ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 7 страница

- А можно сразу к делу? – спросила Анна, положив ногу на ногу и приняв позу человека что-то внимательно слушающего.

- Какая вы нетерпеливая, Анна, – улыбнулся старик, поглаживая свой подбородок, на котором была модная нынче трёхдневная щетина. – Анна Витальевна, не воспринимайте всё так враждебно!

- Я не понимаю, зачем меня надо было похищать, избивать и тащить куда-то за город? А убить меня сразу, на месте, было сложно? – спросила Анна ядовито.

Однако эта злоба была скорее показательной, потому что она совсем не чувствовала неприязни к Вениамину Георгиевичу. Этот галантный мужчина не мог оставить равнодушной ни одну женщину, даже несмотря на свой возраст.

- Анна, что Вы говорите? Неужели мы бы стали вас сюда привозить, если бы нам просто захотелось Вас убить? Уж поверьте, это было бы слишком. Расход бензина на дорогу, да ещё сколько сил потребовалось Вас сюда доставить… Вы так отделали моих трёх лучших парней! Я не перестаю поражаться Вашим сверхъестественным способностям. Вот уж я никак не предполагал, что с ними кто-либо вообще может совладать. А тут молодая, хрупкая женщина! Просто невероятно. Так что уж поверьте мне: я бы не стал Вас привозить сюда и жертвовать своими лучшими мальчиками, чтобы просто Вас убить. Ко всему, убить Вас – значит потерять очень и очень многое. Я считаю, это просто преступление, – Вениамин Георгиевич отпил из бокала коньяк и вместо закуски снова затянулся сигарой.

- Я вполне адекватный человек и могла бы поговорить с вами в немного другой обстановке, – она огрызнулась и отвернулась.

- Ну согласитесь, мои парни не вызывают впечатления людей, готовых мирно побеседовать за чашечкой чая. Я извиняюсь за них, если они причинили Вам какой-либо вред. Обещаю, я лично займусь Вашим лечением, – Седов улыбнулся элегантно.

- Спасибо, я вполне здорова. Зачем я здесь? – отрезала Анна.

- Нетерпеливая Вы женщина, но это даже хорошо. Эх, Анна, я искренне поражаюсь Вашим успехам и Вашей непревзойденной тактикой. Наверное, Вы – единственный человек, который может оставаться незамеченным после нескольких убийств, экстремистских выходок, многочисленных случаев нападения, разбоя и другой противоправной деятельности, – усмехнулся Вениамин Георгиевич. У Анны кольнуло сердце: она подумала, что сейчас начнётся шантаж. – Скажите, Анна, как вам это удаётся?

Она смотрела прямо в глаза Седову и пыталась предугадать, что затевает этот мужчина, однако по холодной усмешке и морщинкам вокруг глаз, подчёркивающих, что старик любит улыбаться, ничего понять было нельзя.

- Я не понимаю, о чём Вы, – сухо произнесла Анна, пытаясь казаться холодной и невозмутимой.

- Анна, бросьте, пожалуйста, Вы же умная женщина, - усмехнулся Вениамин Георгиевич.

- Я действительно не понимаю, что Вы от меня вообще хотите, – ответила Анна как можно холоднее.

