Читайте также: |
|
- Вы так говорите, Анечка, как будто Вы всё это время вели нелегальную борьбу вместе с радикалами – усмехнулся Савин. Его улыбка заставила её сердце бешено биться в груди.
- Можно сказать и так, – улыбнулась Анна.
- О, расскажите, в какой группе?
- Одна… Ну, не совсем одна – их было несколько в Москве. Не важно, я порвала с ними, – отрезала Анна, думая как бы не наговорить лишнего этому человеку, который мог гипнотизировать одним голосом.
- Ясно. Что же, теперь Вы – часть нас. Сначала, конечно, испытательный срок, затем примем в партию. Хотя, я уверен, что Вас примем и так, Анечка. В ваших глазах видно желание бороться за наше будущее, за процветание Родины! Давайте тогда Вам пока что дам листовки для распространения в университете, а можете и у Вас в Кимрах, а потом с Вашим красочным поучительным очерком «Пенсия» выступите у нас – я Вам точнее скажу время, но где-то недели через три.
- Это будет большая честь для меня, – улыбнулась Анна. – Может быть, сядем?
Савин согласился, и остаток вечера они провели за десертом, беседуя об Анниных рассказах и перспективах дальнейшей работы. Когда пришло время прощаться, Савин расплатился в ресторане кредиткой, после чего проводил Анну до машины, спросив всё ли нормально: всё-таки ей предстояло ехать после двух бокалов вина. Но Анна ответила, что после такого танца она не чувствует себя хмельной, поэтому поедет домой к мужу и дочери. Упоминания о муже и ребёнке ничуть, казалось, не смущали Романа Павловича. Он поцеловал Анне руку и сказал, что ждёт следующих встреч в партии, на чём они и распрощались, и Анна, сев в машину, уехала к себе домой.
* * *
Весь остаток августа и сентябрь Анна посвятила партийным делам, либо утром, либо вечером посещая различные мероприятия, на которые её приглашал лично Савин. Она слушала интересные лекции о перспективах развития нашей страны, о советской культуре, о выдающихся людях Второй Мировой, да и сама нередко читала свои предложения по выходам из сложившейся ситуации, которые ей присылал, в основном, Константин. Часто вместе с товарищами из партии и университета посещала интересные места в окрестностях города – в общем, наконец-то она почувствовала себя по-настоящему живой.
Конечно, партийная работа не была у Анны за счёт семьи; совершенно ошибочно было бы создавать у читателя представление, что Силантьева с головой погрузилась в дела партийные, забыв о Лизе и Виталии. Ни в коем случае! Анна никогда не забывала, что она обещала умирающей Елене, что вырастит и воспитает девочку. Виталий работал, чтобы прокормить и обеспечить свою семью, которую он любил больше жизни, и прощал Анне партийные занятия, стараясь лишь сделать её счастливой. Силантьева же, твёрдо встав на путь исправления, даже не помышляла теперь делать что-либо противозаконное и вообще плохое, поэтому даже в отношениях с Савиным, который выказывал всяческие знаки внимания, она держалась холодно, не давая ему никакого повода к ухаживаниям.
Хотя разве нужен был повод такому тщеславному и честолюбивому человеку, как Роман Павлович? Ему ведь лишь хотелось добиваться поставленных целей, а затем ставить себе новые, не думая о людях и их чувствах. Возможно, и работа в партии ему нравилась лишь тем, что он был всегда на виду, красовался перед молодыми студентками, читал проникновенные речи и наслаждался аплодисментами. Его красивая внешность, изысканные манеры и невероятной красоты голос позволяли ему спокойно получать всё, что он только хотел. Не привыкший проигрывать, Савин медленно, но верно добивался поставленной цели – почти всегда незаметно, без напора и каких-то невероятных поступков. Нельзя сказать, что всей целью его деятельности всегда было «закадрить» какую-нибудь молодую девушку: ему вполне хватало всеобщего обожания, томных взглядов, таинственных смс. Благодаря им Роман Павлович всё более самоутверждался и чувствовал себя вполне счастливым человеком. Вряд ли он был искренним поклонником идеи – нет, он, конечно, был её сторонником, однако в первую очередь он любил внимание. Если какая-нибудь милая студентка увлекалась коммунистической идеей, то он, конечно же, прикладывал все силы, чтобы удержать и развить этот интерес; он часами мог убеждать её в правильности выбранного пути, взахлёб рассказывая партийные истории, по мере чего сам увлекался, не переставая любоваться своей неотразимостью в образе учителя-проповедника. Савин любил быть первым и лучшим как в делах политических, так и личных, хотя никогда не ставил себе заоблачных целей. Ему было достаточно его жизни, наполненной торжеством окружающих в отношении его персоны.
