Глава 5 4 страница

Глава 5. Новейший этап исследований СМИ

но все в свою всеобъемлющую систему. Даже смерть, говорит Бодрийяр, может быть интегрирована в систему благодаря тому, что живое существо может быть репродуцировано и смерть, по существу, не случится.

Превращение мира в мир симулякров оказывает поразительное влияние на человеческую жизнь: она становится одномерной, ибо противоположности либо сглаживаются, либо вовсе исчезают. Благодаря таким жанрам, как перформанс или инсталляция, переход от искусства к жизни оказывается или незаметным, или вовсе несуществующим. В политике благодаря репродуцированию идеологий, более не связанных с «социальным бытием», снимается различие между правым и левым. Различие истинного и ложного в общественном мнении — в среде масс-медиа прежде всего — перестает быть значимым: значима лишь сенсация, или переживание. Полезность и бесполезность объектов, красивое и безобразное в моде — эти и многие другие противоположности, определявшие ранее жизнь человека, теперь сглаживаются и исчезают. И главное, что исчезло — это различие между реальным и воображаемым. Все равно в мире «гиперреальности».

Есть ли выход за пределы этой всеобъемлющей системы? Бодрийяр предлагает выбор «фатальных стратегий» вместо становящихся стандартными в этом мире банальных рефлексивных. Первые ориентированы на объект, вторые на субъект. Первые предполагают азарт, риск в преследовании предмета, экстатическое отношение к нему, вторые — рефлективную интеграцию в систему гиперреальности. Политический смысл фатальных, судьбоносных стратегий — следование массе, а не интеллектуалам, ибо массы обожающи и экстатичны в своем отношений к вещам и людям, а интеллектуалы рефлексивны. Устремления масс ведут, таким образом, к пределам системы. Отсюда парадоксальный смысл «фатальной» стратегии конформизма. Однако любой поиск фатальных стратегий, состоящих в пробуждении любви к объекту, ведет к авантюризму как выходу на индивидуальном уровне или к персонификации власти со всеми вытекающими отсюда действительно фатальными последствиями.

Конечно, «сгущение» и преувеличение силы мира симулякров характерно для Бодрийяра. Но даже более спокойный анализ симуля-ционных и реальных аспектов сегодняшней действительности демонстрирует мощную тенденция к симуляции всего и вся. Прокатившаяся около десяти лет назад по миру волна споров о возможности клонирования организмов, связанная с очередным судьбоносным шагом научной технологии, показала, что протесты ни к чему не приведут. Пришествие симулякров неотвратимо.

5.2. Постмодерн — новая культурная эпоха

5.2.2

Ж.-Ф. Лиотар: распад метаповествований

Точно так же, как Бодрийяр, Жан-Франсуа Лиотар в своем анализе современных изменений жизни и опыта исходил из воздействий знания, науки, технологии. Как у Бодрийяра, у Лиотара имелось марксистское прошлое: он был марксистом и социалистом прежде, чем стал философом постмодерна. Постмодерн у Лиотара — это отрицание мар-ксова тоталитаризма (тоталитаризм здесь понимается не в политическом, а в теоретическом смысле, как отказ от идеи целого (лат. tot ит — все, целое), которое целиком и полностью определяет части.

Для Лиотара постмодернизм стал антитоталитаризмом. Он констатирует, что описание общества как целостности, тотальности, независимо от того, как оно «оформлено» (в терминах целостности, спаянной «органической солидарностью», как у Дюркгейма, функциональной дифференциацией на основе «нормативного консенсуса», как у Парсонса, или насилием одного класса над другим, как у Маркса), представляется все более и более неадекватным по причине утраты в современном мире доверия к метаповествованиям¹. Метаповествова-ния — это всеобъемлющие теории, например, теория социальной эволюции, или теория закономерного чередования социально-экономических формаций, или учение о том, что целью общества является удовлетворение потребностей его членов и т.п. Отличительным признаком и теоретическо-социальной функцией метаповествования является дедуцирование (если речь идет о теории) или навязывание (в мире социальной практики) теоретических решений или форм поведения, которые диктуются заранее принятым способом видения целого. Метаповествование (или «метанарратив», если следовать терминологии Лиотара) предполагает телеологию, т.е. идею смысла и цели целого, которая оправдывает и обосновывает (легитимирует) насилие в обществе и использование знаний для целей насилия. Оно наделяет смыслом науку, политику, просто всякий фрагмент социального поведения. Что же касается конкретно науки, то она вообще существует

