ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 20 страница

- Ну, что, Анна Витальевна? Твоя песенка спета. Неужели ты думала, что можешь оставаться безнаказанной за всё, что ты сделала? Ведь кто-то же должен вершить правосудие, раз уж наши следователи не могут. Сдать тебя им слишком опасно, как ты считаешь? Гораздо удобнее просто устранить, будто бы и не было вовсе? – он еще раз усмехнулся.

- Ты чего болтаешь, стреляй давай! – огрызнулась Анна, вытирая кровь. Ярослав медленно, будто бы желая подразнить её, отвел предохранитель. Сердце её дрогнуло, а в голове промелькнула лишь одна мысль: «Как глупо!». И правда, она никогда не думала, что погибнет от рук какого-то проходимца, к делу всей её жизни отношения не имеющего; идеал её смерти, если так можно выразиться – это смерть в бою, в сражении за справедливость…

В последний раз она хотела взглянуть на Ярослава, в его глаза, и забыться навсегда. Но тут вдруг за спиной Ярослава она увидела силуэт Виталия. Не успела она что-либо сделать, как тот, схватив стоящую сбоку от двери вазу, со всех сил обрушил её на голову Ярославу. Тот упал и, выронив пистолет, распластался на полу. Виталий подбежал к Анне и поднял её.

- Я же говорил тебе, Анечка! Сегодня мог быть твой последний день! – он воскликнул, поставив её на ноги.

У Силантьевой помутнело в глазах, она уже с трудом понимала что происходит. А Виталий присел на колени и дотронулся до шеи Ярослава, чтобы проверить пульс. Затем он поднял глаза на Анну, и девушка увидела в них неописуемый ужас. Виталий схватился за голову, будто бы желая пробудить себя от этого ужасного сна, а потом снова потрогал шею Ярослава.

- Нет, нет, нет… – шептал Виталий. – Аня, потрогай, я не чувствую его пульса.

Анна с трудом опустилась на колени и дотронулась до Ярослава. Не было сомнений: он был мертв. Если для Силантьевой это не было шоком, то Виталий, в жизни не причинивший вреда ничему живому, был потрясён.

- Боже, боже, что же я такое наделал! – шептал он тихо.

- Ты спас меня! – ответила Анна как можно более строго, чтобы хоть как-то привести его в чувства. – А теперь едем за девочкой! Нельзя медлить! Тот человек, что убил Лену, ещё на свободе! И возможно, ищет её.

- А… его куда? Нужно хотя бы отнести его отсюда!

- Его люди сами его спрячут: неужели ты думаешь, что они вызовут сюда следователей? Не смеши меня! Они сами всё уладят.

- Аня! Я человека убил, ты что, не понимаешь? – Виталий снова схватился за голову и быстро прошёл по комнате несколько кругов. – Я знал его уже лет десять. Да, все здешние не сахар, но пойми ты: я убил его!

Но Анна не могла этого понять никак. Ничтожный человек, который хотел прикончить её, а главное, убил Елену… ну как можно сокрушаться, что в целях самозащиты Виталий ударил его?

- Виталь, поехали скорее, нельзя терять времени! Мы и так достаточно потеряли! Ну пожалуйста, скорее, нельзя тут оставаться! По машинам!

Но Виталий, казалось, не слышал её, он продолжал ходить по комнате, схватившись за голову. Анна подошла к нему и, резко подняв его лицо своей ладонью, сказала чётко:

- Виталь, ты меня спас. Меня! Твою Аню! Ты не хотел его убивать! Ты не виноват! Не виноват! Слышишь меня? Мы должны спасти девочку! Это будет наша девочка! Ты же всегда хотел семью, спокойную жизнь вдали от города! Я обещаю тебе, слышишь, я клянусь: мы будем жить счастливо и порвём с прошлым! Слышишь меня? Всё будет иначе! Но ради счастья нужны ведь какие-то жертвы! Я люблю тебя, милый мой! Ты это знаешь! Возьми себя в руки и пошли скорее по машинам. Всё будет иначе! Абсолютно все! – и Анна поцеловала его в губы, после чего потащила за собой вниз по лестнице. Он находился будто бы во сне, словно смотрел на себя со стороны как на страшное и нереальное кино. Анна, сама находившаяся уже на грани, с трудом подавлявшая боль, которая уже охватила всё тело от ног до головы, попыталась снова привести его в чувства.

