ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 13 страница

- Коммунистическая идея сама по себе должна формировать людей со схожими представлениями о том, что есть хорошо, а что плохо. Убивать маленьких – плохо, помогать бедным – хорошо, разврат – плохо, приличие и благочестие – хорошо. Это же азы, самые основы. Постепенно нужно формировать всё на таких принципах. Что мы видим сейчас у нас в стране? Как я уже говорила, формируется капиталистическое мировоззрение. Оно развило масс-культуру – точнее сказать, превратило посредством моды людей в стадо. Полнейшая безнравственность – зачем нам мораль? Живём один раз – надо наслаждаться жизнью по полной программе! Где справедливость? Мои идеи могут быть утопичны, но я считаю, что важнее судить по справедливости, чем по закону. Сколько примеров этому мы видим! Капитализм – это строгий и сухой материалист, не думающий о других. Поэтому во главе всего он ставит закон. Но во главе должен быть не закон, а справедливость. Конечно, сложнее людям разбираться, что справедливо, а что нет. Проще тупо следовать предписаниям закона, забыв о чувствах.

- Справедливость – понятие очень растяжимое, – повторила Таня, – и причём проблема в том, что она разная для всех, и никакое социалистическое общество не сделает общего мировоззрения: люди же не роботы… Кому решать что хорошо, что плохо? Не самим же вершить правосудие.

- Когда ситуация такая, как в нашей стране, то уже можно и самим, – тихо сказала Анна.

- Самим? Ничего хорошего из этого не получится, я тебя уверяю. Сегодня, когда тебя довели, или по молодости ты придерживаешься одних суждений, а пройдет время, изменится ситуация, и твои убеждения и станут другими – сама не заметишь… Был недавно такой случай в нашем бывшем университете, вот уж он нас всех потряс, – Таня поправила воротник пиджака и взглянула на Анну.

- Да? А что же произошло? – Анна переспросила.

- Случай с Людмилой Михайловной, ты разве не знаешь? – Татьяна удивилась.

- Нет, ты же знаешь, я не поддерживаю связей с университетом. Не лучшие воспоминания у меня об этом времени. Особенно уж о Людмиле Михайловне. Мне до сих пор в кошмарах снится, как она нас доводит, – Анна ответила.

- Ну, теперь она не только тебе в кошмарах снится. Она покончила с собой, – сказала Татьяна спокойно и вопросительно посмотрела на Анну.

- Слава Богу, есть в мире справедливость, – Анна показательно вздохнула.

- Я бы так не сказала. Тут сложная была история. Впрочем, я сейчас всё расскажу. Я с университетом связь поддерживаю – даже хотела туда в аспирантуру поступать, но связывать жизнь с коррупцией не решилась. Осталась там как лаборант. Хожу раз в неделю, думаю совсем уйти. Однако, конечно, знакомых много там было. А история с Людмилой Михайловной случилась осенью – весь университет она, конечно, потрясла. После убийства Моторовой самоубийство этой дамы было для нас шоком.

- Для меня была бы радостью! Ты помнишь, что она творила? Как заставляла нас быть своей бесплатной рабочей силой в каникулы, как издевалась, как некоторые целые лета подряд у неё на кафедре работали с девяти до девяти – лишь бы она не выгнала! Мне очень повезло, что я не училась у неё: иначе я бы сама её убила! Она лишила молодых личной жизни, подумав, что раз у самой не заладилось и к сорока пяти она одна, так и с нами надо поступить! А беременная Ксюша? Я до сих пор в кошмарах вспоминаю, как она её заставляла таскать кипы книг, делать себе кофе и мыть полы, пока у девушки чуть выкидыш не случился! Тогда её прижали, но ненадолго! Знаешь, тому, что эта тварь сдохла, я только рада! – Анну явно задела эта новость, поэтому она не смогла удержаться от эмоций.

