ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 16 страница

Если рассматривать новую жизнь девушки не предвзято, то любой бы сказал, что это – настоящее счастье: ведь у неё теперь было абсолютно всё, о чём она только мечтала, будучи маленькой Анечкой из Петрозаводска… Но нет, Силантьева, которая преобразилась в Москве, не принимала этого. На первом месте у неё была справедливость; она не могла жить счастливо, когда вокруг столько несчастья, столько бед и горя, столько обывательства и снобизма, а пути достижения утопических идей, переполняющих её душу, она найти не могла. Анна очень осунулась; на её красивом лице появились первые морщинки, прежде горящие глаза потухли, искреннюю улыбку на её губах мало кто видел. Ей ещё не было тридцати, но она ощущала себя глубокой старухой в душе. Её мучал лишь один вопрос: «Зачем»? Зачем она испортила себе всю жизнь, погубила жизни стольких, ради чего? Что доказала? Кто задумался? Ведь никому и дела нет!

Вот Елена своими действиями, конечно же, привлекает внимание народа, да и её товарищи, которые специально пишут статейки, где объясняют популярно откуда и почему берутся такие вот диверсанты! Она делает, другие пишут, всё выходит с одной стороны как бы и независимо, а с другой – связь налицо. Эти действия привлекают уже не только оппозиционную прессу, но и местные газеты, а в небольших городах, где Елена, кстати, промышляла, могли даже попасть на местное телевидение. Константин придавал огромное значение диверсиям в небольших городах типа Кимр, Конаково, Калязина или Весьегонска, понимая, что оказавшаяся в центре внимания в узком кругу проблема не останется незамеченной: ею займутся либо власти, либо люди. Несмотря на то, что Константин отвечал за творческую часть работы – то есть написание статей или прокламаций, – он всегда советовал что желательно сделать и в каком городе, а Елена оставляла за собою право либо следовать советам, либо делать всё самой. От их команды осталось трое человек, однако активистов было и того меньше – Елена и Константин; Павел же, работая в правоохранительных органах, старался всячески обезопасить своих товарищей. Конечно, за ними гонялась уже вся полиция, но их это совершенно не останавливало.

Анну восхищала их тактика, и, по мере того как она стала вливаться в эту жизнь, изменялись и её взгляды. Привыкшая видеть в своём пути истину в последней инстанции, Анна впервые поняла, что есть люди куда более способные, куда более удачливые, придумавшие оригинальный путь сопротивления, а главное, действенный, чего нельзя было сказать о делах Анны. Она не рассказывала Елене о том, что это именно она – тот наводящий страх «лидер экстремистов», ибо, несмотря ни на что, опасалась за себя. Иногда, когда Елена начинала расхваливать дела своей команды, подчеркивая, что они-то сделали куда больше, чем просто слова, Анне очень хотелось закричать: «Это я! Я тот человек, который года два назад заставлял дрожать всю Москву! Я не взрывала машины и дачи, я устраняла наших врагов!». И она тут же закусывала до крови губы, чтобы не выдать самой страшной тайны. Говоря об этом обществе и клубе, следует сказать, наверно, что Анна влилась в него с первого же дня, очаровав мужчин и покорив Елену своими верными взглядами. Скорее всего, Анна не привнесла ничего нового в «Оранж»: её идеи разделяли все, но вот она сама многому научилась у членов клуба. Ведь для неё всё это было новым, и, хотя она увлекалась и историей, и литературой, она даже приблизительно не знала, на какие учения опирается идея всего общества. Теперь же её снабдили и литературой – как документальной, так и художественной. Анна познакомилась с такими гениями оппозиционной литературы, как Захар Прилепин, Кара-Мурза и другие, взахлёб прочитав их рассказы и романы за неделю. С каждым днём она всё более осознавала, насколько же велика их идея, какая же она многосторонняя, обширная – гораздо больше, чем считала сначала Анна, начиная свою индивидуальную борьбу. Елена прониклась к Анне личной симпатией, хотя всё равно держалась на расстоянии – такова уж судьба бунтаря-революционера. О личной жизни Елены Анна не знала ничего вообще – разве только то, что раньше, в своей «прошлой» жизни та пользовалась популярностью у мужчин, а сейчас всё изменилось, да и не до них было Лене. Анна знала о прошлом своей новой знакомой совсем мало, лишь то, что та сама иногда рассказывала.

