Электронное подслушивающее устройство «шерлок»! 11 страница

На слегка пожелтевшем снимке на фоне Эйфелевой башни стояли три человека: щеголеватый Шон О'Фланаган с ясными глазами, только на тридцать лет моложе, чем сейчас; маленькая, подвижная, хорошенькая девушка, щурящаяся на солнце, и долговязый мужчина в широких брюках и свитере. Угол фотографии был оторван, и третий человек оказался без головы.

Барретт быстро перевернул снимок. На задней стороне женским почерком с наклоном было написано: «Дорогой Шон, подумала, что тебе захочется иметь напоминание о нас троих. Джад говорит, что ты похож на писателя, а он — на поэта. Что ты сам думаешь? С любовью, Касси».

Наконец Касси Макгро! И Джадвей… почти весь Джадвей.

Барретт опять посмотрел на фотографию. Кэтлин на снимке совсем не походила на обнаженную чувственную женщину из книги. Она была похожа… но как можно судить по внешнему виду, особенно по пожелтевшей фотографии? Что касается Джадвея, то он, судя по тому, что было видно ниже плеч, едва ли был похож на смутьяна и порнографиста, каким его описали Леру и отец Сарфатти. Правда, не следует забывать, что эта фотография была сделана до написания книги и его падения.

Находка фотографии взволновала Барретта. В голове заметались мысли, в основном вопросы. Когда был сделан снимок? Когда Касси подарила его О'Фланагану? Кто оторвал голову Джадвею? Касси? Сам Джадвей? Зачем?

Барретт не имел ни малейшего представления, какую ценность может представлять этот снимок. Долгие недели Касси Макгро и Дж Дж Джадвей скрывались от него, все больше и больше превращались в мифические фигуры, все дальше отодвигались от реальности, как герои «Семи минут». Сейчас благодаря этой находке их реальность получила подтверждение. У них были сердца, которые бились, кровь, которая текла по венам, и они сразу перестали быть тенями и превратились в людей, которые заслуживали защиты.

Но кроме этих возвышенных мыслей что он имел? Портрет Касси Макгро в двадцатилетием возрасте? Джадвея без головы в середине тридцатых в Париже? Образец почерка Касси? Едва ли эти достижения произведут впечатление на менее романтичного Эйба Зелкина, не говоря уже о том, чтобы послужить оружием против нападок Элмо Дункана. Барретт понимал, что, честно говоря, фотография не имеет никакой юридической ценности. Тем не менее он не вернул снимок в папку, а аккуратно отложил в сторону.

Теперь от всей коллекции Шона О'Фланагана в парктаунском колледже осталась лишь одна папка, на обложке которой было написано «Разное».

Барретт раскрыл ее. Визитные карточки, ссылки, адреса, почтовые открытки. Он бегло просмотрел все, но не нашел никаких упоминаний о Касси, Джадвее или Париже тридцатых годов. С полдюжины открыток, и опять ни слова о Джадвее и Касси. Внезапно ему в глаза бросилось другое имя, и в голове словно зазвенел звонок.

Это была обычная светло-коричневая почтовая карточка с уже наклеенной маркой. Такие карточки продаются во всех почтовых отделениях. Одна сторона предназначалась для адреса, а другая, чистая, — для текста.

На этой стороне красными чернилами было написано: «Дорогой дядя Шон. Завтра выхожу замуж. Мой новый адрес: 215, Ист-Альгамбра-роуд, Калиф. Я счастлива. Надеюсь, что и вы тоже. С любовью, Джудит».

Джудит!

Он нашел незаконнорожденного ребенка Касси Макгро и Дж Дж Джадвея. Джудит Джадвей, или Джудит Макгро, или Джудит как бишь ее, если муж Касси ее удочерил. Джудит могла оказаться ключом к прошлому Джадвея, могла поведать, что же произошло с Касси Макгро.