- Анна, мне кажется, нам необходимо внести некоторую ясность в наш разговор. Мы о Вас знаем всё, как это ни прискорбно было бы Вам слышать. Итак… Анна Витальевна Силантьева, мать – Тойни Михайловна Ребойнен, отец – Виталий Николаевич Силантьев, сестра – Наталья, вышла замуж некоторое время назад, переехала к мужу на проспект Антикайнена, город Петрозаводск, Ваш же дом находится на улице Куйбышева, десять, второй подъезд, квартира 38. Пять лет назад Вы поступили в МГУ, на факультет экономики зарубежных стран. Учили английский и немецкий языки. Временно проживали в квартире у сестры Вашей матери, то есть Вашей тётки, Майре Михайловны. Прожив меньше года с Майре Михайловной, Вы переехали к пожилой женщине Светлане Викторовне, которая сдавала комнату в своей квартире. Вы занимаетесь в спортивном клубе «Стар» различными видами борьбы и ходите в тир, работаете в центре дошкольного образования, расклеиваете объявления, преподаёте в частном порядке математику. Конечно, мы не знаем мотивов Ваших преступлений, не знаем причин, побудивших Вас застрелить Моторову Дарью четыре с половиной года назад в лифте её дома. И нам даже не важно что именно двигало Вами стать одним из самых неуловимых нарушителей общественного спокойствия Москвы – с периодическими разбоями, нападениями и прочими противоправными действиями, которыми не гнушаются левые экстремисты. Честно сказать, нам это не важно, Анна Витальевна. И поверьте нам: мы не собираемся сдавать Вас или убивать – ведь такого ценного человека надо беречь! Анна Витальевна, не воспринимайте нас так враждебно, мы всего лишь хотим предложить Вам выгодную сделку, – старик Седов допил из стакана коньяк и посмотрел вопросительно на Анну.

- Я не понимаю, о чём Вы говорите, и никаких сделок с Вами заключать не собираюсь, – у Анны блестели глаза и бешено колотилось сердце.

- Анна Витальевна, неужели мы производим впечатление полных дураков? Или Вы думаете, что Вашими действиями никто не занимается и все эти преступления так и останутся безнаказанными? – переспросил Седов, меняясь в лице.

Анна не знала что делать. Выхода не было – с каждой секундой это становилось всё очевидней.

- Вы просчитались и путаете меня с кем-то другим. Я ничего не понимаю, – Анна упрямо продолжала повторять, будто убеждала сама себя в этом.

Вениамин Георгиевич начал злиться, хотя с виду этого нельзя было сказать: всё то же невозмутимое выражение, всё те же смеющиеся глаза. Он помолчал немного и сказал, вынимая дотлевающую сигару изо рта:

- Анна Витальевна, прекратите делать вид, что Вы не понимаете. Если знаем мы, то в скором времени узнают и остальные. Вам придёт конец. Возможно, вычислить неорганизованные и даже порой стихийно собирающиеся леворадикальные общества сложно лишь для нашего следственного отдела правоохранительных органов, однако нам это, поверьте, труда не составило никакого.

Анна не знала что отвечать. В голове судорожно мелькали разные варианты действий, но тем не менее решить она уже была неспособна.

- Почему вы решили, что это я? – спросила она, уже успокоившись, словно смирилась и признала поражение. – Как будто у нас в стране всё так гладко, и нет недовольных, готовых бороться за справедливость? Особой ловкости и проворности не нужно для того, чтобы нападать и громить фешенебельные магазины.

- Конечно, недовольные есть, но вычислить Вас было не очень сложно. Как Вы прекрасно знаете, имея деньги в нашей стране, можно сделать всё. К тому же я очень сомневаюсь, что простая девушка могла бы так отделать моих лучших ребят, – Вениамин Георгиевич произнёс это с достоинством и улыбнулся. – Вы – настоящий, непревзойдённый мастер. Это талант – быть организатором таких погромов и всегда оставаться в тени. Прямо-таки Джулиан Ассанж нашей страны. Но, как Вы знаете, кончил он плохо. Невозможно быть незамеченной всегда. Где-то да сделаешь ошибку, оставишь какой-то еле заметный след – и всё, попалась!

- И что? Избить Ваших парней было бы несложно для тех, кто занимался разными видами борьбы. А вот что Вам позволило повесить на меня убийства и погромы в Москве? – она не могла принять своего поражения до конца.

- Анна, это не важно сейчас. Важно то, что Вы сейчас находитесь здесь и – хотите Вы или нет – Вам придётся выслушать моё предложение. Оно даже не столько выгодно для нас, сколько для Вас. Мы предлагаем Вам помощь, от которой ни один здравомыслящий человек не откажется, – медленно говорил Вениамин Георгиевич, а мужчина по имени Дмитрий, сидевший рядом, улыбнулся и кивнул в знак согласия. Воспользовавшись короткой паузой, Анна поспешила сказать:

- Мне не нужна Ваша помощь. Я справлялась раньше без Вас и справлюсь сейчас. Мне не нужны никакие сделки, и слушать я даже не хочу ни о чём.