- Это было не совсем самоубийство, Аня. Но подожди, я расскажу. Вот всё опять же завязывается на слове «справедливость». Для кого-то справедливость – одно, для кого-то – совсем иное. Был у нас четвёртый курс, учились по спецкурсу у Людмилы Михайловны. Шесть девочек и четыре мальчика. Я их знала достаточно неплохо: обычные ребята, не совсем быдло, но и не интеллигенция. Учились они неплохо – видно, люди были думающие, в меру возможностей современной московской модной молодёжи. Но над ними Людмила Михайловна решила поиздеваться с особым пристрастием. Четырём девочкам наотрез отказалась ставить экзамен, а ты ведь знаешь: её спецкурс – это профильный предмет; если его не сдаёшь, то можешь забирать документы из института. Девочки, конечно, всё делали: ходили на пары, писали огромные по объёму работы. Но этой женщине было всё равно, она любила издеваться с особым изяществом – как то: оставлять у себя до полдвенадцатого ночи расставлять книги на полках, мыть полы или же просто сидеть, ничего не делая. Маша с их курса после этих событий рассказывала мне, какой это был кошмар. Приходили они к ней часам к двум, слушали пару. Хотя это только называлось «слушать лекцию» – на самом деле это были часы сплошного унижения и оскорблений – умелых, тонких и не очень, после чего не хотелось жить. Людмила Михайловна никогда не отпускала их после звонка – она всегда находила им работу: «Расставьте книги на полки! Вот груда на столе лежит! Маленькие паразиты, вы что, не видите, они тут уже месяц, а вы их на полки не положили?». Естественно, ребята прилежно убирали книги: всё по алфавиту, всё как она говорила, чтобы было удобно искать. Приходила вечером она и с криком «Ах, вы, мерзавцы такие, вы что наделали? Почему тут эти книги?» стряхивала плоды их часовой работы на пол. Она умела издеваться сутки напролёт, придумывая каждый раз что-то более изощрённое, чем в прошлый раз, и никогда не успокаивалась. Её ненависть к людям, проистекающая из-за неудач в личной жизни, вымещалась на студентах, ещё даже детях: ведь многие идут в школу с шести лет, а последние два класса заканчивают экстерном, поэтому на первый курс попадают в пятнадцать-шестнадцать лет. Но её не заботило это. Маша рассказывала, что та имела излюбленную привычку посреди пары попросить кого-нибудь из группы сделать ей кофе или чай. Однажды она попросила Машу сварить ей кофе. Девочка сделала и подала этой ведьме. Попробовав кофе, Кацман (а это её фамилия, если ты забыла) сказала возмущённо: «Что за дрянь Вы мне подаете? Почему без сахара?». Маша встаёт и идёт положить сахар. Но и на второй раз Людмила Михайловна недовольна: «Кофе остыл! Сейчас же сделайте новый, горячий!». Маша уходит и через пять минут приносит чашку горячего сладкого кофе. Но ты думаешь, Кацман успокаивается? Она кричит: «Почему без молока?!» и, выплеснув кофе на Машу, бьёт чашку об пол. С каждым днём подобные её выходки всё чаще повторялись. Более того, в ней в последнее время проснулась невероятная любовь к своему родному еврейскому народу и усилилась ненависть к нам, славянам. Не только к славянам, но именно к русским. Она посвящала целые пары тому, чтобы отчитывать студентов и разъяснять им несостоятельность их родного народа, указывать на ошибки нашей Родины и многое другое. «Вы – ничтожные люди, поэтому у вас так плохо живется!» – её обычное начало пары. Да, впрочем, что я тебе рассказываю – ты и так знаешь это всё… Так вот, не смогли девушки больше это терпеть и решили проучить её. Долго думали они что можно сделать со всемогущим преподавателем и потом пришли к выводу, что добрее она может стать, если в её личной жизни появится мужчина. Но где его найти? Маша и её подруги из группы Лена и Оля придумали следующую вещь. У одной из них знакомый знакомого имел связь с агентством, которое предоставляет мужчин на званые вечера для одиноких богатых бизнес-леди. Никакого секса – только как спутник на вечер. Платили за это тоже огромные деньги, но