Елена Липанова родилась в одном небольшом провинциальном городке Тверской области. Мать её была врачом в городской поликлинике, отец рано бросил их, будучи запойным пьяницей, переехал в деревню. Естественно, жить было не на что. Помогали бабушка и тётки из деревни, где держали коров, коз и много разной другой живности. Судьба для Елены была уготовлена, конечно же, печальная: либо спиться с дворовыми ребятами, которые в свои двадцать походили уже на живых мертвецов, либо попасть в тюрьму за какую-нибудь кражу. У девочки из провинции почти нет возможностей. Но образованная мать ни за что бы не допустила такой участи для своей дочери и выкладывала свои последние силы, чтобы Лена стала человеком. «Кто, если не ты, всё изменит? Кто защитит нас, таких, как твоя мать? Кто вытащит страну из руин? Если ты будешь дворовой девкой, то воин из тебя не получится».

Сама Елена, рано познакомившаяся с дворовой жизнью провинциального городка, не питала к ней особой симпатии. Она любила книги, науку, всегда что-нибудь читала или мастерила. Химию, своё призвание, Елена освоила без педагогов и занудных лекций в университете. Учась в техникуме, параллельно она читала разные книги по химии и физике, запоминая всё прямо на лету. Первую бомбу она смастерила в восемнадцать лет, когда работала на заводе в своём родном городке. Конечно, тогда она не думала ещё подкладывать подобные «творения» богачам в виллы или машины, а всего лишь с друзьями взорвала бомбу на берегу Волги в сосновом бору. Однако приятели были тоже не промах: они быстро поняли, что талант Елены нужно применять в более благородных целях, чем простое развлечение. Чтобы как-то жить, Елена мастерила на заказ разные взрывчатые вещества, и по мере того как к ней приходило осознание губительности ситуации в стране, она сама поняла, что свои знания нельзя тратить впустую.

Там же, в своём родном городе, Елена и её лучший друг устроили первую диверсию. В то самое время как раз начали появляться то там, то тут по берегам Волги, в старых деревнях богатые виллы. Несложно догадаться, что это злило местный голодный народ, доведённый до крайности. В деревне Елены тоже появился такой дом, да к тому же и катер, стоивший целое состояние. В общем, однажды ночью в катер была брошена самодельная бомба, разорвавшая его на части. Подозрений не было вообще, местная пропойная полиция даже палец о палец не ударила, а частный следователь, нанятый «новым русским», сказал, что подозреваемый – каждый житель восьми окрестных деревень. Да, вот уж и правда глупый народ: не понимает он, что пир во время чумы не так и плох!

Дальше Елена недолго оставалась в родном городе; после окончания техникума она переехала в Москву, где кто-то из её друзей нашел для неё комнату. А затем – работа в какой-то столовой и… интернет, через который Елена узнала про все эти кружки. Она не ждала долго, а познакомилась с огромным количеством людей, каждый из которых был ей чем-то полезен, нашла для себя ещё заработок, после чего начала уже смело действовать. Быстро собрав команду, она вступила на путь борьбы: взрывы машин, дач, различные диверсии в пригороде столицы. Так прошло лет пять, возможно, больше, – Елена лишь оттачивала своё мастерство и учила молодых диверсантов. Общество её разрослось, появились новые возможности; казалось бы, такое удачное начало! Но трое ребят попались, причём по своей собственной глупости, хотя Елена не переставала винить себя.

