Электронное подслушивающее устройство «шерлок»! 8 страница

В 1935 году Ашкрофт работал в огромном лондонском литературном агентстве и продавал права и лицензии. Ему представилась возможность продать права на издание «Семи минут» за рубежом. Дункан поинтересовался его успехами. Успехи были неважные, даже плачевные, признался Ашкрофт. Он разослал экземпляры книги Джадвея агентам и издателям в Великобритании, Голландии, Скандинавии, Германии, Франции, Италии, Испании, Португалии. Лишь один немец проявил интерес («здесь мораль нарушается чаще, чем в Гамбурге и Франкфурте»), но в конце концов и он отказался. «Семь минут» нигде не вызвала интереса и была отвергнута всеми иностранными издателями.

Дункан захотел узнать, почему «Семь минут» была единодушно отвергнута.

— По-моему, это довольно очевидно, — ответил Ашкрофт. — Это ужасная книга, страшно непристойная и полная грязи. Издатели из Голландии, Испании и Португалии отказались от нее, написав, будто сговорились: «Мистер Джадвей обладает самым сомнительным качеством. Он ухитрился написать самую мерзкую и непристойную книгу в истории литературы».

Барретт очень осторожно начал перекрестный допрос. Если мистер Ашкрофт был такого низкого мнения о «Семи минутах», зачем он вообще взялся за продажу прав на нее?

— Мистер Барретт, я тогда был розовощеким юнцом, наглым и честолюбивым. Мне очень хотелось показать себя. В то время я ухватился бы даже за продажу «Майн кампф», если бы предложили.

Согласен ли мистер Ашкрофт, что всего несколько американских книг того периода, и даже современных, были переведены и изданы в Европе?

— У меня были некоторые книги американских авторов, права на издание которых я продал чуть ли не дюжине иностранных издателей.

Но чтобы это была первая книга неизвестного американского писателя? Неужели он надеялся, что ее издадут в Швеции, Германии, Франции, Италии, Испании?

— Нет, мистер Барретт, я не надеялся, что она будет переведена и издана в этих странах. Однако ее могли бы издать в Великобритании. Я очень рассчитывал продать права в Великобритании и хотя бы еще где-нибудь.

Тогда что же показалось мистеру Ашкрофту таким необычным в том, что он не сумел продать «Семь минут» малоизвестного Джадвея иностранным издателям?

— Необычным было то, мистер Барретт, что «Семь минут» оказалась единственной книгой неизвестного писателя, которую, по моим сведениям, не удалось продать ни в Великобритании, ни на континенте, ни в какой другой стране. Никто, абсолютно никто не хотел издавать ее. Вы должны признать, что это фантастическое достижение в кавычках, которое вполне достойно занесения в «Книгу рекордов Гиннесса» рядом с изобретателем кроссвордов, англичанином Артуром Винном, который придумал первый кроссворд в тысяча девятьсот тринадцатом году для нью-йоркской газеты. Вы не находите, что это «достижение» еще значительнее?

Через полчаса очередной свидетель заканчивал отвечать на вопросы Элмо Дункана.

Этим свидетелем, скользким, как уж, и точным, как компьютер, оказался Харви Андервуд, специалист и мастер по проведению опросов общественного мнения.

Его появление для Зелкина с Барреттом оказалось таким же неожиданным, как и появление отца Сарфатти. Они не сразу поняли, что нужно было обвинению от Андервуда, но скоро это стало ясно, и даже Барретт выразил шепотом свое восхищение окружным прокурором.

Харви Андервуд занял свидетельское место, чтобы подтвердить основную мысль обвинения, что «Семь минут», вызывает у среднего человека только похотливые мысли. Обычно в процессах против непристойности обвинение прибегает к помощи видных граждан, какого-нибудь президента ассоциации родителей и учителей, деканов колледжа, пасторов, то есть людей, которые предположительно имеют частые контакты с простыми людьми в своем населенном пункте и которые способны говорить от лица граждан о вредном влиянии той или иной книги. Но прокурора не удовлетворила возможность выразить чувства среднего человека традиционным путем. В век компьютеров, в век проведения научных опросов для выявления интереса общественности Дункан обратился к самому большому авторитету в стране за разъяснением, что же такое «средний человек». Андервуд должен был доставить этого завернутого в пластмассовую обертку и должным образом проштампованного среднего человека. Это было безумие, это было бесчеловечно, в конце концов, это было смешно. Поступок окружного прокурора лишний раз показывал, в каком печальном состоянии находится потребительская культура, основывающаяся на подсчетах, опросах и теории средних чисел.