Возможно, именно такие люди и добиваются успехов в политике, занимая высочайшие посты в государстве: ведь им дела нет до остальных, главное – это показать себя и насладиться всеобщим восторгом по отношению к себе. Однако конкретно нашему герою не нужны были такие высокие цели, как большая политика и государственные посты. Он жил в своём замкнутом мире, где чувствовал себя идеально, ничего не желая менять. Савин посещал всевозможные мероприятия, будь то партийные праздники, танцы, общества дегустации вина или же парашютный клуб в Борках. И везде он умудрялся заводить знакомства, собирать вокруг слушателей и почитателей самых разных возрастов и интересов. Его шарм не мог оставить равнодушным ни одну женщину, а его ум и умение строить законченные логические выводы делали его приятным собеседником для мужчин. Анна Силантьева не стала исключением в этом, даже несмотря на то, что она делала всё возможное, чтобы Роман Павлович чувствовал дистанцию между ними. Она ведь клялась самым дорогим, что никогда не предаст Виталия за всё, что он сделал ради неё – чего бы ей это ни стоило…
А стоило ей это десятков бессонных ночей и слёз, потому что она ещё никогда не чувствовала подобного. К Виталию у неё не было даже похожих чувств, как к этому человеку, за что она бесконечно корила себя, убеждая, что этот мужчина не более чем просто позёр, хотя и умный, ничего, впрочем, особенного из себя не представляющий. Ко всему прочему, он годился ей в отцы, и хотя при общении разница в возрасте как будто исчезала, Анна понимала, что всё это неправильно. Она часто вспоминала, как гордо несла флаг на митинге и как он смотрел на неё этими хитрыми и невероятно красивыми глазами. И как потом он читал речь, когда простые прохожие останавливались, чтобы послушать на столь обаятельный источник звука. А эти люди в партии? Она ощущала себя нужной, той, кто сможет продвинуть идею и привлечь на свою сторону как можно больше народу. Этот красный флаг, тяжёлый, но приятный, родной, и он рядом в чёрном плаще – красивый мужчина, который поддерживал её. Чего ещё можно желать?
Анна даже не понимала, что для опытного Савина она была открытой книгой, что он с точностью мог выложить все её мысли и чувства по отношению к его персоне – чем, конечно, он гордился. Ведь обычные жертвы подобных позёров, как правило, – люди недалёкие, падкие, как мухи на сладкое. Анна же – умная и, казалось, недоступная женщина –была бы для него самым желанным трофеем. Наверное, было это из-за того, что в человеческих отношениях, несмотря на свой ум, Анна не умела хорошо разбираться. К тому же, как и многие женщины, она тоже весьма ценила в мужчинах внешность и обаяние. Но, будучи человеком сильным, Анна всё же загнала свои чувства так далеко, что мало кто вообще мог догадаться о них.
