Историческая и законодательная основа локального регулирования трудовых и иных корпоративных отношений

Локальный[1] уровень правового (нормативного) регулирования, объективно сформировавшийся в составе частноправовых отраслей и перешедший в сферу действия отдельных публично-правовых образований, является необходимым для организации внутреннего правопорядка первичных структурных коллективных формирований – ассоциаций граждан, наиболее распространенными из которых на сегодняшний день стали юридические лица. Специфика корпорации, проявляющаяся в том числе через локальную систему юридических установлений, – это одно из условий ее уникальности, а, следовательно, и коммерческой привлекательности для внешних контрагентов и присоединяющихся к данному бизнесу работников. Государство, издавна декларирующее принцип запрещения вмешательства кого-либо (в том числе и самого государства) в частные дела, вынуждено было смириться с объективной потребностью права переместиться и на локальный уровень, в связи с чем и появились первые внутрифирменные нормы, на первом этапе своего существования носившие в основном экономический характер.

Возникновение локального корпоративного права в теории специалисты связывают с периодом правления царя Алексея Михайловича[2] и реформами Петра Великого[3], а практика его применения складывается примерно со второй половины XVIII в., когда стали появляться первые крупные российские торговые компании[4], которые создавались и действовали на основании первых в российской юридической практике локальных актов – уставов.

Одновременно не исключалась и возможность принятия любых других локальных актов и норм, необходимых компаниям для организации их деятельности. Так, в Указах Петра I от 27 октября 1699 г., 27 октября 1706 г., 2 марта 1711 г. и 8 ноября 1723 г. первым русским предпринимателям было рекомендовано по примеру иностранных государств торговать компаниями и «иметь о том всем купецким людям меж собою с общего совета установления, которые пристойно было бы к распространению торгов их…»[5], то есть принимать нормы, регулирующие внутреннюю организацию и деятельность корпораций.

Основными причинами такой свободы в локальном нормотворчестве был существующий в ту историческую эпоху экономический и социальный строй – государству требовались налоги, платить которые была в состоянии только прибыльная компания, а эффективность локальных норм была очевидной в зарубежной предпринимательской практике и потому в России презюмировалась. Кроме того, как пишет Т.В. Кашанина, «для русских людей, воспитанных на артельных началах, необходимость подчинения меньшинства большинству считалась аксиомой, поэтому российские юристы нисколько не были обеспокоены вопросами внутренней организации корпораций, полагая, что сами участники компании вправе создать свои внутренние правила, изменить их, а если надо, то и отменить»[6].

Российские законы, указы и постановления о корпорациях, акционерных и торговых обществах принимались последовательно в 1805, 1807 и 1836 гг., однако нигде внутренние вопросы управления компаниями не были прописаны достаточно подробно. В этой связи постепенно корпоративное нормотворчество стало отклоняться от общих установок законодательства и порождать множество злоупотреблений в этой сфере. Так, внутри компаний начали ограничивать свободу акционеров в распоряжении принадлежащими им акциями, внедрили в практику понятие «дополнительных обязанностей», в том числе имущественного характера, предусматривавшихся только для отдельных, чаще «миноритарных», акционеров, начали заполнять законодательные пробелы в нормах с довольно очевидным значением слов и текстов локальными определениями собственного, нехарактерного для мировой практики содержания. Например, по уставам многих корпораций заменялось собственным определением общепринятое понятие доли участия, учредителя, перераспределялись и трансформировались пределы взаимной ответственности участников и т.п.

Вплоть до начала XX в. цивилисты писали об уставе корпорации как о некоей объективной данности, которая сопровождает процесс создания коллективной личности, а также высказывали свои мысли по поводу того, как именно должно выглядеть законодательство, упорядочивающее создание и деятельность юридических лиц, и не более того[7]. Ученых гораздо больше занимал вопрос о том, требуется ли государственное разрешение на создание корпорации либо для этого достаточно соединения воль правоспособных и дееспособных граждан – физических лиц.

