ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 12 страница

- Успокойся, милая, сегодня был сложный день! Сегодня ты устала, не надо нервничать, всё будет хорошо. Выпей вина, успокоишься, и ложись спать, – Виталий попытался приподнять Анну с пола, где она сидела, сжавшись комочком, и рыдала.

- Не надо меня успокаивать! Лучше бы ты попытался понять меня, а ты меня не понимаешь! Ты не знаешь что такое ненавидеть уклад жизни в любимой до боли стране. Почему я? Почему я так страдала изначально? Я одна видела, а другие не видели. Остальным было всё равно, они смирились или же просто не замечали. Наплевать – им всем наплевать. Понимаешь, я была маленькой забитой девочкой с детства, этакий гадкий утенок. Я мечтала, что всё непременно наладится, что мы сможем выбраться из этой ямы, что я найду своё счастье, мечтала о прекрасном принце, который, как в фильмах, будет любить, будет готов отдать свою жизнь за меня, и которого полюблю я. Но попадались одни сволочи, помешанные на сексе и бабках. Потому что это модно, об этом говорят на телевидении, об этом все мечтают. Почему так? Богачи, бесчувственное быдло, необразованная серая масса – всё, что меня окружало. Я смотрела сериалы, как и все девочки, и видела там счастливых, довольных людей. У них всё было. Бедные Золушки становились принцессами, а бездомные выбивались в президенты. А я, дура, мечтала, что скоро и у меня появится принц, с которым я буду тоже счастлива, поселимся мы вдали ото всех, на берегу Ладоги, и будем там жить припеваючи. До двадцати лет мне снились киногерои, красивые актёры, сказочная любовь… Я не переставала надеяться в самые сложные минуты своей жизни, что сказка обязательно будет. Смешно! О чем я тогда думала, глупая! Потом я поняла уже, что сказок нет. Что нам лишь дурят ими голову, чтобы мы не могли ни о чем думать. Чтобы мы стали маленькими жалкими рабами чёрных ящиков, а нашими богами были «зелёные». Они добились своего. Те, кто признал главенство денег, получил их, а те, кто продолжали служить идее и науке – остались нищими стариками. Нищими! Виталий! Пойми, ради Бога! Нищими!!! Сволочи, ничтожество это поганое, которое правит теперь миром, эта молодёжь, тусующая по клубам. Они же ничего не знают. Они же живут под культом денег, им нужна наркота, деньги и секс – всё! Виталий – вот оно, наше будущее. Они будут править миром, а мы не сможем и слова сказать. Надо что-то делать. Когда же наш народ поймёт это? Когда же наш народ убьёт в себе раба? Этого вечно сгорбленного, униженного, лицемерного, жалкого, никчёмного раба? Когда? Надо бороться за свои права! Я хочу, чтобы мой последний крик был услышан. Хочу уйти достойно. Хочу показать, что мы не умрём, даже если они приложат все свои силы нас уничтожить! Я не сдамся до конца!!! – Анна поднялась и нащупала пачку сигарет в кармане, достала одну сигарету, закурила, не утруждаясь открыть окно.

- Аня, это был не выход, ты должна понимать. Ты завидовала им. Это зависть заставляла тебя так действовать. Потому что так жить невозможно. Тогда ты должна переживать и за голодающих детей Африки, за бедность в Аргентине, за миллиарды страдающих на Земле. Тогда ты должна переживать за всех. Признайся же себе, ты ничего не доказала, – он начал трясти её за плечи. Но Анна уже отключилась. Ей было всё равно. Как обычно истерики сменяются наплевательским спокойствием, так и сейчас Анна смотрела в стену и молчала. Правда, лишь слёзы продолжали течь по лицу, но она даже не вытирала их.

- Аня!!! – он крикнул, не выдержав больше этой тишины.

Она молча плакала – не моргая, а с каким-то ужасом глядя на стену.

- Аня, милая, это же ошибка! Ещё не поздно одуматься. Ты можешь измениться, – еле слышно повторял он.

- Измениться?! – закричала Анна на пределе возможностей своего голоса. - Ты что говоришь? Ты думаешь, что я очень жалею о содеянном? Если господь даст мне ещё раз пережить мою жизнь в этой умирающей, но всё же любимой мною стране, я сделаю всё то же самое. Ты понимаешь? Я ненавижу их за все те страдания, через которые я прошла. За те ночи без сна, которые я провела, рыдая! Я ненавижу их за всё то, что я чувствовала, глядя на их успех! И я готова прожить ещё сотни тысяч раз эти страдания, но бороться против них, потому как я живу лишь для того, чтобы бороться против них. А ты слеп! Ты смирился! Ты принял то, что они навязали тебе. Принял безоговорочно! Отказался от борьбы! Ты, наверное, думаешь, что это шизофрения? Что все маньяки – шизофреники? А ты задумывался, почему они такими стали? Ты сейчас думаешь, наверное, что мне нужно в больницу, лечить меня надо. Психоз! Нервные расстройства! Я уже это слышала – от подруг, от Седова. Но я бы вам советовала скорее взглянуть на мир вокруг, а не на мои нервы!!! Да, когда мне было пятнадцать, у меня были сильные нервные расстройства, один идиот-врач сказал, что это лечить нужно. Острый невроз мне поставил! Какой же бред, – Анна засмеялась истерически, закрыв лицо руками. – Вот люди! Всех мало-мальски думающих готовы уничтожить. Оболгать! Назвать психами и отправить в больницы. Только бы избежать реальности, – она перебежала на другую сторону комнаты, рыдая. И в этот момент Виталий был уверен, что врач, поставивший этот диагноз Анне, был отчасти прав.

