Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Электронное подслушивающее устройство «шерлок»! 18 страница

Читайте также:
  1. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 1 страница
  2. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 2 страница
  3. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 2 страница
  4. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 3 страница
  5. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 3 страница
  6. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 4 страница
  7. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 4 страница

Завтра красноречивые свидетели, такие как писатель Гай Коллинз, постараются показать литературные достоинства «Семи минут». А на послезавтра останется один доктор Йейл Файнгуд, который попытается доказать, что склонность молодежи к насилию никак не связана с чтением книг.

— Файнгуд — наш последний свидетель, — закончил Зелкин. — После этого защита закончит приводить свои доказательства, но присяжным заседателям их будет явно недостаточно, Майк. Мы набрали какое-то количество очков, но не догнали обвинение. Принимая во внимание нынешнее положение дел, Бену Фремонту, очевидно, придется сесть в тюрьму, а «Семь минут» попадет в костер. Нам нужен один… всего лишь один… но потрясающий свидетель. И если этим свидетелем окажется сам Джадвей, победа будет за нами. Ты сотворил чудо, Майк. Ты доказал, что он жив, но удастся ли тебе уговорить его выступить на суде?

— Не знаю, — ответил Барретт. — Сейчас, когда мы нашли его, я не вижу причин для отказа.

— Бейнбридж хоть как-то дал понять, будет на вашей завтрашней встрече присутствовать Джадвей или нет?

— Нет. Придется ждать до завтра. Что касается Бейнбриджа, то я не понимаю его роли, но он, скорее всего, вел или сейчас ведет кое-какие дела Джадвея. Очень странно. К тому же, хоть он и сенатор, я ничего о нем не знаю. Мне нужно что-нибудь разнюхать о нем до завтрашнего разговора.

Они решили, что Кимура немедленно отправится в публичную библиотеку Лос-Анджелеса, а потом заедет в архив «Лос-Анджелес таймс» и найдет информацию о сенаторе Бейнбридже.

Через два часа позвонил Зелкин и прочитал скудные факты, найденные Кимурой.

— Ты ничего не знаешь о сенаторе Томасе Бейнбридже по одной простой причине. Он совсем недавно занял пост. Один из сенаторов от штата Коннектикут умер… Сейчас я припоминаю, это произошло четыре месяца назад… И губернатор назначил Бейнбриджа временно исполнять обязанности сенатора. Бейнбридж был деканом юридического факультета в Йеле и как-то связан с адвокатской фирмой в Вашингтоне и еще одной в Коннектикуте. Перед деканством, дай-ка мне взглянуть, он был судьей в апелляционном суде Коннектикута, а еще раньше возглавлял большую компанию, только Кимура не выяснил, что она производила. Ничего страшного, это неважно. Что касается его образования, то он закончил Йель и потом в тысяча девятьсот тридцать втором году получил степень по юриспруденции.

Это было поздно вечером, а почти в полночь Майк Барретт сел на самолет, вылетающий из Чикаго в Вашингтон. Прилетев в столицу, он добрался на такси Из Национального аэропорта в отель «Мэйфлауэр».

Без четверти одиннадцать за ним заехал шофер в форме, и они поехали по Пенсильвания-авеню на Капитолийский холм, где его ждала мисс Ксавьер.

Голос мисс Ксавьер вернул его к действительности. Они находились под Капитолием, в метро конгресса, и мисс Ксавьер показала на миниатюрный поезд.

— Мы проедем на нем шестьсот футов в Старое здание Сената, — без тени улыбки сообщила она.

Через полминуты они сошли с карликового поезда и еще через несколько секунд поднимались на лифте. Потом быстро дошли до кабинета Бейнбриджа.

В приемной стояли два стола, на стенах висели красивые пейзажные фотографии и огромная рельефная карта Коннектикута. Справа находились еще две комнаты, заставленные столами, за которыми сидели помощники сенатора: мужчины и женщины, негры и белые. Барретт остановился перед картой, гадая, встретится ли он только с сенатором или с сенатором и Джадвеем позже? Мисс Ксавьер сообщила по телефону о его прибытии, и Барретт попытался скрыть беспокойство.

— Да, сенатор. Сейчас он войдет, — сказала она и кивнула Барретту. — Сюда, сэр.

Она протянула руку и начала открывать полированную дубовую дверь.