Конечно, теперь, будучи членом партии, активистом, главой множества обществ, Елена оставалась занятой с утра до ночи, однако в душе мечтала к возврату к своей старой жизни, диверсиям, физической расправе над сволочами! И такая возможность представилась, когда Елена встретила Анну. Своим задором, энергией, желанием действовать Анна сумела убедить Елену, что отказываться от вооруженной борьбы не стоит; пока есть силы, надо продолжать. Так, с участием Анны, была взорвана одна машина важного чиновника подмосковного городка.

Анну восхищала эта женщина – целеустремленная, правильная, готовая умереть, но сделать мир лучше! Не терпящая лести, подхалимажа, несправедливости, готовая практически на всё ради цели, Елена, тем не менее, даже мысли не допускала об убийстве. «Не мне решать, кому жить, а кому умереть», – повторяла она. Конечно, у Елены было оружие, причём очень неплохое, с которым она не расставалась, но которое ни разу не применила. Анна не могла понять, как можно бороться с системой, не уничтожая основных виновников? Но даже в самых критических ситуациях Елена никогда не спускала курок.

Однажды она попалась буквально с поличным, ребята не устроили достаточное прикрытие, пока она устанавливала взрывное устройство на одной из шикарных подмосковных вилл. Хозяин выхватил свой пистолет и начал палить в неё, пока Елена убегала через длиннющий участок. И даже в тот момент, когда она могла развернуться и сразить это ничтожество одной пулей, Лена не сделала этого. Она не успела добежать до изгороди, как одна пуля попала по взрывчатому веществу, и дом взлетел на воздух. Елена плохо помнила, что было дальше, очнувшись лишь в машине у Саньки, который старательно перематывал ей щеки и шею. Слушая это, Анна не могла понять, как можно жалеть такого рода подонков, но, конечно, не высказывалась прямо. Для Анны был ценен любой опыт, поэтому она дорожила этой дружбой и никогда не навязывала своего мнения. Один Бог знает, как сложно было сначала Анне подавлять в себе свои авторитарные чувства и замашки. Но её желание бороться эффективнее подавляло всё остальное, Анна готова была терпеть любые неудобства во имя высокой цели.

Было бы неправильно думать, что новая жизнь, знакомые полностью перечеркнули прошлую жизнь Анны. Седов, Ярослав и их команда ни за что бы не отпустили Анну, тем более этого не сделал бы Виталий, который работал по полной, чтобы обеспечить её. Новых заказов от Седова Анна не получала, разве что полгода назад выкрала важные документы. На руку девушке было и то, что почти весь год Вениамин Георгиевич лечил сердце за границей и приезжал крайне редко. Привыкнув к старику и уже не испытывая страха перед его авторитетом, Анне было даже жаль его – раньше такого бесстрашного, а теперь больного, немощного, пережившего три операции на сердце. Она никогда не оправдывала Седова, но ценила в первую очередь его за сильную волю и несгибаемый характер. Она видела, как он терял свою силу, свою власть над людьми и, должно быть, понимая как сложно смириться со своим поражением, жалела его. Ярослав же, напротив, всё более упрочнялся на своих позициях, всё больше чувствовал себя хозяином в доме Седова и всё сильнее старался вытеснить оттуда Анну. Конечно, Анна не беспокоилась из-за своевольного Ярослава: ей было достаточно забот и помимо него, а то, что она отдалялась от этой преступной организации, не особенно расстраивало Силантьеву. Новые возможности занимали девушку куда больше. Безнаказанность её преступлений казалась Анне вполне очевидной, видимость благополучия всячески поддерживалась из дома Седова, Владимир Борисович не беспокоил её, лишь изредка передавал приветы через Татьяну, с которой Анна старалась поддерживать отношения, чтобы всегда быть в курсе событий. Нет бесполезных знакомств – есть люди, которые не умеют извлекать пользу из них.