¹ Liotard J.-F. The Postmodern Conditions. Manchester, 1984 (франц. изд. — 1979).

Глава 5. Новейший этап исследований СМИ

как таковая именно благодаря опоре на метаповествование, «лежащее» вообще за ее пределами, — представлению о единстве мира и объективно существующим целям и задачам научного познания мира. Именно эти метанарративы служат главными средствами как легитимации правил науки, так и интеграции научного сообщества и академического порядка знаний (см. гл. 2).

Конкретнее, Лиотар называет два метанарратива, на которых зиждется наука: идея получения знания во имя самого знания и идея знания во имя освобождения от природного и социального гнета. На самом деле, говорит он, в современную эпоху, когда сложность взаимоотношений знания, общества, природы необычайно возросла, не существует одного или даже двух решений вопроса о природе знаний. Раньше имелась вера — сначала религиозная, потом научная, — которая давала представление о конечной цели. В наше время технологическое развитие (прежде всего компьютерные технологии) привело к тому, что внимание ученых переместилось с целей на средства: то, что считалось средством (технологии), превратилось в самоцель; в результате метанарративы лишились смысла. Независимо от того, идет ли речь о знании во имя знания или знании во имя освобождения, спекулятивные или революционные (освободительные) метанарративы не имеют уже отношения к самой научной деятельности.

Лиотар предпочитает рассматривать науку как «языковую игру» в витгенштейновском смысле¹. Согласно концепции языковых игр, никакая теория не в состоянии понять язык в его целостности, разве что она сама является одной из языковых игр. Так же, считает Лиотар, надо подходить и к метанарративам: каждый из них — языковая игра, являющаяся одной из множества языковых игр. Таким образом, спекулятивные метаповествования релятивизируются. Сами они претендуют на

¹ Л. Витгенштейн ввел понятие языковой игры, чтобы показать, что смысл слов зависит от контекста их применения. Значение конкретного слова возникает как бы в ходе игры из сочетания и соотнесения нескольких контекстуальных значений. В более широком смысле под языковой игрой Витгенштейн понимал «жизненную форму», т.е. сочетание некоторых правил установления значений с социально-исторической практикой, элементом которой эти правила являются. (См.: Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. M., 1994).

5.2. Постмодерн — новая культурная эпоха

объективное описание явлений. Лиотар же требует рассматривать каждое из них как языковую игру, правила которой могут быть вычленены путем анализа способов соединения предложений друг с другом.

Пример: языковая игра «наука». Каковы ее правила?

• В качестве научных допускаются только дескриптивные суждения.

• Научные суждения по существу отличаются от нормативных суждений, которые только и используются для легитимации всякого рода гнета и насилия.

• Компетентность требуется только оттого, кто формулирует научные суждения, а не оттого, кто их принимает и использует.

• Научное суждение существует как таковое лишь в системе суждений, которая подкреплена аргументативно и эмпирически.

• Из предыдущего следует, что языковая игра «наука» вынуждает участника быть в курсе современного состояния научного знания¹.

Сказанное свидетельствует, что научная игра не требует теперь метанар-ратива для цели собственной легитимации. Правила ее имманентны, т.е. содержатся в ней самой. Для того, чтобы вести ее успешно, конкретному ученому вовсе не нужно добиваться освобождения от кого-то или чего-то, а также не нужно демонстрировать «прогресс» знания. Достаточно того, чтобы его деятельность была признана соответствующей правилам игры, т.е. признана в качестве научной деятельности другими представителями ученого сообщества. Наука, таким образом, оказывается самоподдерживающимся предприятием, не нуждающимся в каком-то внешнем по отношению к ней самой оправдании или обосновании.