Барретт еще раз посмотрел на переднюю сторону карточки. Погашение марки было нечетким, но дату отправления можно было разглядеть. 1956 год. Барретт быстро подсчитал в уме. Сейчас ей тридцать три года. Внезапно Барретту вновь показалось, что Джудит превратилась в призрака. Большинство жителей южной Калифорнии не живут по четырнадцать лет на одном месте. Особенно семейные. И все же чем черт не шутит! Альгамбра-роуд могла послужить началом следа, который приведет к источнику информации и свидетельнице, способной заткнуть за пояс любого свидетеля обвинения.

Положив бесценную почтовую карточку на снимок, Барретт сложил папки в ящик. Он знал, что нужно делать.

Майк попросит Вирджила Кроуфорда снять фотокопии с обеих сторон и открытки, и фотокарточки. Он не знал, что дадут эти копии, но он адвокат и обязан проверять все.

Следующий его ход был предопределен в тот миг, когда он нашел открытку. Нужно возвращаться в Лос-Анджелес, отправиться на Ист-Альгамбра-роуд, дом 215, и попытаться разыскать дочь Джадвея.

Барретт встал и взглянул на часы. Можно было вернуться в Лос-Анджелес к вечеру.

Он взял с собой карточку и снимок. Его взгляд остановился на трех ящиках, и он молча поблагодарил коллекцию Шона О'Фланагана. Потом весело направился на поиски Вирджила Кроуфорда. Сейчас его вновь переполнял оптимизм.

Майк Барретт вернулся в Лос-Анджелес.

С помощью карты автомобильного клуба округа Лос-Анджелес он через три четверти часа оказался на Ист-Альгамбра-роуд. Один раз заблудился, потом пришлось делать крюк, но вот он с ощущением таинственности едет по Ист-Альгамбра-роуд, тихой старинной улице, обсаженной дубами и пальмами.

Майк Барретт во второй раз прочитал металлическую табличку на доме, напротив которого стояла его машина: «215, Монастырь кармелиток Святой Терезы».

За вывеской начиналась дорожка, которая вела к часовне с высокими окнами и цветными стеклами. Слева к часовне примыкало здание из красного кирпича с похожими на подвальные окнами на втором этаже. Над крышей возвышалась разукрашенная колокольня в викторианском стиле.

Барретт еще больше растерялся. Четырнадцать лет назад дочь Джадвея указала этот адрес, но сейчас здесь стоял монастырь, и… еще какое-то неведомое красное здание.

Барретту надоели эти тайны. Он хотел получить ответ. Быстро вышел из машины, пересек улицу и двинулся по дорожке. Справа были крепкие деревянные ворота с черной металлической дверцей. Здание опоясывала пятифутовая стена. Слева от двери часовни цементная дорожка вела к красному флигелю. Барретт повернул налево, обогнул часовню и поднялся на крыльцо с колоннами.

Он нажал кнопку звонка. Через несколько секунд дверь открыла молодая монахиня в длинной коричневой хламиде.

— Что вам угодно? — негромко спросила она.

Вконец растерявшийся Барретт пробормотал:

— Я… мне дали ваш адрес. Я ищу одного человека, но, похоже, здесь не частное владение.

— Это кармелитский женский монастырь. Вам, наверное, дали неправильный адрес.

— Нет, адрес у меня, кажется, верный. Может, год указан неправильно? Вы не знаете, было ли на этом месте четырнадцать лет назад частное владение?

— Четырнадцать лет назад здесь находилось то же, что и сейчас. С тех пор ничего не изменилось.

— Вы уверены? — Но Барретт знал, что она не ошибается. Неожиданно у него мелькнуло подозрение. — Я ищу человека, который когда-то дал этот адрес. Есть здесь кто-нибудь, кто мог бы помочь мне?

— Может быть, мать настоятельница.

— Как с ней поговорить?

— Если вы подождете, я постараюсь найти ее.

Она указала ему на каменную скамью на крыльце.

Барретт подошел к скамье, сел на краешек и достал трубку. Справа параллельно улице тянулись проволочная и живая изгороди. Они примыкали к низкой стене, выходящей на Альгамбра-роуд, шли еще дальше и обрамляли зеленую лужайку, лежащую перед ним.

