ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 2 страница

Рядом сидели примерно такого же возраста пассажиры, которые даже не вели носом, когда в вагон зашла пожилая женщина с большущей сумкой. Встал лишь мужчина лет сорока в другом конце вагона и громко, чтобы женщина услышала, произнёс: «Садитесь, пожалуйста!». Старушка, благодаря мужчину, поковыляла в другой конец вагона, еле волоча за собой тяжеленную сумку. Один из стоящих у стенки парней язвительно пробурчал: «Давай, давай, скорей, торопись, старая карга, а то место займут».

Анне стало тошно от этого. В глазах молодых людей была ненависть и злоба, презрение, снобизм. А ведь у них была вся жизнь впереди, они не голодали, не страдали в бедности! Напротив, многие из них учились в престижных учебных заведениях, имели жильё, не нуждались ни в чём. Откуда же эта злость?

* * *

Примерно так начались дни в Москве для Анны и её матери – со столкновения с жестокой реальностью, со злобой, полностью обывательским отношением к жизни. Конечно, это был не полный спектр всех «прелестей» московской жизни, с которыми Анна ещё встретится на своём пути, но начало, как правило, даёт первое впечатление, а первое впечатление бывает очень верным!

Шло время, Анна старалась найти себе место в этом ужасном холодном бетонном городе и не могла. Душа её рвалась на свободу от камней и асфальта, на природу, подальше отсюда, где нет современной «продвинутой» молодёжи, где люди всегда ласковы и вежливы, где никто никуда не спешит, где везде в воздухе витает дружелюбие и уважение друг к другу. Анна чувствовала, что когда мама уедет в Петрозаводск, оставив её одну с почти чужими людьми, то она не справится со всем этим. Конечно, неприспособленный человек погибает в мире бетона и зла. Чтобы здесь выжить, надо исключительно долго и упорно работать над собой, пытаться терпеть всё это и не воспринимать близко к сердцу! Но нельзя было совершенно откреститься от этого города: всё-таки ей предстояло в нём прожить ещё несколько лет!

Москва… Город бетона, суеты и непонимания. Никому ведь нет дела до какого-нибудь одного человека, страдающего лишь потому только, что он увидел, как гибнет мир! Увидеть и понять проблему – значит лишь обречь себя на вечные страдания, потому как один-единственный – не воин; он может бороться, но эта борьба не принесёт ему победы, и в конце концов он проиграет!

Мир погибает… Прошло не так много времени, прежде чем Анна начала осознавать причину такой ужасной деградации общества, которую она наблюдала на ярком примере города Москвы. Вот эта молодёжь и эти злые люди на улице – это ведь следствие огромной катастрофы, беды в масштабе страны, а, возможно, и всего мира. Почему они такие? Почему их интересы сводятся к клубам, выпивке и противоположному полу? Почему забыты все классики и гении искусства? Почему люди начали поклоняться каким-то современным певцам и актёришкам, которые даже не знают, кто такой А.С. Пушкин?

Эти бесконечные «почему» не дают покоя мыслящим людям, заставляя их искать ответы на вопросы, пытаться придумать хоть какое-то решение проблемам, от которых гибнет современный мир. Эти вопросы делают людей несчастными, поскольку противопоставляют их остальному миру, превращая в изгоев!

«И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ их оболгать и объявить отбросами общества…» – доктрина Алена Даллеса действует! Но почему же люди настолько тупы и подвластны своим мелочным интересам? Почему так сложно понять, что с этим нужно бороться сообща, что в одиночку никто ничего не сделает, а погибнет? Видимо, потому, что таких «воинов» тщательно нейтрализуют, устраняют, что у них нет никаких способов продолжать борьбу, они обречены сразу!

