Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Электронное подслушивающее устройство «шерлок»! 7 страница

Читайте также:
  1. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 1 страница
  2. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 2 страница
  3. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 2 страница
  4. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 3 страница
  5. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 3 страница
  6. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 4 страница
  7. A) Шырыш рельефінің бұзылысы 4 страница

— Наши отношения были строго деловыми.

Барретт улыбнулся и подумал, что из этого упорного репортера в «Таймс» мог бы получиться превосходный адвокат. Он вцепился во француза, как бульдог.

— И тем не менее ваши беседы с ней затрагивали самые сокровенные чувства и эмоции, не так ли?

— Ей не с кем было поделиться проблемами в чужой стране, рассказать о несчастной любви. Родственники и друзья остались в Америке. В Париже она была чужой. Ей требовался человек, которому она могла бы довериться, с кем она могла бы… как вы говорите?.. снять груз со своих плеч. Она ощущала мое сочувствие и все рассказывала мне, а я слушал ее.

— Вы когда-нибудь ходили с ней в кафе?

— Французы все дела делают в кафе. — Леру тонко улыбнулся. — Да, кажется, мы встречались в «Фуке» или «Селекте», которые существовали в то время. Да, кажется, встречались.

— И вы никогда не принимали мисс Макгро у себя на квартире?

— Ну, конечно же, нет, сэр. — Кристиан Леру улыбнулся. — Где вы слышали, чтобы французы приглашали американок к себе домой?

По комнате пронесся смех. Леру тоже улыбнулся, как актер, сорвавший аплодисменты.

Но нью-йоркский репортер не сдавался.

— Мистер Леру, вы не ответили на мой вопрос. Вы встречались с мисс Макгро у себя дома?

— Нет, — с неожиданным гневом ответил француз, и его улыбка исчезла. — Если вы намекаете, что я плохо относился к Джадвею, потому что хотел отбить мисс Макгро, вы очень глубоко ошибаетесь. Наши отношения с мисс Макгро были строго деловыми. Это были отношения издателя и литературного агента. — Он, моргая, смотрел в камеру. — Есть еще вопросы?

Зелкин выключил телевизор.

— А французик-то — скользкий тип. Он не дал нам ничего ни в суде, ни за его пределами. Пора возвращаться. Дункан уже, наверное, подготовил очередного свидетеля. Интересно, черт побери, кто это будет?

 

Следующим свидетелем народа, к удивлению Барретта и Зелкина, опять оказался заморский гость в черной сутане католического священника. Он напомнил Майку Барретту каменного мученика-иезуита, высеченного на одной из гробниц в соборе Святого Петра. Застывшее лицо Савонаролы, пронзительный взгляд, орлиный нос, выступающая далеко вперед челюсть не допускали никакой фривольности, святотатства и распущенности. Он передвигался уверенной поступью посланника Бога. С первого взгляда становилось ясно, что он не потерпит ерунды и мелочности. Он был на работе и выполнял задание самого Господа. Священник с таким высокомерным видом принял присягу, что могло показаться, будто он ее сам придумал.

Этим свидетелем обвинения был отец Сарфатти, член священной конгрегации доктрины веры и священник римской курии.

Едва он поднялся на свидетельское место, едва окружной прокурор начал задавать вопросы, как Барретт с Зелкином тревожно зашептались.

Свидетель из Ватикана застал их врасплох. Зелкину всегда не нравилось в уголовных делах то, что в них, в отличие от гражданских, не было предпроцессных допросов свидетелей. Несмотря на то что ни защита, ни обвинения не знали, кто будет свидетелями противной стороны, Барретт с Зелкином не ждали сюрпризов. Главным свидетелям народа, Кристиану Леру и Джерри Гриффиту, еще до начала суда сделали широкую рекламу. Мелкие свидетели в подобного рода делах чаще всего были психиатрами, преподавателями, литературными экспертами, видными гражданами и тому подобное. Поэтому Зелкин с Барреттом не ожидали, что окружной прокурор призовет на помощь Ватикан с его «Index Librorum Expurgatorius».

К счастью, Барретт всегда помнил главное правило своей профессии: хороший адвокат должен быть готов к худшему.