- Виталя, послушай меня: ты всё сделал правильно! Но ты же не хочешь ещё больше жертв? Ещё больше смертей? Поэтому мы должны спасти девочку! Ей нужна помощь! Поехали же скорее! – она трясла его за плечи. Не говоря ни слова, он было медленно пошёл за Анной вниз по лестнице, а потом резко повернул, не говоря ни слова, побежал снова вверх по лестнице в комнату, где лежал Ярослав. Анна кинулась за ним, схватив его за руку, когда Виталий уже тянулся к пистолету, выроненному Ярославом.

- Боже мой! Да что с тобой такое происходит-то, а? Не трогай оружие, пойми же наконец: ты меня спас, милый! – она снова обняла его.

- Анечка, но… Так не должно было быть! – он проговорил тихо. – Из-за меня человек погиб. Мне не важно, кем он был и что он делал – имеет значение лишь то, что он от моих рук погиб!

- Это не имеет решительно никакого значения! Виталий, в мире, в котором ты живешь, нельзя сокрушаться из-за подобных вещей! Нужно думать! – говорила Анна, тащив Виталия за руку на улицу. – Иногда нужно уметь трезво думать головой, – продолжила она, подводя Виталия к небольшому декоративному фонтану. – Жизнь слишком сложна, милый! И иногда нужно идти на какие-то жертвы! Война… вспомни: на ней молодые ребята убивают таких же молодых ребят – убивают жестоко, зверски, десятками, сотнями! И живут! Ради спасения своих детей, жён, матерей!

- Аня, я понимаю. Но… мне жить с этим. Как я буду жить? Что мне делать? - он пытался взять себя в руки, но у него никак это не получалось.

- Эгоист! Ты эгоист! Я! Мне! Что МНЕ делать, как Я буду! А ты подумай, что если ты будешь меньше думать о себе, то мы можем ещё успеть спасти девочку! Ярославу ничего уже не поможет, а ей нужны мы! Очнись ты наконец! – с этими словами Анна, резким движением рук схватила Виталия за шею и окунула примерно по уши в ледяную воду в фонтане. Вода уже успела покрыться плёнкой тоненького льда, который с лёгкостью растрескался на множество частей. Отпустив руки, она сказала:

- Ну? Освежился? Легче?

Он судорожно вдохнул морозный воздух и вытер мокрое лицо ладонями.

- Аня! Ты что? С ума сошла?!

- По машинам! Быстро! Свою оставишь возле нашего дома, а на моей за девочкой! Быстрее! – и с этими словами Анна выбежала за ограду. Следом за ней последовал Виталий.

* * *

Константин понял всё, когда Анна ещё только позвонила в дверь. Он знал, что если приедет она, то случилась беда; Елена уже давно дала ему все необходимые инструкции на этот счет. И теперь уже не было никакого сомнения, что всё кончено.

Войдя в холл, Анна молча опустила глаза, а затем обняла Костю. Она чувствовала: он еле удерживает слезы. Елена была для него гораздо больше, чем просто компаньон и единомышленник и, хотя он бы никогда не признался, именно она вдохновляла его на дальнейшие подвиги. Он как никто другой понимал, что без неё развалится общество и всё общее дело.

- Она предупредила меня, – сказал, наконец, Константин, проводив их в комнату и усадив на диван. – Она… знала, что скоро всё закончится. Предчувствовала! Почему же именно она! – Костя схватился за голову.

- Елена была мужественной, храброй и самоотверженной, и она всегда мечтала лишь об общем благе, не думая о себе и не жалея себя, – начала Анна, но быстро поняла, что сейчас не место пустым соболезнованиям.

- Ты же знаешь, наверно, она просила меня забрать девочку и обеспечить ей достойную жизнь, уберечь её ото всего, что навредило Лене самой, – продолжила Анна.