тут было другое. Нужно было кавалера Людмиле Михайловне не на вечер найти, а хотя бы на пару месяцев. А там, глядишь, и подобреет, а на носу госэкзамены, вот и сдадим на пятёрки! Ну а что одинокой женщине нужно в сорок семь? Выглядела она прекрасно для своих лет, и фигура сохранилась почти идеальная. Так что понравиться могла спокойно. Ну вот, долго они обсуждали все ходы и решили, что найти ей через агентство кавалера, который бы ухаживал за ней, было бы лучшим решением. А тут такой удобный случай появился: в агентство пришёл работать знакомый ещё какой-то подруги, которого в связи с кризисом на работе сократили, а кушать-то хочется. Мужчина был видный, симпатичный: тридцать пять лет, стройный, большие карие глаза, широкие плечи, не дурак и исключительно деликатен, вежлив, полон обаяния. С прошлой работы его уволили, а на новую устроиться не так легко. Положение парня усугубляло то, что ему кредит надо было оплачивать: машину дорогую купил, а денег-то не было. Решил он воспользоваться последним: пойти вот в такое агентство. Конечно, его взяли и неплохо платили. Это было очень выгодно фирме – в наше время редкость найти мужчину с такими манерами. Поскольку проблемы морали его не интересовали, то он вполне успешно там работал. Но когда ему предложили вне этого агентства помочь в таком деле, а ситуацию парню объяснили наши студентки, он с радостью согласился. Ведь работать так значило – все заработанные деньги его, ничего отдавать не нужно своим работодателям! Просил он, конечно, дорого и говорил, чтобы они пока что кроме ухаживаний за этой дамой от него ничего не ждали. Девчонки согласились с радостью: это и был тот шанс один на миллион! Тем более, если складываться всей группой, то не так и дорого бы вышло. С каждого по тысячи за встречу, ну а для них это были пустяки. С этого момента начались его ухаживания за госпожой Кацман. Сначала он устроился к ней на кафедру как лаборант, получал свои тысяч пять в месяц – тоже не помешает. Потом начал оказывать ей знаки внимания, дальше – больше: провожал домой, дарил цветы. Возраст его не смущал женщину: она поверила, поддалась, наконец-то начала выглядеть счастливой. Хотя, конечно, на студентах это мало отразилось. Он ей нравился, она никогда не позволяла себе вести с ним по-хамски. Её жизнь изменилась за эти месяцы, и даже не важно, была ли между ними близость или нет: Кацман была счастлива потому, что почувствовала себя нужной. Женщине в её положении, наверное, это и было самым важным. Однако нападки на студентов не прекратились, а в чём-то даже усилились. Некоторые из группы начинали возмущаться, что деньги уходят впустую и результата никакого нет. Месяц, два, три… Первыми восстали два мальчика: они отказались наотрез давать свои деньги на это баловство. Поначалу девочкам и ещё двум парням пришлось нести на себе все расходы, которые стали заметнее. А тот мужчина для розыгрыша, оперируя тем, что скоро отношения его и Кацман выйдут далеко за рамки обозначенных со студентами, потребовал повышения. Естественно, они ему отказали – тем более, что возмущение охватило оставшуюся часть мальчиков и ещё двух девочек. Ещё пару недель всё было стабильно, а потом этот донжуан нашего времени заявил, что либо они платят ему больше, либо он прекращает свою работу и рассказывает всю правду госпоже Кацман. Последствия можно было ожидать самые плачевные. Но платить вчетвером такую невероятную сумму было невозможно. Девушки сказали это мужчине, предложив просто закончить всё как есть, не информируя Людмилу Михайловну. Однако он продолжал настаивать на том, чтобы ему заплатили больше, иначе он расскажет всё. В итоге остались лишь четыре девочки, которые всё ещё не отказались от своих замыслов. Но в один прекрасный день стало ясно, что денег нет и не будет. Но, прежде чем они собирались сообщить агенту о том, что всё закончено, институт сразило известие о том, что Людмила Михайловна Кацман выбросилась из окна своего дома.