Было начало августа, Анна и Виталий вернулись из Петрозаводска, где старались часто бывать летом. Без своей родины Силантьева не могла прожить долго: это было единственное, к чему её чувства никогда бы не охладели. Поэтому летом она выезжала туда либо одна, либо с Виталием, к которому хорошо относилась вся семья Силантьевых, проводя незабываемые дни в своей деревне. Но если же в Москве намечалось очередное собрание в «Оранже», Анна могла бросить всё и поехать туда, хоть разбудив Виталия посреди ночи и сказав «Срочно в Москву». Он никогда не мог ей отказать, и, наверное, не потому, что был слабак, а потому, что любил её слишком сильно.

Примерно то же самое произошло и сейчас, когда поздно вечером Елена написала Анне сообщение: "Завтра собрание в 19. Только мы втроём. Появилось дело". Анна никогда не пускалась в бесполезные расспросы, а готова была сорваться в любую минуту. По большому счету, хотя ей и нравился Виталий, она мало считалась с людьми, ставя на первое место идеи. С каждым годом эти её привычки всё более усиливались, а она даже и не думала начинать их контролировать. Максимум, она говорила Виталию: «Я поеду одна, спи спокойно», прекрасно понимая, что Виталий не согласится на такое и во что бы то ни стало будет её сопровождать. Они мчались в Москву, ненавистную Анне столицу, целую ночь, сменяя друг друга за рулем, иногда останавливаясь передохнуть и полюбоваться звёздным небом. Нет, этот мир не убил в Анне всё человеческое. Она по-прежнему любила природу и, когда не могла ехать в Петрозаводск, отправлялась с Виталием на его дачу под Кимры. Наверное, и она любила Виталия какой-то своей любовью, от которой лишь горько сжимается сердце, потому что постоянно думает о будущем, о том, что расставание будет неизбежно, что их могут поймать, убить… Анну постоянно беспокоили переживания о будущем; она перестала жить сегодняшним днем, и если раньше она рыдала в подушку от обиды за ситуацию в стране, то сейчас, скорее, от того, что не могла добиться намеченной цели, что пошла по пути, который обрёк и её, и близких на несчастья. Но, Боже упаси, она и не думала сдаваться! Напротив, друзья-коммунисты вдохновили её на новые подвиги, не дали ей окончательно отказаться от намеченной цели, вернули интерес к жизни и к своему делу! Они направили её усилия в более реальное русло, если так можно выразиться, они сделали многое! Ради них Анна была готова на всё.

* * *

Встреча, на которую так спешила Анна, проходила не в «Оранже», а на квартире, хотя она так и не поняла, на чьей. Методы конспирации у общества всегда были хорошими. Когда Анна приехала по назначенному адресу и позвонила в дверь квартиры на втором этаже пятиэтажного дома в спальном районе города, ей открыла дверь Елена в своей обычной одежде: обтягивающих джинсах и футболке на голое тело. Анна удивилась, проходя в узкий тёмный коридор. Сразу же она споткнулась о какую-то коробку, наступила на чьи-то сапоги. Елена, однако, не собиралась включать свет, будто прятала в коридоре нечто особо ценное. В маленькой комнате Елена усадила Анну на диван и подала заранее приготовленный чай. Комната была очень маленькой, обставленной крайне бедно, но не без вкуса. На стене висел старый и слегка потерявший былой цвет алый ковёр, окно закрывали занавески в тон. На полу Анна заметила детскую игрушку, но не придала этому значения.