- Да, да! Конечно! Анечка, Лиза спит. Не стоит сейчас, наверное…

- Та машина, что следила за Леной, стоит сейчас возле вашего подъезда, и медлить, мне кажется, было бы глупо, – нарочно сказала Анна, чтобы скорее уже всё закончить.

- Она очень боялась! Но… что им девочка! Им нужен я теперь: ведь это моя квартира, – ответил Костя, нервно потирая руки.

- Кто это? – спросил молчавший до сих пор Виталий.

- Должно быть, следователи. Или частные сыщики – честно говоря, не знаю, – ответил Константин.

- В любом случае пока что надо уехать хотя бы туда, где стоит бронированная дверь, – улыбнулась Анна.

- Да, да, сейчас. Я разбужу Лизу. Одену её, и мы поедем, – согласился Костя, уходя в другую комнату. – Теперь всё изменится, всё будет не так, всё развалится, – говорил тихо Костя будто бы себе под нос. Он специально долго возился вокруг девочки, которая, видимо, не очень понимала, зачем всё это нужно, но не скандалила: за её короткую жизнь она чётко уже усвоила, что лучше уж не высовываться. А самому Константину было очень грустно бросать всё, уезжать: ведь сам он прекрасно понимал, что сейчас расстаётся с прошлой жизнью.

До дома Анны и Виталия доехали спокойно, без погонь и преследований; Виталий был за рулём, Анна сидела рядом, а Костя и спящая девочка – на заднем сидении. Уже в квартире Лизу уложили спать на подготовленную кровать, где уставший ребёнок сразу же уснул, свернувшись калачиком. А Костя, посидев с ней ещё некоторое время, прошёл в гостиную, где Анна и Виталий приготовили кофе и собрали на стол. Конечно, это не были нормальные поминки, и они это прекрасно понимали. В их жизни уже всё давным-давно перестало быть нормальным. Константин был поражён квартирой Виталия и Анны: такую красоту он и во сне-то не видел, поэтому ходил, рассматривая комнаты, книжные полки, различные вазы и фарфор. Конечно, в его жизни никогда не было подобной роскоши, и Анне стало так стыдно за всё это добро, что она даже как-то покраснела и попыталась отвлечь Костю.

- Если Лиза спит, давайте присядем и выпьем… Помянем Лену. Завтра будет новый день и новые заботы – давайте уж завершим сегодняшний, чтобы не вспоминать более, – сказала тихо Анна, наливая вино в бокалы.

- И её с нами уже не будет, – еле слышно добавил Костя, присаживаясь.

Виталий сел напротив Анны и Константина и разложил закуску по тарелочкам. Костя чувствовал себя довольно неловко, но вскоре вся его скованность начала проходить по мере того, как он опустошал бокалы. Он сам разговорился, да и Анна, выпившая немного спиртного после ужасного дня, сразу же опьянела и слушала внимательно Константина. Однако Виталий не мог поддержать их беседы: его мысли были прикованы к Ярославу и к случившемуся сегодня в доме Седова. Он не переставал винить себя, на душе у него было более чем ужасно, а сидел он за столом только ради уважения к Анне. Все случилось настолько быстро и так сильно подкосило этих глубоко несчастных людей, что единственный выход, что сейчас у них был – это вино.

- Мы были больше, чем просто знакомые. Она была мне и возлюбленной, и сестрой, и товарищем, и наставником. Кроме неё – могу сказать точно – у меня нет никого. А теперь уже вряд ли будет. И если бы не её желание, я бы не никогда не отдал Лизу... Но я всё же понимаю, что девочку должна воспитывать женщина, – говорил Костя, периодически отпивая из бокала. – Поскольку большую часть времени я проводил с ней, то я очень к ней привык, и она стала мне как дочь.

- А чья она дочь? – спросила Анна.

