами золотых пуговиц, перчатки (неопреновые (синтетика), с вышитым на них рангом капитана), блестящие эполеты (погоны) на плечах, соответствующая принятым правилам военная фуражка, черные штаны, начищенные ботинки. Я встречаю его взгляд.
Он в ярости.
Мисс Уитакер одаривает Метиаса лучезарной улыбкой.
— Ах, капитан! — восклицает она. — Как я рада вас видеть.
Метиас поднимает руку к полям фуражки в воинском приветствии.
— Прискорбно, что встречаемся все при тех же обстоятельствах, — отвечает он. — Примите мои извинения.
— Ну что вы, капитан, без проблем. — Секретарша небрежно взмахивает рукой. Ну и подхалимка, в особенности после того, что она только что сказала про Метиаса. — Едва ли это ваша вина. Ваша сестра была поймана сегодня во время обеденного перерыва, пыталась подняться на многоэтажку. Для этого она отошла на два квартала от кампуса. Как вам известно, студенты могут использовать скалодромы для своих тренировок на территории кампуса, а покидать кампус средь бела дня строго воспрещается...
— Да-да, я в курсе, — прерывает ее Метиас, поглядывая на меня уголком глаза. — Я видел вертолеты над Дрейком днем и подумал... что, возможно, Джун имеет к этому отношение.
Было три вертолета. Они не могли достать меня сбоку здания, потому использовали сеть, чтобы вытащить меня.
— Спасибо вам за помощь, — говорит Метиас секретарше. Он щелкает мне пальцами, призывая подняться. — Когда Джун вернется в кампус, то будет примерно себя вести.
Я не придаю значения фальшивой улыбке мисс Уитакер, когда иду следом за своим братом и выхожу в коридор. Студенты тут же начинают суетиться.
— Джун, — окликает парень по имени Дориан, пристраиваясь рядом с нами. Он уже два года подряд приглашает меня (впрочем, безуспешно) на ежегодный Дрейковский бал. — Это правда? Как высоко тебе удалось забраться?
Метиас оборвал его, строго взглянув.
— Джун направляется домой.
Затем он уверенным жестом кладет мне руку на плечо и ведет прочь от моих одноклассников. Я оглядываюсь и заставляю себя им улыбнуться.
— На четырнадцатый этаж, — выкрикиваю я. Отчего те снова начинают шушукаться. Так или иначе, для меня это единственная манера общения, с другими студентами Дрейка. Меня уважают, обсуждают, обо мне сплетничают. А на самом деле у меня совсем нет друзей.
Такова жизнь пятнадцатилетнего выпускника университета, в котором учатся те, кому уже исполнилось шестнадцать и старше.
Пока мы шли по коридорам, мимо ухоженных газонов центрального учебного плаца и статуи прославленного Выборщика, через один из крытых спортивных залов, Метиас не проронил ни слова. У нас проходили полуденные тренировки, в которых, предположительно, мне надо было бы участвовать. Я наблюдаю, как мои сокурсники бегут по гигантской дорожке, окруженной экраном на все 360 градусов, симулирующим разоренную дорогу, где ведется война. Они держат свои винтовки перед собой, пытаясь во время бега, как можно быстрее вскидывать их на плечи, а потом обратно в руки, чтобы быть готовыми к стрельбе. В большинстве университетов нет такого количества курсантов-солдат, как в Дрейке, почти все из нас предназначены для того, чтобы строить свою карьеру в рядах вооруженной армии Республики. Кто-то попадает в политику или Конгресс, а кто-то решает остаться и преподавать. Но Дрейк лучший университет Республики, и, принимая во внимание, что лучшие всегда назначались на службу в армию, наша комната для тренировок просто забита студентами.
К тому времени, как мы добрались до одной из внешних улиц Дрейка, и я забралась в поджидающий нас военный джип, Метиас едва мог сдерживать свой гнев.
— Исключена на неделю? Не хочешь объяснить? — требовательно спрашивает он. — Возвращаюсь сегодня утром после стычки с повстанцами из Патриотов и что я узнаю? В двух кварталах от Дрейка летают вертолеты. Девушка взбирается на небоскреб.
Я обмениваюсь дружелюбным взглядом с Томасом, солдатом, который сидит на водительском кресле.
— Прости, — бормочу я.