- Завтра мы едем на своеобразное задание. Я его не подготавливала, даже не планировала, – начала размеренно Елена, присаживаясь напротив Анны. – Мы едем в подмосковный город, я там часто промышляла раньше. Волга, сосновый бор – самое хорошее место для появления богатых вилл. Но даже не это главное. Мне бы хотелось показать тебе ту ужасную картину, что, пожалуй, лишь в провинции можно увидеть. Картину вопиющей бедности, больных стариков, у которых нет денег на лекарства, и несчастную молодёжь, не имеющую перспектив. Для чего я изредка делаю такие вот прогулки? – Елена задала риторический вопрос и, немного помедлив, ответила сама же: - Очень тонизирует. Заставляет собраться с мыслями, а главное, придаёт желание бороться. Ты думаешь, я первая это придумала? До меня были люди, которых мы сейчас называем учителями. Я была ещё новичок на фоне окружающих меня гуру, я была бездарностью. Но даже они, эти великие, на наш взгляд, начинатели сопротивления, сидя в Москве, могли охладеть: знаешь же, мещанство берётся неизвестно откуда! И вот Василий Алексеевич – он был меня лет на десять старше, занимал высокие должности в партии, но никогда не гнушался работой с революционными диверсантами – однажды сказал мне, наверно, так же неожиданно, как и я тебе сейчас: «Собирайся, завтра мы едем в Подмосковье. Вот тебе ещё нож с удобной ручкой. Я знаю: тебе он пригодится». Учитель был мудрым человеком, знал всегда все наперёд, слов на ветер не бросал. «Желание борьбы угасает – мы не должны дать ему умереть, мы должны выпустить всё, что в нас накопилось, в нужное русло». Он не пускался в длинные бесполезные беседы, а мы никогда его не расспрашивали без дела. Я как сейчас помню: приехали мы в один такой богом забытый городок. Вопиющая бедность! Нищие старики, алкоголики… Городская аптека – именно то место, где сразу всё становится видно. Если нужна «подзарядка», как говорил Василий Алексеевич, то не нужно ждать – надо прямиком ехать в городскую аптеку. Желательно вставать в отдел льготных лекарств. И вот… очередь состояла из человек семи-восьми; старенькие бабушки и дедушки, с палочками, видавшие и коллективизацию, и войну, сидели на обшарпанных лавках. На глазах стариков стояли слёзы, некоторые рассматривали свои рецепты и считали копейки. У другой кассы меня привлёк тоненький голос какой-то бабушки, которая спорила с кассиршей. «Не хватает пяти рублей. Ну, дочка, посмотри вот в мелочи, я не вижу!» – говорила худощавая бабушка. В своей жизни она держала голову всегда гордо поднятой, но сейчас уже не хватало сил бороться. Теперь, склонив голову над горсткой одноцветных монет, она дрожащими пальцами выбирала десятки. «Поторопитесь, бабуля!» – сухо ответила продавщица. Стоявшая сзади модно одетая буржуйка надменно заявила, поморщившись: «Не задерживайте очередь, бабуся». Стараясь быстрее набрать монеток, бабушка почти плача начала высыпать рваненький кошелёк в морщинистую ладонь. А вокруг злые глаза, озлобленные, ненавидящие. «Милочка, совсем умираю, лекарство снова подорожало… Рубля три дай, Бог тебе в сотню возместит!». Но стоящая сзади дамочка сделала вид, что даже не слышит – лишь поигрывала ключами от какой-то дорогой иномарки. Никто, ни один человек не проникся сочувствием! Я стояла, будто громом поражённая, ощущая себя в каком-то кошмаре, тайно надеясь вот-вот проснуться. Но Василий Алексеевич, трезво мысля, прекрасно знал, что это – реальность. Он подошёл к бабушке и сунул ей в руку 500-рублевую купюру. Я точно знала: для него это большие деньги, но ему никогда не было жалко… За этим последовала немая картина: бабушка в ужасе и растерянности смотрела на учителя, дамочка позади пожирала ненавидящими глазами Василия Алексеевича, но его это лишь забавляло. Продавщица тоже глядела на него, явно опешив. Глянув с яростью на всех вокруг, учитель сказал бабушке, обращаясь, однако, скорее к дамочке и кассирше: "Безразличие – худший из пороков. Это ваши деньги, берите, не стесняйтесь». После чего мы вышли из аптеки, оставив всех в недоумении. Я помню, меня трясло. Но учитель знал: это ещё не всё. Он отвез меня в провинциальный торговый центр, затем в ЖЭК, где мы видели куда более удручающие картины. За день мы уже составили полное впечатление обо всём, что происходит в этом городе, который, конечно же, не был исключением. Мы зарядились ненавистью и злобой к этим сволочам-буржуям, к существующей системе, к человеческому безразличию. Эта ненависть давала нам силы бороться! Я помню, мы выехали за город. Учитель остановил машину, мы вышли в красивое поле, уходящее под облака. Вокруг не было никого… Мы стояли на нежной травке босиком, и тут он сказал: "Представь: они у тебя под ногами. Вот, эта кочка – они. Виновники слёз стариков, страданий молодёжи. Вот они, все тут!". И тут я вспомнила про тот нож. Как полоумная я выхватила его из-за пазухи, упала на колени и начала колотить им по мягкой земле. Слезы градом катились из моих глаз, я расцарапала колени в кровь, но не замечала этого. Я чувствовала, как острое лезвие входит в податливую почву, слышала, как с хрустом и скрежетом ломаются корешки каких-то трав, и представляла, что это их поганые змеиные глотки! Что это – они! Что я их бью, их (!) убиваю. Я не заметила, как пару раз лезвие полоснуло меня по ладони, а вид свежей крови на железе лишь вдохновлял ещё больше. Не знаю как долго держало меня это безумие, но, выпустив всю ненависть к ним, всё моё презрение и отвращение, я почувствовала себя совершенно иначе. Желания бороться лишь прибавилось, однако ему уже не мешали безумные чувства, с которыми мне всегда было так тяжело справляться. Учитель был мудрым человеком, исключительно мудрым! За городом у меня до сих пор есть одно место… Там я могу быть собой, – Елена замолчала, в её болезненно расширенных чёрных глазах стояли слёзы. У Анны сжалось сердце. Она как никто другой понимала свою подругу – только вот злобу и ненависть за всех обиженных и униженных вымещала на непосредственных виновниках. Жалости к преступникам Анна не испытывала.