Но наличие такой игры ничего не говорит о важности науки и месте, которое она занимает в современном обществе. Поэтому Лиотар идет дальше. Как явствует из приведенных правил, научные суждения требуют эмпирического подтверждения. В сложных случаях само получение подтверждения нуждается в комплексной технологии. Технология организуется согласно принципу эффективности, т.е. с целью получения наибольшего результата при наименьших затратах. Но для комплексной технологии необходимы деньги. Тот, кто располагает финансами, оказывается в состоянии получить искомое доказательство своих теоретических суждений. Таким образом, говорит Лиотар, технология оказывается не следствием «применения» научных суждений в промышленной и социальной практике, а средством получения самих этих научных суждений.

¹ Liotard J.-F. The Postmodern Conditions. Manchester, 1984 (франц. изд. — 1979).

Глава 5. Новейший этап исследований СМИ

Так «составляется уравнение из богатства, эффективности и истины», — констатирует Лиотар¹. Поскольку по причине ограниченности ресурсов подход с точки зрения эффективности преобладает, истина оказывается на стороне наилучшим образом финансируемых исследований. Ибо именно те, кто имеет достаточно средств, оказываются в состоянии обеспечить технологию, нужную для получения эмпирического подтверждения. Более того, на их стороне оказывается и справедливость: получение эмпирического подтверждения свидетельствует о том, что распределение средств было справедливым. А если те, кто имеет финансы, имеют и власть (а это, по Лиотару, неизбежно, ибо они получают доход, используя результаты исследования), то наращивание технологий есть одновременно наращивание власти, богатства, истины и справедливости. И все это находится на одном полюсе общества, т.е. локализовано в одних и тех же социальных группах. Знание, воплощенное в современной высокоразвитой науке, оказывается, если следовать Лиотару, не только силой, оно же — и власть, и богатство, и истина, и справедливость.

Но все это справедливо лишь при условии, что эффективность как критерий применения технологий не ставится под вопрос. Если же возникает сомнение в применимости этого критерия в науке, т.е. как только он выходит из пределов научной игры, появляется необходимость метанарратива для ее обоснования. Такой метанарратив предоставляет современная системная теория общества (Т. Парсонс, Н. Луман).

Все в целом — системная теория общества и языковая игра «наука» — неотъемлемые элементы когнитивной эпохи модерна. В новых условиях — в условиях постмодерна — на смену гладкому функционированию систем идет плюрализм подходов, непредсказуемость ходов в игре, отклонения и раскол. Если правила игры, хотя бы некоторые, отвергаются, то невозможно говорить об «ошибке», о «неправильном ходе» в игре. Аэти новые условия наступают: как показывает Лиотар в последующих работах², не существует логической возможности редукции общих суждений к конкретным ситуациям и обстоя-

¹ LiotardJ.-F.Op.ciLP.45.

² См. особенно: Liotard J.-F. The Differend: Phrases in Diapute. Manchester,
1986 (франц. издание — 1983).

5.2. Постмодерн — новая культурная эпоха

тельствам дел, и поэтому распад метанарративов — естественный путь преобразования человеческих знаний.

5.2.3

Интерпретации постмодерна

В табл. 1 дается детальное представление о различиях культур модерна и постмодерна

Таблица 1

Модерн	Постмодерн
научное познание	мудрость (культурное постижение)
большая теория	замкнутые смысловые констелляции
универсализм	партикуляризм
символическая значимость	симулякры
связность (согласованность)	коллаж, пастиш
цельность(холизм)	фрагментарность
история	истории
рациональное эго	либидозное «Я»
интеллектуальность	чувственность

Источник: The Social Science Encyclopedia/ed. by A. Kuper, J. Kuper. 2^nd ed. L.; N. Y.: Routledge, 1999. P. 653.