- Она никогда мне не рассказывала. Видимо, это недостойный человек был, да и разница сейчас? Отчество она точно выдумала, чтобы было звучно, а девочке говорила, что у неё папа пропал. Елизавета Валентиновна Липанова, Лене всегда казалось, что это имя очень звучно. Она с самого детства всегда воспитывалась то няньками, то мной и Леночкой. Всегда Лена о себе говорила, что она – плохая мать. И всегда хотела исправиться, измениться, бросить всё, посвятить себя своей дочери. Но всё не могла! Она слишком сильно хотела, чтобы все были счастливы… Я помню: когда поймали Саню, то она пришла домой и, позвонив мне, заявила, что она уходит навсегда из «Оранжа» и посвящает себя дочери. Она и правда долгое время скрывалась, даже поехала к своей матери. Но поняла, что подвергать опасности и маму было бы уже чересчур, поэтому вернулась. Она долго плакала, что пока эти сволочи с жиру бесятся и строят коттеджи, она не будет сидеть сложа руки и сделает всё возможное, чтобы в мире на одну скотину стало меньше! – сделав акцент на слове «скотина», Костя даже ударил рукой по столу. Виталий не мог слушать далее. Он встал, извинился и сказал, что ему очень нехорошо и попросил разрешения у Анны прилечь. Силантьева лишь махнула рукой, что означало согласие.

- Прости, он не понимает нас, – заметила она, когда Виталий уже ушёл. – Он прибывает в счастливом неведении, ему всё равно, что в стране творится. Он романтик возвышенный.

- Да, за таких людей, неспособных к индивидуальной борьбе, воевала Елена. Она жалела всех, ей хотелось так всё исправить! От души, от сердца! Идейная она была, настоящая воительница. И вот… нет её, – он схватился за голову. Силантьева сжала зубы от боли за этого несчастного человека, потерявшего в один момент всё, что у него вообще было и всё, ради чего он жил.

- Мы познакомились, когда члены нашего клуба встретились на коммунистическом митинге с членами «Оранжа». Она гордо несла красный флаг и не отдавала никому, а весь её клуб смотрел на неё с нескрываемым восхищением. Её глаза горели тогда таким огнем, какого я ни разу не видел у неё потом. Этот красный флаг так и стал неким символом, с ним она преображалась… Ей казалось, что она несет знамя справедливости. Но нету её, Анюта, нету ведь! Где эта справедливость?! Где она? За что Лена боролась? – глаза Константина заблестели, наполнившись слезами. – Я полюбил её… Конечно, я не говорил ей, да это было и неважно. В первую очередь мы хотели сделать мир лучше, а уже потом думать о себе. У неё родилась дочь… Она 3 года жила где-то – возможно, с отцом девочки, а может, ещё с кем, – она никогда не рассказывала, а из неё слова было не вытащить. Потом мы снова сошлись в «Оранже», снова сблизились. Когда она чувствовала опасность, то всегда переезжала ко мне. Я помогал ей не только с агитационной пропагандой – я был и няней Лизе, и любящий друг, заботливый отец, молодой возлюбленный… Но, несмотря ни на что, дело для неё всегда было на первом месте, а уже потом шло всё остальное. Разные люди бывают, конечно же… А моя жизнь превратилась в жизнь для неё и ради неё. Симбиоз… Я делал статьи – она делала бомбы. А ещё у неё был учитель… Но уже это всё не важно. Враги наши живы, а её с нами нет! Она была душой клуба. Без неё всё развалится, – Константин замолчал и посмотрел на Анну.

- Что же ты-то будешь делать теперь? – спросила Силантьева, отпивая кофе.

- Я не знаю, – он ответил тихо и задумчиво. – Вернусь в «Оранж», буду работать, помогать писать агитацию. Я больше ничего не умею… А лидеры нужны! Без них всё развалится: это же очевидно. Такие люди, как Елена, её бывший учитель, такие… как ты!

- Ой, брось, пожалуйста!

- Это её слова. Она ценила тебя. Она не понимала тебя – это я знаю точно, но ценить-то ценила. В тебе она видела те качества, что боялась пробудить в себе, поэтому и любила, наверное… Анечка, ну почему же так всё вышло?