- Анна Витальевна, мне всегда казалось, что юношеский максимализм отмирает годам к двадцати, а Вам уже двадцать пять лет. Выслушайте сначала, – всё так же спокойно сказал Вениамин Георгиевич.

- Я всё сказала. Я ухожу! – Анна воскликнула, вставая. Но большой мужчина с автоматом преградил ей дорогу.

- Не спешите, Анна. Мы хотели говорить с Вами по-хорошему, но, выходит, это невозможно, – задумчиво сказал Вениамин Георгиевич, закуривая снова.

- Шантаж? – с горьким сарказмом на губах произнесла Анна, поворачиваясь к сидящим за столом. – Смерти я не боюсь совершенно. Я сама выбрала путь риска, прекрасно понимая, что рано или поздно мне придётся покончить с собой, либо меня кто-то убьёт. Это не имеет никакого значения. Важен тот факт, что никто не может меня шантажировать. И я уверяю вас, что даже если вы сдадите меня, то я найду способ умереть в тюрьме. Мне совсем не страшно.

- Как можно воспринимать всё в штыки? – произнёс Седов, поглаживая волосы рукой. – Мы прекрасно знаем, что жизнью Вы совсем не дорожите. Но у Вас есть родители, сестра, у Вас есть семья!

- У меня нет семьи, – отрезала Анна.

- То есть Тойни Михайловна и Виталий Николаевич Вам – никто? – переспросил Седов с неподдельным любопытством.

- У меня нет семьи, – повторила Анна. – Я не отрицаю, что раньше она была. Но сейчас её нет.

- Тогда Вам будет всё равно, если их не станет, – спокойно улыбнулся Вениамин Георгиевич.

- Я не имею права считаться их дочерью, – еле слышно произнесла Анна, садясь на кресло и взявшись за голову руками.

- Тем не менее, Тойни Михайловна – Ваша мать, а Виталий Николаевич – Ваш отец, кем бы Вы себя ни считали. Очень жаль, если таких прекрасных людей не станет на земле, – артистично вздохнул Седов. – На этих выходных Виталий Николаевич как раз поехал на дачу с другом, они чинят забор и ловят рыбу. Кстати, клёв был неплохой. Собираются варить уху.

Анна не выдержала. Переменившись в лице и не помня себя от ненависти, она произнесла, чётко выделяя каждое слово:

- Если с моими родителями что-либо случится, я перестреляю вас всех до единого, и вы можете быть абсолютно уверены в этом.

Вениамину Георгиевичу явно понравилась эта пылкость.

- Анна Витальевна, как нам не хотелось переходить на шантаж! Ведь начиналось всё так хорошо! Мы прекрасно понимаем, что, даже приняв наше предложение, но под непосредственным давлением, Вы, получив хоть малейшую свободу действий, пустите пулю себе в лоб, и на этом всё закончится. Нам бы очень не хотелось этого, поэтому всё же позвольте нам объяснить что мы хотим Вам предложить, – Седов внимательно посмотрел на Анну.

«Может быть, не всё так страшно, и мне стоит их послушать? Может быть, это и вправду хорошее предложение? Почему надо воспринимать всё в штыки? В конце концов, теперь это касается моих родителей… И раз я живу, мне надо бороться. Умирать нужно совсем в безвыходных ситуациях. Я ведь ещё полна сил и рвения… Что делать… Что же делать…», – Анна нервно потирала руки и качалась на кресле вперед-назад.

- Наше предложение выгодно в первую очередь вам, Анна. Мы предлагаем Вам, как бы сказать, взаимовыгодное сотрудничество. Вы помогаете нам, а мы в свою очередь помогаем Вам, – сказал Вениамин Георгиевич, не переставая улыбаться.

- Это называется «крыша», – холодно произнесла Анна, глядя в окно.