Попытаемся подвести итог и сформулировать более или менее целостное и относительно приемлемое понимание постмодерна. Прежде всего, следует выяснить, что понимать под словом постмодерн: состояние мира или стиль мышления. Это не простой вопрос. С одной стороны, совершенно ясно, что мир, в котором мы живем, пронизан именно чертами модерна: повсеместная бюрократизация, господство экономического и технологического принципа принятия решений, технизация повседневной жизни, наконец достаточно тяжелый и в основном примитивный, без всяких технологических «си-

Глава 5. Новейший этап исследований СМИ

мулякров» повседневный труд, обусловленный «фатальной» потребностью выживания и т.п. Разделение объекта и субъекта в таких условиях не вызывает сомнений: объект имеет четкий профиль как объект удовлетворения моих потребностей. Если мир, в основном, именно таков, то постмодерн может рассматриваться как роскошь, которую могут себе позволить интеллектуальные слои («свободно парящая интеллигенция», как писал немецкий социолог Карл Мангейм).

В таком случае постмодерн — это особенность когнитивного стиля «разлагающихся» высших слоев общества эпохи позднего капитализма. А вся эта борьба с «метанарративами» может интерпретироваться как попытка борьбы против истории, с неизбежностью выводящей на чистую воду паразитические слои общества (в старом советском духе). Попытки такого истолкования постмодерна имеются, и их не мало (хотя, разумеется, все это выражено не так прямо, как в последних нескольких строках)¹.

Но, с другой стороны, сама реальность современного мира демонстрирует те качества, которые в приведенной выше таблице фигурируют под рубрикой постмодерн. Это разные формы «мудрости» или культурного постижения, которые, как бы они ни выглядели смешными в глазах рационалистически воспитанного интеллектуала, пользуются успехом все более широких кругов населения: от астрологии до мудрости народных магов и «целителей». Это многообразные, более или менее замкнутые эзотерические группы, «выращивающие» собственные институциональные структуры путем социального инсценирования. Это национальные, этнические, правовые, идеологические целостности, обладающие собственными логиками и создающие собственные «истории» (собственные «метанарративы»), цель которых — легитимация их существования и их претензий на место в сообществе других таких же целостностей. Все вместе и создает «пастиш» или «коллаж» — в общем пестрый, многообразный и противоречивый образ современного мира.

Об этом пишет Дж. Фридмэн: «Можно утверждать, что именем «постмодернизм» обозначается определенный аспект фрагментации

¹ См., напр.: Jameson F. Postmodernism, orthe Cultural Logic of Late Capitalism. L., 1991; Lash S., UrryJ. The End of Organized Capitalism. Oxford, 1987.

5.2. Постмодерн — новая культурная эпоха

глобальной системы. Существует связь между децентрализацией накопления капитала, падением гегемонии Запада, отказом от модернизации как стратегии саморазвития и возникновением полифонии, поликультурализма и автохтонных движений «четвертого мира». Можно провести интересную параллель между разными видами фрагментации: фрагментацией знания на отдельные, не зависимые друг от друга области, распадом эволюционных схем общественных типов на многообразие культур, мыслящихся как несоизмеримые друг с другом, «этнификацией» национальных государств, происходящей вследствие как регионализации, так и иммиграции... Индивидуум в таких условиях также подвергается изменениям, влекущим за собой преобразование правил идентификации и конструирования смыслов»¹. Все эти процессы характеризуют глубину изменений, охвативших социальную, экономическую и культурную сферы глобального сообщества. В этом смысле постмодерн как стиль мышления оказывается соответствующим самой структуре (конституции) современного мира.

Остановившись на точке зрения правильности или неправильности «отражения» в современном мышлении того, что происходит «объективно» в современном мире, мы утеряли бы из виду сам жизненный нерв постмодерна. Самое главное и не отраженное в приведенной таблице отличие постмодерна от модерна заключается в изменении способа репрезентации мира. Знание (в самом широком смысле слова, не только научное, но «любого вида и в любом объеме») перестает считаться репрезентирующим реальность, существующую вне его объективно.