В этот миг Барретта одолели сомнения. Он проделал такой долгий путь, полный разочарований, преодолел столько гор и долин, видел столько прекрасных снов и ужасных черных кошмаров, встречался со многими реальными вещами, которые на поверку оказывались миражами. И через всю эту одиссею, продвигаясь назад, в прошлое, он пронес ощущение, что постепенно приближается к тени Джадвея, которая, казалось, пряталась за каждым следующим поворотом. Со временем в его голове сложился образ Джадвея, сначала призрака, потом человека и наконец товарища, которого следует спасти и который, в свою очередь, мог спасти их всех, но Барретт считал, что Джадвей — не более чем прах и тлен, и уже никак не человек, товарищ и спаситель. Сейчас, как сказал вчера Эйб, Дж Дж Джадвей обрел реальность, и Лазарь восстал из пепла, развеянного над Сеной. Еще несколько шагов, и до Джадвея можно будет дотронуться, его можно будет выслушать, с ним можно будет поговорить, с этим непонятным и таинственным автором единственной книги, самой запретной книги, которая когда-либо выходила из-под пера человека. Сейчас он увидит его, любовника Касси и отца Джудит, создателя Кэтлин, этого поэта любви, который сделал слово, изображающее половой акт и бывшее ранее неприличным, словом, которое можно, не стесняясь, печатать, превратил его в символ прекрасного действа: Джадвей, это волшебное имя, которое Дункан и Йеркс провозгласили своим «сезамом», открывающим путь к власти, имя василиска, услышав которое тысячи и миллионы фанатиков сжигали книги и уничтожали свободу слова.

Барретт заколебался. Его охватило страстное желание быть понятым. То же самое, наверное, испытал репортер Генри Мортон Стэнли после двухмесячных поисков исчезнувшего шотландца-миссионера в Центральной Африке, когда в деревне Уджиуджи нашел живым и невредимым того, кто так долго ускользал от него. «Я должен был броситься к нему, но струхнул в присутствии такой огромной толпы… Я должен был обнять его, но не знал, как он меня примет. Поэтому я поступил так, как наущала меня моя моральная трусость и ложная гордыня: неспешно подошел к нему, снял шляпу и сказал: „Доктор Ливингстон, полагаю?“»

Стэнли закончил свой рассказ словами: «Finis coronat opus». «Конец венчает дело».

Майк хотел сейчас броситься к Джадвею и обнять его, но вместо этого не спеша приблизился к полированной дубовой двери, которую открыла для него мисс Ксавьер, и вошел в кабинет.

Там оказался один человек, сенатор Томас Бейнбридж. Дж Дж Джадвея не было. Только Бейнбридж, друг и посредник.

Сенатор Бейнбридж стоял за столом так прямо, будто его позвоночник был отлит из стали. Он был напряжен, бледен, тщательно одет и больше напоминал портрет Джилберта Стюарта или Томаса Салли, чем живого и дышащего человека двадцатого столетия. Разочарованному Барретту он напомнил один из старинных американских портретов Верховного судьи Джона Маршалла. Правда, черты лица сенатора Бейнбриджа были более отточены, чем у Маршалла. Это был лик императора, излучавший власть.

Гладкие волосы серовато-стального цвета были разделены пробором. Проницательные глаза, орлиный нос, будто у римлянина, крепко сжатые губы. Сенатор был высок ростом, статен, облачен в прекрасно сшитый строгий серый костюм без единой морщинки. Перед Барреттом стоял суровый коннектикутский янки.

Барретт удивился, увидев протянутую руку и услышав слова сенатора:

— Мистер Барретт, полагаю?

Майк испугался, вспомнив Стэнли и Ливингстона. Бейнбридж употребил слова, которые он собирается произнести сам. Барретт так и не понял, с иронией они были сказаны или нет. Он принял протянутую руку и отметил, что у Бейнбриджа крепкое пожатие.

Отпустив руку сенатора, Майк невольно обвел комнату взглядом в поисках Джадвея.

— Нет, — сухо сказал Бейнбридж. — Я подумал, что будет разумнее поговорить с вами в отсутствие Джадвея. Садитесь, мистер Барретт.

Майк Барретт сел на стул. Пока хозяин усаживался за резным столом, Майк еще раз бегло огляделся по сторонам. Длинный стол для совещаний, кожаная оттоманка, несколько книжных шкафов, скульптура Джакометти на столике рядом с лампой, многочисленные дипломы и награды на стенах. В окно за спиной сенатора был виден отель «Кэррол-Амз».