- Ой, Анна, какое ужасное слово! Оно попахивает криминалом, не надо его произносить! Как будто мы – какие-то разбойники с большой дороги. Надо серьёзно задуматься над нашим имиджем, если мы вызываем такие впечатления! – Седов рассмеялся. – Я – владелец сети ресторанов, не последний человек в городе, меня привыкли уважать! А Вы говорите «крыша».

- А я привыкла называть вещи своими именами, – ответила девушка, которой всё менее нравился этот разговор.

- Нет, что Вы! Лучше мы назовём это взаимовыручкой. Помощью, если хотите. Сотрудничеством, сделкой. Как угодно. Но Вам нужна наша помощь. Вы ведь сами не замечаете, что Вам наступают на пятки. Раз мы сумели Вас вычислить, то скоро это сделает и Владимир Борисович – Вам так не кажется? Или Вы никогда не думали, что отец Вашей лучшей подруги станет Вас подозревать в совершении этих преступлений? Или Вы не могли даже предположить, что он займётся этим делом? Однако в жизни бывают самые невероятные совпадения. Именно Владимиру Борисовичу было поручено это дело. Я вынужден признать, что он – очень умный и трудолюбивый человек, и он не остановится ни перед какими трудностями ради достижения правосудия, справедливости, – Седов специально выделил последнее слово, будто бы он давно догадался о настоящих мотивах Анны. – Два человека, два очень сильных человека, которые пытаются достичь две разные справедливости…

- Я знаю отца Татьяны, и он знает меня. Несколько лет назад, когда дело о «маньяке» и этих погромах только появилось, Владимир Борисович Воропаев как следователь и специалист по особо тяжким преступлениям встал во главе группы, которая занимается расследованием. Он приходил ко мне пару раз и расспрашивал о Дарье Моторовой, о её взаимоотношениях с другими студентами института. Но приходил он не только ко мне – он обошёл всех людей, которые хоть раз видели эту девушку. Он меня не подозревал, у него нет ни улик, ни мотива, – сказала Анна уже более спокойно.

- Наши люди прекрасно знают и Владимира Воропаева, и его команду. Подкупить остальных, отбить у них охоту заниматься делом – совершенно элементарно. Однако с Владимиром Борисовичем это не пройдёт. Этот человек ставит целью жизни достижение справедливости, он отдаст всё ради того, чтобы поймать преступника. Он по-настоящему ценит свою работу и выкладывается по полной, чтобы хоть как-то сделать наш мир лучше. Это Вам кажется, что всё гладко, а он тем временем проводит бессонные ночи на работе, собирая по крупицам самые незначительные улики и рисует перед собой довольно правдоподобную картину, стрелка на компасе которой всё быстрее и быстрее движется по направлению к Вам. Если не предпринять что-либо, то скоро всё раскроется.

- Я рада, что хоть кто-то хорошо делает свою работу в нашей стране, – произнесла сухо Анна. – Но если бы он подозревал меня, то давно бы пришел с ордером на обыск ко мне домой. Тем не менее, он этого не делал.

- Ну, то, что он кого-то подозревает, совсем не значит, что у него есть улики и он может Вас поймать. Даже если он будет на все 100% уверен в том, что убийца – Вы, он всё равно не может обвинить Вас без улик. Хоть даст голову на отсечение. А ведь улик нет сейчас, а завтра они могут появиться. Невозможно не делать ошибок совсем, Анна. Мы не сомневаемся в Вашем таланте, но, тем не менее, оступиться может любой человек. Ведь Воропаев только этого и ждёт! Как и любой следователь, он хочет, чтобы Вы сделали ошибку.

- Я не собираюсь прекращать то, чем занимаюсь, из страха к Владимиру Борисовичу. И, как бы это странно не прозвучало, я уважаю этого человека, – ответила Анна.