Поэтому он на всякий случай просмотрел перед процессом записи и сейчас вспомнил, что через год после издания «Семи минут» ее автор был осужден католической церковью, а книга внесена в список запрещенных книг. Думая, что список воскресит в памяти присяжных и зрителей образы прошлого, суровой церкви, которая так далека от жизни в Оуквуде, Лос-Анджелесе и всей Америки, Барретт считал, что окружной прокурор мог прибегнуть к списку в ходе процесса только мимоходом. Однако Майк Барретт привык все делать до конца и знал, что основная часть уголовных дел выигрывается на предпроцессной стадии, и поэтому поверхностно изучил историю цензуры Ватикана и сам список. Он кое-что прочитал сам и попросил Кимуру встретиться с несколькими теологами. Результаты этого расследования поместились в одном-единственном конверте, но сейчас Дункан навел крупнокалиберное оружие из Ватикана на уже пошатнувшиеся бастионы защиты, и Барретт понял, что необходимы подкрепления. Слушая показания отца Сарфатти, он совещался с партнером, какие шаги следует предпринять. Через несколько минут они выработали перечень действий. Зелкин должен позвонить Донне в контору и попросить, чтобы она прислала посыльного с материалами по списку. Зелкин должен будет отправить Кимуру к знакомым теологам за дополнительной информацией, которая могла бы пригодиться защите. Если Барретту скоро предложат приступить к перекрестному допросу, он сделает все, что в его силах, чтобы дотянуть его до перерыва на обед. Кимура передаст по телефону информацию, и они используют ее во время перерыва.

После того как Зелкин тихо покинул зал на несколько минут, чтобы позвонить Донне и Кимуре, Барретт попытался сосредоточиться на показаниях нового свидетеля, но это оказалось нелегко. Его внимание притупит перекрестный допрос Леру, и поэтому сейчас он с трудом следил за вопросами и ответами. Майка это не очень беспокоило, потому что он верил в свою способность включать внимание в нужный момент.

В следующие пятьдесят пять минут его внимание автоматически включалось, когда разговор касался важного, а потом отключалось.

Процедура осуждения книг конгрегацией доктрины веры.

Внимание Барретта включилось на полную мощность.

— Отец Сарфатти, для лучшего понимания причин, по которым церковь осудила и запретила «Семь минут», и для того, чтобы помочь нам разобраться, является ли она непристойной, не могли бы вы подробнее объяснить процедуру запрета книги?

— Конечно, мистер Дункан. Так как в последнее время многие отделы и департаменты курии были упразднены или переименованы, мы будем говорить о тех, которые существовали в тысяча девятьсот тридцать пятом году, когда «Семь минут» была издана в Париже. В то время все сомнительные печатные произведения попадали в департамент цензуры книг, который подчинялся святой инквизиции. Когда епископ или приходской священник находил книгу, которая противоречила бы морали и вере, он отсылал ее в департамент цензуры книг в Рим…

— Противоречит морали?..

— Мораль в вере, мистер Дункан. Я подробнее остановлюсь на этом. Книги, которые рассматриваются ex professo, как похотливые, всегда осуждаются и запрещаются. Так же как и книги, пропагандирующие ересь. В прошлом, когда сомнительная книга попадала к святой инквизиции, она передавалась какому-нибудь религиозному ордену в Риме, члены которого могли говорить и читать на языке оригинала. Эксперты изучали ее и выносили решение на латинском языке, которое передавалось в святую инквизицию. Одновременно представители департамента цензуры книг могли провести исследование жизни автора сомнительной книги и обстоятельств, в которых она создавалась. Эти материалы передавались комиссии инквизиции, где книга обсуждалась и по ней выносилось решение. Если решение об осуждении оставалось неизменным, то вопрос выносился на рассмотрение коллегии кардиналов. И наконец префект коллегии кардиналов передавал окончательный вердикт Папе. Если Его Святейшество соглашался с выводами коллегии, он и отдавал распоряжение внести книгу в список запрещенных книг.

— И такая цензура предшествовала осуждению и запрету «Семи минут», отец Сарфатти?

— Да.

— У меня есть экземпляр списка, который был издан еще в тысяча девятьсот сороковом…

— Могу я похвалить вашу проницательность и скрупулезность?

— Спасибо, святой отец. Это самое ранее издание списка, в котором мне удалось найти Дж Дж Джадвея и его «Семь минут», хотя, по моим сведениям, книга была запрещена в тридцать седьмом году, за три года до этого. Вы можете это объяснить?