* * *
В партийном комитете был хороший обычай отмечать дни рождения участников. Каждый раз, если у кого-то из активных членов был день рождения, в том здании, где впервые Анна встретилась с Савиным, устраивали небольшой ужин. В тот день, на который нам стоит обратить особое внимание, был юбилей у одного заслуженного человека, поэтому с самого утра в комитете было необычное оживление. Анна приехала туда тоже пораньше, чтобы помочь резать салаты и расставлять пластиковые тарелочки. На самом деле – она бы никогда не призналась – ей было в тягость сидеть дома, когда можно было провести вечер с Савиным. Ей нравилось, что, когда она занималась различными делами с девушками из партии, он ходил с другими мужчинами, что-то живо обсуждал, так обворожительно улыбался! Она смотрела на него, даже не стыдясь своего поведения, потому что один его внешний вид стал для неё словно наркотик. Только бы видеть его! Смотреть на него и упиваться этой красотой. Он, конечно же, не упускал виду показать себя, расхаживая вокруг и давая ценные указания.
Вечер прошел в лучших традициях партийных сборов. Сначала Роман Павлович прочитал торжественное поздравление, плавно перешедшее в описание преимуществ коммунистической идеи. Затем все сели за стол – конечно, не очень богатый, но сделанный со вкусом и любовью. Роман Павлович сначала собрался усесться рядом с председателем, где, наверно, всегда сидел на подобных мероприятиях, но, заметив, что рядом с Анной свободное место, сел к ней, предварительно спросив, не будет ли она против.
- Вот такая домашняя традиция нас и сплачивает. Поэтому наше движение такое сильное, – он улыбнулся, обращаясь то ли к Анне, то ли к полной женщине, которая сидела напротив и просто пожирала его глазами. Разумеется, подобная ситуация была только на руку ему как человеку, любящему находиться в центре внимания.
- Это точно. Что может более запомниться, чем хороший приём, вкусная еда и добрые люди? – ответила с улыбкой Анна.
- Да, хорошее вино – залог успеха, – усмехнулся он. – Вы снова на машине?
- Да, на чём же мне ещё к вам ездить, если автобусы раз в день по обещанию?
- Это точно. Загубили даже транспорт, – вставила полная женщина.
- Анна, не беспокойтесь: я Вас отправлю на такси, а вино уж Вы попробуйте, – предложил Савин.
- Что ж, от двух бокалов ничего не будет, – приветливо ответила она. – Тем более, что вечер в самом разгаре.
Тут были самые разные люди: студенты и ветераны, мужчины и женщины, люди увлечённые и просто сочувствующие. Были активисты и те, кто просто выполнял хозяйственные функции, были татары, русские, евреи, белорусы и украинцы, все объединённые одной идеей: сделать жизнь в стране лучше. Анна наблюдала за ними и сравнивала с радикальной молодежью «Оранжа», не находя ответа на вопрос, что же всё-таки эффективнее в борьбе: экстремизм или легальные способы?
Люди из «Оранжа», в своём большинстве молодые, одержимые желанием кровавой борьбы, радикальных преобразований и уничтожения поработителей, представлялись Силантьевой как не столь далёкое прошлое вот этих людей из Дубны, уже разочаровавшихся в любом проявлении фанатизма. Абсолютно естественно, что люди хотят быть нужными и, возможно, именно поэтому существуют подобные «Оранжу» и этому, Дубненскому, клубы и комитеты. И нельзя сказать какие организации лучше, когда страна стоит на пороге полного развала и уже все средства хороши. Все эти люди так или иначе столкнулись с чудовищной несправедливостью современной жизни, либо их родственники оказались загнанными в ловушку государства. Некоторые из них, как Анна, хотели отомстить, ими двигали чувства и порыв, несмотря даже на видимую выдержанность; другие же хотели найти законные пути выхода из сложившейся ситуации.
- Знаете, есть такая знаменитая штука про реформы нашего образования. «Задачка. Таня закончила школу с медалью и побеждала на всех олимпиадах, а отец Васи – «новый русский». Кто из ребят поступит в университет?». Современные реформы образования направлены на то, чтобы люди в большинстве своём были безграмотны, чтобы создать общество потребления, общество необразованной серой массы. Мы останемся не нужны в этом мире! И нужно скорее что-то делать, чтобы наш протест был услышан, – говорил вполне правильные вещи Савин.