- Мы ценим этого следователя, хотя он загубил достаточное количество наших людей. Вообще, с каждым годом я всё чаще убеждаюсь, что ценить нужно исключительно трудолюбие. Оно может всё. Это касается не только следователя Воропаева. Вы, Анна, настоящий талант. Нам нужен такой человек, как Вы. Мы совершенно не против Ваших занятий. Мы дадим Вам полную свободу действий, не будем вмешиваться ни во что. У Вас будет мощная защита в лице всех нас, мы обеспечим Вашу жизнь так, что Вы ни в чём не будете нуждаться, у Вас будет квартира, машина, новые документы, новая жизнь. Анна Силантьева останется в прошлом, если Вы захотите. Я уверен, рано или поздно придётся это сделать. Пока, конечно, нет нужды в смене имени. У Вас будут деньги, работать таким непосильным трудом Вам не придётся. Как мы и говорили, для Вас это будет только выгодно. Взамен мы просим только одно: работать на нас.

- Работать на вас – это понятие растяжимое. Что нужно делать? – Анна спросила прямо.

- Никакой непривычной и сверхъестественной работы мы Вам не предложим. Вы будете делать то, что умеете делать лучше всего – устранять людей. Устранять ненужных нам людей. Разумеется, нанесение урона конкурирующим фирмам лишь приветствуется, – спокойно произнес Седов и выдержал паузу.

У Анны кольнуло сердце. Она догадывалась, что им нужно именно это, и не хотела верить. Она не сможет объяснить им ради чего она убивает выбранные ею жертвы. Ведь она – не убийца, не наемный киллер! Она – добрый человек, готовый отдать последнее в пользу нуждающихся! Как можно убивать по заказу? Как? А вдруг это достойные люди? Нет… Нельзя…

- Что? – переспросила Анна с нескрываемым ужасом.

- Анна, не пугайтесь так. Вы думаете, заказы Вам будут поступать с частотой Ваших курьерских? Не думаю, что будет уж очень напряженный график. Ну, раз в несколько месяцев… И потом… Слово «убивать» мне совсем не нравится. Лучше сказать «устранять». Устранять с нашего пути, и всё. Ко всему, мы обеспечим Вам безопасность не только от следователей, но и от Ваших потенциальных врагов. Вы думаете, у Вас нет завистников? Эх, Анна, Вы очень ошибаетесь. Вас многие хотят убрать со своей дороги. Не все люди готовы примириться с фактом, что появился кто-то, кто делает их работу лучше, чем они сами. Эх, такова наша человеческая природа, – старик замолчал и посмотрел на Анну. Так же сделали и его помощники.

- Я – не убийца, – тихо сказала Анна. Тут раздался приглушённый смех и шёпот. Наконец Вениамин Георгиевич ответил:

- Хорошо, хорошо, Анна. Мы так и думали. Как такая прекрасная девушка может быть убийцей?

Молодые люди, сидящие за столом, тихо захихикали.

- Не держите меня за сумасшедшую! Я в здравом уме! – зло огрызнулась Анна. – Я убивала НЕ людей! Они не достойны называться даже животными! За свою жизнь я не убила ни единого человека.

Она не знала, что ещё сказать, ибо всё равно они бы её не поняли никогда.

- Ну, если это Ваши представления о морали… – начал было Вениамин Георгиевич, но Анна перебила его:

- Это не мои представления о морали. Это шаг, на который я была вынуждена пойти, видя, как деградирует наше общество. Убивать хороших и достойных людей я не собираюсь, и делайте со мной, что хотите.

- Анна, Анна… Что же Вы никак не хотите понять, что мы идём Вам навстречу! Вы же не мечтали раньше о собственной квартире, машине, даче, о том, что не надо работать с раннего утра до поздней ночи, чтобы заработать на кусок хлеба. Вы будете продолжать своё дело и, главное, Вас никто не тронет, не надо постоянно опасаться выслеживающего взгляда за спиной. Вы будете процветать. Вам нравится этот дом? Ваша новая квартира будет не хуже! – говорил Вениамин Георгиевич.

- Убить человека, не заслуживающего смерти, я не могу. И мне не нужны ваши деньги и квартиры, – Анна произнесла почти в отчаянии.