- Завтра у меня примерно та же цель. Однако я кое-что подготовила, – тут Елена достала из большой чёрной сумки канатную белую верёвку, несколько баночек, какие-то провода. Анна с любопытством рассматривала всё это.

- Хочешь провести для меня экзамен? – Анна спросила иронически. Ей уже становилось смешно строить из себя примерную ученицу: ведь она была куда более искусна и опасна, чем всё их общество.

- Свой экзамен ты уже давно сдала, – сухо сказала Лена. – Я не спрашиваю, но я прекрасно понимаю: просто так не приходят к нам люди. Я хочу, чтобы нас не поглотила апатия, всегда нужно давать себе стимул. Знаешь… поедем-ка мы туда же, куда меня возил учитель. Там всего хватает: и бедности вопиющей, и богачей. Всего мы там увидим вдоволь, – Елена вздохнула, присела рядом с Анной и нежно обняла её за плечи. – Знаю: мы будем одинаково вместе всё это переживать внутри. Но это не впустую. Так что иди спать. И возьми завтра что-нибудь с собой.

Анна не стала переспрашивать подругу что брать: порой многозначные слова Лены могли означать что угодно.

- Твоя борьба не доходит до логического конца. Ты воюешь не против них, а против их вещей. Это равносильно борьбе с ветряными мельницами. Ты боишься выступить открыто. Боишься самой себя. Но в нашем деле, ты это должна знать как никто другой, слабости нужно научиться подавлять, – сказала вдруг Анна. Елена удивилась: она почему-то никак не ожидала от подруги такого.

- Ты о чём? – спросила Лена, внимательно глядя на Анну.