- Это моя вина. Только моя… Не стоило мне вообще идти на этот вечер, нужно было сразу отговорить её! – Анна встала и, достав из кармана своего пальто сигареты, закурила. Хотелось всё забыть, чтобы проснуться, и чтобы оказалось, что всё это сон. Не только смерть Елены, а вообще всё! И жизнь у Седова, и эти бесполезные смерти, эта злоба! Единственное, о чём она не жалела – это была встреча с Виталием. Да и то – при ближайшем рассмотрении она лишь подвергла его опасности. Этого ведь тоже можно было бы избежать!

- Она часто вспоминала какой-то случай на Волге с тобой и с ней на очередном задании. Почему-то она плакала тогда и всегда говорила, что иного выхода не было, что ты была права. И рассказывала с упоением, как вы принесли какому-то ветерану полную коробку вина, креветок и прочих деликатесов. Но никогда не рассказывала мне подробно, что там было, – продолжал Константин. Анна вспомнила о том ужасном случае, когда она себя не сдержала, убила двух человек, хотя и клялась уже не применять таких методов борьбы. Елена сделала Анну более мягкой, а Анна, напротив, показала Елене, что в данной ситуации уже любые методы борьбы хороши.

- Да, было время. Было… Уже никогда не будет, – вздохнула Анна.

- Елена говорила о тебе много, но только общие вещи. Она считала тебя настоящим воином! Её коронной фразочкой в «Оранже» стала «Как Силантьева рвёт антикомов, никому не дано!». Так как она была для нас авторитет, то и ты стала. На руках были победы за победами… А что будет теперь? Анечка, вот новый лидер придёт, наверняка придёт, снова общество возродится. Это уже будет не обязательно «Оранж» и, возможно, даже не в Москве, но это замкнутый круг! До какой черты нужно довести весь наш народ, чтобы он, как Елена, пошёл так же самоотверженно бороться за своё счастье? Сколько должно появиться таких вот Абрамовичей? Сколько ещё должно выползти уродливых коттеджей? До какой степени должно дойти будет бесправие и воровство? – Константин взял Анну за руку и посмотрел ей в глаза пристально. Морщинки вокруг его больших карих глаз все напряглись, брови поднялись, он явно уже был нетрезв. – Послушай, если ты сможешь! Ты должна продолжать! Собирать людей! Посещать нас! Спаси нас от полного развала.

- Я… Сама знаю, что без этого всего жизни нет мне. Но сейчас главное – это Лиза. Достать ей новые документы, обеспечить обучение в школе. Она же учится? – спросила Анна.

- Да, первый класс частной дорогой школы. «Оранж» весь складывался, чтобы обеспечить ей это образование. Там и учителя часто на дом ходят и вопросов лишних не задают, что в нашем деле самое важное, – ответил Костя, а затем добавил: – Я буду помогать всем, чем смогу! Если уж ты поймёшь, что нет возможностей найти девочке новые документы, то уж ты говори мне. Я попробую через влиятельных членов «Оранжа»! Просто Леночка всегда говорила, что нам нужно уповать на тебя и твои связи.

- Знаешь… Посмотри на меня, – сказала Анна, выпустив сигаретный дым. –Посмотри на меня, человека со связями. Посмотри, как уделали моё лицо! У меня перебинтовано пулевое ранение в плече, и ноги изрезаны стёклами. Я периодически чувствую, что начинаю отключаться. Меня сегодня два раза чуть не убили… жить мне осталось немного. В любом случае, когда-нибудь поймают!

- Поймают, и что? Санька тоже поймали. Его жизнь не кончена. Он выйдет из тюрьмы, и он знает, что его дом – это наша коммуна. Мы его примем, найдем ему ещё работу. Он явно не ставил крест на своей жизни только потому, что его поймали, – Константин не понимал.

- Просто я и ваш товарищ в разных положениях. За всё, что я сделала, меня либо упекут пожизненно, что маловероятно, либо – смертная казнь. Она же формально есть. Зачем мне сдаваться этому государству? Знаешь же: «человека можно уничтожить, победить его нельзя». С большим наслаждением я выстрелю сама себе в голову вместо того, чтобы сдаваться этим мразям! Это неизбежно. Я почти даже уже смирилась и приняла это как данное.