Бейнбридж наконец уселся на кожаный стул с высокой спинкой. Его патрицианское лицо не располагало к обмену любезностями, но тем не менее Барретт решил проявить вежливость.

— Я слышал, что вас совсем недавно назначили на это место. Мои поздравления!

— Спасибо. Я совсем не стремился стать сенатором, но это мой долг. Вы читали де Токвилля? Он называл Коннектикут маленьким местечком, которое подарило Америке продавца часов, учителя, сенатора. «Первый дает вам время, второй разъясняет, что с ним делать, а третий создает законы и цивилизацию». Кто-то должен создавать наши законы. Возможно, я самый квалифицированный из кандидатов.

— Я в этом не сомневаюсь. — Но Барретта сейчас больше волновало время и то, что с ним нужно делать. — Зная немного о вашем прошлом, сенатор, доложен признаться, что меня удивила ваша дружба с Дж Дж Джадвеем.

— Жизнь подбрасывает нам странных людей, мистер Барретт. Я рос вместе с Джадвеем. Мы были в одном братстве в Йеле.

— Вы поддерживали с ним отношения все эти годы?

— Более или менее.

— Тот факт, что связь с Касси Макгро поддерживали вы, а не он, показался мне особенно странным.

— Странным? Вам, защитнику «Семи минут»… Вы прекрасно знаете, что Джадвея и книгу обвиняют во всех смертных грехах. Неужели вы не поняли, что он хочет забыть прошлое и не делать невыносимым для себя день нынешний?

— Если вы следите за ходом процесса…

— Слежу, сэр.

— …тогда вы знаете, что я и мои коллеги считаем «Семь минут» произведением искусства, творением гения. Мы надеялись, что и сам автор с неменьшей гордостью выступит на защиту своего детища.

— Боюсь, вы романтик, мистер Барретт, — заметил сенатор Бейнбридж. — Жизнь менее романтична. Джадвей узнал это очень быстро.

— Значит, он не хотел поддерживать личные контакты с мисс Макгро из опасения быть обнаруженным?

— Совершенно верно. В делах, которые касаются его давно забытого прошлого, я представляю интересы Джадвея, а он не хочет заниматься такими мелочами, как, например, цветы для мисс Макгро ко дню рождения. Таких дел, правда, совсем мало.

Разговор обещал быть трудным, и Барретт пожалел, что рядом нет Касси Макгро, Эйба Зелкина и Мэгги, которые могли растрогать и смягчить этого сурового янки. Он знал, что время поджимает и ему следует торопиться.

— Сенатор, Дж Дж Джадвей жив?

— Вы же знали это еще до вчерашнего звонка. Я не видел причин отрицать это.

— Я просто хотел услышать это вновь, из ваших уст. Вчера вечером вы сделали любопытное замечание. Вы сказали, что вам с Джадвеем было интересно, сколько времени мне понадобится, чтобы выяснить, что он жив. И вы подчеркнули, что рано или поздно оба ждали моего появления. Джадвей не сомневался, что я найду его? Почему он так думал?

Бейнбридж подался вперед, поставил на стол локти и сплел пальцы рук.

— С того момента, когда вы связались с Олином Адамсом и купили у него письма Джадвея, мы ждали, что вы найдете нас.

— Вы знали об этих письмах?

— Конечно, мистер Барретт. Как же иначе я мог достать их? Это я купил их для Джадвея.

Барретт изумленно уставился на сенатора.

— Так вы и были тем таинственным покупателем? А я-то был готов поклясться, что меня опередил окружной прокурор Лос-Анджелеса. Тогда мой телефон прослушивался Лютером Йерксом, который поддерживает окружного прокурора Дункана на политическом поприще.

— У Йеркса, может, и больше денег, чем у меня, но мои связи лучше.

— Лучше связи, сенатор?

— Шон О'Фланаган, например. Ему сообщили, что письма продаются, и он решил рассказать Джадвею. Поэтому он позвонил мне. Я велел ему немедленно купить их, но было поздно. Некий мистер Барретт уже купил письма и летел за ними из Лос-Анджелеса. Я тоже прилетел в Нью-Йорк и забрал их от имени мистера Барретта. Простите меня, мистер Барретт. Не забывайте, что я должен помогать Джадвею сохранять инкогнито.

— Даже если это опорочит его имя?

— Вы забываете, что Джадвей мертв, так же как его прошлое. Джадвей создал себе более приятное настоящее.