- Ты знаешь, дорогая моя. Прекрасно знаешь…

* * *

Городок, куда ехали Елена и Анна рано утром на следующий день, находился на границе Московской области, был небольшой и, как, впрочем, и все остальные провинциальные городки нашей страны, чрезвычайно бедный. На его окраинах начинались маленькие, нищенские дачные участки. До Волги отсюда было километров десять, вода была разве что в прудах, земля вся сплошь один песок – лишь такой участок мог себе позволить российский учёный или учитель. Таким людям выбирать-то и не приходится обычно: то, что есть, они очень хорошо благоустроят. Из песка, тем не менее, проглядывались стебли хилой картошки, рос желтоватый лук, вдоль узеньких дорожек росли всевозможные цветы. На участках трудились старички, согнув спину в три погибели. Анна глядела на них с жалостью, ей бы хотелось что-нибудь сделать, чтобы облегчить их участь – да что она могла? Заметив, что Анна рассматривает эти участки, Елена заметила:

- Дачные участки от градообразующего НИИ. Да-да, ученым это дают, – улыбнулась Елена с горькой иронией.

- У нас невероятно терпеливый народ, – сказала Анна и прислонила руку к глазам. На самом деле ей в глаза светило солнце, но Елена подумала, что зрелище до глубины души растрогало девушку.

- Если тебе тяжело, ты скажи, – несмело начала Лена. – Я же не хочу тебя против воли заставлять.

Анне отчего-то стало весело от этих слов. В другой ситуации она даже рассмеялась бы в лицо, но сейчас ответила спокойно:

- Меня давно уже трудно удивить и расстроить, вези куда нужно, – Анна была готова продолжить играть роль ученицы до подходящего момента. Внутри у неё уже давно вырывался протест против своего второго плана, а главное, того, что её методы отвергаются Еленой.

- Тогда едем в аптеку. Говорю же: самое главное место для нашей охоты, – сказала Елена уверенно.

Городская аптека находилась недалеко от вокзала и представляла зрелище довольно угнетающее. На больших буквах «АПТЕКА» над резной дверью прочной «сталинки» несколько букв покосились, буква же «К» вообще висела, чудом держась на одном гвозде. Елена пояснила, что это единственная государственная аптека в городе; были ещё две частные, в них льгот не было. Напротив неё находился супермаркет, занимавший весь первый этаж пятиэтажного дома. Супермаркет был шикарный, с огромными евроокнами, выложенным плиткой полом. Анна взглянула на дом, чтобы определить для себя потенциальных покупателей этого магазина. Не определила: слишком много бедных и грязных окон и всего два окна холёных. Выйдя из машины, девушки не торопились заходить ни в аптеку, ни в магазин.

- Это лучшее место в городе, – пояснила Елена. – Центральный магазин, аптека, сюда весь город ходит.

- Купим что-нибудь перекусить, – предложила Анна, которая на самом деле уже вовсю выискивала глазами будущую жертву. На улице было немного людей: в провинции никогда не бывает переполненных тротуаров.

- Пожалуй, – согласилась Елена, и они прошли в магазин.