Метиас оборачивается и смотрит с прищуром со своего пассажирского сиденья.
— О чем ты, черт побери, думаешь? Ты специально ушла за пределы кампуса?
— Да.
— Ну, разумеется. Тебе пятнадцать. Ты забралась на четырнадцатый этаж... — Он делает глубокий вдох, закрывает глаза, пытаясь успокоиться. — На этот раз, я был бы тебе очень признателен, если бы ты позволила мне совершать свои ежедневные служебные обходы, без опасения, что ты снова попадешь в неприятности
Я пытаюсь встретиться взглядом с Томасом в зеркале заднего вида, но тот смотрит на дорогу. Конечно, мне не стоит ждать от него какой-либо помощи. Он выглядит как всегда безупречно, с прилизанными волосами и идеально отутюженной формой. Без сучка, без задоринки. Томас, наверное, на несколько лет младше Метиаса и один из подчиненных в его патруле, но он самый дисциплинированный из всех, кого я знаю. Порой, мне тоже хочется, чтобы я была более дисциплинированной. Наверное, он не одобряет моих выходок, даже больше, чем Метиас.
Мы молча покидаем центр Лос-Анджелеса и едем вверх по извилистому шоссе. Пейзаж сектора Баталла меняется, на смену стоэтажным небоскребам приходят плотно выстроенные казарменные башни и жилые комплексы, каждый из которых не больше двадцати этажей, с красными мерцающими огнями на крышах, с большинства которых облезла краска, после целого года непрекращающихся дождей и ураганов. Стены пересекают металлические опоры. Я надеюсь, что в ближайшее время эти опоры обновят. В последнее время, война велась более интенсивно, и финансирование нескольких десятков структур было переброшено на обеспечение Республиканских войск. Не знаю, выстоят ли эти здания, после очередного землетрясения.
Метиас продолжает, спустя несколько минут, но уже спокойным голосом.
— Ты меня сегодня очень напугала, — говорит он. — Они ведь могли перепутать тебя с Дэем и застрелить.
Я знаю, что это не комплимент, но не могу не улыбнуться. Я подаюсь вперед, чтобы положить свои руки на спинку его сиденья.
— Эй, — говорю я, дергая его за ухо, как делала, когда была маленькой. — Прости, что заставила тебя волноваться.
Он отпускает пренебрежительный смешок, но я вижу, что его гнев уже испарился.
— Ну да. Ты каждый раз так говоришь, Букашка. Неужели тебе недостаточно тех занятий, которые есть в Дрейке? Если нет, тогда я просто не знаю, что тебе нужно.
— Ну, знаешь... если бы ты только взял меня с собой на одно из своих заданий, я, быть может, большему бы научилась и держалась бы подальше от неприятностей.
— Неплохая попытка. Только ты никуда не пойдешь, пока не закончишь обучение и не получишь распределение в собственный патруль.
Я прикусила язык. Метиас как-то взял меня с собой (один единственный раз), на задание в прошлом году, когда все третьекурсники Дрейка были назначены ассистентами в одно из военных подразделений. Их командир послал его найти и убить беглого военнопленного из Колоний. Вот Метиас и взял меня с собой, и мы вместе гнали военнопленного все дальше и дальше на нашу территорию, подальше от разделительных заборов и полос, пролегающих от Дакоты до Западного Техаса, отделяющих Республику от Колоний, подальше от фронта, где в небе виднелись дирижабли. Я выследила его в Йеллоустон Сити, штат Монтана, а Метиас его подстрелил.
Во время погони, я сломала себе три ребра и получила нож в ногу. Теперь Метиас отказывается брать меня куда бы то ни было.
Когда Метиас, наконец, снова заговорил, казалось, будто ему совсем не любопытно то, о чем он спрашивал.
— Итак, скажи-ка мне, — шепчет он. — Как быстро ты взобралась на те четырнадцать этажей.
Томас начал было неодобрительно покашливать, но я обезоруживающе ему улыбнулась. Буря миновала. Метиас опять меня любит.
— Шесть минут, — шепчу я в ответ брату. — И сорок четыре секунды. Ну и как тебе?
— Что ж, смахивает на новый рекорд. Но это не означает, что ты должна этим заниматься.
Томас останавливает джип за стоп-линией, когда загорается красный и одаривает Метиаса сердитым взглядом.