Телевидение, что оно пропагандирует? По первым (главным!) каналам насаждают культы зарубежных актёров и актрис, бездарных певцов и певиц, показывают жестокие пошлые фильмы, призывающие к насилию и разврату, рекламируют спиртные напитки, клубы, где употребляют наркотики. Достойные телеканалы находятся шестисотыми по счёту, платными, да и не везде есть возможность их установить… Конечно, нам же не нужно, чтобы народ смотрел передачи про великие открытия в науке, про учёных и художников, классических музыкантов и великих полководцев прошлого! Зачем? – у нас же есть Дом Два и Фабрика Звезд! Они нам заменят всё! Мы им будем поклоняться и знать не хотим, что были какие-то Моцарты и Бетховены. Великие научные открытия, учёные? Они нам тоже не нужны, когда у нас есть клубы, где можно свернуть трубочку марихуаны или даже героина и плевать на всё, дергаясь под примитивные ритмы зарубежных пропагандистов. Зачем нам нужны передачи про космос, животных, исторические исследования? Ведь чем меньше знаешь, тем легче жить, не о чем беспокоиться, не надо задумываться над историей. Зачем знать кто такие Достоевский и Пушкин? Разве они писали понятнее, чем современные модные писатели? Они были далеки от народа, писали о возвышенном, в то время как нам это возвышенное к чертям не нужно, когда можно почитать жизненные романы этих популярных "писателей", пропитанные сексом и подлостью. Хотя бы один пример - супер модная серия так называемых книжек в желтой обложке. Да подумаешь, главный герой убил главную героиню – эка невидаль? Может быть, у него были на это причины? Она же влюбилась в него и надоедала ему, а он привык к свободе! Зачем ему было смущать себя ею, когда задушить её и бросить в море было бы самым лучшим выходом? Конечно, если бы этот роман был написан с иронией или даже с сарказмом, то можно было бы сказать, что автор пытается высмеять современный мир, презирает его! Но нет же, автор искренне доволен, что наш мир есть подлинное воплощение свободы и равенства! Наш мир – самый правильный! Ну хорошо, по каким-то неясным причинам книгу всё же допустили к печати, но почему же её не запретили продавать? Где цензура? Нет её. Я не имею в виду Запад, что вы! Там никто не слышал про подобных авторов и про их книжонки – там это всё под строжайшим запретом. Но почему же у нас такие "писатели" стали культом и апогеем литературы? Почему их сравнивают с Великими классиками? Что же им классики такого плохого-то сделали, чтобы их настолько не уважать? Страшно даже подумать, но если всё будет продолжаться в таком же духе, то эту «литературу» ещё могут начать преподавать в школах!

«Из литературы и искусства мы <…> постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьём у них охоту заниматься изображением, исследованием <…> тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театр, кино – всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых «художников», которые станут насаждать и вдалбливать в сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом, всякой безнравственности». И в этом доктрина прекрасно действует! Да что уж там, она действует во всём абсолютно!

Наука, образование? В скором времени Анна прекрасно осознала что представляет из себя МГУ. Конечно, если бы она знала раньше, что это было за место – рассадник коррупции, поощрение только денег и ещё раз денег! Какие специалисты – например, переводчики – получатся из студентов МГУ, которые не ходят на занятия по языку месяцами, а бывает, и по целому семестру, а затем, когда приходит время сессии, эти молодые люди и девушки, не трудясь даже узнать что нужно было хотя бы учить к зачёту, приходят и, суя преподавателю в конвертике от 2000$ до 5000$, получают свои тройки, четвёрки, а нередко и пятерки! И они продолжают учиться, переходить с курса на курс, а в итоге получают свои дипломы и могут спокойно идти с «высшим образованием» работать к своим папочкам в фирмы.

С этим Анна сталкивалась каждый день, учась на своём факультете; она видела и этих студентов, и их папочек, которые швыряются деньгами почём зря! Отделение международных экономических отношений было исключительно модным: там учили европейские языки и экономику европейских стран – словом, то, что считалось приоритетным в современном мире. Конечно, приличным людям там было не место. Точнее, даже если кто-нибудь из интеллигенции мог туда попасть по счастливой случайности, то его оттуда выгоняли на первой сессии. Зачем держать тех, кто не способен платить постоянно деньги, спонсируя коррумпированных преподавателей? Такие нам не нужны! Отделение докатилось до того, что там не держали почти ни одного учащегося студента, а если таковые и были, им всё равно приходилось платить, чтобы только не получить двойку. Очень хорошую подругу Анны таким образом выгнали с отделения датского языка: просто она не смогла в очередной раз принести 3000$, чтобы получить «три». Учителя внятно сказали, что такие им на отделении не нужны.