В рассуждениях по поводу законности тех или иных положений уставов на юридическую личность частной корпорации переносили правила и нормы организации и деятельности публичных образований, то есть юридическое лицо рассматривалось как «государство в государстве». Отсюда, кстати, и произошло название основного документа компании – устава, – которое в принципе обозначало некое суверенное объединение лиц, и теория устройства государства как самой крупной корпорации была общепризнанной[8]. При этом наукой утверждалось, что «при большом разнообразии юридических лиц было бы совершенно бесполезно искать положительных правил для организации, общих всем юридическим лицам. Одно лишь правило можно отнести ко всем юридическим лицам: что государство имеет над всеми высший надзор, по той же причине, по которой оно надзирает за действиями опекунов у малолетних детей»[9]. Этим оправдывалось множество нарушений в области корпоративного нормотворчества. И вообще отношение к корпорации как к неразумному и в некоторой мере стихийному субъекту долгое время было характерно для цивилистики.

Таким образом, уже в XIX в. наукой и практикой безусловно признавалось право корпоративного субъекта на саморегуляцию в пределах, установленных законом. Так, А.И. Каминка писал, что «нормы, регулирующие внутренние отношения, находятся в известной гармонии с нормами, регулирующими отношения внешние. Именно потому, что сторонам предоставляется весьма широкая свобода в установлении своих внутренних отношений, закон совершенно определенным образом регулирует отношения внешние, не допуская, например, ограничения для отдельных товарищей ответственности перед третьими лицами по обязательствам товарищества»[10]. Таким образом, идея о делегированном и остаточном характере локального нормотворчества корпорации нашла свое признание уже к концу XIX в., и основные правила корпоративного права уже не могли зависеть только от самих корпораций и ждали государственного регулирования.

В полном соответствии с достижениями юридической науки в начале ХХ в. стали активно разрабатывать централизованные акты корпоративного права, призванные упорядочить локальное нормотворчество. Были приняты Торговый устав (1903 г.), Свод законов гражданских (1910 г.), Устав промышленности (1913 г.), Устав кредитный (1914 г.), Устав железных дорог и др.[11] Эти акты даже называли уставами по сложившимся корпоративным обыкновениям, но практике их применения особо развиться не удалось.

После 1917 г. постепенно свобода локального правотворчества уступила место императивным централизованным нормам. Остался лишь общий принцип регулирования корпоративных отношений, по которым хозяйственные (производственные) организации пользовались несколько большей внутренней свободой, чем учреждения. Остаточное делегированное регулирование локальных корпоративных правоотношений допускалось в строгих рамках государственного административного контроля и по большей части свелось к формальному принятию уставов (положений), структурных актов о статусе действующих подразделений предприятий и организаций и правил документооборота. Однако дополнительно к вопросам гражданского и административного характера государство довольно неожиданным образом делегировало организациям значительные полномочия в области локальных корпоративных отношений как работодателям для целей поддержания общественного правопорядка через дисциплину труда. Такая ситуация сохранялась вплоть до перехода России к рынку в начале 90-х гг. ХХ в., и под локальными актами из-за распространенности последних стали часто понимать только акты из сферы действия трудового права.

Среди локальных корпоративных актов трудового права первыми появились коллективные договоры. Их стали заключать в начале позапрошлого века в США, Великобритании, Франции и других промышленно развитых государствах того времени, а примерно в 20-е годы ХХ в. коллективный договор был официально признан и юридически закреплен в большинстве стран мира, представляя собой одно из важнейших средств правового регулирования трудовых и тесно связанных с ними общественных отношений.