- Аня, ты что? – спросил он её наконец.

- Подумай: все те люди, те богачи, окружающие тебя ещё в детстве – разве они не вызывали чувства отвращения? Разве ты не хотел мстить? Не хотел мстить за себя, за таких, как ты? Не может быть! Открой глаза! Они же жизнь испортили нам! Они и сейчас пытаются затравить нас. Разве ты не хотел справедливости для всех? Чтобы не было богачей, чтобы всё было справедливо?! Чтобы наше образование было лучшим, а не коррумпированным, чтобы не было зависти, ненависти. Да, пускай мы будем бедными, голодными, но чтобы не было богачей! Если нищие – то все! Ты не мечтал никогда об этом? – у Анны уже сел голос от криков и слёз, она, обессиленная, упала на диван и уткнулась головой в подушку. Виталий подошёл к ней, сел рядом и стал нежно гладить по спине.

- Милая моя, ложись-ка ты спать, сегодня был очень тяжёлый день для нас. Ты переутомилась… Проблемы можно решить все, нет безвыходных положений. Прошу тебя, не плачь, всё будет хорошо, – он поцеловал её в голову.

Анна повернулась к нему. Несмотря на то, что вся её тушь потекла, всё же в этой девушке было столько очарования, а в этих туманных глазах было столько отчаяния! Особенно сейчас, когда неприступная крепость рухнула, и перед Виталием была теперь хрупкая милая девочка – такая ранимая и несчастная. Она смотрела на него горящими глазами, как-то жадно, безумно. Виталий немного испугался от такого взгляда. Она дрожала.

- Виталя, я всегда была одна, меня никто не любил, никто не хотел быть со мной, милый. Никто. Да, поэтому я такая злая? Наверно… А возможно, всё сразу… Ты прости меня… Это всё нервы. Я, наверное, сошла с ума, – она прошептала, почти не открывая рта.

Он погладил её по лицу рукой, любуясь тёмно-синими глазами и каштановыми, восхитительно мягкими волосами, после чего прикоснулся к её губам своими. Ему так не хотелось верить, что всё это правда! Он так любил её и в то же время так не понимал… Он целовал её так, будто расстаётся с ней навсегда. Руки его опустились ей на плечи, ниже, ниже… Он прижимал её хрупкое тело к себе и чувствовал, как бешено бьётся её сердце. Дальше он мог уже ничего ни делать, ни говорить, так как Анна сама обняла его и начала страстно целовать, расстёгивая пуговицы его рубашки. Её руки легли на его грудь, покрытую длинными, хотя и не очень густыми чёрными волосами; кровь её «закипела». Она обхватила его руками и резким движением расстегнула до конца рубашку на нём, и оторванные пуговицы полетели со звоном на пол. Но они этого даже не заметили. Перед ней было такое стройное мужское тело, это был он – её любимый человек, так близко! И это не сон – это реальность. В один момент мир вокруг перестал существовать, и она поняла, что прошлое – большая ошибка, что это не её призвание, что она не выполнит всей той ноши, что взвалила на свои плечи. Ей хотелось растаять в его руках и никогда больше не возвращаться в этот мир. Ей хотелось жить! Именно жить! Жить и быть счастливой… То, о чём она так долго мечтала. Не переставая целовать её губы и шею, Виталий взял Анну на руки и понёс на кровать в другую комнату, а Анна, крепко обняв его, повторяла: «Не оставляй меня, милый, только не оставляй меня!».

Часть третья.

ОРАНЖ.

Прошло чуть более месяца, была середина апреля: прекрасные солнечные дни, когда снег уже стаял, а на деревьях появляются первые подобия почек. Воздух в это время свеж и чист, всё наполнено запахами весны, вступившей в свои права, первой зелени и талой воды. Самое красивое время… Только не в Москве. Этот город, как обычно, душил людей выхлопами, грязью, своей жестокостью, озлобленной толпой, сметающей всё на своем пути. Тут ничего не менялось, погрязнув в холоде и грязи. Здесь не было чистого голубого неба – здесь всегда воздух был наполнен серым едким дымом, никогда не было видно звёзд. Серое марево закрывало этот город греха.