Майк услышал скрип двери и увидел, как полная женщина под вуалью в белой хоровой накидке, белом накрахмаленном наплечнике и плотном коричневом монашеском платье быстро направилась в его сторону. Барретт вскочил на ноги.

— Я сестра Арильда, — представилась монахиня. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

Барретт увидел под вуалью круглое властное лицо, словно покрытое воском. У него мелькнула мысль, что у всех монахинь, каких он видел, точно такие же лица без возраста. Рядом с ними он чувствовал себя очень неловко. Может, видя их преданность Богу, он понимал всю ничтожность своих целей? Или неловкость вызывала мысль, что их жизнь превратилась в нескончаемое детство? Кто знает, может, они были святыми, а может, и грешницами, но ему всегда было не по себе рядом с ними.

Мать настоятельница терпеливо ждала, когда он объяснит цель своего прихода.

Майк Барретт представился и сказал:

— Я… я адвокат из Лос-Анджелеса и ищу одну молодую женщину по очень важному делу. Четырнадцать лет назад она указала в письме ваш адрес. Сестра, с которой я разговаривал, сказала, что четырнадцать лет назад здесь тоже стоял монастырь. Может, она ошибается?

— Нет, — мать настоятельница покачала головой. — И четырнадцать лет назад здесь жили сестры горы Кармел. Монастырь кармелиток стоит на этом месте очень давно. — После небольшой паузы она добавила: — Молодая женщина, которая дала вам адрес… Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь о ней?

— Боюсь, я почти ничего не знаю. — Барретт достал из внутреннего кармана пиджака фотокопии почтовой открытки, которую дочь Джадвея прислала Шону О'Фланагану четырнадцать лет назад, и протянул монахине. — Это фотокопии обеих сторон почтовой карточки, которую она прислала другу семьи. Видите, здесь она указала этот адрес.

Взяв фотографии, мать настоятельница опустилась на скамью.

— Садитесь, мистер Барретт.

Он сел рядом, а она принялась изучать фотокопии.

Увидев, что монахиня читает текст, Барретт заметил:

— Я могу добавить всего несколько мелких фактов. Видите, она подписалась просто «Джудит». Я понятия не имею, какая фамилия у нее была в эти прошедшие четырнадцать лет. Она родилась в Париже у Касси Макгро и Дж Дж Джадвея и могла называть себя Джудит Иэн Джадвей или Джудит Иэн Макгро. После возвращения в Соединенные Штаты ее мать вновь вышла замуж, и приемный отец Джудит мог удочерить ее, хотя в детройтских архивах мы не нашли никаких записей. Она могла взять и его фамилию, которая нам тоже неизвестна. Вскоре после того как Касси Макгро вышла замуж, приемный отец Джудит погиб на Второй мировой войне. Потом ее следы теряются до того дня, когда она написала эту почтовую карточку. Конечно, она могла ошибиться в адресе. Если четырнадцать лет назад здесь находился монастырь, невозможно объяснить тот факт, что на следующий день Джудит собиралась выйти замуж и жить здесь.

Мать настоятельница закончила разглядывать копии и вернула их Барретту. Она сложила на коленях красивые руки и внимательно посмотрела на Майка Барретта сквозь вуаль.

— Она вышла замуж на следующий день и дала правильный адрес, — сказала монахиня. — В тот год она и пять других сестер обручились с Господом нашим Иисусом Христом.

У Барретта уже были смутные подозрения, но сейчас от удивления он лишился дара речи.

— После учения и испытания на пригодность к созерцательной жизни по правилам, которые сообщили отшельники горы Кармел Альберту Иерусалимскому в тысяча двести седьмом году, и по правилам святой Терезы она прошла послушничество и дала временную клятву. Наконец в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году она дала вечную клятву и навсегда посвятила свою жизнь Богу.

Барретт встал, чтобы взять себя в руки.

— Вы хотите сказать, что сейчас Джудит находится в монастыре?

— У нас нет Джудит, мистер Барретт. Есть сестра Франческа.

— Как бы ее ни звали, мне крайне важно поговорить с ней. Можно мне встретиться с ней, хотя бы на несколько минут?