Эта новость была шоком для всех. На большом стенде при входе в университет висело объявление о «трагической гибели Кацман Л.М.». О том, что это было самоубийство, девушки узнали из предсмертной записки, которую погибшая оставила в двух экземплярах – дома и на своей кафедре. И знаешь, от неё следовало ожидать обвинений их в своей смерти, но нет! Этого не было… Текст этой записки был кем-то сфотографирован и потом ходил по мобильным телефонам всего МГУ – вот, подожди, сейчас прочитаю тебе, у меня отрывок есть, – и Таня полезла в свою сумку, чтобы достать телефон. – Вот, тут кое-что есть. «Я не виню никого в том, что произойдёт. Я лишь осознала, что для меня иного выхода нет. Возможно, я не отрицаю: я была исключительно невыносимым человеком – жизнь моя, однако, тоже не сахар. Знаете, что значит жить в клетке, будто бы ты загнан в самый угол, а вокруг ни единой родной души? Нету никого, кто мог бы выслушать, кто мог бы хотя бы посидеть рядом молча. Это сложно даже описать, когда идёшь по улице и понимаешь, что эти люди вокруг – чужие, что нету никого родного во всём свете, ты один! Чужие люди постепенно начинают казаться врагами; чтобы не сойти с ума в таком положении, нужно быть сильным и жёстким. Однако, когда человеку, всю жизнь боровшемуся за своё существование в темнице в четырёх стенах без окон и дверей, вдруг показали бескрайние поля, леса, моря, реки, цветущие сады и бегущие ручейки, смог бы он вернуться в темницу опять? Если бы ему разрешили пробежаться по утренней росе и полюбоваться звёздами ночью, окунуться в родник и пройтись по сосновому бору, разве потом он смог бы примириться с жизнью взаперти? Смог бы он после этого снова жить в четырёх стенах? Если ты не знаешь, что есть такие прекрасные творения природы, даже клетка твоя покажется тебе чем-то обыденным, но если же ты узнал, то ты не сможешь снова вернуться в неё. Я предпочту умереть, чем снова жить прежней жизнью… Эти несколько месяцев перевернули все привычные понятия с ног на голову. Я благодарна Антону и своим студенткам за то, что они показали мне эти бескрайние луга и звёздное небо! И конечно, несмотря на то, что их поступок не поддаётся даже описанию, я всё равно им обязана. Я не виню их, рассудит лишь Господь. Наверное, я оказалась слабой, но я поверила в этот розыгрыш, я почувствовала себя ребёнком, влюбившись и потеряв голову». – Татьяна закончила читать и вопросительно взглянула на Анну. Та молчала и смотрела себе под ноги.