В России первые коллективные договоры появились в 1904-1905 гг. на крупных промышленных предприятиях, однако случаи заключения таких договоров носили единичный характер[12]. Расширение коллективно-договорной практики пришлось на 1917-1918 гг. Тогда Правительство РСФСР приняло Декрет «О порядке утверждения коллективных договоров (тарифов), устанавливающих ставки заработной платы и условий труда» от 2 июля 1918 г. В декрете подробно определялось содержание договора, предусматривались его важнейшие разделы, а именно порядок приёма и увольнения рабочих, нормирование рабочего времени, ставки и принципы оплаты труда в зависимости от степени профессионализма рабочих, характера и сложности работы. Также в декрете определялся порядок заключения коллективного договора, одним из условий которого было обязательное предоставление данного договора в Наркомтруд для ознакомления, регистрации и утверждения. Затем коллективные договоры были юридически признаны и первым КЗоТ России 1918 г., в котором содержались нормы о тарифных положениях, которые по своей структуре и содержанию являлись моделью коллективного договора[13].

Кроме норм о тарифных положениях, КЗоТ 1918 г. предусматривал существование такого локального нормативного акта, как правила внутреннего трудового распорядка, которые разрабатывались профсоюзами. В КЗоТе 1922 г. к ним добавились нормы выработки, к разработке правил внутреннего трудового распорядка были привлечены администрации предприятий, а коллективный договор обрел свое нынешнее наименование. Кроме того, в КЗоТе 1922 г. было закреплено общее правило о том, что содержащийся в Кодексе законодательный минимум трудовых прав работников может повышаться в договорном порядке. Тем не менее, локальные нормативные правовые акты и коллективные договоры носили в основном декларативный характер, поскольку имело место усиление централизации в регулировании условий труда, а также вмешательство в сферу производства множества государственных и партийных органов. К середине 30-х гг. ХХ в. коллективные договоры перестали заключать вообще, так как в условиях законодательного регулирования трудовых отношений они были не нужны.

Коллективно-договорная практика возобновилась после Великой Отечественной войны, особенно с конца 60-х гг. ХХ в., в связи с началом хозяйственной реформы 1965 г., направленной на расширение хозяйственной самостоятельности предприятий. Советом Министров СССР было одобрено предложение ВЦСПС о восстановлении практики заключения коллективных договоров на предприятиях, хотя в реальности коллективные договоры были восстановлены в качестве политико-юридических актов мобилизации трудящихся на выполнение производственных планов, укрепление производственной дисциплины, повышение производительности труда. Именно в это время наука трудового права стала активно развивать теорию локальных нормативных актов, а также концепции соотношения централизованного и локального регулирования условий труда.

Несмотря на это, КЗоТ РСФСР 1971 г. не содержал упоминания о локальных актах как источниках трудового законодательства; это упущение было исправлено только с принятием в 2001 г. Трудового кодекса Российской Федерации (далее – ТК или ТК РФ)[14]. Сегодня по ст. 8 ТК РФ работодатель принимает локальные нормативные правовые акты, содержащие нормы трудового права, в пределах своей компетенции в соответствии с законами и иными нормативными правовыми актами, коллективным договором, соглашениями.

Вновь заговорили о корпоративном праве и необходимости развития теории и практики локального нормотворчества в начале 90-х гг. ХХ в., когда появились первые ростки рыночной экономики, потребность в конкуренции и реальная свобода предпринимательства.

Гражданский кодекс Российской Федерации (далее – ГК РФ) в Части первой 1994 г.[15] закрепил основные принципы частного права, такие, как признание равенства участников регулируемых им отношений, неприкосновенность собственности, свобода договора, недопустимость вмешательства кого-либо в частные дела, необходимость беспрепятственного осуществления гражданских прав и обеспечение их восстановления в случае нарушения, в том числе в судебном порядке (ст. 1 ГК РФ). Они на сегодняшний день составляют легальную основу локального корпоративного нормотворчества по типу «разрешено все то, что не запрещено законом».

Ряд положений, определяющих юридическую основу локального уровня правового регулирования корпоративных и трудовых отношений, содержится и в Конституции Российской Федерации от 12 декабря 1993 г.[16] Так, в соответствии с п. 1 ст. 1 Конституции Россия является демократическим государством, в котором (ст. 2 Конституции) человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Политика Российской Федерации как социального государства направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека (п. 1 ст. 7).