- Это точно. Тупой толпой управлять куда легче, чем людьми умными. Жрут всё, что им выкинут с барского стола, – согласился старичок с медалями.
- Наша основная задача – не допустить того, чтобы нами могли манипулировать, как хотят! Мы не должны превратится в общество из произведения Стругацких «Обитаемый Остров», которое делало, как зомби, всё то, что приказывало им правительство, – вставил молодой студент, куривший у окна.
- Дань, брось сигарету, сам же поддаёшься уничтожению, – улыбнулась молодая студентка, которой, видимо, был небезразличен этот паренёк.
- Да мне уже всё равно. Хуже, чем живу сейчас, вряд ли уже буду!
- Семью, Данил, заведёшь, всё будет хорошо, не губи себя, – сказал ещё кто-то.
- Семья! – горько усмехнулся Даниил. – Наше государство всё агитирует рожать детей, жениться! А как? Во-первых, где жить? Если ты и так живёшь в «двушке» с родителями и бабушкой, а денег на квартиру честным трудом за восемьдесят лет не накопить? А женщины? Современные студентки – либо воспитанные современным телевидением шлюхи, либо не желающие иметь дело с детьми бизнес-леди. Государство говорит «заводить семью», а мода говорит, что это не нужно. Так что уж мне терять нечего, – заключил Даниил. Девушка, всё это время за ним наблюдавшая, видимо, слегка обиделась на его слова о современных женщинах, но виду не подала.
- Эх, Дань, с мужчинами та же проблема. Мне уже двадцать шесть, и я одна не потому, что бизнес-леди или ещё кто, а именно из-за современных мужиков! – тут девушка сделала паузу и почему-то посмотрела на Савина с каким-то упрёком. – Если он глупый, он позёр. Зачем мне такой? Ведь он семью не хочет. Если умный и красивый, то он бабник, а если умный и страшный, то он какой-нибудь заросший ботаник. И уж точно никто из них о семье и не думает.
- Ситуация плачевная, вы правы, поэтому и нужны активные люди, способные бороться, – вставила Анна. Но тут на неё, разумеется, накинулось умеренное крыло коммунистов.
- Как? Будто нас тут слушают! Мы не можем расправится с Максом – вшивым мстителем от нацистов, который нам двери портит.
- Много есть способов! – Анна попыталась защищаться.
- Ну вот когда Вы избавитесь от Макса, тогда мы рассмотрим эти способы, – возразила особенно агрессивно настроенная бабушка.
- Давайте я разберусь с Максом, я могу, – сказала, не подумав, раззадоренная Анна.
- Что ж, флаг вам в руки, давайте!
- Да что вы набросились на девушку? Она помочь хочет, – показательно вступился за Анну Савин. Глаза его загорелись, губы превратились в тоненькую ленточку. Он был неотразим!
- Ну что Вы, Роман Павлович, это конструктивный спор, – ответила Анна, улыбаясь, несмотря на то, что внутри она вся дрожала.
Ей очень хотелось уже не столько отомстить, сколько доказать этим людям, что есть другой путь – активный путь борьбы! Она вспомнила ту шикарную военную винтовку, подаренную Седовым ей, когда он вернулся. Конечно, Анна, обожающая все виды оружия, просто собирала подобные вещи, но эта винтовка могла бы теперь и послужить делу. Тем более, что Анна имела отменные навыки снайпера. Только ведь никто тут даже и не думал о подобных методах…
Уже после десерта все пошли танцевать под красивую инструментальную музыку, за которую отвечали два студента. В одной из комнат играли военные песни, и туда, по большей части, отправились люди пожилые, а молодые остались танцевать под мелодичный нью-эйдж.