Не дожидаясь, пока Анна выскажет своё мнение, Таня продолжила:

- После того, как стало известно, что Кацман выбросилась из окна, Лена подала заявление об академическом отпуске, а Машу положили в психиатрическую больницу с острым нервным расстройством… Они хотели отомстить, а страдают сами. Стоило ли убивать, чтобы потом мучиться? Они же всю жизнь не смогут простить себя.

- Слабаки, – холодно произнесла Анна. – Если ты что-то задумал, нужно просчитать все плюсы и минусы. Они не виноваты в её смерти – это она не смогла взвесить все причины произошедшего, выбрав самый лёгкий путь.

- Легко так говорить, но если бы ты знала, что являешься причиной чьей-то смерти? – вопросительно сказала Татьяна и подняла брови. Анна ядовито усмехнулась.

- Если я на что-то решилась сама, вряд ли буду чувствовать вину. Причём если одной смертью я спасу сотни людей, о чём может быть речь? Всех всегда жалеть – исключительно глупо.

- Анечка, где же твои христианские чувства? Бог дал им такое испытание, – Татьяна улыбнулась.

- Испытания созданы для того, чтобы их преодолевать. На то мы и люди, что не сдаёмся, не смиряемся, а боремся за себя, – ответила резко Анна.

Тане стало не по себе. Ей казалось, что она говорит совершенно с чужим человеком. А Анну скорее забавляла эта ситуация. Она искренне не понимала того, что задевало Татьяну.

- Где же мораль? – Таня развела руками.

- О морали мы начнём говорить, когда построим гражданское общество, воспитанное на одинаковых ценностях, жёсткой цензуре и твёрдыми понятиями: что делать можно, а что нельзя.

- Без морали такого общества нельзя построить, Анечка. Тебя переполняют утопические идеи сделать мир лучше. Ты мучаешь себя, истязаешь, страдаешь, чувствуешь себя неспособной изменить мир, тебе жить не хочется. Но зачем мучить себя? Зачем истязать себя, когда можно жить спокойно, жить как ты хочешь, тихо делать свои дела, мало-помалу осуществлять свои мечты? Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на бессмысленную борьбу, – ответила Татьяна.

- Ты не изменилась. Для тебя это всё всегда было бессмысленным: ты готова была примириться, сдаться – главное, по-твоему, тихо жить где-нибудь в углу и чтобы никто никогда тебя не тронул. Принципом «моя хата с краю» руководствуются обыватели. Ты такой воспитанный человек, образованная женщина, эрудированна – так почему же ты защищаешь обывательский образ жизни? – Анна заметно разозлилась, ей захотелось уйти отсюда и больше никогда не возвращаться к этой теме. Ей всегда казалось, что образованные люди должны держаться вместе, что у них схожи взгляды. Так ведь проще бороться против этой системы!

- Аня, ты меня не понимала пять лет назад и не понимаешь до сих пор. Я тебя тоже не понимала никогда, но любить тебя не перестаю! – Таня вывела разговор в шутку. Но у Анны настолько было испорчено настроение, что никакие шутки его бы не подняли.

- Ты права: наши мнения не совпадали ни по одному пункту. Будь то политическая система, мужчины, семья, женщины… – вздохнула Анна, стараясь воспринимать разговор более спокойно. – Как твоя личная жизнь? Всё ищешь надежного мужчину?

- Ищу, – Татьяна рассмеялась. – А ты ждешь красавца писаного?

- Да… То есть нет, я не жду никого, но до сих пор я считаю, что красота имеет большое значение для мужчины. А на деньги и ум женщина должна на свои рассчитывать, – ответила Анна.

- Внешность не важна. Важно то, чтобы мужчина содержал семью.

- А, то есть ты собираешься унизиться и паразитировать на мужчине? Господи, мне больно и смешно слышать эти речи, милая моя! – воскликнула Анна. – Сейчас двадцать первый век, а не шестнадцатый, слава Богу. И в нашем веке у меня совсем иной идеал женщины. Это сильная – в прямом и переносном смысле – дама. Она сама работает и зарабатывает много денег – даже желательно больше своего мужика, чтобы дома не установилась мужицкая диктатура. Наверное, именно это я ненавижу в большинстве семей. Нет, я отнюдь не за то, чтобы муж был подкаблучным – я за равноправие. Почему мужчина должен кого-то содержать? Ты сама немощная? Работать не можешь? Или лентяйка такая? В капиталистическом современном мировоззрении преобладает идея, что кто-то кому-то что-то должен. Но никто не обязан тебя содержать. Никто! Так вот, женщина должна быть свободная, сильная, которой не нужно открывать двери, как немощной, которой не надо одевать пальто, потому что у неё руки не отсохли. Почему он должен платить за тебя в кафе? Ты что, бедная родственница? Нищая? Почему он должен оплачивать твою еду? Он покупает тебя? Даёт взятку? Или все лентяи привыкли отмазываться словами, что «я женщина, меня должен обслуживать мужчина?». Это же пережитки первобытнообщинного строя. Ты – женщина и ты должна быть наравне с мужем. Должна быть образованной и эрудированной, уметь сама вкрутить лампочку, закрутить винты в столе, забить гвоздь. Чем ты хуже его? Раньше преобладало мнение, что женщины гораздо слабее мужчин: «слабый пол» и прочие оскорбления. Сейчас доказано наукой, что сила и физические способности формируются с помощью тренировок. Натренированная женщина может отделать мужика так, что мало не покажется, это я тебе точно скажу. Но, к сожалению, из генов не выжить сотнями тысяч лет накопленные предрассудки. Поэтому женщин мало в правительстве, экономике, финансах, в тяжёлой металлургической промышленности и много где. И не потому, что их не берут туда. Потому что они, как ты, сами себя унижают, считают, что это «не их работа», надеются на мужчин, закабаляя себя. Не так давно, как ты слышала, через суды наши женщины добились того, чтобы работать в метро. Еще раньше добились того, что им было разрешено заниматься тяжёлой атлетикой. Это, несомненно, плюс. Но женщин в этих областях мало. И я не знаю, сколько должно пройти лет, чтобы сознание людей изменилось. Мне кажется, не одна сотня лет, – Анна замолчала.