Рука матери настоятельницы дотронулась до белого наплечника, наброшенного поверх коричневого платья, и она посмотрела на лужайку, на которой сидела стайка воробьев.

Наконец сестра Арильда ответила:

— Сестра, которая дает вечную клятву и становится монахиней-кармелиткой, навеки посвящает свою жизнь Господу Богу. Следуя правилам святой Терезы, она ведет созерцательную жизнь, находится в постоянном и тесном контакте с божественным, обнимает весь мир с помощью своей апостольской миссии молитвы и покаяния. Близость к Богу делает ее самопожертвование действенным и придает силу ее молитвам. Чтобы стать настоящей помощницей в великом деле искупления Христом людских грехов, монахиня-кармелитка должна отречься от всего, что осталось за стенами монастыря. В грубом платье, босиком она проводит дни в постах, физическом труде, молитвах, духовном чтении, распевании гимнов по-латыни. У таких людей, мистер Барретт, отсутствуют соблазны. Им не разрешается печься о мирских делах, которые кажутся вам важными. Извините.

— Но я только хочу узнать у нее хоть что-нибудь о ее отце и о том, где находится мать, если та еще жива. Неужели иногда нельзя сделать исключение?

— Исключения возможны, но не мне их делать. Вам нужно обратиться в канцелярию кардинала Макмануса, архиепископа епархии Лос-Анджелеса. Однако я сомневаюсь, что вам удастся убедить его преосвященство.

— Можно узнать, почему вы сомневаетесь?

Ему показалось, что на скрытом вуалью лице промелькнула холодная улыбка. Мать настоятельница ответила:

— Мистер Барретт, у нас монашеский орден. Я возглавляю монастырь, поэтому мои контакты с внешним миром более часты, чем у сестер. Мне необходимо быть столь же информированной, как и сестрам нашего Третьего ордена, которые работают среди людей в благотворительных учреждениях. Я слежу за последними событиями. У меня были основания открыть «Index Librorum Prohibitorum». Я читала показания отца Сарфатти в суде, мне знакомы имя Джадвея и ваше имя, мистер Барретт. При данных обстоятельствах я весьма сомневаюсь, что ради вас будет сделано исключение из правил. Я очень сильно сомневаюсь в этом, мистер Барретт.

— Я тоже. — Майк Барретт улыбнулся. — Спасибо, что согласились поговорить.

— Я не могу пожелать вам счастья. — Монахиня встала. — Могу только понадеяться, что вы найдете путь Божий.

Он начал спускаться с крыльца, потом остановился.

— Джудит… сестра Франческа… знает о процессе?

— У нее собственный процесс, — загадочно ответила мать настоятельница. — Ее единственная цель — достигнуть божественной близости. Всего доброго, мистер Барретт.

Майк сошел с крыльца и медленно завернул за угол. Оглянувшись, Барретт увидел, как сестра Арильда скрылась в монастыре. На боковой улочке три монахини забирали картонные коробки, стоявшие у ворот. Он остановился и внимательно посмотрел на них. Облаченные в развевающиеся платья, они безмолвно скрылись за воротами.

«Интересно, — подумал Майк, — нет ли среди них дочери Джадвея и Касси Макгро?»

Майк Барретт быстро пошел прочь от этого дома Господа и его сестер, которые помогали Христу. Он возвращался в жестокий мир, в котором большинство людей было занято ожесточенной борьбой за выживание в царящем на земле аду и редко обращало взоры к небесам.

Взяв сэндвич с пастрами и рубленой капустой в кафе на Винсент-фуд-маркет, Майк Барретт поехал домой. Запивая его лимонадом, он прижал плечом телефонную трубку и попытался разыскать Эйба Зелкина. В конторе его не оказалось, и Майк оставил сообщение телефонистке. Потом позвонил Эйбу домой. Няня объяснила, что мистер Зелкин куда-то отвез жену с сыном.