— Все довольно просто, мистер Дункан. Список издается весьма нерегулярно. Когда книга Джадвея была осуждена в тридцать седьмом году, декрет запрета был сначала передан в «Acta Apostolicae Sedis», официальный бюллетень святой инквизиции, который рассылается по всем епархиям и информирует об официальном запрете. Потом епископы и приходские священники доводят это решение Рима до прихожан, чтобы защитить и сохранить вверенные им души. Только после этого книга считалась запрещенной и могла попасть в очередное издание списка, которое появилось тремя годами позже. Я могу с удовольствием сообщить, что наши братья — протестанты, особенно в Европе, по своей собственной инициативе также высказались против этой книги.

— Для того чтобы лучше понять серьезность этого запрета, я бы хотел задать вам несколько вопросов о самом списке и…

Майк Барретт отключил свое внимание и погрузился в записи.

Через двадцать минут его «антенна» вновь уловила кое-что любопытное. Речь шла об изучении жизни самого Дж Дж Джадвея.

— Отец Сарфатти, лично вам было поручено провести изучение автора «Семи минут»?

— Да, точнее, я принимал в нем участие. Тогда я был молодым священником. В последующие годы я выполнял другие обязанности в святой инквизиции, но недавно меня перевели в новый департамент курии под названием Священная конгрегация доктрины веры, которая сейчас отвечает за список. Когда Его Святейшество заинтересовался вашим делом, мистер Дункан, мне был отдан приказ оказать вам посильную помощь, поскольку я знаком с делом Джадвея и материалами по нему в ватиканских архивах. Перед тем как лететь в Америку, я еще раз просмотрел их. Формально расследование Дж Дж Джадвея было проведено архиепископом Парижа в тысяча девятьсот тридцать пятом — тридцать шестом годах, а я помогал ему.

— И ваши материалы, отец Сарфатти, основывались на слухах или были получены от самого Джадвея?

— Все, что я представил суду, получено от самого Джадвея.

Дункан поднял три листа бумаги, один из которых был скреплен сургучной печатью и завязан ленточкой.

— Вы мне передали эти три документа. Это документы из ватиканских архивов?

— Да.

Дункан направился к столу судьи.

— Ваша честь, мне хотелось бы представить суду новые материалы. Я хочу, чтобы они были приобщены к делу в качестве вещественных доказательств.

Барретт и Зелкин обменялись тревожными взглядами.

— Черт побери! — прошептал Барретт, встал и пошел к столу судьи, где сейчас находились Дункан и секретарь суда. Несколько минут судья Апшо просматривал документы, потом их торопливо прочитал Барретт. Наконец секретарь присвоил им номера и они были приобщены к делу против Бена Фремонта и «Семи минут» как вещественные доказательства.

Барретт устало вернулся на свое место.

— Ну? — тревожно спросил Зелкин.

— Дело дрянь.

Окружной прокурор вернулся к свидетелю.

— Отец Сарфатти, вы можете своими словами передать их содержание?

— Да. Первый документ содержит запись телефонного разговора, состоявшегося в Париже между мной и Дж Дж Джадвеем. Я написал ему из Рима, что хотел бы встретиться, но не получил ответа. Приехав в Париж, я несколько раз звонил ему, но не мог застать дома. Потом он позвонил сам, и я записал нашу беседу. Второй документ содержит письмо довольно вызывающего содержания, которое написал мне Джадвей сразу после нашего телефонного разговора. Последний является записью заявления Дж Дж Джадвея, которое было им сделано одному священнику, давно умершему, в Италии. Заявление подписано Дж Дж Джадвеем и заверено нотариусом.

— Подтверждает ли эта информация слова мистера Леру о мотивах Джадвея, которые побудили его написать «Семь минут»?

— На этот вопрос я бы ответил положительно. Да, все наши материалы, в число которых входят и эти документы, позволяют согласиться с мистером Леру. Я должен заметить, что, за исключением этих документов, остальные материалы дела довольно поверхностны. У нас нет никакой информации о семье Джадвея или жизни в Америке, но мы знаем, что он был католиком, обладал аморальными и атеистическими литературными вкусами. Как он мне сам сказал, в его библиотеке были «Мемуары» Казановы и книги Анри Бергсона, Бенедетто Кроче и Карла Пельца, которые запрещены церковью. Однажды Джадвей принял участие в антиклерикальной демонстрации перед собором Парижской Богоматери. Круг его друзей и знакомых состоял из таких же, как и он сам, вольнодумцев, которые почти все время проводили в кафе на Левом берегу. Перед тем как начать жить во грехе с молодой женщиной по имени Касси Макгро, Джадвей встречался с проститутками. Я сомневаюсь, что осуждение церкви послужило причиной его самоубийства. Скорее самоубийство было вызвано отсутствием моральных принципов, что можно видеть на примере его единственной изданной книги. После смерти он был кремирован, и мисс Макгро выполнила его последнюю волю. Прах Джадвея был развеян над Монмартром с воздушного шара. Это печальная история.