Её речи немного разозлили Таню. Это было заметно по двум морщинкам, появившимся на лбу.

- Ну, твоё дело. Феминизируй и дальше, а я уж по старинке. Проверенный способ, – Татьяна улыбнулась натянуто. – А я не хочу тратить всю жизнь на гонку с мужчиной – я хочу ходить в галереи, на выставки… живём один раз, зачем утруждаться? А зачем мне делать что-то самой, если есть желающие сделать это за меня? Зачем мне свою силу демонстрировать? Я могу сделать всё, но не вижу необходимости кричать об этом. «Дева в беде» – образ всегда актуален!

- Абсолютное нахлебничество. Нельзя так себя вести. Стыдно должно быть – и в первую очередь тебе, – Анна вздохнула.

- Так повелось, испокон веков люди так жили. Я не против этого уклада, – отвела Татьяна, улыбнувшись одними губами.

- Мне не нравится современное общество по всем пунктам, кроме, пожалуй, одного-двух. Они наиболее рационально отражают прогресс нашего времени: это сильные независимые женщины и, конечно, относительно свободные социальные отношения. То есть в первую очередь я имею в виду взаимоотношения полов. Женщины могут сами рожать и воспитывать детей, не обязательно оформлять свою связь – ну и многие другие вещи такого рода. Это вполне соответствует уровню развития общества, техники, доступности медицины и прочих вещей, которые привнесла в нашу жизнь научно-техническая революция. Как я уже говорила, сейчас женщина может родить сама ребенка, работать и воспитать его – её будут лишь больше уважать за это. Радует в современном мире, что принято дарить подарки на день рождения в коллективе – независимо от того, приглашают тебя отмечать или нет. Это правда неплохо. Как ты считаешь? Почему ты так старательно занимаешь сторону шестнадцатого века в вопросах отношений? – Анна улыбнулась.

- Пожалуй, в этом я с тобой согласна. В современном мире мне нравятся средства коммуникаций, интернет, скайп, айсикью, почта – нравится многое, что упрощает жизнь. Но не зря же люди веками выдумывали традиции?

- Я не отрицаю традиции. Но согласись: есть традиции хорошие, а есть, по меньшей мере, дикие. Вот у чукчей была древняя традиция – убивать немощных стариков. Когда человеку переваливало за шестьдесят-семьдесят, молодые дети отводили его в лес и убивали. Это считалось благородным. Никто не противился. Старики считали, что в таких суровых условиях, когда каждый кусочек мяса на счету, они, неработающие, не могут быть обузой молодым. С индустриализацией в населённые чукчами места были проведены коммуникации, построены магазины, привезены продукты, сделаны совхозы. Жили, конечно, не богато, но они сочетали традиционное хозяйство с советским, еда была. Советская власть запретила убийство стариков. Но чукчей это не остановило: они продолжали убивать их, считая это древней и важной традицией. Их сажали в тюрьмы, но ничего сделать так и не смогли. Что ты скажешь на это? Примитивная же, дикая традиция? Первобытнообщинная.