Но присяжные слушали Андервуда с открытыми ртами.

Полчаса красноречивый Харви Андервуд описывал методы отбора, то, как опрашиваемые делились на группы, как проводились послойные опросы, как результаты загружались в компьютеры «Ай-Би-Эм» и как получались результаты. Конкретно Харви Андервуд был готов рассказать об итогах большого опроса общественного мнения.

— Все это очень сложно, — распинался Андервуд перед присяжными. — Вместе с нашими собственными мы использовали результаты опросов американской ассоциации книготорговцев и Юнайтед Пресс Интернэшнл, а также информацию Статистического бюро Соединенных Штатов за тысяча девятьсот шестьдесят шестой год. Все эти данные были введены в наши компьютеры, которые выдали абсолютно точный портрет среднего гражданина Соединенных Штатов. Впервые мы добились портрета среднего гражданина всего американского общества, и впервые, мистер Дункан, у вас может выступить свидетель или свидетельница, которые полностью понимают определение непристойности в Уголовном кодексе Калифорнии. Помните, там говорится о действии непристойности на среднего человека, который полностью соответствует стандартам современного общества.

— Мистер Андервуд, вы можете предложить нам научный портрет среднего человека?

В этом месте Майк Барретт, собравшись с силами и видя, что присяжные смотрят на Андервуда, как кролики на удава, встал и заявил протест.

— Я протестую. Вопрос заставляет свидетеля размышлять.

Судья Апшо поманил к себе обеими руками Барретта, Дункана и стенографиста.

— Пожалуйста, подойдите ко мне, джентльмены.

Барретт объяснил, что не существует портрета среднего человека, ни научного, ни какого-либо другого.

— Слово «средний» обычно заключает в себе математический смысл, и его можно применить только к цифрам. В самом крайнем случае средний человек может быть или самым заурядным, или обыкновенным. Как заявили бывший директор Бюро переписи Соединенных Штатов Ричард Скаммон и Бен Уоттенберг в журнале «Это США»: «Арендаторы с Миссисипи и жители округа Марин в Калифорнии никак не могут быть связаны словом „средний“ с заводскими рабочими из Толедо. Доктор физики и выпускник средней школы никак не могут равняться между собой хотя бы по уровню образования. Точно так же один человек зарабатывает в год сто тысяч долларов, а пятеро — по четыре, но это еще не значит, что шесть человек зарабатывают по двадцать тысяч в год… Понятие среднего человека, несмотря на всю привлекательность, обычно является бессмысленным».

Натаниэл Апшо посмотрел на окружного прокурора.

— Ваша честь, позвольте мне закончить цитату из того же самого источника, который использовал представитель защиты, — сказал Дункан. — Скаммон и Уоттенберг говорят: «Мы можем с полным основанием говорить о „среднем“ человеке… потому что многие аспекты жизни совпадают для большинства американских семей… например, больше девяноста процентов американских семей имеют по крайней мере один радиоприемник. Значит, можно использовать этот показатель для описания „средней“ семьи». Кроме того, ваша честь, сбор такой статистики превратился в целую науку. Статистика существует и открывает нам среднего человека. Мой свидетель является специалистом в этом вопросе.

Судья Апшо задумался, потом повернулся к Барретту.

— Мистер Барретт, термин «средний человек» является частью Уголовного кодекса. Проблема просто заключается в определении. Я провел кое-какие исследования по этому вопросу и пришел к довольно точному, на мой взгляд, определению. — Он открыл папку и принялся изучать содержимое. Найдя то, что искал, прочитал: — Председательствует судья Винсент А. Кэрролл, суд общегражданских исков, округ Филадельфия. Разбиралось похожее дело, и в нем прозвучало такое определение: «Мы должны рассматривать воздействие на среднего представителя нашего населения. По нашему мнению, средними людьми можно считать присяжных. К этому выводу я пришел за сорок пять лет нашей судейской практики. Они не святые, не грешники, не литературные критики, но и не сжигают книги. Это средние люди со средними чувствами, средними предрассудками и нормальным отношением к сексу (которое, к счастью, находит применение в воспроизводстве нации). Такого среднего человека мы и имеем в виду, когда говорим о стандартах современного общества». Многие из этих слов, по-моему, применимы и здесь. И если представитель народа сможет дать научное определение «среднего» человека, я считаю, ему можно позволить сделать это. Ваш протест, мистер Барретт, отклоняется. Мистер Дункан, можете продолжить задавать вопросы, а что касается вас, мистер Барретт, если вы пожелаете и в дальнейшем проверять достоверность существования среднего человека, я предлагаю вам сделать это при перекрестном допросе свидетеля… Продолжайте, мистер Дункан.