Майк принялся расшифровывать стенограммы, которые Донна сделала во время их предпроцессной работы со свидетелями защиты, и так увлекся, что совсем забыл о времени. Эйб Зелкин позвонил без четверти десять.

— Где ты был, Эйб? Мне не терпелось узнать, что вчера произошло в суде? Газеты почему-то почти не уделили процессу внимания.

— Потому что заседание было закрытым. Майк, я сгораю от нетерпения. Как дела у тебя? Наверное, неважно, иначе ты бы позвонил.

— Не очень хорошо.

— Если ты сейчас свободен, давай поговорим. Я отвез жену и ребенка в обсерваторию Гриффита. Потом мы начали просматривать новые материалы и совсем забыли о времени. Послушай, я должен через полчаса забрать жену с сыном. Хочешь, я заеду за тобой и мы поговорим по дороге?

— Буду ждать внизу.

Двадцать пять минут спустя Зелкин сидел за рулем фургона, Майк Барретт — рядом, а Кимура расположился на заднем сиденье. Они ехали на гору Уилсон. Сквозь лобовое стекло Барретт увидел купола обсерватории и планетарий неподалеку.

Майк рассказал о своих беседах с доктором Хайремом Эберхартом и Шоном О'Фланаганом в Нью-Йорке, Вирджилом Кроуфордом в Парктаунском колледже и матерью настоятельницей монастыря кармелиток в Альгамбре. Закончив, он сказал:

— Что же я привез из этих утомительных путешествий? Большие надежды? Нет, только паршивые фотокопии! Спросите меня о специальных коллекциях, поэзии и кармелитках, и я отвечу как специалист. Спросите меня о Джадвее, Касси, Джудит и анахронизмах, и я отвечу как балбес. Господа, я вновь в тупике. Дальше некуда. Единственный человек, кто, по-моему, мог бы нам помочь, Касси Макгро, но девяносто девять процентов за то, что она лежит на глубине шесть футов в земле, а если нет, то где же она, черт побери? Мне очень не хочется заглядывать в будущее, но я не вижу впереди ни одного лучика света. До сегодняшнего вечера у меня постоянно теплилась какая-нибудь надежда, но сегодня и та погасла.

— Надежда — это еще не все, — подал голос с заднего сиденья Лео Кимура. — Нельзя забывать старинную английскую пословицу: живущий надеждами умрет, постясь. Может, нам и так уже нечего больше желать?

— Конечно, — кивнул Зелкин. — Обойдемся тем, что у нас есть. Приехали. Обсерватория Гриффита. К счастью, никакой связи с нашим «Аттилой», Фрэнком Гриффитом. — Он остановил фургон. — Шоу в планетарии, наверное, еще не закончилось. Когда-нибудь был здесь? С ума можно сойти. Вместо потолка там прозрачный экран. В тот вечер, когда я приехал, они спроецировали на небо Вифлеемскую звезду, как в ту ночь, когда за ней последовали Три Мудреца.

— А как насчет трех мудрецов в этой машине? — поинтересовался Барретт. — За какой звездой мы должны идти?

— Похоже, что Элмо Дункан захватил весь рынок звезд, — ответил Зелкин. — Вчера он почти весь день расчищал путь и готовил почву для своего второго главного свидетеля.

— Ну, давайте, рассказывайте, что произошло после моего отъезда, — потребовал Барретт.

— Я ждал, когда ты выговоришься, — сказал Зелкин. — Газеты правильно написали: никаких ведущих актеров. Почти все действие было подготовкой к предстоящему главному спектаклю. Дункан вызвал еще двух литературных экспертов: профессора из Колорадо, доктора Дина Вудкорта, и некоего литературного критика, Теда Тэйлора. Оба единодушно провозгласили непристойность «Семи минут» и заявили, что книга вызывает только похотливые мысли. Я почти ничего не мог сделать. Ведь они высказали свое личное мнение. Я попробовал несколько раз выразить сомнение в их компетентности и заявить, что они подвержены предрассудкам, но, по-моему, мои потуги не произвели большого впечатления на жюри. Дункан набрал немало очков, когда попросил Тэйлора привести примеры того, как отдельные книги вызывают у людей потребность в насильственных действиях. Газеты, кстати, об этом не писали. Обоснование для…

— Какие примеры привел Тэйлор? — прервал Майк Барретт.