Статья 8 Конституции гарантирует единство экономического пространства, свободное перемещение товаров, услуг и финансовых средств, поддержку конкуренции и свободу экономической деятельности. Пункт 2 гласит, что в Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности.

Статья 13 (п. 4) закрепила равенство перед законом всех общественных объединений (это касается, прежде всего, представителей работников в трудовых отношениях, когда последние участвуют в разработке и принятии локальных актов в случаях, определенных ТК РФ). Статья 30 (хотя и не совсем по порядку) провозглашает право на ассоциацию, которое является легальной основой создания юридических лиц, коллективов работников, общественных объединений, профессиональных союзов, заключения коллективных договоров и соглашений. Пункт 2 данной статьи гласит, что никто не может быть принужден к вступлению в какое-либо объединение или пребыванию в нем, из чего вытекает право лица вступать только в те объединения, чьи локальные корпоративные установления соответствуют его интересам и потребностям. Обратная ситуация предусматривается также: если большинство членов ассоциации принимает корпоративные нормы, чем-то не устраивающие индивида, он вправе уйти или подчиниться воле и интересам большинства.

Это положение в полной мере соответствует общепризнанным принципам и нормам международного права, которые включаются в российскую правовую систему в соответствии со ст. 17 Конституции Российской Федерации. В России признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина, однако (п. 3 ст. 17) их осуществление не должно нарушать права и свободы других лиц.

Одним из основных прав, нарушение которого преследуется по закону, является право на неприкосновенность частной жизни и личную тайну (ст. 23 Конституции Российской Федерации). Это условие существования любой негосударственной корпорации. Также (ст. 34) каждый имеет право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности, а (ст. 35) право частной собственности охраняется законом. В соответствии с п. 2 ст. 35 Конституции Российской Федерации каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами – это имущественная основа локального нормотворчества. Кроме того, по ст. 37 каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию. Принудительный труд запрещен.

Основные блага, предоставление которых может иметь корпоративную основу и являться предметом принятия локальных актов (в том числе коллективных договоров), также перечислены в Конституции Российской Федерации. Так, каждый имеет право на труд в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены, на вознаграждение за труд без какой бы то ни было дискриминации и не ниже установленного федеральным законом минимального размера оплаты труда, а также право на защиту от безработицы; каждый имеет право на отдых (ст. 37). По ст. 39 (п. 3) поощряются добровольное социальное страхование, создание дополнительных форм социального обеспечения и благотворительность. В соответствии с п. 2 ст. 40 органы государственной власти и органы местного самоуправления поощряют жилищное строительство, создают условия для осуществления права на жилище. По ст. 41 (п. 1) медицинская помощь в государственных и муниципальных учреждениях здравоохранения оказывается гражданам бесплатно за счет средств соответствующего бюджета, страховых взносов, других поступлений. По ст. 43 Конституции (п. 3) каждый вправе на конкурсной основе бесплатно получить высшее образование в государственном или муниципальном образовательном учреждении и на предприятии. По п. 5 этой статьи Российская Федерация устанавливает федеральные государственные образовательные стандарты, поддерживает различные формы образования и самообразования.

Хотя по ст. 45 государственная защита прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации гарантируется, по п. 2 указанной статьи каждый вправе (в том числе в рамках ассоциаций) защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. При этом отсутствие прямого указания в Конституции Российской Федерации на право локального нормотворчества не является основанием для его непризнания, так как перечисление в Конституции основных прав и свобод не должно толковаться как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина (п. 1 ст. 55). В соответствии с п. «к» ст. 72 Конституции решение по этому вопросу принято совместно органами федеральной государственной власти и органов государственной власти субъектов Федерации и получило свое легальное закрепление в ТК РФ от 30 декабря 2001 г.

Дата добавления: 2015-07-08