— Спасибо, ваша честь.

Радостный Элмо Дункан направился к свидетельскому месту, а разочарованный Майк Барретт вернулся к столу защиты. Окружной прокурор продолжил допрос:

— Мистер Андервуд, повторяю свой вопрос: можете вы предложить нам, основываясь на своих научных исследованиях, точный портрет среднего человека?

— Могу.

Не заглядывая в бумаги, Харви Андервуд принялся рассказывать о результатах своих исследований голосом, похожим на треск арифмометра.

— Так как в этом деле разбирается книга, мы выяснили, что средним среди читателей является женщина. Поэтому сейчас я расскажу о средней женщине нашей страны. Она белая, протестантка, как минимум двадцать лет проучилась в различных учебных заведениях. Кстати, десять лет назад средняя женщина училась только десять лет. Ей двадцать четыре года, ее рост пять футов пять дюймов, вес сто тридцать фунтов. Она вышла замуж в возрасте двадцати лет за человека, который на два года старше ее. У нее двое детей. У них с мужем одна машина, и они одной и той же веры. Средняя женщина дважды в неделю посещает церковь. Ее муж занимается физическим трудом или работает в сфере обслуживания. Он зарабатывает семь тысяч сто четырнадцать долларов в год. Наша средняя женщина проживает в городе с численностью населения до ста тысяч человек. Следовательно, в Оуквуде можно найти такую женщину. У нее дом из пяти комнат стоимостью одиннадцать тысяч девятьсот долларов, причем половина дома заложена. В доме есть ванна и душ, туалет, электричество, один телефон, один телевизор, стиральная машина, нет кондиционирования воздуха, нет сушилки для одежды, нет холодильника. Средняя женщина занимается семь часов в день хозяйством, в том числе три часа проводит на кухне. Таков точный портрет средней американки, сэр.

— Мистер Андервуд, вам известна женщина, которая хотя бы приблизительно соответствовала этому портрету?

— Я знаю много таких женщин, и я выбрал одну жительницу Оуквуда, которая идеально подходит на роль средней женщины. Она добровольно вызвалась выступить свидетельницей на этом процессе.

— Спасибо, мистер Андервуд. А сейчас давайте ненадолго вернемся к вашей статистике…

Барретт отключил свое внимание и сделал для себя несколько заметок.

Через десять минут защите разрешили приступить к перекрестному допросу свидетеля.

— Мистер Андервуд, давайте вернемся к Уголовному кодексу Калифорнии, к тому месту, где говорится о «среднем» человеке.

— Давайте.

— Вы считаете, что портрет среднего человека можно вывести с помощью статистики?

— Считаю.

— Мистер Андервуд, вам придется рассказать мне подробнее о среднем человеке. Когда я использовал вашу статистику, я пришел к странному результату. Насколько я понял, пятьдесят один процент населения Соединенных Штатов женщины, а сорок девять — мужчины. Согласно вашим показаниям, средним американцем является только женщина. Правильно я вас понял?

— Конечно нет, — нахмурился Андервуд. — Невозможно вывести среднее из двух абсолютных противоположностей.

— Значит, вы не можете этого сделать?

— Я обратился к показателям, которые можно применить в статистике. Возраст, доход и другие, то есть понятия, в которых сумма может быть разделена на количество опрошенных, чтобы вывести среднее.

— Ну что ж, я одобряю ваше желание говорить о цифрах, мистер Андервуд, но мне хочется говорить о людях, особенно о «среднем» человеке, о котором говорится в Уголовном кодексе. Позвольте мне задать вам следующий вопрос. Предположим, что пятьдесят процентов населения Америки мужчины, а пятьдесят — женщины. Тогда ваш средний американец был бы гомосексуалистом?

— Протестую, ваша честь!