Зелкин просмотрел свои бумаги при свете приборного щитка.

— Два примера. Первый из древнеримской истории об историке Светонии и его книге «О жизни двенадцати цезарей». Он привел отрывок, в котором императрица Валерия Мессалина бросила вызов римским проституткам. Она заявила, что в Риме не найдется женщины, которая смогла бы удовлетворить за ночь столько мужчин, сколько сможет удовлетворить она сама. Вызов был принят, состоялось соревнование. Так сказать, постельный чемпионат. Никакой серьезной конкуренции императрица не встретила. Мессалина за двадцать четыре часа удовлетворила двадцать пять мужчин. Ну и в чем дурное влияние книги Светония?

— В чем? — эхом повторил Барретт.

— Свидетель заявил, что книга Светония совратила Жиля де Ре. Знаешь такого?

— Прообраз Синей Бороды?

— Он самый. Великолепный послужной список. Богатый маршал Франции, сражался бок о бок с Жанной д'Арк. Жиля де Ре судили в тысяча четыреста сороковом году по обвинению в содомии с пятьюдесятью мальчиками и девочками, которых он после этого убил. Во время процесса де Ре сказал, что читал «Двенадцать цезарей» Светония и что эта книга совратила его. Очень впечатляющий пример. За что тут зацепиться при перекрестном допросе? Что Жиль де Ре, скорее всего, не занимался ни с кем содомией и никого не убивал? Многие современные ученые считают, что его просто оклеветала церковь, которая хотела завладеть его богатствами. Боюсь, присяжным этого показалось бы мало. Потом свидетель Дункана рассказал нам о другом авторе грязных книг, маркизе де Саде.

— Я все ждал, когда же они вспомнят о нем! — застонал Барретт.

— Свидетель окружного прокурора рассказал о самых ярких моментах в жизни писателя. Достойные родители, кавалерийский офицер, семья. Напомнил тот эпизод, когда де Сад заманил к себе домой тридцатишестилетнюю женщину, привязал к кровати, высек кнутом и поливал горячим воском ее раны. После этого случая началось его падение. В Марселе он встретился с четырьмя проститутками, угостил коробкой шоколадных конфет, вложив предварительно в них сильные дозы полового возбудителя. Девушки чуть не сошли с ума от желания. Маркиза де Сада осудили в тысяча семьсот семьдесят втором году. Он провел двенадцать лет в тюрьме, а умер в психиатрической лечебнице, успев написать энциклопедию сексуальных извращений, «Жюстину», «Сто двадцать дней Содома», «Преступления любви» и другие книги, основанные на собственном опыте. Свидетель считал, что эти сочинения и их автор несут ответственность за бесчисленное множество преступлений, совершенных читателями де Сада, и привел в пример молодых чудовищ из Англии, которые зверски убили по крайней мере двух невинных детей и, возможно, одного подростка. Помнишь процесс над Мурами? Во время процесса в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году обвиняемые утверждали, что находились под влиянием произведений маркиза де Сада. В своем перекрестном допросе я попытался заставить Тэйлора признать, что эти убийства могли произойти и под влиянием других факторов, а не только книг маркиза де Сада, и что, не будь маркиза де Сада, эти чудовища все равно совершили бы убийства, потому что они больны от головы до ног, но свидетель не согласился со мной и, боюсь, присяжные тоже.

— Очень плохо.

— После перерыва, — продолжал Зелкин, отложив бумаги в сторону. — Дункан начал по-настоящему готовиться к понедельнику. Ты, вероятно, читал, что он вызвал двух фараонов, которые приехали по звонку Дарлин Нельсон. Они под присягой сообщили, что жертва была без сознания и будто бы перед их приездом пришла в себя на несколько секунд и обо всем рассказала Дарлин. Потом выступил полицейский врач, который вскоре после изнасилования обследовал Шери. Медицинские подробности о черепно-мозговой травме, детали обследования влагалища. Он обнаружил живые сперматозоиды, что подтверждало изнасилование. Такие подробности всегда потрясают присяжных.