- Что ты несешь! – Константин махнул рукой.

- Я говорю только правду. За это меня они и не любят. Правда, какая ни есть, она – правда и всегда лучше лжи. Я уже чувствую себя такой измученной… И иногда начинаю сомневаться в правильности всего того, что сделала. Поэтому было бы куда лучше попасться сейчас, чем тогда, когда я совсем расскаюсь… Ладно, Костя, ложись спать. И я пойду. Мне очень плохо, нужен врач… – Анна встала, но пошатнулась и рухнула на диван без сознания.

* * *

С этого дня и правда многое изменилось. Недаром Анна опасалась в первую очередь не мафии Седова, не следователей, а своих личных ощущений. Жизнь без Елены была уже совершенно иной, и никогда она уже не сможет вернуться в прежнее русло.

Анна очнулась уже днём на своей постели. Рядом хлопотал Виталий, который уже успел привезти Седовского доктора, приготовил что-то покушать. Анна чувствовала себя более чем паршиво, а после осмотра доктора снова отключилась. Врач, тем не менее, утешил Виталия, что ничего страшного нет, передал какие-то необходимые инструкции, сказал, что делать и как лечиться, после чего Виталий отправил того на такси домой. Седов очень ценил доктора, который уже давно работал на всю команду и обычно помогал им в самых сложных ситуациях, поэтому Виталий и теперь мог положиться на его диагноз. О больнице речи не было – нужно было лежать и лечиться дома. Необходимые перевязки врач сделал, теперь оставалось лишь регулярно пить лекарства.

Виталий очень беспокоился и за Анну, и за маленькую Лизу, которая с самого утра сидела грустная и рассматривала маленькую плюшевую игрушку, подаренную кем-то Анне. Она почти не завтракала и всё время спрашивала Костю почему он не забрал её мишку, когда перевозил её сюда. Константин не знал что отвечать, не знал как ему сказать ей главное: что матери больше нет и что теперь эта квартира – её дом, а эти люди – её новые родители… Честно говоря, самому Константину было не очень много дела до девочки. Да, безусловно, он привык к ней за год его работы нянькой, но сохранность дела, а, главное, пожалуй, собственной шкуры, для него было куда более приоритетным делом. К тому же он прекрасно понимал, что он не сможет обеспечить девочке нормальную жизнь, и видел прекрасный выход в том, чтобы оставить её у Силантьевой. Сам же сначала планировал часто навещать её – особенно после того, как расследование гибели Елены должно было завершиться.

Девочка была невероятно милым ребенком: от матери она унаследовала глубоко посаженные огромные чёрные глаза и светлые волосы, однако не отличалась особенной худобой – напротив, была очень даже пухленьким ребенком. Ей было семь лет и, конечно же, она уже многое понимала, но, в отличие от многих детей её возраста, она не любила бегать и шумно играть. Обычно она сидела на полу своей комнатки, раскладывая паззлы и играя в куклы. Особенно ей нравился подарочный набор из кукол видных политиков, некогда подаренный членами коммуны Елене. Политики делились на «красных» и либералов, среди которых были куколки как современных лидеров левых движений всех стран, так и деятели прошлого – такие, как Ленин, Сталин, Мао Цзедун и другие. Набор был невероятно дорогой – ручная работа по заказу – и, конечно же, не предназначался для детей. Однако Елена не теряла времени зря: уже с ранних лет она приучила девочку к тому, что те куколки, что в красных костюмах – хорошие, а остальные – плохие, и основной задачей любой игры в куклы было противостояние «красных» и «белых». Девочка не понимала никаких коммунистических тонкостей, представляя куколки как хороших соседей и плохих: куколки либералов были плохие, они украли деньги «красных» и всячески мешали им жить. Этот набор Константин первым делом сунул в большую сумку, когда собирал вещи для девочки, но вот плюшевого медведя забыл второпях. Поэтому Лиза ходила за ним по большой квартире Анны и постоянно теребила его, чтобы он сегодня же поехал за куклами.