Во время выступления отца Сарфатти и особенно во время его последней части Майка Барретта подмывало заявить протест на основании того, что показания священника не относятся к делу, а последняя часть основывается на слухах, но Барретт промолчал. Обо всем этом в зале суда и за его пределами уже рассказал Леру. Протест при таких обстоятельствах может заставить присяжных подумать, что защита пытается заткнуть рот служителю Господа. Как бы там ни было, но Барретт решил молчать и продолжал внимательно слушать.

— Отец Сарфатти, в ваших документах имеется какая-нибудь информация о мотивах, которые заставили Джадвея написать «Семь минут»?

— Только его замечание в письме ко мне, что все религии и институты образования притворяются, будто мир представляет собой огромную коробку с конфетами, тогда как он в своей книге доказывал, что мир — навозная куча, которая может хорошо удобрить правду и произвести на свет красоту, если отбросить фальшь и притворство. Кроме этого, я могу отметить, что его книга, так же как и жизнь, которую он вел в Париже, сами говорят об этих мотивах. Вся его жизнь в Париже была греховной. Можете делать из этого выводы.

— Есть ли в ваших документах факты, которые могли бы пролить свет на влияние Касси Макгро на Джадвея во время написания «Семи минут» или вообще что-нибудь о Касси Макгро?

— Ваша честь, протестую! — прервал прокурора Барретт.

Он не мог позволить, чтобы этот вопрос был высказан до конца, и уж тем более, чтобы на него был дан ответ. Дункану, очевидно, зачем-то вдруг потребовалась Касси Макгро, поэтому он потребовал совещания у стола судьи.

На совещании Дункан попытался связать информацию отца Сарфатти о Касси Макгро с непристойным содержанием «Семи минут». В конце концов, заявил Дункан, Касси Макгро послужила прототипом героини «Семи минут». В своем рвении окружной прокурор даже разделил еще не услышанную информацию на две части.

— У церкви имеется копия свидетельства рождения у Касси Макгро ребенка от Джадвея, — сообщил он. — Девочку назвали Джудит Джадвей. Отец Сарфатти готов рассказать, что мисс Макгро вышла замуж в тысяча девятьсот сороковом году в Детройте и что ее муж погиб в Салерно во время Второй мировой войны. Несмотря на то что ни ее девичье имя, ни имя в браке не были записаны и поэтому нет сведений о дальнейшей судьбе мисс Макгро и ее дочери, я все же считаю, что это поможет жюри…

Он продолжал объяснять причины, а когда закончил, судья Апшо резковато обвинил прокурора в том, что тот пытается представить суду информацию, имеющую косвенное отношение к делу.

— В этом вопросе ваш свидетель не может сообщить жюри ничего ценного, — закончил Апшо. — Я принимаю протест представителя защиты.

Вернувшись на свое место, Майк Барретт услышал, как Дункан возобновил допрос свидетеля.

Барретт прислушался.

— Вы хотите сказать, отец Сарфатти, что представитель церкви встретился с Джадвеем и предложил ему покаяться?

— Совершенно верно. В этом нет ничего необычного, мистер Дункан. Церковь всегда проявляла терпимость к авторам осужденных книг. Часто они приезжали в Ватикан и говорили, что книга написана в доброй вере и что они не сразу поняли свои ошибки. В таких случаях святая инквизиция после опубликования вердикта осуждения добавляла: «Автор покаялся и отрекся от своей книги». Осуждение остается, но книга и имя автора исчезают из списка. Могу привести один пример. Генри Лассер, ортодоксальный католик, написал превосходную книгу о чудесах в Лурде, потом решил перевести на французский язык Евангелие, потому что его не устраивали существующие переводы. Однако он снабдил свой перевод собственными фантазиями. Этот перевод вскоре был осужден и запрещен, но, к счастью, Лассер быстро осознал ошибку. Он изъял свою книгу из обращения и покаялся. Церковь вычеркнула Лассера из последующих изданий списка.