— А ты, Эйб? Что ты сделал?

— Сначала у нас с Дунканом произошел сердитый спор перед судьей Апшо. Я заявил, что это не имеет отношения к делу, что изнасилование Шери Мур не имеет ничего общего с процессом о непристойности. Дункан ответил, что полицейские свидетели подготавливают почву для появления Джерри Гриффита, что это имеет отношение к делу, потому что он докажет, как грязные отрывки в книге Джадвея заставили Джерри Гриффита совершить изнасилование. Я спорил до посинения, но судья отклонил протест. Правда, если мы потом захотим подать апелляцию, все записано в протокол. Сейчас они хотят попытаться доказать, что книга виновата в изнасиловании, Майк, и мы не можем помешать этому. К тому же имеется еще один враждебный свидетель.

— Мистер Говард Мур, — сказал Лео Кимура, — отец Шери Мур.

— Это имеет отношение к делу? — спросил Барретт.

— Протест отклонен, — ответил Зелкин. — Мур должен был еще раз подтвердить, что изнасилование его дочери имеет отношение к делу. Его дочь — сама мисс Невинность, сама добродетель, девственная весталка, но все это было до того, как чертова книга опосредованно, через Джерри, искалечила ее. Поверь мне, я очень осторожно задавал вопросы. Во-первых, я боялся, что он ударит меня, как тебя в больнице. Во-вторых, он отец девушки, которая до сих пор не пришла в сознание. Я понимал, что присяжные линчуют меня, если я на него наброшусь. Поэтому я проявил к нему участие и постарался отделить страдание его дочери от самой книги, а все это время прокурор обстреливал меня протестами. Через десять минут, поджав хвост, — у дьявола, кажется, тоже был хвост, — я уполз за наш стол. Я очень рад твоему возвращению, Майк. В понедельник тебе опять предстоит превратиться в дьявола. Эй, я только что вспомнил, что обещал своим ждать внутри, у маятника Фуко. Пойдем, Майк. Мы с Лео должны тебе еще кое-что рассказать.

Они вышли из фургона и направились к обсерватории.

— Как это ты разрешил своему парню так поздно засидеться? — поинтересовался Майк Барретт.

— Какого черта! Сегодня пятница, в конце концов. К тому же он у меня помешался на астрономии, и Сара туда же. Они уже бывали здесь с десяток раз. Она жалуется, что редко меня видит, поэтому это хоть дает ей возможность развеяться, а не все время проводить с детьми.

Они вошли в здание и скоро оказались у шахты с медленно вращающимся макетом Земли, над которым качался маятник. С края шахты Барретт, Зелкин и Кимура попытались различить движение Земли под шаром маятника. Загипнотизированный Барретт смотрел вниз до тех пор, пока Зелкин не потянул его за рукав.

— Прежде чем появится фрау с наследником, — сказал он, — я хочу рассказать тебе, о чем мы говорили с Лео во время ужина. Мы точно знаем, что Дункан собирается сделать в понедельник утром. Он хотел бы допросить Дарлин Нельсон, но та сейчас в больнице вместе с Шери Мур. У нее лопнул аппендикс. С ней все в порядке, но, слава богу, сейчас она не может давать показания. Поэтому наш окружной прокурор вызовет доктора Роджера Тримбла, бывшего президента американской ассоциации психиатров. Лео прочитал кое-что из его трудов. Как и доктор Фредерик Вертхэм, он придерживается теории, что книги, комиксы, журналы, кинокартины создают климат насилия и способствуют росту юношеской преступности. Так что занавес Дункану поднимет Тримбл. Он проводит сеансы лечения Джерри Гриффита со дня изнасилования и скажет, что важным фактором в этом изнасиловании является «Семь минут». После этого, и только после этого, поднимется занавес, и на сцену выйдет сам Джерри Гриффит. Дункан вызовет Джерри в понедельник утром для дачи показаний.

— Уверен?