- Я же не говорил «убить». Я сказал «устранить». Это разные вещи. Вы – умная женщина и прекрасно понимаете, что устранить не всегда значит «убить». Если нам мешают люди, Вы должны будете их «убрать». А методы Ваши нас совсем не интересуют – хоть уговаривайте их за чашкой чая. Нам всё равно. Вы можете узнать всё, что захотите об их жизни, всё будет честно и открыто. Я же говорю: Вам предоставляется полная свобода действий, а всё потому, что мы Вас очень ценим, Анна, – Вениамин Георгиевич улыбнулся.

- Это предложение, которое не подразумевает никакого иного ответа, кроме «да»? – Анна посмотрела на Седова пристально.

- Я могу дать Вам время подумать. Сколько Вам нужно? Пока что Вы можете оставаться в этом доме, – ответил он.

Анне не нужно было время – она и так знала, что надо соглашаться. И надо соглашаться не ради себя, а ради своей цели, ради того, чтобы можно было достичь новых высот, чтобы можно было гордиться тем, что хоть что-то сделал ради страны.

- Я не могу уехать просто так, ничего не сказав бабуле. Это будет подозрительно. Я не хочу уезжать, – тихо произнесла Анна задумчивым голосом.

- Анна, об этом Вам стоит беспокоиться в последнюю очередь. Мы непременно найдем человека, которого поселим к Светлане Викторовне – причём как можно скорее. И конечно, Вас никто не торопит. Мы ведь хотим, чтобы Вам было комфортно и уютно, – спокойно и обстоятельно говорил Вениамин Георгиевич. – Вы для нас на вес золота, Анна Витальевна, и то, что Вы согласились с нами работать, нам невероятно льстит.

Анне не нравилась это показное дружелюбие, потому что за улыбающейся маской галантного старика скрывался монстр, на душе у которого явно не один и даже не два убитых человека. И даже несмотря на то, что говорил он степенно, красиво, а речь его изобиловала разными афоризмами и цитатами, за улыбками и показной красотой скрывался совершенно другой человек, которого Анна не знала и которого боялась.

- Мы будем стараться выполнить для Вас любую Вашу просьбу, потому что для нас они – закон. Вы будете делать для нас невероятно полезную работу, за которую платят большие деньги, – продолжил Вениамин Георгиевич, рассматривая свою сигару.

- Мне не нужны ваши деньги. Безопасности вполне хватит. И это не я работаю на вас – это вы работаете на меня, а я вам просто помогаю. Я прошу вас запомнить раз и навсегда, что я – НЕ убийца и никогда в своей жизни не убью человека, не достойного смерти. Мои жертвы не были людьми. Впрочем, вряд ли я смогу вам это объяснить. Поэтому ваши заказы будут тщательно фильтроваться, – пояснила Анна чётко.

Среди молодых людей прокатилась волна сдавленного смеха, Вениамин Георгиевич же был невозмутим.

- Конечно, Анна, разумеется. Как угодно… Вы ведь слишком ценны для нас. В нашей стране ещё ни разу не было такого осторожного и профессионального… человека, как Вы. Мы Вас не торопим, понимая, что к новой обстановке надо привыкнуть. Я не могу ещё раз не извиниться за предоставленные неудобства, – Вениамин Георгиевич отложил свою нескончаемую сигару, медленно встал со своего кресла, поправил не торопясь свой костюм, после чего подошёл к Анне. Анна подняла голову, когда он приблизился и посмотрел на неё снизу вверх. Она не знала чего ожидать от него и сама приподнялась на ноги, растерянно глядя на него. Седов взял Аннину руку и осторожно поцеловал. Анна не привыкла к такому отношению мужчины и немного смутилась. Она не стеснялась, и рука её не дрожала, когда она стреляла в свои жертвы; она без тени сомнения отважно дралась; она не знала, что такое стеснение. Но вот такой жест постороннего мужчины – кем бы он ни был – заставил Анну немного покраснеть.

- Я искренне рад нашему знакомству, Анна Витальевна! Я уверен, что такое хорошее начало повлечёт за собой не менее плодотворное сотрудничество. Выпьем шампанского, Анна, – произнес торжественно Седов.