Савин решил действовать проверенной тактикой. Сначала он подошёл к одной из студенток и, очень артистично поцеловав ей руку, пригласил на танец. Девушка, видимо, была тоже из неустойчивых перед шармом Савина; она вся засияла и с лёгкостью дав ему себя обнять стала двигаться в такт музыке. Пока они танцевали, Савин периодически что-то шептал на ушко девушке, а та смущенно улыбалась. Анна, видевшая все это, отвернулась, ей стало неприятно. Но Роман Павлович прекрасно знал, как привлечь к себе женщину ещё сильнее. Самый верный способ – заставить её ревновать. После танца со студенткой он пригласил на следующий ещё женщину средних лет, потом сел поговорить с мужчиной на другом от Анны конце стола, и только лишь когда люди постепенно начали собирать вещи и посуду, он подошёл к Анне.
- Ой, Анна, вечер прошёл незаметно, мы даже не успели потанцевать, – как будто невзначай сказал он.
- Ну, ничего, Роман Павлович, в другой раз. Я помогу девочкам, и домой, – Анна старалась не смотреть на него.
- Анечка, девочки разберутся и без нас. Давайте пройдёмся по набережной? Там вечером прекрасно! К тому же ещё рано, да и было бы обидно упускать такой тёплый осенний вечер.
Конечно же, Анна не могла сказать «нет» этому мужчине. Но когда они вышли, то произошло неожиданное.
Стоило Савину открыть входную дверь, как вдруг они увидели убегающего экстремиста Макса, горящую урну и снова изгаженную похабными рисунками и нацистскими лозунгами стену здания комитета партии. Анна не знала, кто была эта стремительно удирающая личность в чёрном балахоне и капюшоне, но Савин, видимо, сразу всё понял и скомандовал Анне:
- Скорее! За ним! – и сам он, нажав пару раз на звонок, чтобы народ выбежал на улицу тушить горящую урну, побежал вслед за убегающим радикалом. Анна, давно забросившая спорт, не могла догнать Макса – молодого и шустрого парня, который повернув за угол, очень сильно оторвался от своих преследователей и где-то совсем уже далеко сел в машину и исчез. Савин остановился и ударил руками по ногам в отчаянии.
- Вот подонок! – с чувством произнёс Роман Павлович.
- Да уж, – Анна покачала головой. – Давайте пойдём назад и посмотрим масштабы бедствия.
Когда Анна и Савин вернулись, урну уже потушили, а вот с испорченной стеной всё было гораздо хуже. Вокруг ужасно воняло горелой резиной и чем-то гадко сладким. Анна чихнула, не удержавшись.
- Вот и ловите его! Где уж тут, – сказал кто-то в чувствах.
- Вот скотина!
- Чтоб его!
- Опять бригаду вызывать нужно, чтобы мыть тут стены. Обычные средства не берут его краску, – возмутился Савин. Люди толпились перед входом в здание партийного комитета, возмущённо разводили руками.
- Надо вызвать милицию! – сказал пожилой мужчина, отталкивая от себя сгоревшую урну ногой.
- Да им-то наплевать на всё, будто Вы не знаете! – ответила ему пожилая женщина в платке.
Примерно через полчаса возмущения утихли, сгоревшая урна была убрана, и казалось, что все собираются расходиться. Всё равно было уже поздно вызывать бригаду рабочих, чтобы отчищать стены и дверь дома; решено было заняться уборкой на следующий день. Савин, тем не менее, решил не терять времени зря. Подойдя к Анне, он сказал ей с показным чувством:
- Сегодня этот паразит уже не вернется, а моё предложение прогуляться ещё в силе. Если Вы после подобного не очень устали, давайте всё-таки пройдемся?
- Если, конечно, Вам ещё хочется, я только буду рада, – несмело произнесла Анна, украдкой глядя на него.
- Анечка, как может не хотеться прогуляться в такой прекрасный вечер да ещё в такой компании? Решим, что делать с этим вредителем хотя бы, – он взял её за руку, и они медленно пошли к Волге, ещё опасливо озираясь по сторонам, будто этот Макс вот-вот снова выскочит из-за угла и кинет в них «коктейль Молотова».
- Да, как бы его выследить? – после довольно длительной паузы сказала Анна.