- Костя, «красным» будет тяжело без волшебного мишки! Привези! – она пришла на кухню, где Виталий и Константин пили коньяк. Что касается Виталия, то он пил скорее для того, чтобы забыться от проблем, а что до Константина, то он просто не мог отказаться и не выпить дорогого настоящего французского коньяка, которого раньше не видел в глаза.

- Лизочка, садись сюда на диван, я тебе чай с конфетками сейчас сделаю, – Виталий сразу же засуетился на кухне. Девочка села.

- Дяденька, спасибо! Я люблю красные конфеты! – уверенно сказала девочка, уже разворачивая себе одну.

Константин усмехнулся, а Виталий так и не понял.

- Красные? У нас вот какие есть, – он поставил перед ребёнком вазочку с конфетами.

- Это её мать научила, что всё красное – всегда хорошо. Она была просто фанатом своего дела, – вздохнул Костя и выпил ещё из своей рюмки.

- Мишку привези! – повторяла девочка. – Сейчас!

- Привезу, девочка моя, обязательно! – поспешил заверить ребёнка Костя.

- А то я маме пожалуюсь! – сказала девочка, а Константин и Виталий лишь отвели глаза.

- Хорошо, девочка моя… – ответил растерявшийся Константин, – сегодня же еду! Сегодня же, вот скоро. Вот, собираться пойду…

Он отошёл в другую комнату якобы одеваться, а Виталий проследовал за ним где, поймав Константина за руку, строго сказал:

- И что ты делать-то планируешь? Как ты ей скажешь?

Но Константин молчал. Он и сам не знал что делать. Всё произошедшее казалось ему настолько ужасным и чудовищным, что он сам уже давно запутался, и уж тем более не знал, как сообщить девочке о смерти матери.

- Я скажу ей… Конечно, скажу. Только вот привезу ей мишку и кое-какие вещи, – ответил Костя, поспешно укладывая в свою сумку шарф и ещё что-то. Виталий молчал и лишь взялся за голову.

- Я вечером приеду. Как ехать? Ай, ладно, вот сейчас дойду до ближайшего метро и уж точно запомню! Ну, запишу, в крайнем случае, – говорил Костя себе под нос, но, тем не менее, обращаясь к Виталию: – Часов в девять вечера или утром завтра привезу и игрушку, и все документы, – сказав это, Константин вопросительно посмотрел на Виталия, и брови его слегка приподнялись, а на лбу образовались две морщинки.

- Может, за тобой заехать? – спросил Виталий, заметив смятение Кости. Константин, видимо, очень обрадовался такому повороту событий и с радостью согласился. После чего он поцеловал девочку и сказал ей что-то тёплое на ушко, потому что Лиза улыбнулась и обняла его.

Когда он уехал, Лиза молча сидела в комнатке, переодевая своих кукол. Анна ещё спала, а Виталий сначала посидел на кухне, потом попробовал почитать газету в гостиной, но быстро понял, что мысли его находятся где-то далеко и сосредоточиться на чтении он не может. Ему было тяжело, и он сам не знал почему. Тут было что-то гораздо большее, чем просто болезнь Анны и появление этого милого ребенка… Он ещё раз прошёлся по квартире, после чего заглянул в комнату к Силантьевой, чтобы убедиться, что она спит, а затем задумчиво встал возле комнатки Лизы… В сущности, это ведь был замечательный ребенок – такой далёкий от всех проблем, злобы, ненависти, от всего этого кошмара, что происходил в её стране. Виталий с болью в сердце смотрел на то, как она переставляет куколки и увлечённо разговаривает сама с собою. За что маленькому чистому созданию выпало столько бед и страданий? Никогда у неё не было семьи, она не знала по-настоящему, что такое родная любящая мать! Ради чего? Почему же нельзя сделать так, чтобы все были счастливы, без таких жертв?

- Почему, почему же мы живём в такое время? – проговорил Виталий тихо, но Лиза услышала его и подняла свои большие карие глаза. Виталий, не имевший большого опыта общения с маленькими детьми, чуточку смутился и хотел было уйти прочь, но почему-то вместо этого зашёл к девочке в комнату и сел на её кровать. Улыбнувшись, он обратился к Лизе, призывая сесть рядом с ним.