Анна холодно улыбнулась. Она ещё не была до конца уверена в том, что поступила правильно, что это действительно был шанс на миллион и иного могло не подвернуться. Но то ли ущемлённая гордость, то ли желание независимости кипело в ней, но признать то, что теперь она – всего лишь часть другой организации, а не сама по себе, Анне было сложно. И каким бы прекрасным ни казалось теперь будущее, утерянная независимость, её личное геройство – всё это отходило на второй план. Именно с этим было так сложно смириться, именно это так пугало Анну. Это была её игра, её достижения, а теперь она не отдельный человек, она связана с этими людьми, она – всего лишь часть их команды. Ревностное отношение ко всему, чего она сама достигла, и какое-то детское нежелание делиться с другими тем, что принадлежит лишь только ей! Эти люди обещают свободу, но какая это свобода? Ведь это будет далеко не то, что имела Анна раньше. Но разве нельзя пожертвовать своими честолюбивыми желаниями в пользу дела? Что может быть более приоритетным, чем цель всей Анниной жизни? Разве она когда-либо ставила на первый план свои личные желания? Разве убила хотя бы одного личного врага? Она не могла этого сделать, потому что все её поступки были совершены на благо страны! Как им объяснить, что она – не убийца, не киллер? Всё равно. Она уже решила и больше не отступится – зачем ещё сомневаться?

- Я бы предпочла без церемоний, – сухо произнесла Анна.

- Анна, вы не очень-то дружелюбны. А нам предстоит долгий путь бок о бок. Давайте выпьем за успех! – настаивал Вениамин Георгиевич. – Молодые люди, налейте всем шампанского, пускай Ярослав принесёт устриц, и позовите Лётчика: мы должны отметить такое значимое событие!

Все засуетились. Дмитрий позвонил в колокольчик, кто-то полез в бар за бутылкой. Другой молодой человек вышел за дверь, третий расставил бокалы на столе. Сам Вениамин Георгиевич включил приятную музыку в стиле «чиллаут» и сел на диван. Анна осматривалась в комнате. Сдержанный шик ретро-классики (сказывалась советская юность Вениамина Георгиевича) чувствовался во всём: в шкафах красного дерева, в тонких восточных коврах, которыми был устлан пол, в хрустале бокалов, в мягкой уверенности, с которой курил этот гроза всей преступной Москвы… Бордовые бархатные портьеры смягчали яркий солнечный свет, льющийся сквозь кристально прозрачные стекла. «Кто же всё это убирает? Сколько же здесь прислуги?» – подумала Анна, заметив, что на многочисленных книжных полках – ни пылинки. Задумчиво она прошла мимо стеллажей, отметив и Стругацких, Честертона, и Макиавелли, Гюго, Пушкина и некоторые научные книги. Было видно, что люди здесь начитанные, образованные. Но больше всего, больше роскошного убранства особняка Анну поразил старинный патефон, явно купленный за огромные деньги в хорошем антикварном салоне, и коллекция пластинок к нему. Перехватив удивленный взгляд Анны, Вениамин Георгиевич засмеялся:

- Люблю старую музыку, Анна. Это была музыка великой эпохи. Музыка великих людей. Музыка с большой буквы… Но, должно быть, Вы это не слушаете,- сказал старик. Анна промолчала, не желая вступать в споры, хотя она сама не выносила современного искусства, предпочитая классику.