А что было, когда мальчик Миша не сдал английский язык? Ну, скорее всего, это был недосмотр отца, который примчался на следующий день разъяренный в Университет и заплатил всем – от кафедры английского языка до кафедры экономики России. Заплатил всем, кому надо и кому не надо, и ещё долго возмущался, почему его сыну сразу пятёрку не поставили: ведь он же всегда платит, и платит весьма щедро! Учителя, конечно, испугавшись, что разгневанный папашка в сердцах ещё расстреляет их всех из окна своего тонированного джипа, сразу же поставили Мише зачёты и экзамены – причём даже не только по английскому, но заодно и по всем остальным важным предметам. Им бы ещё, конечно, следовало извиниться перед Мишей и его отцом за предоставленные хлопоты, а то и вправду как-то нехорошо вышло.

Вот в такой обстановке предстояло учиться Анне целых пять лет плюс ещё год работать лаборанткой и заниматься на курсах.

Устроив Анну, Тойни Михайловна, бесконечно благодарная своей сестре, поехала в Петрозаводск. Анна же осталась работать у Марии Михайловны лаборанткой на её кафедре, заниматься с учителями и посещать еженедельные курсы. Ко всему этому, Анне приходилось помогать Марии Михайловне по дому; она старалась всегда мыть посуду, пылесосить пол, протирать пыль – словом, делать всё, чтобы её присутствие в доме не было нежелательным. Мария Михайловна и её муж относились к Анне довольно понимающе, однако через несколько месяцев Анна стала замечать, что, несмотря на вежливое обращение и видимую ласку, семья её тётки тяготится присутствием девочки в доме. Но ей было всего-то восемнадцать лет, она даже не поступила ещё в Университет, ей некуда было идти. Нужно было хорошо готовиться к поступлению, стараться не мешать в доме, а уже потом, если всё будет хорошо, после поступления пойти работать куда-нибудь и снимать квартиру. Не хотелось Анне быть кому-то обузой, поэтому о квартире она начала думать заранее. Конечно, можно было устроиться в общежитие: это было бесплатно и прилагалось к поступлению, но в общежитиях невозможно было совсем заниматься, и Анна это прекрасно понимала, зная печальные примеры своих знакомых. Конечно, платить за квартиру да или даже за комнату в Москве совсем недешёво, но, по крайней мере, там бы она училась, а затем стала бы и подрабатывать.

Всё это Анна начала старательно обдумывать ещё даже до поступления в Университет, но гораздо больше девушку угнетало другое. Она не могла жить в этом ужасном мире. Ей было тошно смотреть телевизор, где по всем каналам мелькали гнусные рожи каких-то самовлюблённых актёров и певцов, которые не умели ни петь, ни думать, но, тем не менее, стали предметом для подражания сотен тысяч молодых нашей страны. Круглые сутки показывали не просто их концерты, но и реалити-шоу: как эти сволочи живут, куда ходят, как жрут – вплоть до того, как они ходят в туалет. О них рассказывали и газеты, и журналы; их воспевали на радио, про них снимали передачи, их награждали всевозможными премиями. И всё это делалось в то время, когда заслуженные писатели и учёные вели полуголодный образ жизни.

С каждым днём, казалось, положение всё ухудшается и ухудшается: закрылся журнал Бориса Стругацкого «Полдень, XXI век», журнал «Geo» превратился в сплошную цветную рекламу, телеканал «Discovery» стал полностью платным, 661-ым по счёту. Нечего было читать, нечего было смотреть, нечем было развлечься. Клубы, наркотики, выпивка, секс – это был предел мечтаний современной молодёжи. Им нужно было в начале недели успеть заказать столик в клубе на субботу, а с наступлением выходных упиться вконец, чтобы прийти в себя только к понедельнику. Анна видела этих людей на курсах, в Университете, на улице, в метро. Они были везде – казалось, что общество состоит только из них! Только из них, а если и есть «другие» люди, то им приходилось усиленно прятаться, чтобы не быть замеченными, чтобы их не убила и не затоптала современная элита, а ведь наша элита – это быдло! Как можно нашу элиту обижать?

Анна не могла не думать об этом; ей бы хотелось забыться, бросить всё и уехать из этого ада к себе на родину и никогда-никогда сюда не возвращаться, но это было невозможно… Почему мы всегда находим отговорки, чтобы не жить собственной жизнью? Для Анны отговоркой были деньги родителей, которые они вложили в её обучение, их надежды, престижное образование. Хотя, конечно, после всего того, что Анна узнала об МГУ, «образованием» это назвать можно было условно.