— Вопрос снят, ваша честь, — с насмешливой учтивостью сказал Барретт. — Хорошо, мистер Андервуд, продолжим…

Без пятнадцати четыре окружной прокурор Дункан вызвал следующего свидетеля обвинения — «среднюю» женщину.

Энн Лу Уайт жила в доме с пятью комнатами, ее муж был на два года старше, у них было двое детей. Миссис Уайт проживала в Оуквуде, округ Лос-Анджелес, штат Калифорния.

У нее было миловидное, но безжизненное лицо, как на рекламе глазных капель, а голос напоминал «красивое» сопраноподобное завывание. Энн Лу Уайт смотрела широко раскрытыми глазами, улыбалась и изо всех сил старалась быть очень человечной.

Элмо Дункан с довольным видом начал задавать вопросы, и спектакль пошел как по маслу.

После двадцати минут приятной беседы, в ходе которой прокурор установил, что миссис Уайт полностью соответствует андервудовскому портрету средней женщины, Дункан задал первый серьезный вопрос:

— Миссис Уайт, вы читали книгу Дж Дж Джадвея, которая называется «Семь минут»?

— Читала, хотя это было нелегко. Меня чуть не стошнило, но я заставила себя прочитать ее от корки до корки.

— Как средний представитель населения своего города, который разделяет стандарты современного общества, что вы при этом почувствовали?

— Я нашла книгу ужасно непристойной.

— Вы почувствовали, что она превосходит все привычные границы в описаниях обнаженных тел, секса и выделений?

— Не просто превосходит, но и заходит значительно дальше. Я привыкла к реалистическим и честным описаниям, но «Семь минут» следует выбросить в мусоропровод.

— Ха-ха… Но разве у средней женщины есть мусоропровод?

— Нет, у меня нет мусоропровода, но если бы он у меня был, эта книга оказалась бы там.

— Миссис Уайт, вы нашли в книге какую-нибудь общественную ценность?

— Я нашла в ней секс, только секс и ничего кроме секса. После того как я ее прочитала, мне захотелось вымыть руки. Я еще не читала такой омерзительной книги.

— Спасибо, миссис Уайт.

Майк Барретт кипел от негодования. По какой-то непонятной причине результат опросов Андервуда разозлил его больше выступлений всех остальных свидетелей. Может, потому что она ему напоминала Фей Осборн? Они были очень не похожи, это компьютерное создание и Фей, и все же у них было что-то общее. Как и Фей, Энн Лу Уайт вела себя по отношению к книге как святоша. Но больше всего раздражала ее самоуверенность.

— Твоя очередь, Майк. — Зелкин потрепал его по руке.

— Я разорву ее на части, — прорычал Барретт.

— Смотри не переусердствуй, — предупредил Эйб. — Присяжные считают ее как бы «своей». Не настраивай их против себя.

Майк Барретт встал, сунул руки в карманы и подошел к свидетельскому месту, где, излучая самодовольство, сидела миссис Эн Лу Уайт.

— Миссис Уайт, — начал Барретт, — так как вы первая средняя женщина, которую я имею удовольствие созерцать, мне бы хотелось подробнее узнать о ваших вкусах. Только не к мебели или еде, а к книгам. Я очень хочу выяснить, являются ли и ваши читательские вкусы тоже средними.

— Являются, — уверенно ответила миссис Уайт.

— Откуда вы знаете?

— Потому что… потому что я много читаю, все популярные книги, которые поступают в библиотеку, простые книжки в бумажной обложке, чтобы в них можно было что-то понять. Я не сомневаюсь, что у меня средние читательские вкусы.

— Вы читали «Пейтон Плейс» Грейс Металиус?

— Конечно нет!

— Вы читали «Богову делянку» Эрскина Колдуэлла?

— Нет, не читала.

— Вы читали «Любовника леди Чаттерлей» Д. Г. Лоуренса?

— Я бы со стыда умерла, если бы меня увидели с этой книгой в руках. Нет, не читала.

— Вы читали «Его поступь» Чарльза Шелдона?

— Нет, даже не слышала о такой.

— Очень хорошо, мисс Уайт. Если верить расчетам мистера Андервуда, ваши читательские вкусы далеки от средних. Четыре книги, о которых я спрашивал, самые покупаемые книги. Только в Соединенных Штатах их продано в твердом переплете и бумажной обложке более тридцати миллионов экземпляров. Это четыре из пяти бестселлеров всех времен в Америке.