Вдруг в комнату вошли двое молодых людей. Один из них был уже знакомый Анне Ярослав, вторым же зашёл очень обаятельный мужчина лет тридцати с тёмными вьющимися волосами и карими глазами. Он был не столько красив, сколько невероятно обаятелен, и это обаяние выражалось в движении, в том, как он поправил галстук, в его взгляде, в том, как он зажёг сигарету, войдя в комнату. Он был необычной внешности, даже несколько напоминал финно-угров – если бы только не угольки тёмных карих глаз и острый нос, нехарактерный для уральских народов… Как и многие из нас, он представлял собою смесь татарской, славянской и угро-финской кровей. При ближайшем рассмотрении он напоминал актёра Закари Леви, хотя черты его лица были не такие плавные. Нос был острый, не слишком длинный и не слишком короткий и идеально сочетался с пропорциями лица. Глаза мужчины, как две огромные миндалины – изящные, большие – смотрели из-под густых чёрных бровей и обжигали взглядом. Лёгкая небритость придавала ему особый шарм, к этой изумительной коже на щеках так и хотелось прикоснуться. Одет он был в костюм, как все остальные, хотя даже обычный костюм сидел на этом мужчине исключительно элегантно. И хотя он не был высок, тело его было идеально пропорциональным и изящным. Анна взглянула на его руки, такие красивые и мужественные, покрытые нежными редкими волосками, а затем в его красивые большие глаза. Он был очень привлекателен…

- О, Лётчик пришёл – улыбнулся Вениамин Георгиевич, вставая и подходя к молодому человеку, чтобы пожать руку. – Виталик у нас занимается высшим пилотажем, самый опытный в мире лётчик, – добавил Седов, представляя молодого человека. Виталий очаровательно улыбнулся приветливой улыбкой, немного даже стеснительной. Его довольно длинные чёрные волосы спадали на лоб, а он их откидывал назад небрежным, но чётким жестом, как будто тренировался перед зеркалом. Анна посмотрела в его глаза и замерла; в тот же миг в глазах мужчины отразился луч солнца, и они на мгновенье стали оранжевыми.

- Анна, познакомьтесь: это Виталий, – Седов подвел девушку ближе.

Мужчина приветливо улыбнулся и неловко пожал узкую ладонь.

- Очень приятно, – улыбнувшись, сказал он, после чего прошёл к столу.

Анна украдкой разглядывала Лётчика. Он был не очень высок и не особенно мускулист – абсолютно во вкусе Анны. Двигался он бесшумно и, казалось, не колебал воздух; всё в его движениях: уверенность, идеальная чёткость, реакция, доведённая до автоматизма, говорило, что он – человек умелый и сильный. Однако в эти огромных глазах будто бы виднелась какая-то глубокая грусть, идущая откуда-то из самого сердца. Анна заметила её сразу же во взгляде Виталия – такого милого мужчины, неизвестно каким образом попавшего к этим бандитам. Тем временем Седов подошел к Виталию и взял его за руку.

- Виталий – наш незаменимый помощник, человек большого ума и природной интуиции. Без Виталия мы не были бы такой командой! – степенно, но в то же время с некоторым восторгом в голосе сказал Вениамин Георгиевич. Виталий немного смутился и сказал, вынимая сигарету изо рта:

- Ой, бросьте, Вениамин Георгиевич, что Вы меня совсем захвалили? – Лётчик улыбнулся совсем наивной, доброй улыбкой, и Анна ещё раз отметила для себя как он прекрасен. Раньше Анна никогда не любила мужчину – более того, она считала всё это полным бредом, ибо, встав на путь войны, становится не до сентиментальности. Да, Анне нравились актёры разных сериалов, но это было чисто внешне: ведь она не знала этих людей. Она симпатизировала их внешнему виду, манерам, ей было приятно любоваться ими. И теперь она начала чувствовать что-то подобное к молодому человеку, стоящему рядом и не знала как себя вести. Он не был красив, как актёры Голливуда, хотя лицо его было изысканно и мило, но он был обаятелен: его жесты, его взгляд – всё это было настолько отточенным и настолько привлекательным, что Анна не могла оторвать взгляд. Ей не хотелось показывать, что он симпатичен ей: ведь это была гордая Анна!

- Давайте выпьем за то, что отныне с нами будет столь очаровательная девушка, – сказал Вениамин Георгиевич, передавая бокалы с шампанским Анне и Лётчику.

- И кем же работает столь прекрасная дама? – поинтересовался Виталий, но Седов решил оставить этот вопрос и ничего не ответил. Анна тоже промолчала.

Дата добавления: 2015-10-28