Но с каждым днём сердце Анны всё сильнее и сильнее наливалось кровью; она понимала, что видеть происходящее и бездействовать – это по меньшей мере грешно! У девушки не было ещё плана действий, да и вообще она плохо представляла как можно действовать в такой ситуации, но в душе что-то окончательно повернулось: Анна встала на путь борьбы, сама не заметив этого.

* * *

По природе Анна не была мягким человеком. Возможно, потому, что справедливость и мягкость не могут уживаться в одном теле: одно взаимоисключает другое, ибо часто для достижения справедливости не приемлема никакая мягкость. Анна считала, что основными качествами в человеке должны быть такие, как преданность друзьям, семье, а главное, пожалуй, идеям; убеждённость, твёрдость характера, чувство справедливости и честности. Анна всегда говорила правду; она просто не могла понять, для чего люди вообще лгут, когда правда, приятная или неприятная, всегда лучше лжи. Без твёрдости характера нельзя противостоять быдлу в современном мире, нельзя бороться против одурения и обманывания народа, нельзя просто ПРЯМО идти по жизни – очень скоро после переезда в Москву Анна приняла это за правило. Никакая справедливость не восторжествует, если жалеть всех и стараться всем угодить; убеждения нельзя провести в жизнь, будучи мягкосердечным. Нет, Анна на была злой или неприятной в общении – напротив, все, кто знал её по-настоящему, любили её за хорошее чувство юмора, за готовность всегда прийти на помощь, за честность, за ум, за искренность. За прямоту, конечно, в нашем лживом мире не любят, но тётка и родители с сестрой умели ценить в ней это качество.

Когда Анна ещё жила в Петрозаводске с семьей и друзьями, она была гораздо менее жёсткая и твёрдая, чем стала после переезда в Москву и с годами, прожитыми там. Если что-то касалось её убеждений, то, конечно, Анна умела их отстоять, причём довольно жёстко, однако спор с ней никогда не заканчивался криками и дракой. Вообще, она очень любила цивилизованный спор. Имея склонность к логическому мышлению, Анна обычно была непревзойдённой в спорах; она находила любые доказательства и умело их преподносила. Многих эмоциональных людей очень злило такое отношение Анны; им казалось, что она над ними издевается, шутит и смеётся, они начинали ругаться и раздраженно бросали спор. Анна не относилась к людям эмоциональным. Во всяком случае, она переживала всё всегда в себе, на людях не показывала никаких своих чувств, старалась казаться холодной и неприступной. Она считала неприличным выплёскивать свои эмоции на других людей. В душе у неё бурлил вулкан чувств, эмоций, причем таких сильных, что другие люди бы рыдали в истерике или стреляли себе в голову; однако она умела – точнее сказать, научилась – переживать всё в себе, всё до единой капли, оставляя окружающим лишь холодные и незначительные улыбки. Она никогда ни с кем не задиралась, она ненавидела любого рода ссоры и перебранки, стараясь всячески от них уйти. Однако некоторые недалёкие люди, привыкшие жить по стереотипам, считали, что своей холодностью и спокойствием Анна лишь задирается. Но, Боже упаси, Анна даже не думала никогда кого-либо задирать, придерживаясь поговорки, что худой мир лучше доброй ссоры.

Анна была немногословна и с трудом сходилась с людьми. Скорее даже, она трудно с ними сходилась именно потому, что мало настолько преданных и хороших людей, которые могли бы с ней дружить: подружки с лёгкостью предавали, молодые люди (а с ними Анне не везло просто катастрофически) изменяли и не умели ценить Анну за что-то кроме внешнего вида. В скором времени она попросту перестала верить людям; с девушками Анна общалась, но никогда не подпускала близко к себе. Придерживаясь мудрой латинской поговорки «Кто везде – тот нигде», Анна понимала, что лучше иметь одного, но близкого друга, чем много просто знакомых. Анна также очень любила повторять отрывок из стихотворения Омара Хайяма:

Выше всех поучений и правил, как правильно жить,

Две основы достоинства я предпочел утвердить:

Ты лучше голодай, чем что попало есть,

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Для неё это был, можно сказать, душевный гимн, потому как она не могла понять ни девчонок, которые хватаются за первого попавшегося парня, только «чтобы не быть одной», ни подруг, которые стараются держаться с кем-то, только бы не быть отдельно от всех. А ведь такие люди находятся сплошь и рядом, их абсолютное большинство; многие из них даже сами наперебой кричат, что эта пословица есть истина и её надо придерживаться по жизни, однако, будучи слабохарактерными, они не могут так делать. Ведь самое трудное – это не поставить себе убеждение, а его придерживаться, не ступать с выбранного пути, жить ради своей идеи, потому как если потерял свою идею, то считай, что потерял смысл жить дальше.

Анне не везло с молодыми людьми как в школе, в последних классах, так и во время её первых лет в Москве. Здесь даже она, умная, логически мыслящая девушка, не могла найти объяснения почему так получается. Почему молодые люди не обращают внимания на умных, красивых, стройных девушек, которые умеют вести себя в обществе, с которыми интересно общаться, а смотрят, бывало, на самых никчёмных, обязательно глупых и даже страшненьких? Почему выходит так, что умные, как правило, проводят самые прекрасные годы жизни несчастными и одинокими?

Вопросов «почему» становилось всё больше и больше, Анна не могла на них ответить… Она, конечно, понимала, что философия – важнейшая наука, что без философских рассуждений и мыслей нельзя прожить в нашем мире, но в случае с противоположенным полом никакая философия не могла объяснить ситуации. Конечно, нельзя сказать, что Анна страдала, нет! Она бы никогда в жизни не пожелала встречаться с каким-нибудь типичным представителем современной молодёжи – модно, до глупости выряженным петухом, который вряд ли видит что-либо кроме себя. Она понимала, что таких сейчас 99.9% в современной Москве и, чтобы найти приличного человека, нужно ехать далеко-далеко, в глубинку, где живут простые люди, близкие и открытые природе и любви, без фальши и снобизма, которые Анна ненавидела всей своей душой. Но пока это было невозможно, и Анна жила только своей идеей и целью, а цель эта с каждым днём становилась всё яснее и отчётливее.

Анна ещё не знала, как она начнёт осуществлять свою задумку, но то, что она приехала в этот ужасный город, чтобы делать мир лучше, было совершенно очевидно. Как это сделать? Мягкость нужно забыть уже навсегда или же оставить для других случаев. В борьбе против такого мира нужно быть предельно жёстким и даже жестоким. А такая борьба предстояла Анне в скором будущем. Быть другой! Бороться за право быть другой! Бороться против тех, кто губит этот мир! Бороться до самого конца – всё равно терять уже нечего, – биться до самого последнего вздоха не только за себя, но и за других таких же, как она, «других» людей, умирающих, задушенных в этом мире. Это была война, которую Анна объявляла миру. Каждую ночь она представляла, что чем больше она бездействует, тем хуже становится ситуация, что была бы возможность, она бы схватилась за оружие прямо сейчас, она вышла одна и расстреляла бы всех от Димы Билана до последнего Миши с его отцом, расстреляла бы не жалея, не задумываясь о том, что они всё-таки люди. Потому что они – не люди. Сердце её рвалось так поступить, но разум подсказывал, что настоящая война – это хорошо спланированный план действий, продуманный, чтобы не вышло осечек, чтобы не поймали, чтобы сражаться как можно дольше. И такой план нужно было придумать.

Анна поступила в университет без проблем, чему несказанно радовалась вся семья Анны; даже Мария Михайловна с мужем от души поздравили Анну с этой «победой» в её жизни. За этот год, пока Анна готовилась с преподавателями, она подружилась со своими будущими хорошими подругами, многое узнала об этом месте и хорошенько приготовилась к тому кошмару, который её ждал последующие 5 лет. Она подготовилась, но не смирилась, потому что её натура не принимала смирения: она принимала войну.

Первый год в Университете прошёл довольно легко. Анна познакомилась с людьми с курса, прикинула кто из них что из себя представляет, не переставая при этом обдумывать план своей будущей войны. Хотела ли она, чтобы о ней узнали в мире, или хотела сделать мир лучше? Конечно, с трудом верится, что кто-то начнёт бороться ради других, но поверьте, есть такие герои, и этим героем являлась наша Анна Силантьева.