- Вот всегда, когда я его подстерегал, он не появлялся! – усмехнулся Савин. – Может, он знает мою машину и, когда видит её рядом, даже не суется.
- А кто же он такой и откуда Вы знаете его имя?
- Да однажды его поймали, когда он избил таджика, и тогда узнали, что он из местной нацистской банды. Его все знают тут под псевдонимом Макс Лютик или Лютый из-за его совершенно жуткой и нетерпимой политики. Как его имя, я не знаю, но, видимо, не только мы страдаем от него. А ведь властям наплевать. По-моему, его даже не ищут.
- Я сама только наполовину русская и хотя бы поэтому ненавижу всякое проявление нацизма и фашизма, но ведь, согласитесь, наше государство делает всё, чтобы устроить межнациональную резню. Сколько выходцев из Средней Азии тут работает? Они везде! Ну ладно бы просто работали. Как они ведут себя? Полное неуважение к нам, откровенное хамство, оскорбления. Вполне естественно, что у простого народа такая реакция. Они же не видят истинных виновников происходящего, а винят лишь этих бедных необразованных выходцев с наших бывших азиатских республик. Их убивают наши неофашисты, они убивают наших, не подозревая, что правительству выгодно отводить внимание от истинных виновников всех бед, – сказав это, Анна взглянула на Романа Павловича, как бы ища одобрения в его глазах.
- Это вы абсолютно правы, Анна Витальевна. Поэтому приходится нам, простым людям, брать инициативу в свои руки. А вот поймаю я его, и что же я с ним сделаю? В милицию вести ведь бесполезно! У нас по статистике 80% убийств остаются нераскрыты, а уж каким-то хулиганом заниматься никто даже не собирается – это же очевидно. А если я сам его поймаю… ну отутюжу как следует, так и что? Если меня ещё не привлекут, то хорошо, но разве поймёт он? Разумеется, он продолжит нам вредить.
- Поэтому у нас 80% убийств и не раскрыты, – произнесла Анна задумчиво, но он, видимо, не понял смысла этих слов.
Они шли по асфальтовой набережной великой русской реки Волги, а мимо проходили катера и даже одна баржа. Было холодно и уже почти совсем темно; на небе показались звёзды, становясь все ярче и ярче. Она шла с ним по такому романтичному месту и чувствовала, как сердце её бешено стучит, а что же чувствовал этот человек? Был ли он счастлив? Нет, он всего лишь наслаждался моментом самолюбования.
- Анна, Вам не холодно? – он взял её маленькую ладонь в свою руку.
Анна дрожала, но не от того, что ей было холодно, хотя на улице было не многим больше двух градусов, а пальто, в которое была одета Силантьева, не сильно спасало от мороза.
Савину очень нравилось играть свою роль, в которой он мог предсказать каждый последующий шаг.
- Нет, что Вы…
- Посмотрите, какой вид! Может быть, присядем? – предложил он.
- Уж больно красиво, давайте сядем, если вам не холодно, – согласилась Анна.
Они сели, он не отпускал её руку, отчего приятное тепло растекалось по телу. Это напоминало молодость: первые свидания, такой же страх и неловкость; только им уже далеко не шестнадцать лет и давно уже мир не воспринимается так же легко, как раньше.
Савин ещё крепче сжал её руку в своей и, повернувшись к ней, пристально посмотрел. Торжество его было бы слаще, если бы Анна сама его поцеловала сейчас или позже, когда ждать уже будет невозможно, поэтому Савин совершенно не торопился делать каких-либо шагов. Он растягивал свою безоговорочную победу, однако он плохо оценивал силу духа Анны.
- Посмотрите, какие звёзды! Только осенью можно насладиться подобным небосводом, – он отвлёкся.
- Да, я всегда любила смотреть на звёзды, читать книги по астрономии. Жаль, это не стало моей специальностью; возможно, тогда в жизни многое было бы иначе, – Анна задумалась.
- А Вы многое бы хотели изменить в своей жизни? – вдруг спросил он.