— Нехорошо, капитан, — говорит он. — Джун, ээ, мисс Ипарис ничему не научится, если вы будете хвалить ее за нарушение правил.
— Томас, успокойся. — Метиас протягивает руку и хлопает того по спине. — Единичное нарушение правил вполне можно стерпеть, в особенности, если нарушение произошло с целью улучшить свои навыки, ради лучшего несения службы Республике. Ради победы над Колониями. Ведь так?
Светофор моргает зеленым. Томас снова переводит взгляд на дорогу (похоже, он считает до трех прежде, чем джип трогается с места).
— Так, — ворчит он. — Вам все равно следует быть аккуратнее и не поощрять мисс Ипарис за подобные выходки, особенно, учитывая, что ваших родителей больше нет.
Губы Метиаса плотно сжимаются в тонкую линию, а в глазах появляется знакомая напряженность.
Неважно, насколько хорошо развита моя интуиция, неважно, насколько хороша моя успеваемость в Дрейке или как великолепны мои оценки в самообороне, или по стрельбе, или в рукопашном бою, в глазах Метиаса всегда будет жить страх. Он боится, что со мной может что-то случиться — как, например, автомобильная авария, в которой погибли наши родители. Этот страх никогда его не покидает. И Томасу это известно.
Я не помню наших родителей, потому и не скучаю по ним так сильно, как Метиас. Если я и плачу, что их больше нет, то плачу я скорее из-за того, что у меня о них нет никаких воспоминаний. Какие-то туманные обрывки длинных взрослых ног, ходивших по нашей квартире, и рук, вынимающих меня из высокого детского стульчика. И все. Остальные воспоминания из моего детства — вот я стою лицом в зрительный зал, а мне вручают очередную награду, а вот Метиас готовит для меня вкусный бульон, чтобы я скорее поправилась.
Мы проезжаем половину сектора Баталла и едем мимо бедных кварталов. (Разве эти уличные попрошайки не могут держаться подальше от нашего джипа?) Наконец, мы подъезжаем к блестящим высоткам с террасами элитного района Рубин, и вот мы дома. Метиас вылезает из машины первый. Я следом. Томас сдержанно мне улыбается.
— До скорого, мисс Ипарис, — говорит он, чуть приподнимая фуражку.
Я уже перестала просить, чтобы он звал меня Джун — его не переделать. И все же, неплохо, когда к тебе обращаются так официально. Может быть, когда я стану старше, и Метиас не будет падать в обморок при мысли, что я с кем-то встречаюсь...
— До свидания, Томас. Спасибо, что подвезли. — Я улыбаюсь ему в ответ, прежде чем выйти из джипа.
Метиас ждет, пока дверца захлопнется, поворачивается ко мне и, понизив голос, говорит:
— Я сегодня буду поздно. — В его глазах опять напряжение. — Не выходи одна. Судя по новостям с фронта, сегодня будет сокращено количество подачи электроэнергии в жилые районы, чтобы поберечь ее для аэродромных баз. Так что посиди дома, ладно? На улицах будет темнее обычного.
Настроение у меня падает. Как бы мне хотелось, чтобы Республика уже, наконец— то, выиграла эту войну, и у нас хотя бы месяц электроэнергия была бесперебойна.
— Куда ты отправляешься? Мне можно с тобой?
— Я отправляюсь наблюдать за Центральной больницей в Лос-Анджелесе. Туда доставили ампулы с каким-то мутировавшим вирусом — это не займет всю ночь. И, как я уже тебе говорил, нет. На задание тебе со мной нельзя. — Метиас помедлил. — Я постараюсь быть дома, как можно раньше. Нам о многом надо поговорить. — Он опускает руки мне на плечи, не обращая внимания на мой озадаченный взгляд, и быстро целует меня в лоб. — Люблю тебя, Букашка, — говорит он свое традиционное прощание. Отворачивается и залезает обратно в джип.
— Я не буду тебя дожидаться, — кричу я ему, но он уже внутри джипа, который трогается с места. — Береги себя, — бормочу я.
Но говорить это бессмысленно. Метиас уже слишком далеко, чтобы услышать меня.
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 77 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ИНФОРМАЦИЮ, СПОСОБСТВУЮЩУЮ АРЕСТУ | | | Глава 3 |