— И Дж Дж Джадвей… объясните мне: он сам пожелал покаяться или ему предложили такую возможность?

— Ему был предоставлен последний шанс. Он приехал в Италию со своей любовницей и остановился в Венеции. Туда и отправился на встречу церковный эмиссар. Джадвею была предоставлена хорошая возможность отречься от «Семи минут» и изъять ее из обращения, но он отказался. Отказ подтверждает документ, подписанный Джадвеем. Церкви не оставалось ничего другого, как осудить «Семь минут» за непристойность и богохульство.

Барретт перестал слушать.

После эффектного допроса обвинения судья Апшо объявил двухчасовой перерыв. Эйб Зелкин уже получил экземпляр списка от Донны и несколько страниц записей, сделанных во время разговора по телефону с Кимурой несколько минут назад. Послав курьера за сэндвичами и кофе, Барретт с Зелкином заняли кабинет в муниципальном здании и провели большую часть двухчасового перерыва за разработкой плана перекрестного допроса.

Майка Барретта подмывало использовать наступательную тактику при перекрестном допросе. Церковь, которую представлял отец Сарфатти, должна оставаться неприкосновенной, хотя из того немногого, что Барретт знал из истории церкви, он прекрасно видел ее уязвимые места. В средние века, в то самое время, когда готовился первый список, сама церковь погрязла в сексе. Святой Августин признался, что перед тем, как стать христианином, он обладал «ненасытным аппетитом к сексу» и «усиленно прелюбодействовал». Августину удалось преодолеть слабость плоти, но его последователи в сутанах оказались не такими удачливыми. Говорят, что у епископа Льежского было шестьдесят пять незаконнорожденных детей. Испанский аббат из Сан-Пелайо имел семьдесят любовниц. В Швейцарии женатые мужчины были вынуждены потребовать у властей разрешить священникам иметь по одной любовнице. В самом Риме Марозия, дочь папского чиновника, была любовницей Папы Сергия III и помыкала им как хотела, а в 931 году она даже сделала своего незаконнорожденного сына Папой Иоанном XI. Папа Лев VIII умер от сердечного приступа во время полового акта, а Папа Александр VI, глава семейства Борджиа, имел двух любовниц, одной из которых была семнадцатилетняя Джулия Фарнезе. И это всего лишь за пятьдесят с небольшим лет до того, как церковь начала осуждать авторов за аморальность в своем списке.

Как бы отнесся к этому Иисус? Майк Барретт вспомнил эпизод из Библии с фарисеями и прелюбодейкой. Иисус тогда сказал: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень».[22]

Сейчас в зале суда ему предстояло столкнуться с представителем церкви, который стоял на страже морали. Мог ли Барретт тоже сказать: «Кто из вас без греха…»?

Его подмывало сказать это, но он понимал, что такая тактика невозможна. Она была бы большой ошибкой. Он предвидел протест Элмо Дункана: «Не относится к делу».

Придется играть по жестким правилам.

В два часа Майк Барретт подошел к свидетельскому месту, на котором спокойно сидел грозный отец Сарфатти. Майк прекрасно понимал, что он никак не сможет тягаться со священником в вопросах теологии. Тот превосходно знал историю церковной цензуры книг, а Барретт обладал лишь поверхностными знаниями. Однако как бы там ни было, судья разрешил защите приступить к перекрестному допросу свидетеля, и он подошел к священнику.

— Отец Сарфатти, я слышал ваши показания. Если я не прав, поправьте меня. Мне кажется, вы сказали, что в структуре римской курии за последние тридцать лет произошли значительные изменения. Не могли бы вы объяснить, как они отразились на вопросе цензуры книг?

— Если в двух словах…

— Простите меня, святой отец, но нет необходимости говорить в двух словах. Защита полагает, что будет полезно услышать все детали, какие, по вашему мнению, относятся к делу.

— Благодарю вас за вашу вежливость, сэр. В тысяча девятьсот шестьдесят шестом году на втором Ватиканском соборе Папа Павел Второй упразднил конгрегацию священного судилища, поскольку протестанты находили ее оскорбительной и считали, что инквизиция несет ответственность за кровавые преследования в ранней истории церкви. С упразднением инквизиции был упразднен и департамент цензуры книг.

— Почему это было сделано?

— Как я уже сказал, сэр, это было сделано для восстановления единства среди различных христианских вероучений.