- К сожалению, многое. Я изначально выбрала для себя не ту стратегию – если, конечно, так можно говорить применительно к жизненному пути человека. Но, как Вы знаете, человек осознаёт, что совершил неправильный ход уже после результата. Всё пошло сразу не так – из-за того, видимо, что ещё лет восемь назад я считала, что всё прекрасно понимаю; мною двигали страсть и порыв, чувства, хотя я-то думала, что действую по велениям разума. Всё, наверно, в молодости совершали то, о чём потом жалели, – Анна сказала грустно.
Роман Павлович задумался: а что, собственно, он хотел бы исправить в своей жизни? Но нет, ему и сейчас казалось, что он вполне счастлив, и вряд ли думал, что о чём-то может жалеть.
- Да, в молодости все мы совершаем ошибки, – согласился Савин, хотя не мог припомнить ничего особенного в качестве примера из своего опыта… Разве что, пожалуй, он всегда хотел мотодельтаплан, но так никогда и не купил его, находя постоянные причины и отговорки почему этого не стоило делать, хотя на самом деле причиной являлся просто страх.
Савин поспешил рассказать ей, как любил летать, однако так никогда и не осуществил свою мечту. Анна же согласилась с тем, что жизнь крайне жестока и неразборчива в плане того, что лишь единицы людей могут осуществить свои мечты.
Затем они немного поговорили про развитие астрономии в древности, про окрестные города, музыку, после чего Анна сказала, что уже поздно и ей пора домой. Савин живо встал и пошёл проводить её до машины, предложив как-нибудь вместе выследить Макса Лютика. Анна, конечно же, согласилась помочь ему в этом деле, хотя после сегодняшнего случая хотела расправиться с Максом сама.
Уже возле самой машины Савин взял Анну за руки и посмотрел своим обычным изводящим взглядом ей в глаза. Сердце Анны сжалось. Одна её часть подталкивала броситься к нему на шею и поцеловать его, но другая часть велела сесть в машину. Но уставший ждать Савин взял инициативу в руки, и он, отстранив тёмные волосы от её лица, медленно приблизил своё лицо к ней и поцеловал в губы. Манящая щетина уколола щёки Силантьевой, по коже пробежали мурашки…
Каким по счёту был для него этот поцелуй? Тысячным? Сто тысячным? Он давно сбился со счёта и даже не мог хотя бы на вскидку сказать со сколькими женщинами он провёл ночь, не говоря уж о ничего не значащих поцелуях. Но для Силантьевой этот поцелуй был, пожалуй, первым поцелуем с любимым человеком, и отныне она никогда его не забудет. Но она же хотела измениться!
Анна не знала как реагировать, когда он только коснулся её губ, и сначала первым порывом было вырваться и уехать, но он был настолько прекрасен, что она не могла сразу сказать себе «нет». И лишь только когда его действия стали более настойчивы, а руки уже плотно сжимали её талию, Силантьева поняла, что нужно это во что бы то ни стало прекратить.
- Нет, не надо, Роман Павлович, пожалуйста, я прошу Вас, – сказала она отводя глаза.
- Анечка, прости, не хотел обидеть… тебя, – он сказал нарочито сладко, будто бы даже и не видел её смущения.
- Вы… очень хороший человек, но заходить дальше наших с Вами… профессиональных отношений нельзя, – сказала Анна, но всё же в её голосе прослеживалась нерешительность.
- Я понимаю: я старше. Это, конечно, может смущать. Но, Анюта, поверь, я еще не старик! – он пошёл знакомой тропой.
- Что вы, Роман Павлович… Просто Вы знаете, что у меня семья, и обманывать я никого не буду, хотя и не отрицаю: Вы меня покорили с нашей первой встречи. Таких людей, как Вы, нужно побольше в партию – Вы же знаете. Но… Простите, я поеду домой, – Анна не знала, что делать дальше; она чувствовала, как ноет и разрывается её сердце.