* * *

На курсе у Анны было сто пятьдесят человек – таким потоком они ходили на общие лекции; в группе было всего пятнадцать человек – так они занимались языком и особенностями экономики страны. Из всех этих ста пятидесяти человек у Анны появилось всего две хорошие подруги – всего две (!), в то время как другие люди дружили по интересам целыми группами, вместе ходили в клубы и другие развлекательные заведения. То были не люди в понимании Анны. Это были растения, каким-то необъяснимым образом принявшие форму людей и продолжающие жить своей растительной жизнью. Обывательство и разрушение словно было у них в крови, заложено генами, и вся жизнь их сводилась лишь к разрушению мира вокруг. Эти сто сорок семь человек с курса были именно такими людьми, с которыми поклялась бороться Анна – бороться до последнего вздоха, самыми разными способами, но не опускать руки. Конечно, не все они были одинаково быдлом: кто-то из них был хуже, кто-то лучше, а были и те, кого приметила Анна в первый же день в институте: настолько они выделялись своим ужасным отношением к жизни, а главное, тем, что вели агрессивную войну против «других». Таких, как правило, было немного, но они всегда являлись лидерами в этом стаде.

Первая, с кем познакомилась и подружилась Анна, была девушка Настя. Они сели вместе на одной из общих пар, и Анна сразу увидела рядом с собой прекрасного человека, представителя «других», достойных людей. Необычной красоты тёмно-русая девушка с остреньким носиком и огромными карими глазами, стройная, хрупкая, нежная. Она сразу стала ассоциироваться у Анны с пухом от цветов, который, летя по воздуху, несёт в себе ароматы тепла и лета. Насте чрезвычайно не повезло с группой: это были богатые парни и девки, которые составляли совершенно другой круг общения. Хотя среди богатых, как убедилась Анна сама, не может не быть быдла, эти превосходили все определения. Они собирались в Университете крайне редко, но когда были те редкие дни их посещения, то эти три девушки всегда садились на небольшой диван в коридоре, не обращая совершенно никакого внимания на то, что пожилые преподаватели стоят, и начинали обсуждать всё: своих однокурсников, дорогие машины, дорогие марки одежды, дорогие клубы, курорты за границей и прочие вещи, какие ни Анна, ни Настя не могли себе позволить. Конечно, неприятно находиться с такими людьми вместе; радовало лишь то, что они были нечастыми гостьями в Университете. Они были богаты и ненавидели всех других, начиная задираться то с Настей, то с Анной, принижали их, высмеивали. Анна уже привыкла к такому отношению, но Настя не могла. Ведь в этом мире каждый был сам за себя, никто никому не помогал, все были озлоблены. Как часто повторяла Настя: «В нашем мире все живут не по принципу «человек человеку – друг», а по принципу «человек человеку – волк». Анна понимала, что это так и есть, но не могла и не хотела смириться.

Впервые и Анна, и Настя столкнулись со следующей ситуацией. Семинары у групп Насти и Анны были совместными, то есть две разные языковые группы объединялись для того, чтобы вместе ходить на некоторые предметы к определённым преподавателям. Надвигалась сессия. По одному предмету – а это была история (со строгим и неподкупным учителем) – нужно было сдавать экзамен. И тут Анна как назло сильно простудилась и заболела, поэтому пролежала все консультации дома с высокой температурой, вследствие чего не знала какой период нужно учить. Надо сказать, что строгие преподаватели обычно не давали билетов и нередко даже не предоставляли примерного плана того, что нужно готовить к экзаменам, оставляя всё это на последний семинар перед сессией. Таковым оказался и этот преподаватель. Анна позвонила вечером Насте и спросила, что нужно готовить, но как назло и Настя сама заболела и пропустила консультацию. Это было очень плохо, и ничего не оставалось, как обратиться к представителям «золотой молодёжи» для того, чтобы узнать. Выяснилось, что учить не так и много: всего-то два века. Анна и Настя, обрадованные этим фактом, отправились на экзамен, хорошо подготовившись, как им казалось. Но когда они пришли, то узнали от самого преподавателя, что учить-то надо было на самом деле аж пять веков, а не два, как уверяли согрупники. Естественно, выяснять отношения девушки не стали, уйдя молча на пересдачу. Потом, конечно, какими-то способами стало известно, что обе группы сговорились и не сказали им – просто из-за того, что это были «другие» люди. «Пока мы не будем с ними пить, ходить в дорогие бары, клубы, обсуждать всех и вся круглые сутки, мы не вольёмся в их общество», – говорила Настя с какой-то грустью. Анна не понимала в Насте вот эту грусть – будто бы та тяготится тем, что она «другая». Да, это нелегко, но нужно ведь радоваться тому, что ты лучше, достойнее, что в тебе есть духовность! Но Настя не могла. Её нельзя винить за подобное отношение: ведь в современном мире практически невозможно выжить не приспособившись. Насте было плохо оттого, что она изгой, ей хотелось быть частью этого общества, она не понимала устремлений Анны, не понимала ненависти Анны к этому миру и скорее поддакивала ей лишь потому, что боялась, как и большинство людей, остаться одной. Наверное, можно сказать, что она умело играла свою роль. Она была другой, была несомненно, но это её стесняло. Да, она была эрудированна, очень многое знала, была прекрасным собеседником, но никак не могла понять, что «золотая молодёжь» принимает лишь таких, как она сама.