Объективность — самый грандиозный из метанарративов модерна, и именно от него отказывается постмодерн. Такая ситуация порождает массу парадоксов. Ибо отказ от объективности как главного метанарратива влечет за собой допущение в жизнь бесконечного количества других метанарративов. Отказ от главного метанарратива отменяет его тоталитарную власть. От имени объективности нельзя уже сказать: это правильно, это соответствует объективному состоянию вещей, а потому этот «рассказ» может быть «вставлен» в глобальный метанарратив, и конкретная история может стать частью всеобщей ис-

¹ Friedman J. Postmodernism // The Social Science Encyclopedia. P. 653.

Глава 5. Новейший этап исследований СМИ

трии. Без объективности метанарративов становится много, и столько же становится несовместимых друг с другом путей жизни, каждый из которых черпает собственную легитимацию из собственного метанар-ратива. Другими словами, отмена главной, стоящей выше любой другой, т.е. научной, объективности порождает массу объективностей, несоизмеримых друг с другом.

Осмысление этой глубоко парадоксальной ситуации и родило идею постмодерна. Бессмысленно говорить о том, каков мир «в действительности», и на таком основании судить о том, правильна или неправильна идея постмодерна. Мир «как он есть» целиком помещается в постмодерне вместе с его метанарративом, т.е. с его историей, настоящим, прошлым и будущим, будь оно выражено в марксистских, либерально-демократических, консервативных или любых других исторических и идеологических схемах. Постмодерн не опровергает их, а вмещает в себя (так же, как и мир, каким он мог быть, но не стал, каким он может ил и должен быть, или таким, как я его себе представляю, и т.д. и т.п.)

5.2.4

Постмодернистское «прочтение» медиа

Попытаемся сформулировать основные представления о СМИ сточки зрения теоретиков постмодерна, которые в силу «разлитости» этого умонастроения в формах культурного опыта оказывают свое влияние на исследователей-коммуникативистов.

1. СМИ в силу своих технических характеристик и обусловленных ими временных параметров становятся основной и идеальной формой коммуникации в эпоху постмодерна. Под техническими характеристиками СМИ здесь понимается их быстродействие и воспроизводимость. Это относится и к печатным, и к электронным СМИ, хотя и в несколько разной степени. Телевизионная картинка гораздо более быстродейственна (особенно в случае прямой трансляции, когда коммуникация происходит «в реальном времени»), чем газета. Во всяком случае, быстродействие СМИ несравнимо ни с какой иной формой коммуникации, например с литературой.

5.2. Постмодерн — новая культурная эпоха

2. В силу своей вездесущности и доступности (как в пространственно-временном, так и в финансовом смысле) в эпоху постмодерна СМИ становятся основной формой репрезентации опыта для подавляющего большинства населения планеты. Мир начинает выглядеть не таким, каким он является, а таким, каким подают его СМИ. В конечном счете, мир становится или оказывается таким, каким подают его СМИ. Мир становится симулякром, порожденным деятельностью СМИ.

3. «Реальное время» превращается в основную форму презентации опыта, виновную в том, что люди (потребители СМИ) оказываются изъятыми из естественных контекстов собственной жизни — традиционных, обусловливающих ритм и содержание жизни и наполняющих ее присущим ей смыслом. «Реальное время» претендует на реальность, но на самом деле представляет собой фантасмагорическую синхронизацию событий, разрушающую традиционные контексты жизни и превращающую людей в участников событий, которыми они быть не могут по своей традиционной природе.

4. Логика внутренней организации самих СМИ и их отношений с реальностью все в большей степени оказывается логикой языковой игры под названием «СМИ» или «пресса». Безошибочность ходов в этой игре определяется точностью исполнения ритуалов журналистской работы: пребывание на месте события, как можно более скорая передача информации в редакцию, стремление опередить конкурента, краткость и доступность изложения, отказ от морализаторства и анализа и т.п.