— Понятно. Меня интересует, были ли для этого другие причины? Это правда, святой отец, что на Ватиканском соборе в Риме многие католические священники выступили против святой инквизиции, которая осудила Джадвея, и против списка запрещенных книг?

— Правда, только таких священнослужителей было значительно меньше, чем тех, кто выступал за сохранение инквизиции.

— А соответствует ли действительности, святой отец, сообщение агентства Ассошиэйтед Пресс из Рима, что «упразднение департамента цензуры книг римской курии Папой символизирует новый подход католической церкви к содержанию „Списка“, который она теперь считает менталитетом прошлого»?

— Телеграфные агентства часто прибегают к обобщениям, которые, в свою очередь, ведут к преувеличениям. Я должен еще раз подчеркнуть, что этот шаг был предпринят только для того, чтобы не вызывать вражду некатоликов.

— Значит ли это, святой отец, что в свете новой либеральной политики церкви «Семь минут» не могла быть сегодня осуждена и запрещена?

— Сэр, я не имею полномочий отвечать на этот гипотетический вопрос, но я готов объяснить некоторые факты, которые могли бы помочь вам самому ответить на него. Во-первых, новая конгрегация доктрины веры, в которой я имею честь состоять, продолжает рассматривать и изучать печатные произведения, выражающие несогласие с доктринами церкви. Во-вторых, список не был отменен. Он по-прежнему существует. Его Святейшество может внести в него любую книгу, какую пожелает. И наконец, сэр, как представитель Ватикана я могу твердо заявить, что церковь сегодня, так же как и в тысяча девятьсот тридцать пятом году, беспокоит издание и распространение аморальной и святотатственной книги под названием «Семь минут».

Барретт не стал дальше обсуждать изменения, происшедшие в аппарате курии по цензуре книг. Он решил перейти к другому вопросу — непогрешимости списка.

— Святой отец, как мой ученый оппонент, представитель народа, я тоже ознакомился со списком издания сорокового года, в котором впервые появилось имя Джадвея и его книга. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов об этом списке. Я с удивлением нашел в нем «Историю упадка и разрушения Римской империи» Гиббона и «Эссе» Паскаля, «Принципы политической экономии» Милля и «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» Стерна, книги Золя и другие. Почему они все были запрещены? Из-за своего непристойного содержания или антиклерикальной направленности?

— Из-за антиклерикальной направленности.

— Но не из-за непристойного содержания?

— Я еще раз повторяю, потому что они несли в себе опасность для веры.

— А «Семь минут», отец Сарфатти? Напоминаю вам, что цель данного разбирательства — ответ на единственный вопрос: является «Семь минут» непристойной книгой или нет? Мы собрались здесь не для того, чтобы решать, является книга Джадвея антиклерикальной или не является. Помня об этом, назовите мне причину осуждения и запрета «Семи минут».

— Эта книга была запрещена по обеим причинам: и из-за непристойности, и из-за антиклерикальности.

— Очень хорошо, святой отец. В отношении основного вопроса нашего разбирательства это очень ценный ответ. Как вы думаете, вы сами в состоянии отличить непристойную книгу от пристойной?

— Да, в состоянии. Я говорю от себя лично, а не от имени церкви.

— Предположим, я вам прочитаю короткий отрывок из книги. Вы сумеете сказать по этому отрывку, является она аморальной или не является?

— Я могу попытаться, но буду говорить только от своего имени.

— Но как специалист по непристойной литературе?

— Хорошо, как специалист.

— Я прочитаю вам два отрывка из популярной книги и хочу услышать ваше мнение о них. Первый отрывок: «Я обнаружила его руку у себя на груди и до смерти перепугалась. Я глубоко вздохнула, закричала и упала без чувств». Теперь второй отрывок. «Но он поцеловал меня с пугающей пылкостью, потом его голос обрушился на меня, как удар грома. „Итак… — сказал он, — пришел час расплаты, о котором я говорил“. Я закричала, как никто никогда не кричал, но некому было мне помочь. Обе мои руки были связаны, и я воскликнула: „Ни одна живая душа не испытала таких мучений, как я. О злодей!.. Господи, о Господи! Хоть в этот раз избавь меня от этих мук!“»

— И Господь Бог избавил ее, мистер Барретт?

— Да, избавил… Отец Сарфатти, считаете ли вы эти отрывки непристойными?