Второй подругой Анны стала Татьяна Воропаева. С ней Анна подружилась где-то ближе к концу первого семестра первого курса. Это была симпатичная девушка, с чёрными волосами и такими же чёрными, волшебно красивыми глазами, среднего роста. Она тоже училась в другой группе и посещала с Анной лишь некоторые поточные лекции и семинары. Девушки быстро нашли общий язык, Таня любила музыку, кино, прекрасно разбиралась в искусстве, знала многих художников средневековья. Это был единственный человек, с кем Анна чувствовала себя такой необразованной и мало знающей, но в то же время гордилась и восхищалась своей подругой.

Татьяна словно сошла со страниц старинной книги. Она не вписывалась в современный суровый мир. Её мечты были безграничны, её жизнь казалась странной. Длинные вьющиеся чёрные волосы окутывали её плащом, контрастируя с фарфоровой, почти прозрачной кожей. Она носила странные длинные платья и шёлковые блузки. Она пила кофе с кардамоном и любила Ренату Литвинову. Она рисовала акварели и играла на фортепьяно. Она носила странные кольца и была похожа на бабочку.

Татьяна не любила этот мир. Не любила она и эпоху. Она просто жила в мире своих грёз. И это спасло её душу от грязи и жестокости. Она жила отчаянно – каждый день как последний, – она взахлеб наслаждалась жизнью… Её иногда сравнивали с мотыльком, летящим на пламя. Ей говорили «доиграешься», а она усмехалась и шла с компанией друзей, любящих «экстрим», в Ховринскую больницу. Ей говорили: «Осторожней!», а она танцевала на крышах и пускала мыльные пузыри, высунувшись в трамвайное окно.

Татьяну можно было наблюдать на концертах авторского рока, где она сидела, застыв, в облаке едкого сигаретного дыма, и она словно не замечала его, погрузившись в музыку.

У неё было всё: хорошие родители, хорошая, удобная квартира. Её баловали как единственного ребенка, и потому она была немного эгоисткой. Отец-следователь не мог обеспечить капризы дочери – так же, как и мать, работающая в антикварном салоне. Обычная семья интеллигентных людей, которые в нашей стране, как правило, нищие… Но мать Татьяны, несмотря на скупые средства, могла обустроить дом наилучшим образом. Даже сама небогатая квартира была похожа на филиал салона: пушистые ковры, столовое серебро, красивые подсвечники…

Это были прекрасные, но безумно несчастные люди… У Владимира Борисовича – проблемы на работе, безучастное ко всему начальство, невозможность спокойно вести дела, постоянное давление со стороны ОПГ (организованных преступных группировок), мизерная зарплата за непосильный труд. Да и дочь не слушается и всё повышает запросы. Владимир Борисович её за это не винил; он видел жизнь молодёжи, видел малолетних наркоманов, убийц, воров и только благодарил Бога за то, что его кровиночка не такая. Он думал: «Эгоизм – это пройдёт, но душа у Танечки добрая, чистая…».

Дата добавления: 2015-10-28