- Мы со своим гуманистическим европейским мировосприятием считаем её таковой, но ведь если эти люди тысячи лет так жили и были уверены, что это важно для их общества, то как мы можем вмешиваться? В Тулу со своим самоваром не едут, как думаешь? Если это – традиция европейцев, это не значит, что она идеально правильная, а их, чукотская, плохая, – ответила Татьяна.

Анна поймала себя на мысли, что крыть нечем. Но всё же ответила:

- Тебе не кажется, что общество, достигшее определённого уровня прогресса, просто должно быть гуманным?

- Не скажи. Взгляни, что творится у нас? – вывернула Таня.

- Деградируем. Из-за того, что гибнет культура, – Анна спокойно ответила.

- Да не только у нас. Мой отец такие сложные дела расследует! Не столько сложные, сколько… ужасные. Люди как звери. Убивают друг друга. Даже хуже, чем звери. Животные убивают только, когда угрожают их жизни, когда есть хотят. А мы? Убиваем из зависти, ненависти, злобы! Мучаем детей!

Анну немного это смутило. Ей было неприятно слышать такое, потому что касалось и её жизни напрямую. Но она не подала виду, что слова Тани задели её.

- Да, раз уж речь о твоём отце: ты упоминала, что он хочет меня видеть? Неужели он меня в чём-то подозревает? – Анна спросила как бы в шутку, однако ей было очень важно знать правду.

- Нет, что ты! Просто он опрашивает всех с моего злополучного дня рождения, когда, он считает, у него украли оружие. Хотя он его на работе потерял – это точно! Не переживай. Он совсем с ума сошёл с работой, – Таня рассмеялась, хотя в голосе её чувствовались нотки напряженности.

- Ладно, что ты, я готова, чем могу, помочь! – ответила Анна.

- Вот мы и пришли. Проходи, тебя встретит знакомая квартира! – с этими словами Татьяна провела Анну в подъезд своего дома.

* * *

Анна и Татьяна сидели на кухне и пили один из тех ароматных чаев, которые так любила Татьяна. Владимир Борисович ещё не подошёл, поэтому девушки смотрели старые альбомы и обсуждали прошлые годы. В соседней комнате играла медленно какая-то красивая фоновая музыка - Татьяна всегда умела подобрать музыкальное сопровождение, а квартира была наполнена ароматами восточных благовоний. Все казалось таким же, как и раньше, только Анна чувствовала какая же гигантская пропасть теперь лежит между ними. У Татьяны была такая жизнь, которая, наверное, и грозила бы Анне, если бы та отказалась от идеи борьбы. Обычная московская девушка, с каждым годом всё более похожая на эту серую массу, но пока что ещё сохранявшая свою неповторимую индивидуальность. Ей нужно было родиться в веке ХVIII чтобы жить в гармонии с миром, здесь ей было не место.

- Отец не хотел отпускать меня с моими друзьями по местам сражений на 9 мая. А ты знаешь, как я это люблю! У него из-за этой работы просто идея-фикс, что вокруг одни маньяки и меня должны непременно убить! – Татьяна рассмеялась.

- Твоего отца можно понять. Он же с такими убийцами каждый день имеет дело, - Анна ответила.

- В том-то и дело, что он уже года четыре сидит на деле этих маньяков-экстремистов – он их так называет, – никуда его не переводят, денег не платят, а он же упрямый. Нет бы перевестись – так он тут сидит. Всё разгадывает, других дел не берёт. Его группу уже несколько раз переформировали, но всё тщетно. А в других отделах – он сам говорил – такие дела лежат как нераскрытые, а люди занимаются более обещающими. Я не за то, чтобы преступник ушёл безнаказанным, но если бы он занимался делами другими, то, наверное, спас бы многих...

- И что, совсем безрезультатно? - Анна спросила как бы между делом, но в то же время пыталась всячески скрыть, как дрожали её пальцы.