— Уверен. Мы с Лео думали о Джерри. Это, может быть, наш последний шанс спасти дело. Нам крайне необходимо стереть в порошок второго главного свидетеля Дункана. С Леру, к сожалению, не получилось. Мы не можем позволить себе осечку с Джерри. Все будет зависеть от тебя, Майк. Ты должен разобрать его по косточкам и навсегда отделить от «Семи минут».

— Разобрать, но как? — Барретт нахмурился. — У меня ничего нет против него.

— У тебя, может, и нет, зато у нас есть. Пока ты был на Востоке, мы раскопали потрясающие факты, которые ты можешь использовать. Помнишь, мы наняли сыскное агентство навести справки о Гриффитах?

— Я уже и забыл о них. Ты хочешь сказать, что они что-то нашли?

— Они работают медленно, но верно. — Зелкин повернулся и взял конверт у Кимуры, потом протянул Барретту. — Здесь копия отчета сыщика. В основном мелочи, но есть и один потрясающий факт. Как раз то, что нам нужно, Майк. Нам необходимо быть безжалостными. Я повторяю, это наш последний шанс. — Барретт начал вскрывать конверт, но Зелкин остановил его: — Не сейчас, Майк. У тебя будет достаточно времени: сегодняшняя ночь и весь завтрашний день, чтобы прочитать, перечитать и разобраться, как использовать это.

— А что там, Эйб?

— В общем, там всего лишь один, но взрывной факт. За полгода до того, как Джерри прочитал «Семь минут», его тайно возили в Сан-Франциско к доктору. Какому доктору? Психоаналитику. Почему? Потому что он попытался совершить самоубийство. Как это узнало агентство? Они выяснили, что Джерри пропустил много занятий по болезни. По какой болезни? Нервный срыв, сообщил источник, пожелавший остаться неизвестным. После этого срыва Джерри принял слишком большую дозу снотворного, и его отвезли на север к психоаналитику.

— Кто его возил?

— Кузина, твоя неудавшаяся собутыльница, Мэгги Рассел. Ты хочешь сказать, что она ни разу даже не намекнула на это?

— Она не обязана ни на что намекать, Эйб.

— Ты прав. Теперь о наших возможностях. У парня совсем расшатались нервы задолго до того, как он прочитал книгу Джадвея. Значит, должны существовать другие причины, которые заставили его совершить изнасилование.

— Должны.

— Стремление покончить с собой. Правда, хороша находочка!

— Не совсем. — Барретт покачал головой. — Я не знал о первой попытке, но для меня стремление покончить с собой не новость.

— Ты знал? — удивился Зелкин. — Откуда?

— От Мэгги Рассел. Парень постоянно твердит, что наложит на себя руки. Но еще раньше я узнал об этом сам. Я присутствовал при второй попытке Джерри совершить самоубийство. Я даже помог ему спастись. После этого и началась наша дружба с Мэгги.

Зелкин и Кимура лишились дара речи от изумления.

— Он пытался убить себя второй раз? И ты присутствовал при этом? — наконец вымолвил Зелкин. Сейчас в его голосе слышались сердитые нотки. — Что все это значит?

Барретт быстро рассказал об эпизоде, который произошел в «Андерграунд рэйлроуд» и на стоянке.

Закончив, он увидел, что Зелкин никак не может успокоиться.

— Майк, — медленно пробормотал он, — почему ты не рассказал об этом раньше?

— Почему? — Барретт задумался. — Наверное, мне показалось, что это личное дело, которое не имеет отношения к процессу. Наверное, побоялся дискредитировать парня. Если бы я обо всем вам рассказал, вы бы захотели использовать это. Я считал, что рассказ о попытке самоубийства не только не поможет, но даже навредит нам. Ведь эта вторая попытка, свидетелем которой оказался я, имела место после того, как Джерри прочитал «Семь минут». Дункан немедленно ухватился бы за это и сказал, что книга Джадвея заставила Джерри пойти на самоубийство. Мне показалось, что присяжные согласятся с ним.

Дата добавления: 2015-07-08