На удивление Анны там было довольно много людей, а у трёх касс столпилась очередь из покупателей с тележками. Взяв какое-то печенье и сок, Анна шла мимо рядов с фруктами, думая, не купить ли персик, а Елена следовала за ней. Тут Анна заметила молодого человека с девушкой. Ему было лет тридцать на вид; на лице, не обезображенным интеллектом, повисла глупая улыбка – девушка, одетая в шорты, напоминающие бикини, и в топ, рассказывала ему какую-то шутку. Внутри у Анны вспыхнуло давно забытое чувство обиды и отвращения. Она указала Елене еле заметным жестом руки на парочку – не столько потому, что это были их потенциальные жертвы, а скорее, чтобы Елена обратила на внимание на это вызывающее поведение. Уже у кассы разыгралась другая картина с теми же героями. Молодой человек стоял в обнимку со своей дамочкой позади пожилого дедушки с коляской, где лежали дешёвые консервы и буханка хлеба. В корзине же молодого человека была всевозможная выпивка от «Ягуара» до шампанского, там же лежали три или четыре упаковки королевских креветок. «Ви-и-ить! Нас уже Димон ждёт, давай быстрее», – простонала девчонка, висевшая на плече у парня. Он выругался, после чего процедил сквозь зубы: «Мне ещё лекарство отцу надо, чёрт дери их всех», – после чего обратился к стоящему впереди старичку: «Дедушка, у нас вещей мало, а мы очень торопимся. Вы ведь не против, если мы пройдём перед вами? Спасибо!» – и не дожидаясь ответа полез на кассу выкладывать свои вещи. Дед слегка опешил, но сказать так ничего не успел: перед ним на кассу уже была положена целая гора бутылок с различными спиртными напитками; сверху с хрустящим звуком мороженых продуктов упали пачки с креветками, а на самой вершине горы товаров красовалась яркая баночка кошачьего корма. Дедушка смотрел на это всё без злобы, с каким-то наивным любопытством; он будто бы даже не понял, что же такое произошло. Анне показалось, он сравнивает консервы из своей сумки с блестящей баночкой кошачьей еды, которую покупал молодой человек. «Простите, пожалуйста, старого: что это за консервы? А то набрал», – сказал дедушка, протягивая руку к баночке «Вискаса». «Еда для кошек, дедуля, хочешь попробовать?» – грубо ответил парень, которому очень не понравилось, что дед обратился к нему. Девка рассмеялась долгим неприятным смехом, оголив белые, как снег, зубы. Наблюдать этот разговор Анна уже не могла спокойно, внутри уже произошел тот взрыв, после которого она обычно не раздумывала, а действовала.

- Мужчина, а что вы себе позволяете с пожилым человеком? – спросила она прямо, с вызовом в голосе.

- Что? - он обернулся и сделал вид, что ищет глазами в очереди человека, который посмел обратиться к его высокой персоне.

- Вы прекрасно расслышали что, – жёстко подхватила Елена.

- Простите, вы это к нам обращаетесь? – вступила в разговор дамочка.

- Насколько можно видеть, хамит здесь только этот молодой человек. Имею несчастье обращаться к нему, – холодно ответила Анна.

- Местные, не обращай внимания, – тихо сказала дамочка своему спутнику. Анна почувствовала, что ещё одно слово, и она схватит первый попавшийся под руку предмет и расшибёт голову этому выродку и его девке. Но она ещё сдерживалась.

- Московское быдло, ясно. Не сердитесь на них, дедушка. Из-за катастрофической нехватки мозгов они просто-напросто не могут понять что несут, – сказала Елена старичку, глядя, однако, испепеляющим взглядом на парня.

- На себя-то посмотрите! Две неучки деревенские! Вы хотя бы знаете с кем разговариваете? – сказал, наконец, парень. – Ох я бы эту деревенщину! – сказал он уже вполголоса. Решив больше не отвлекаться на этих паразитов, Анна спросила старика:

- Дедушка, вам помочь? Давайте я сумки вам помогу до дома донести. Ведь у вас тут так много!

- Ой, дочка, я же в этом доме живу. Соседний подъезд, второй этаж, конечно, я сам! Но спасибо, родная, спасибо, – сказал дедушка, неловко улыбаясь, и взял Аннину руку в свою костлявую морщинистую ладонь. – Силы ещё есть, закалка! Знаешь, дочка, в сорок третьем пришлось вдвоём с товарищем перетаскивать целый обоз на себе, так что привычен, дочка, – продолжая наивно, по-старчески улыбаться, старик вытер рукой слезу, которая невольно покатилась по щеке. Анна крепко пожала руку дедушке и сказала:

- Соседний подъезд, второй этаж! Я к вам обязательно приду, очень хочу послушать, дедушка. И всего вам доброго, – после чего прошла к соседней кассе.

Дата добавления: 2015-10-28