- Он даже не главный следователь теперь! А эта идея-фикс свела его с ума. Он спать ложится с папками по делу! Достижение справедливости стало его целью. Он не хочет даже думать о том, что у этих людей свои цели…

Музыка тем временем сменилась с восточной на какую-то церковно-грегорианскую под классический аккомпанемент. У Анны ныло сердце, и она даже не знала почему. Справедливость! Сколько лет люди гоняются за ней, ищут её в самых затерянных уголках Земли и не могут найти! Она – самое дорогое в мире и самое труднодоступное. Она лишь манит собою и дразнит, но никогда не попадается в руки, так как она точно знает, что в современном мире ей не место.

- Цели? Ну, не думаю, что у Битцевского маньяка были свои цели: это ведь психически неуравновешенный человек, убивший сорок девять человек! – заметила Анна, исподлобья взглянув на Татьяну, которая слегка пригубила чай.

- В том-то и сложность нашей работы – найти человека почти без улик, – послышался голос из коридора, и из темноты холла появился Владимир Борисович, на ходу снимая пальто и шляпу. – Ещё с утра было так солнечно, а сейчас набежали тучки и пошёл дождик, – добавил он после небольшой паузы.

- Добрый день, Владимир Борисович, – Анна встала и сказала это как можно любезнее, протягивая следователю руку. Он пожал Аннину маленькую ладонь и холодно улыбнулся. Их взгляды встретились, и у Анны кольнуло сердце. Она толком даже не поняла что увидела в глазах отца Татьяны, но ей стало страшно. Следователь посмотрел не на лицо Анны и даже не на её одежду или прическу. Он смотрел вглубь, и Анне казалось, он видит насквозь всё то, что она когда-то делала и даже сделает. У неё бешено колотилось сердце, но Анна старалась не показывать, что она настолько сильно нервничает. Конечно, Анне было не сложно скрывать свои чувства, но от такого человека, как Владимир Борисович, трудно было спрятаться.

- Папа, я наливаю тебе чай, – сказала Татьяна и засуетилась с кружками. Владимир Борисович присел на небольшую софу напротив Анны и некоторое время молча смотрел на неё, словно изучая.

- Что-то редко Вы стали навещать нас, Анечка, - сказал он наконец и улыбнулся.

- Я? Что Вы… Просто, к сожалению, у меня очень много работы. Не хватает времени совсем ни на что, – ответила Анна. – Но Татьяна пригласила в гости, да и Вы хотели меня о чём-то по работе Вашей спросить, я нашла время и с радостью пришла к вам. Только я совершенно не могла ума приложить чем же я Вам понадобилась по работе, – Анна натянуто улыбнулась, стараясь казаться непринужденной.

- Ой, Анечка, это пустяки. Хотел спросить: может быть, Вы что-нибудь помните насчёт того Татьяниного злополучного дня рождения? Хотя, я думаю, зря это всё затеял, – Владимир Борисович встал и не торопясь прошёл в ванную комнату, откуда продолжил: – Знаете, когда не за что ухватиться, ищешь мелочи. Но, тем не менее. За пару дней до дня Рождения я видел оружие, а через день после оно пропало. Я знаю: Вам доверять можно, Вы – приличная девушка, хотя, признаться, не имею ничего против остальных друзей Татьяны. Ваше мнение, однако же, было бы для меня наиболее объективно, вот и хотел, чтобы Танечка привела Вас к нам в гости! – Он вышел из ванной, вытирая руки небольшим синим полотенцем. Владимир Борисович так просто и мило улыбался, что почти сразу же вошёл в расположение Анны. Она уже не видела в нём угрозы; напротив, ей даже стало немного смешно при мысли, что от чудаковатого старика может быть какой-то прок в криминалистике. Его тихая речь, благожелательная простая улыбка, смеющийся взгляд, который сначала так поразил её, теперь уже не внушал ничего кроме умиления.

Дата добавления: 2015-10-28