Барретт схватился за край стола.

— Сенатор, пока Шон О'Фланаган, Касси Макгро и «Семь минут» живы, Джадвей никогда не сможет отречься от своего прошлого.

Бейнбридж встал.

— Касси Макгро… О'Фланаган… Джадвей позаботился о них… Я позаботился о них по его просьбе. Я позаботился, чтобы у О'Фланагана были средства к существованию. Сначала он издавал поэтический ежеквартальник, а когда журнал закрылся, стал получать ежегодную стипендию, на которую можно жить и пить.

— И молчать.

— Да, и молчать, конечно. Что касается Касси Макгро, то мы попросили О'Фланагана присматривать за ней. Когда она совсем состарилась, я поручил О'Фланагану подыскать для нее санаторий. Он следил за Касси до самого последнего времени, пока не стал беспробудно пить. Последнее время чеки мистеру Холлидею и цветочному магазину выписывала мисс Ксавьер. Вы сами видите, что Джадвей обеспечил друзей своей юности. Они простые смертные и скоро умрут, как и сам Джадвей, и будут кремированы, как Джадвей в Париже. Тогда останутся только «Семь минут», но они тоже умрут, когда ваши присяжные в Лос-Анджелесе вынесут вердикт.

— А Джадвей позволит им умереть?

— Да.

— Почему? Он стыдится их?

— Нет, мистер Барретт, не стыдится. Он считает книгу честной. Правдивой, возможно даже ценной для определенного читателя. Конечно, вам я могу сказать, что его заставила написать книгу любовь, но в конце концов закон выживания всесилен. Он действует на книги так же, как на все остальное. Если мир не позволит «Семи минутам» жить, значит, книге придется умереть.

— Но умрет не просто книга, сенатор. Я не хочу, чтобы вы считали меня высокопарным, но верю в эти слова всем сердцем. Если закон погубит «Семь минут», тогда в нашем обществе умрет и свобода личности.

Лицо сенатора Бейнбриджа впервые утратило бесстрастность.

— Что вы сказали, мистер Барретт? — нахмурился он.

— Я сказал, что на карту поставлено больше, чем книга, — с жаром повторил Барретт. — Я говорю, что на карту поставлена свобода слова. Она часто преследовалась, но никогда еще против нее не выступало столько врагов. За последние годы сторонники свобод потеряли бдительность и не заметили, что цензоры собираются с силами. Сейчас настал критический момент. Если книга Джадвея пойдет ко дну, по-моему, наступит новое средневековье.

— Можете не читать мне лекции о свободе слова, мистер Барретт. Я всего лишь попросил вас объяснить, что вы имели в виду.

— Я имел в виду следующее. Сейчас, когда выяснилось, что Джадвей жив, мы умоляем рассказать о себе и том, как писалась «Семь минут». Его появление и выступление в суде, правда о мотивах, которые заставили его написать «Семь минут», могут привести к нашей победе на процессе. Сенатор, я хочу, чтобы вы передали Джадвею мои слова…

— Можете быть в этом уверены.

— …и я хочу, чтобы вы попросили его выступить свидетелем защиты завтра в Лос-Анджелесе.

— Я все ему передам, но могу уже сейчас сообщить вам его ответ. Он будет отрицательным.

— Вы уверены в этом?

— Совершенно уверен.

Барретт взволнованно вскочил на ноги.

— Я не могу этого понять, просто не могу понять, как человек, который сотворил такое чудо и раскрепостил человечество, может сейчас отречься и от чуда, и от прошлого. Неужели это возможно? Что это: трусость? Эгоизм? Что же тогда за человек этот ваш Джадвей?

Бейнбридж не сводил с Барретта пристального взгляда и внимательно слушал каждое слово. Заметив, что сенатор хочет ответить, Майк умолк.