- Лизочка, садись, я тебе расскажу кое-что!

Девочка посмотрела на него и не раздумывая села рядом.

- Лизочка, девочка моя, ты меня и Аню не бойся! Теперь ты поживёшь с нами… некоторое время. Меня ты можешь звать просто Виталий или дядя Виталий, как тебе удобнее будет, и Аню тоже. Тут тебе будет всё, что захочешь. И в школу тебя хорошую определим с новой четверти, а ещё на выходных будем ездить на аттракционы. Ты же любишь аттракционы? Горки любишь? А колесо обозрения?

- Люблю! – девочка расплылась в улыбке, после чего начала рассказывать с упоением: – А мама меня однажды возила на такие карусели большие! Я села, и они взлетели прямо до неба! Вжих! И так здорово всё видно было, и быстро очень летела. А потом мама купила мне такую большую красную сладкую вату! Я руки себе испачкала даже и была вся в сладком. А ещё мы там же на машинках с мамой катались! И меня мальчик один сшиб, но я потом его тоже догнала, и бах! – девочка засмеялась от души тем пронзительным смехом ребёнка, который обычно пробирает до слёз чувствительных людей, понимающих, что таким существам нельзя страдать.

- Ну вот, видишь, как вы здорово с мамой! – Виталий потрепал девочку нежно по головке. – А ещё куда ездили?

- На колесе были тоже, – отвечала девочка, явно проникшаяся доверием к Виталию, – и мама ещё в бассейн меня водила, плавать учила. И я вот без круга проплыла чуть-чуть! Мама учила меня и на коньках тоже, сначала я падала часто, а потом начало хорошо получаться, очень быстро! Мы с ней на новый год один раз на катке были, – ребёнок снова задорно рассмеялся, а после паузы девочка добавила: - А мама когда придёт?

Виталий был поставлен в тупик. Он ожидал этого вопроса и боялся его, потому что не знал что ответить.

- Лизочка… Ты же знаешь: мама твоя часто уезжала… – начал было Виталий.

- Да! Мамочка мне говорила, что пока что «красным», – при слове «красные» Лиза взяла в руки куколку Ленина, – живётся плохо, она должна часто уезжать. Чтобы вот тех плохих людей стало поменьше. Видишь? Вот эти хорошие, а вот те возле машинки – плохие, – говорила девочка на полном серьёзе. – Мама говорила, что когда она и её друзья победят плохих, то всем будет жить хорошо. И мы, наконец, купим машину! Мама так хотела машину… И она ещё хотела домик далеко-далеко отсюда, на берегу речки. Чтобы летом мы бабочек ловили, – сказав это, девочка задумалась, уставившись на куклу Ленина.

- А ты с кем была, когда мама уезжала?

- С тетей Ниной долго… – задумалась Лиза, теребя свою косичку, – а ещё она меня водила тоже кататься на горку такую ледяную! И я проехала долго очень на санках – дольше всех! – тут Лиза начала рассказывать о том, куда водили её няньки, с которыми она провела, наверное, большую часть своей жизни. Виталий слушал девочку, но сам всё не мог придумать как же ей сообщить о том, что больше она маму не увидит.

- Лизонька, послушай… Вот мама твоя сейчас отправилась в очень далёкий путь. И она не приедет больше… Она сказала, что поедет бороться для того, чтобы «красные» победили плохих людей и чтобы вам жилось хорошо. И чтобы ты потом смогла наконец купить себе машину! Большую и красивую… или маленькую и изящную – какую пожелаешь! И домик в деревне, чтобы летом ловить бабочек. Но мы же будем верить, что у твоей мамы всё получится? Больше плохие люди не потревожат вас, и жить ты будешь счастливо, не нужно будет никого бояться. А потом, когда у тебя будет домик, ты пригласишь меня ловить бабочек вместе с тобой? – Виталий нежно обнял девочку, а сам сглотнул ком. Он чувствовал, что руки его трясутся, а голос дрожит.

Дата добавления: 2015-10-28