Улыбка Энн Лу Уайт испарилась.

— По-моему, это ужасно. Я уверена, что средний американец не читал эти четыре книги.

— Миссис Уайт, а как по-вашему, стал бы средний американец читать «Семь минут»?

— Абсолютно уверена, что не стал бы.

— Но вы средняя американка и тем не менее прочитали их?

— Я… меня попросили прочитать ее для процесса.

— Иначе бы вы не стали читать ее?

— Конечно нет. Я не трачу свое время на непристойную литературу.

— Но, миссис Уайт, как бы вы узнали, что книга непристойная, не прочитав ее?

— Мне не нужно пить яд, чтобы узнать, что это яд.

Эта острота напомнила ему Фей Осборн, которая использовала ее в разговоре с ним почти слово в слово перед самым началом процесса. Если эта женщина окажется таким же стражем чистоты, как Фей, он в беде. Барретт решил выяснить.

— Если можно, мне бы хотелось узнать, что является, по вашему мнению, непристойным, а что — нет.

— Пожалуйста, узнавайте.

Барретт вернулся к своему столу, и Эйб Зелкин протянул ему четыре фотокопии. Майк медленно вернулся к свидетельскому месту.

— Миссис Уайт, позвольте мне прочитать вам некоторые отрывки четырех популярных книг очень известных писателей. Пожалуйста, скажите мне после того, как я кончу читать каждый отрывок, является ли он, по вашему мнению, непристойным или не является. Готовы?

— Начинайте, — неуверенно ответила женщина.

Барретт начал читать:

— «В этом договоре был упущен только один пункт, а именно: каким способом дама и я должны раздеться и лечь в постель…» — Закончив, он вопросительно посмотрел на миссис Уайт. — Миссис Уайт, пристойный или непристойный?

— Пристойный, — с видимым облегчением ответила она.

— Хорошо. Теперь второй: «Она срывала с себя платье, выдергивала из корсета тонкий шнурок, и шнурок скользящей змеей свистел вокруг ее бедер. Босиком, на цыпочках она еще раз подходила к порогу, убеждалась, что дверь заперта, мгновенно сбрасывала оставшиеся на ней покровы, внезапно бледнела, молча, не улыбаясь, прижималась к груди Леона, и по всему ее телу пробегал долгий трепет».[23]— Барретт прочитал абзац и посмотрел на свидетельницу. — Пристойный или непристойный?

— Пристойный.

— Спасибо, миссис Уайт. Теперь переходим к третьему отрывку. — Барретт старательно прочитал свидетельнице третий отрывок: — «Герствуд смотрел на свою очаровательную, заманчивую добычу, которую ему так трудно было завоевать, и строил самые странные планы. Его страсть достигла тех пределов, когда человек уже не подчиняется рассудку. Как могли тревожить его всякие мелкие препятствия, если в награду его ждала любовь такой прелестной женщины. Он закрывал глаза на все трудности и не желал отвечать на возражения, которые холодная действительность бросала ему в лицо. В эту минуту он готов был обещать что угодно, предоставив судьбе потом выручать его. Он решил пробиться в рай, а там — будь что будет. Он должен хоть раз в жизни познать счастье, хотя бы ценою отречения от чести и правды».[24]Миссис Уайт, скажите, пристойный это отрывок или нет?

— Абсолютно пристойный, — ответила средняя женщина и широко улыбнулась.

— И наконец, четвертый и последний отрывок. Вообще-то он слишком длинный, чтобы зачитывать его целиком. Если вы позволите, я возьму на себя смелость и расскажу содержание в целом, а потом покажу вам отдельные фразы в книге. Отдельные слова и фразы я вам зачитаю. — Он посмотрел на фотокопию. — Молодые люди женятся, но муж не в состоянии выполнять супружеские обязанности. Он умирает, и его жена становится вдовой. К ней приходит брат умершего и хочет переспать с ней, но во время полового акта меняет решение и, не желая давать ей свое семя, мастурбирует. Следующий отрывок описывает новое приключение этой молодой вдовы. Она сердится на своего свекра и хочет отомстить ему. Переодевается в проститутку, и свекор спит с ней. После того как он узнает, что вдова сына забеременела, он хочет наказать ее, но она рассказывает, что забеременела от него. — После общего изложения Барретт начал читать из книги. — Здесь встречаются слова «блудницы» и «блудники», описывается групповое изнасилование, постоянно попадаются «груди», «сиськи», «голый зад», «дерьмо», «гной», «прелюбодеяние» и другие. — Барретт замолчал и спросил: — А сейчас скажите мне, миссис Уайт, как по-вашему, пристойна эта книга или непристойна?