5. Объективность перестает быть определяющей характеристикой журналистской деятельности, поскольку предполагает опору на (дискредитированный) метанарратив. Место объективности занимает «точное изложение фактов», т.е. точная передача собственного опыта в соответствие с правилами языковой игры «СМИ». Игра не имеет иной реальности, кроме себя самой. Точное следование правилам игры и есть объективность информации в этом новом постмодернистском смысле¹.

¹ Это обстоятельство фиксируют и отечественные исследования журналистских практик, в ходе которых респонденты говорят о постмодернистском «смешении всего со всем», превалировании формы над содержанием, широком применении «модного» стилистического приема раскавычивания цитат и использования их в новом смысле. Все это — свидетельство того, что «нет идеи и нечего сказать» (См.: Сосновская A.M. Профессиональная идентичность журналистов (анализслучаев)//Журнал социологии и социальной антропологии. 2004. Т. VII. №3(27). С. 130.

Глава 5. Новейший этап исследований СМИ

6. Картина мира, рисуемая медиа в условиях отказа от метанарра-тива, исключительно дискретна. Мир в сегодняшней газете — иной мир, чем в газете вчерашней. Мир не осмысливается теоретически как нечто, обладающее преемственностью, точно также он перестает восприниматься как нечто, воспроизводимое в традиции. Воспроизводимость мира в СМИ — это синхронная воспроизводимость, когда миллион людей в один и тот же момент берет в руки миллион экземпляров газеты. Завтра это будет другая газета в том смысле, что иным будет изображаемый ею мир.

7. Место единства и целостности как характеристик реальности занимает интертекстуальность — этот постмодернистский эрзац единства мира. Взаимное отражение смыслов друг в друге помогает связать сегодня, вчера и завтра, тогда как далекое и близкое соединены «реальным временем» трансляции.

8. В этом виртуальном мире массовых коммуникаций ничто не происходит необратимо, ибо все, что совершается, происходит с оговоркой «по нашей информации». СМИ всегда и принципиально дистанцированы от своих сообщений, ибо представляют себя как коммуникатора и посредника, а не как источник новостей. Все, что сообщается СМИ, может быть ими же опровергнуто без ущерба для них самих. В результате рисуемый ими мир существует всегда как бы в условном залоге. Поэтому в нем возможно все — вплоть до воскрешения из мертвых, в нем все обратимо.

9. Это не есть «манипулирование» аудиторией, ибо производители новостей-«смыслов» — журналисты — в той же мере «манипули-руемы», что и получатели передаваемой ими информации. Их действия определяются жесткими рамками языковой игры, в которой каждый ход предопределен. Игра самодостаточна и просто не предполагает реальности иной, чем сама игра.

10. Интерактивный характер современных СМИ или, точнее ска
зать, тенденция к превращению СМИ в интерактивные, оказывается
в этом смысле ловушкой для потребителя, который постепенно пре
вращается в участника той же самой языковой игры и причастен к
созданию образа мира, вытекающего из современных СМИ. Он не «ре
гулирует» СМИ, он просто начинает играть в ту же игру и подчинять
ся тем же правилам. В результате оказывается, что весь мир — это
СМИ, а СМИ — это весь мир.

5.3. Интернет

— воплощение постмодерна?

Этот перечень характеристик СМИ, разумеется, не стоит понимать буквально просто потому, что постмодерн — лишь одна, хотя и весьма существенная из тенденций современной культуры, а не единственная и подлинная реальность этого опыта. Более того, отмеченные характеристики присущи, часто в невыявленной, неразвернутой форме, массовым коммуникациям с самого их возникновения. Но весьма важно, что современные СМИ, поощряемые ростом их технических возможностей, движутся именно по такому пути. И лучшим подтверждением тому являются психологические последствия погружения в Интернет.

5.3

Интернет — воплощение постмодерна?