— Я вам расскажу, что за человек Джадвей, и после этого вы поймете причины, по которым он не жаждет славы, — заговорил Бейнбридж, тщательно подбирая слова. — В молодости Джадвей был идеалистом, но сейчас, в зрелые годы, превратился в прагматика. По его мнению, то, что лучше для общества, для всеобщего благосостояния, лучше и для него самого. Поскольку он часть этого общества. Все остальное будет самым обычным потаканием своим желаниям. Мы с Джадвеем закончили юридический факультет, но он считал, что его призвание — не юриспруденция, а литература. Он полагал, что даровит, и отправился в Париж. Там Джадвей под влиянием мисс Макгро стал писать. Он радовался, считая, что, как писатель, способен помогать делу свободы больше, чем как адвокат, но вмешались другие обстоятельства. Не спрашивайте о них, потому что я не могу рассказать. В итоге Джадвею пришлось оставить карьеру писателя, да и адвокатскую тоже. Через несколько лет у него появилась возможность выбирать, но интерес к литературе уже угас. Оставался закон, служению которому он и отдал все свои силы. Джадвей сделал хорошую карьеру и скоро поднимется еще выше. Могу сказать по секрету, что через несколько недель в Верховном суде Соединенных Штатов появится вакансия. Президент спрашивал у Джадвея, не хочет ли тот занять освобождающееся место.

— Верховный суд? — ошеломленно переспросил Барретт. — Я… у меня в голове сложился свой образ Джадвея. Я думал, что он все такая же богема, как в свои парижские дни. Такой, каким его описали в зале суда. Вы хотите сказать, что Джадвею предлагают стать членом Верховного суда?

— Да, скоро он станет членом Верховного суда Соединенных Штатов.

Только теперь до Майка дошел весь смысл слов Бейнбриджа.

— Сенатор, вы понимаете, что это значит? — выпалил он. — Это значит, что Джадвей, — или как там он сейчас себя называет, стал в сто раз более ценным свидетелем, чем я предполагал. И теперь его выступление во сто крат важнее и для нас, и для него самого.

Бейнбридж хотел было возразить, но Барретт не дал ему открыть рот. Сейчас в его голосе послышалась уверенность.

— Только представьте себе появление такого человека в суде. Он сам защитит свое творение и опровергнет выдвинутые против него обвинения. Я могу вам сказать, какое он произведет впечатление, по крайней мере, с точки зрения защиты… Это будет таким же чудом, какое произошло на процессе Лиззи Борден. Конечно, вы помните это дело. Отец и мачеха Лиззи были зверски убиты. Все улики указывали, что убийца Лиззи, но защитник сделал блестящий ход и вызвал ее в качестве свидетельницы. Лиззи Борден, хорошо воспитанная, опрятная, изящная незамужняя леди, заняла свидетельское место. Защитник просто показал на нее пальцем и обратился к присяжным: «Чтобы признать ее виновной в убийстве, вы должны считать ее чудовищем. Джентльмены, неужели она похожа на чудовище?» Она была похожа на чудовище? Конечно же, нет. Такая утонченная леди никогда не может быть похожа на чудовище. Подобная мысль даже не могла никому прийти в голову. Все доказательства и улики мигом вылетели в форточку, и Лиззи была признана невиновной.

Барретт отдышался и продолжил:

— Сенатор Бейнбридж, если, по мнению присяжных, Лиззи Борден не могла совершить преступление, то никто, по-моему, не сможет упрекнуть в распространении порнографии и непристойности кандидата на пост члена Верховного суда, джентльмена таких высоких достоинств. С меня хватит и того, что Джадвей станет главным свидетелем защиты. Как только я покажу не него пальцем, присяжные сразу поймут, что такой человек не мог написать книгу, способную развратить и испортить молодежь. У них исчезнут все сомнения еще до того, как он изложит мотивы, побудившие его написать «Семь минут». Они свято уверуют в его показания и высокую нравственность. Сенатор, мы добьемся оправдания Бена Фремонта, «Семи минут», самого Джадвея, так же как была оправдана Лиззи Борден…

— Мистер Барретт, — прервал его Бейнбридж. — Можете не тратить силы и не излагать тактику защиты в деле Борден. — Он помолчал и язвительно добавил: — В конце концов, я был деканом юридического факультета в Йеле.

— Простите меня, сэр, — извинился Барретт. — Просто такой безупречный свидетель редко…

— Мистер Барретт, позвольте мне закончить мою мысль.

— Пожалуйста.