— Непристойна, — ответила женщина. — Это видно с первого взгляда.

— Может, миссис Уайт, вам хочется взглянуть на фотокопии этих четырех книг. Каждая пронумерована в порядке, в котором я их читал.

Он положил фотокопии на ограждение свидетельского места, но женщина молча ждала.

Барретт повернулся к жюри, потом вновь посмотрел на свидетельницу:

— Миссис Уайт, первый отрывок я взял из книги Лоренса Стерна «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии». Вы сказали, что отрывок пристойный, но в тысяча восемьсот девятнадцатом году книга была запрещена Ватиканом во всем мире. Второй отрывок из одной из самых «сомнительных» книг — «Мадам Бовари» Флобера. Вам он показался пристойным, но в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году, когда Флобер издал ее, книгу обвинили в суде в непристойности, а в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году она была запрещена рядом организаций по защите нравов в Штатах. Третий отрывок — одно из самых, так сказать, подозрительных мест в «Сестре Кэрри» Драйзера. Вы считаете его пристойным, но в тысяча девятисотом году, когда появилась эта книга, она была запрещена в Бостоне и, чтобы избавиться от дальнейших обвинений в непристойности, изъята из обращения. Что касается четвертого отрывка, который, по вашему мнению, является абсолютно непристойным, крайне непристойным, этот отрывок взят из современного перевода Ветхого Завета Святой Библии!

Миссис Уайт открыла от изумления рот. Через несколько секунд она попыталась взять себя в руки.

— Это… это дешевый трюк, — запинаясь, растерянно пробормотала она.

— Миссис Уайт, ваша уверенность в том, что вы можете судить о пристойности или непристойности, после этого хоть немного поколебалась? — не обращая внимания на ее растерянность, поинтересовался Майк Барретт.

— Это разные вещи… вы вырвали кусок из Библии, из контекста… все эти слова… из разных глав Библии…

— Миссис Уайт, вы обязаны ответить на вопрос представителя защиты, — строго прервал ее судья Апшо. — Стенографист, запишите, что ответ не по существу дела. Прочитайте, пожалуйста, еще раз вопрос.

Вопрос был зачитан во второй раз.

— Конечно, я знаю, что непристойно, а что пристойно! — выпалила женщина. — Я хочу сказать, что Библия пристойная книга. Все знают, что это хорошая книга. Если не читать ее всю с духовным настроем, если выбирать отдельные слова и придавать им современное значение, конечно, можно представить ее ужасной. Я уже сказала, ваш трюк…

— Ваша честь. — Барретт посмотрел на судью, — я не хочу спорить со свидетельницей, но, так как миссис Уайт оспаривает мои мотивы, можно мне ответить, чтобы внести ясность в этот момент перекрестного допроса?

— Можно, — кратко ответил Апшо.

Барретт вновь повернулся к свидетельнице.