Она села в машину и завела её. Сразу же из колонок заиграла красивая мелодичная музыка. Будучи уже за рулем, она на некоторое время замерла. Савин не уходил. Он положил руку на дверь и смотрел на Анну неотрывно – видимо, обдумывая: продолжать ли действовать сейчас, чтобы праздновать победу уже совсем скоро, или же отложить эту увлекательную игру на некоторое время?
- Ну что ж, Анечка, милая, не подумайте плохого обо мне: я с лучшими намерениями, – промурлыкал Савин, обжигая Анну своим взглядом.
- Что Вы, Роман Павлович…
- Для Вас – просто Рома! Не хочу официальностей. Ну, что же… Тебе пора ехать.
- Давайте я тоже буду для Вас просто Аня, на «ты», – она смущенно согласилась на его слово «тебе».
- Без вопросов, Анечка. Давай, тебя ждут. Мы ещё увидимся. Скоро будем решать, что делать с Максом, – он ответил, одарив её обворожительной улыбкой.
- Конечно, я буду, до встречи, – и Анна, не в силах более выносить разговор с ним, нажала на газ.
* * *
Некоторое время всё в окружении Анны как-то притихло и остановилось. Не было никаких особенных событий в партии, а если и были, Анна под разными предлогами старалась их не посещать; экстремист Макс притих и не давал о себе знать больше месяца. Сложившаяся в октябре-ноябре ситуация дала Анне повод разобраться в себе и в своих чувствах к Савину, по которому она, без сомнения, скучала, но находила себе отвлечение в домашних делах, Лизе, Виталии, различных кино и сериалах, самолётах. Она сравнивала чувства с бросанием курить: когда ты не думаешь о сигарете, она не мешает тебе жить даже во время первых дней воздержания, а когда только увидишь курящего, как сразу возникнет непреодолимое желание вдохнуть дымка. Пожалуй, все лёгкие наркотики действуют подобным образом на сознание человека.
Наконец, пересилив себя, Анна приняла участие в митинге 7 ноября, всё же сторонясь Савина. Но Роман Павлович, понимая, что Анна – более сложный случай, чем те, с кем он раньше сталкивался, не опускал руки. Он понимал, что действовать нужно иными методами, в которых он, нужно отдать ему должное, преуспел. Когда Анна приехала на митинг, было очень холодно, температура упала явно до минусовых отметок. Она была одета красиво: чёрное длинное пальто, сапоги на высоком каблуке, распущенные волосы цвета тёмного красного дерева, и это не могло остаться незамеченным, но Роман Павлович, приметив её сразу, сделал вид, что даже не видит.
Он стоял у колонн при входе в дом культуры – место, своеобразно служившее трибуной для выступающих, пожалуй, во всех городках нашей Родины. Рядом с ним стояли мужчины с флагом в красных балахонах с соответствующей символикой. Выступал мужчина справа от Савина, но Анна особенно не слушала речь, до неё лишь долетали обрывки фраз: «Мы должны сделать нашу страну той, которой она была до позорного развала… Наша сила в хорошем образовании… А что они делают… Нужно противостоять… Борьба нас сплачивает!» – долетало до Анны. Она смотрела на Савина и проклинала себя за то, что чувствовала. Ей казалось, она была бы счастлива лишь любоваться им! Почему же она раньше не переехала сюда? Почему всегда мы встречаем тех, о ком мечтали, слишком поздно? В ней боролись два чувства, как и в курильщике, бросившим свою плохую привычку: броситься к нему на шею, проявив, конечно, слабость, но сказать всё и вернуться к своей грешной жизни, или же держаться из последних сил, рыдая ночами в подушку из-за того, что, став на путь исправления, она уже никогда не будет счастлива, как тогда, во время прошлой жизни. Что делать? Где выход? Нужно поговорить с ним… Вдруг всё разрешится как-то само? Но ошибочно думать так – равно как и полагать, что голод к никотину вот-вот сам пройдёт и жизнь станет, как прежде, свободной и счастливой.
Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 52 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 22 страница | | | ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 24 страница |