— Я не сомневаюсь, что Джадвей был бы для вас безупречным свидетелем. Однако он будет рисковать значительно больше, чем вы. На карту будет поставлен пост члена Верховного суда. Объявление о его назначении скоро будет сделано, и вы узнаете, кто такой Джадвей, хотя никто за пределами этого кабинета, за исключением дорогой старушки Касси Макгро и О'Фланагана, с его мозгами, затуманенными винными парами, не знает, что новый член Верховного суда в молодости написал «Семь минут». Мистер Барретт, вы бы на месте Джадвея пожертвовали такой возможностью, которая выпадает раз в жизни и которая составляет цель всей жизни? Поехали бы вы в Калифорнию отстаивать в заурядном уголовном суде книгу, написанную в молодости? На мой взгляд, это было бы своевольно, поскольку, можете мне поверить, как только Джадвей расскажет о своем прошлом со свидетельского места, его репутации будет нанесен сокрушительный удар. О Верховном суде придется забыть. Вчера я позвонил Джадвею и все рассказал. Джадвей долго думал и решил, что сможет принести больше пользы делу защиты свобод личности в Верховном суде Соединенных Штатов Америки, чем в свидетельской ложе на вашем процессе. Скоро он получит возможность защищать свободы не одного человека, а тысяч. Эта мысль оказала решающее влияние на его решение. Можете мне поверить, это был выбор не себялюбца, а ответственного члена общества, не труса, а храбреца. Именно такой человек Дж Дж Джадвей. И… поэтому он не станет выступать у вас на суде.

Барретт медленно подошел к окну, рассеянно посмотрел на улицу и вернулся к столу.

— Сенатор Бейнбридж, — спокойно сказал он, — я считаю, что мистер Джадвей заблуждается. Я понимаю, что не смогу убедить его сам или с вашей помощью, но мне необходимо, чтобы он выслушал мои доводы. По-моему, он не прав. Считаю, что среди нашего брата есть не менее достойные кандидаты на пост члена Верховного суда. Однако на всем земном шаре не найти другого человека, который мог бы спасти «Семь минут» и все то, что они значат для будущего человечества. Думаю, что именно на этом поле мистер Джадвей должен дать битву здесь и сейчас, среди людей, которых может спасти он и только он, если не отречется от своего прошлого. Таково мое твердое убеждение. И последнее. Если дело будет проиграно, возникнет юридический прецедент, на основании которого другие суды станут считать, что книги способны толкать людей на насильственные действия. Именно это пытается доказать на примере Джерри Гриффита обвинение. Если допустить этот казус, многие книги, написанные не только сейчас и в прошлом, но и в будущем, будут обречены на смерть, а подлинное зло в нашем обществе, которое питает и пробуждает насилие, будет оправдано и разрастется, пока не уничтожит всех нас, наших детей и все, что нам дорого. Спасибо за то, что выслушали меня, сенатор Бейнбридж. Надеюсь, мистер Джадвей крепко спит по ночам.

Он направился к выходу, но в дверях его остановил голос сенатора:

— Мистер Барретт…

Барретт остановился.

— Я передам все ваши слова мистеру Джадвею, — сказал Бейнбридж, вставая. — Если он изменит свое решение, он сообщит вам.

— Но вы уверены, что он не изменит его? — попытался улыбнуться Барретт.

Сенатор не ответил. Вместо этого он сказал:

— Возможно, вам будет интересно узнать, что Леру в своих показаниях солгал, так сказать, ненамеренно. Он не сказал правду, потому что не знал ее. Отец Сарфатти тоже знал только ложь, которую придумали Джадвей и Касси. Быть может, сейчас это не имеет значения, кто знает… Я жалею лишь об одном. Люди будут верить, что «Семь минут» толкнули парня на изнасилование. А мужчины развлекались таким образом еще во времена, когда они не умели читать. Пусть вы проиграете ваш процесс, но, возможно, мистеру Джадвею когда-нибудь удастся исправить эту ошибку… На другом процессе.

— Сенатор, другого процесса не будет. Все решается сейчас. До свидания.

Выйдя на улицу, Майк Барретт понял, что достиг самого дна. Сколько раз уже ему казалось, что он достиг предела отчаяния? Он и сам сбился со счета. Но на этот раз дальше падать некуда. Угас последний огонек надежды. Майк поймал такси. Мальчишка, продававший на углу газеты, выкрикивал:

— Не пропустите, только что напечатано… Последняя сенсация в лос-анджелесском деле против порнографической книги!

Последняя? Что там, черт возьми, еще стряслось?

Барретт торопливо подошел к углу, протянул мальчику монету, получил газету и развернул первую страницу.

Жирный черный заголовок вопил:

 

 


Дата добавления: 2015-07-08; просмотров: 332 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 7 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 8 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 9 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 10 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 11 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 12 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 13 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 14 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 15 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 16 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 17 страница| СМЕРТЬ ШЕРИ МУР!

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.019 сек.)