— Миссис Уайт, в тысяча восемьсот девяносто пятом году джентльмен из Клей-Сентер, штат Канзас, был арестован и признан виновным по обвинению в рассылке непристойной продукции по почте. Позже прокуратура с большим смущением обнаружила, что эта продукция является отрывками из Святой Библии. Как вы сказали сами, все может быть представлено в непристойном свете, если брать материал частями и вырывать его из контекста. В тысяча девятьсот двадцать восьмом году Рэдклифф Холл опубликовала печальную и нежную историю о двух лесбиянках. Книга называлась «Кладезь одиночества». Она была написана приличным языком, не содержала откровенных сексуальных описаний. По замыслу автора, книга должна была убедить читателей относиться к женскому гомосексуализму с большей терпимостью. И все же, по старинному определению непристойности, которое дал еще в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году главный судья Кокборн, по одной фразе, выхваченной из контекста, «Кладезь одиночества» была осуждена. В ней блюстители нравственности нашли такую фразу: «И этой ночью они были неразделимы». Шести слов оказалось достаточно для осуждения всей книги. Позже судья Вулси на процессе против «Улисса» заявил, что книга должна рассматриваться как единое целое, и установил новый стандарт для определения непристойности. Нет, миссис Уайт, мы с вами не расходимся в мысли, что все книги, включая Библию, следует рассматривать в целом, а не по частям. Прочитав отрывок, я просто хотел показать вам, как трудно для любого человека, даже среднего, увидеть и распознать непристойность и намного труднее сказать, что непристойно, а что пристойно для кого-то другого. Конечно, я абсолютно согласен с вами по поводу Библии. Я ни на секунду не сомневаюсь в ее пристойности. И все же есть люди, которые не согласны с нами. Хавелок Эллис сказал: «Невозможно дать определение непристойности, чтобы при этом не обвинить в ней Библию». В своих работах, посвященных изучению поведения подростков, он писал, что многие юноши сексуально возбуждались от чтения определенных отрывков из Библии. К их числу, например, относится рассказ о человеке, который захотел переспать с вдовой своего умершего брата. Он взят из тридцать восьмой главы Книги Бытия, где он проливает свое семя на землю. От его имени и произошло слово «онанизм», которое является синонимом слова «мастурбация» в нашем словаре. И все же мы согласны с вами, что взятая в целом Библия — замечательная литература, потому что она отражает не только реальность жизни со всем ее безобразием, насилием и извращениями, но показывает и чудо, и красоту жизни тоже. Когда Библия описывает секс, пусть эти описания и могут зародить похотливые мысли и сексуальные желания в читателе, они не считаются вредными из-за своей правдивости. Судья Джером Фрэнк заметил, что ни одному здравомыслящему человеку не может прийти в голову, что сексуальные желания, ведущие к нормальному сексуальному поведению, могут причинить вред обществу, хотя бы потому, что без этого сексуального поведения человеческая раса скоро исчезла бы. Поэтому, миссис Уайт…

— Но вы представили Библию грязной книгой специально, чтобы смутить меня.

— Я не мог представить ее грязной, потому что, повторяю, она не грязная. В те далекие времена люди тоже занимались любовью. Они производили на свет…

— Возражаю, ваша честь! — закричал Элмо Дункан, вскакивая с места. — Представитель защиты заходит слишком далеко.

— Протест принимается.

— Простите, ваша честь, — извинился Барретт.

Но миссис Уайт еще не закончила. Она отмахнулась от фотокопий и бросилась в атаку на Барретта:

— И остальные отрывки… из Стерна, Флобера и Драйзера. Мне все равно, что когда-то было с этими книгами, что их назвали непристойными. Я утверждаю, что сейчас они пристойные, потому что мы говорим о сегодняшнем дне, о сегодняшних стандартах общества…

— Совершенно верно… и о том, как они все время продолжают меняться. Теперь…

— …и мы говорим о «Семи минутах», — заявила миссис Уайт. — Она не отражает жизнь так же, как Библия. Она отражает только больной мозг порнографиста.

Барретт увидел, что судья Апшо собрался одернуть свидетельницу, но, заметив, что Барретт готов продолжить, Апшо кивнул ему.

— Миссис Уайт, давайте вернемся к «Семи минутам».

Он официально потребовал вещественное доказательство народа за номером три. Получив экземпляр книги, Барретт открыл ее на том месте, которое пометил бумажной закладкой, потом перелистал и тоже вложил закладку почти в самом конце. Он протянул книгу миссис Уайт.

— Вы видели, миссис Уайт, что я пометил два места в книге, каждое длиной не больше страницы, и сейчас хотел бы, чтобы вы прочитали их суду вслух.

Миссис Уайт открыла книгу и положила на колени. Она просмотрела первый отрывок, открыла второй, тоже прочитала, потом решительно захлопнула «Семь минут» и вернула Барретту.

— Я отказываюсь читать их вслух. С какой стати я должна читать эту мерзость?

— Только для того, чтобы присяжные знали, о чем идет речь, — ответил Барретт. — Мы с вами обсудим эти отрывки.

Судья Апшо повернулся к свидетельнице.

— Миссис Уайт, требование представителя защиты разумно. Естественно, если не хотите, вы можете не читать эти отрывки вслух.

— Не хочу. Пусть представитель защиты сам читает их вслух.

— Ладно, я не стану настаивать на чтении, ваша честь. — Барретт пожал плечами. — Присяжные уже ознакомились с выбранными мной отрывками. Я хотел бы обсудить эти два отрывка со свидетельницей, если можно.

Дата добавления: 2015-07-08