Интернет — Всемирная сеть компьютерно-спутниковых коммуникативно-информационных служб, к которой подключены миллионы пользователей, живущих в разных странах и имеющих соответствующие технические и материальные условия для этого. Первоначально сетью пользовались военные, административные и научные центры США, но постепенно число ее пользователей увеличивается, и этот рост носит экспоненциальный характер. По данным экспертов Совета Европы в конце 1990-х годов Интернетом пользовались в 137 странах мира, сегодня, видимо, нет страны, граждане которой не пользуются им. В России, которая сравнительно поздно подключилась к этому новому средству коммуникации, к маю 2007 г. число пользователей достигло 25 млн человек (по данным на конец 2002 г. таких было всего 4%, или 1 млн человек).

Принципиальное технологическое отличие Интернета как нового медийного средства от традиционных — интерактивность, что означает размывание «трансмиссионной модели» передачи информации с минимальной «обратной связью» и отказ от пассивной фигуры реципиента как члена аудитории. Аналогией интерактивного общения является традиционная межличностная коммуникация (ее пример — беседа как диалог).

Основные особенности Интернета как средства массовой коммуникации:

Глава 5. Новейший этап исследований СМИ

1.открытость информации,

2.работа в реальном времени,

3.диалоговый характер общения.

Кроме того, Интернет выступает как проводник процесса глобализации информационного пространства, позволяя легко проверять и наращивать информацию (например сравнивая ее в подаче отечественными СМИ с материалами иноСМИ).

Интернет обладает потенциалом радикального усиления позиций индивидуума и небольших социальных групп в информационной системе, обеспечивая доступ клюбым источникам информации, имеющимся в сети, возможности создания комьюнити и общения напрямую. Именно частные инициативы в сети сформировали параллельную информационную систему, значение которой некоторые западные исследователи сравнивают с всплеском молодежной контркультуры 1960-х годов.

Интернет помог материализоваться (несмотря на его виртуальность) коммуникативным практикам, бывшим ранее неуловимыми составляющими устной речи и горизонтального общения.

Известный английский социолог Энтони Гидденс писал, что последние 200-300 лет право на коммуникацию было репрезентативным: люди делегировали свой голос другим и прежде всего журналистам. Обретение публикой голоса, наиболее явно проявляющееся в Интернете, означает переход от репрезентативной, опосредованной к прямой коммуникации.

Повестку дня в Интернете формирует не только и не столько журналист, но и публика, жаждущая сенсаций. Это положение развивает французский исследователь Пьер Леви в своей книге «Коллективное сознание — к утопии киберпространства» (1994). Уничтожение дистанции, традиционно существовавшей между источником информации и публикой, открытие возможности диалоговых форм общения для миллионов — все это делает Интернет новой коммуникационной средой, где пользователи напрямую общаются друг с другом (чаты и форумы, интернет-конференции), формируя и горизонтальные связи обмена информацией (электронная почта, списки рассылки, usenet, виртуальное сообщество).

5.3. Интернет

— воплощение постмодерна'(

Подлинный демократизм сети, по определению одного из крупнейших западных коммуникативистов Д. МакКуэйла, состоит в «потере управления и контроля за потреблением информации со стороны ее поставщика»¹, что открывает возможности отказа от навязываемой коммуникации, ибо сколько людей — столько и мнений. Масс, как таковых, в Интернете нет, и даже самые небольшие группы полны специфических противоречий.

Интернет, увеличивая массу информации и массу пользователей, меняет не только смысл понятий «медиа» и «массовая коммуникация», но и характер и роль журналистской работы. Если в процессе создания и передачи информации обычными СМИ необходимо участие специалистов, профессионально подготовленных для работы с аудиовизуальной техникой и обученных специфике общения с аудиторией, то отныне — в процессах сетевого взаимодействия — могут участвовать все желающие, обладающие доступом к супермагистрали². При этом получатели и отправители информации могут меняться ролями, а различия между общественными и частными формами коммуникации исчезают.

Дата добавления: 2015-07-08