— Я считаю их незрелыми и провоцирующими, но не считаю в свете морали сегодняшнего дня непристойными. Однако святая инквизиция посчитала их непристойными в тысяча семьсот пятьдесят пятом году, когда поместила их вместе с остальным содержанием книги Сэмюэля Ричардсона «Памела» в список. Мне жаль испортить вам шутку, мистер Барретт, но я не стану обсуждать мудрость решения инквизиции осудить «Памелу» в тысяча семьсот пятьдесят пятом году, так же как и запрет «Семи минут» в тысяча девятьсот тридцать седьмом. Современная тенденция к всепозволяющей аморальности может опорочить все старые суждения, но если бы в этом вопросе проявлялась большая осторожность, мораль современного общества могла бы быть выше.

— Хотите ли вы этим сказать, святой отец, что цензоры списка непогрешимы и никогда не допускают ошибок?

Дункан с другого конца комнаты заявил протест. Защита пытается спорить. Протест принят.

Барретт попытался перефразировать вопрос.

— Отец Сарфатти, признавались ли цензоры, составляющие список, когда-нибудь в совершении ошибок?

— Конечно, ошибки совершались, — спокойно ответил отец Сарфатти. — Когда члены святой инквизиции обнаруживали, что ошибались в отношении какой-нибудь книги, они никогда не забывали исправить ошибку. В список были включены труды Галилея. Когда позже была доказана ошибочность этого решения, наши цензоры отменили запрет на его работы. Но я не могу заставить себя поверить, что церковь когда-нибудь снимет запрет с «Семи минут».

В полном отчаянии Барретт уже подумывал, чтобы отпустить свидетеля, но решил все же предпринять последнюю попытку. Третий момент в перекрестном допросе. Встреча с Дж Дж Джадвеем в Венеции.

— Святой отец, ранее вы заявили, что ватиканский эмиссар лично встретился в Венеции с Джадвеем и попытался уговорить его отречься от книги. В ваших документах сказано, где конкретно произошла эта встреча?

— Во Дворце дожей, в Зале совета десяти.

— Сколько она продлилась?

— Пятнадцать минут.

— Джадвей в своем заявлении объяснил как-нибудь отказ отречься от «Семи минут»?

— Нет.

— Мистер Леру показал, что это был мрачный период в жизни Джадвея, всего за несколько месяцев до самоубийства, когда он якобы испытывал угрызения совести от того, что написал «Семь минут». Вы не находите, что если мистер Леру прав, то на месте Джадвея было бы естественнее отречься от книги и покаяться?

— Я не обладаю информацией о том, что было для него в то время естественным, а что — неестественным. Я могу только еще раз повторить, что он проявил упрямство и отказался покаяться.

— В отчете о встрече имеется хоть какое-нибудь описание Джадвея?

— Нет.

Барретт заколебался. Ему хотелось закрыть этот вопрос, но все же он не смог удержаться, чтобы не задать еще один вопрос.

— Отец Сарфатти, не написано ли в вашем архивном документе, был ли Джадвей пьян на той встрече?

— Там не написано, что он был пьян… С другой стороны, сэр, там и не говорится, что он был трезв.

Барретт улыбнулся. Туше. Он заслужил это. Напросился и получил. Он нарушил золотое правило перекрестного допроса: никогда не задавать важного вопроса, если не знаешь, какой на него получишь ответ. Барретт отпустил свидетеля кивком головы:

— Спасибо, святой отец. Защита закончила, ваша честь.

 

Вслед за итальянским священником окружной прокурор Элмо Дункан пригласил известного критика из Англии, который только что прилетел из Лондона. Он выступил в качестве специалиста, чтобы показать, что книга Джадвея является непристойной. От Иэна Ашкрофта несло одеколоном «Зизани де Фрагонар». Это был тщедушный, смешной и очаровательный мужчина из той породы людей, которые всегда оказываются лучше вас. Последнее слово всегда остается за ними, и оно жалит, как укус скорпиона. С такими людьми Барретт никогда не мог поддерживать светскую беседу. Еще опаснее Ашкрофт мог оказаться в зале суда. Поэтому Барретт решил ограничить перекрестный допрос всего несколькими минутами.


Дата добавления: 2015-07-08; просмотров: 333 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Семь минут 16 страница | Семь минут 17 страница | Семь минут 18 страница | Семь минут 19 страница | Семь минут 20 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 1 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 2 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 3 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 4 страница | ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 5 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 6 страница| ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДСЛУШИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО «ШЕРЛОК»! 8 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.025 сек.)