Анна встала довольно рано и принялась собирать вещи. Она нервничала, поэтому постоянно покусывала нижнюю губу. Последние недели она была сама не своя, и нервы её заметно сдали. Седов давил на неё из-за Савельева, но она не знала что делать. Наконец-то у неё были готовы документы, можно было приступать к делу. Но всё равно что-то не давало Анне покоя. Она прошлась по комнате, осматривая все полочки, в надежде вспомнить что же она могла забыть. На компьютерном столике лежала маленькая записочка: «Позвонить Тане насчёт субботы, встреча в 15.00».

- Чёрт, – произнесла Анна сквозь зубы. – Только этого не хватало!

Она понимала, что скрываться больше не имело смысла – это могло бы вызвать подозрения, поэтому встретиться с Татьяной было необходимо. Кроме того, она, конечно, переживала где-то в глубине своей души, что отношения с некогда лучшей подругой совсем разладились. Никакие оправдания в этом случае не были бы приемлемы.

Анна достала свой мобильный и набрала знакомый номер. На другом конце она услышала весёлый голос Тани – как обычно, беззаботный и жизнерадостный. «Как людям не надоедает беспочвенно радоваться и веселиться?» – промелькнуло в голове у Анны.

- О, Анечка, так рада тебя слышать! Сто лет не общались! Как ты? – тараторила Таня.

- Прекрасно, дорогая. Как сама?

- Отлично! Мы договаривались насчёт встречи, мне не терпится увидеть тебя, поговорить о жизни, – говорила Таня. Наверное, она уже забыла о просьбе своего отца, которого срочно задействовали в раскрытии другого важного убийства и чем он был крайне недоволен.

- Я предлагаю в эту субботу, как мы уже намечали. Может, часов в 15, на Тверской, у памятника Пушкину? Мы раньше там с тобой обычно виделись, – предложила Анна, тем временем рассматривая себя в зеркало.

- Ой, я как раз хотела тебе предложить то же самое! – сказала Таня, и Анна представила, как Таня улыбается и прыгает от радости.

Анна подумала, что скорее всего прогулка закончится чаепитием дома у Тани и беседой с Владимиром Борисовичем. Но даже это её не особенно пугало. Нервное состояние последний месяц не покидало Анну, и она даже не знала причину такого странного самочувствия. Такое состояние бывает у молодых девушек перед первым свиданием с мужчиной, который им безумно нравится, когда каждый взгляд и жест волнует и пугает. Но Анне уже давно не грозили любовные переживания, сердце её очерствело, душа охладела и засохла, ничто не трогало её так сильно, как раньше. И дело её, некогда казавшееся таким благородным и важным, больше не тревожило душу. Спасение! Спасение достойных людей – вот куда более важное дело, чем истребление недостойных. Но может быть, слишком поздно…

Анна быстро оделась и, взглянув мельком на фотографию себя и Виталия, таких счастливых и обнявшихся, тоже слегка улыбнулась и вышла из квартиры. До Вениамина Георгиевича она добралась быстро: пробок на дороге почти не было. Анна удивилась, не застав Седова дома. Редко он покидал свои хоромы, но когда она зашла, Ярослав, сидевший в прихожей, сообщил, что Вениамин Георгиевич отправился по делам. Ярослав был сегодня в необычно приподнятом настроении, от него пахло пряным одеколоном с примесью запаха сигаретного дыма. Он встал и проводил Анну в одну из комнат для гостей, предложив ей кофе, коньяк и дорогие сигариллы, которые тоже собирал Седов. Но Анна не понимала изысков всего это шика.

- Я предпочитаю обычный «Кент», а чаще, чтобы экономить, могу курить и «Гламур», – ответила Анна, рассматривая красивый ковёр на стене, вышитый в восточном стиле. Ярослав сел рядом с Анной и закурил. Он явно хотел что-то спросить или узнать, Анна не могла понять, что именно, да по таким людям и не скажешь. Однако, несмотря на то, что Ярослав казался таким незаметным, роль его в делах Седова была очень весомой. Недаром почти все дела Анны были непосредственно в ведении Ярослава. Он не был неприятной внешности, хотя и не казался красивым, но, тем не менее, отталкивающего в нём ничего нельзя было заметить. Анна посмотрела на его окутанное дымом лицо и улыбнулась. Ей было неприятно молчание, но Ярослав, казалось, погрузился глубоко в свои мысли, и ему было не до Анны. Анна осмотрела его мужественные руки – часть тела мужчины, которая всегда особенно её завораживала – и отметила, что у Ярика красивые плечи и кисти. Несмотря на то, что особой красоты в нём не было, Ярослав обладал непревзойдённым обаянием. Всё вместе – манера держать сигарету, поправлять воротник пиджака, его улыбки, деловые костюмы – не могло не очаровать девушку.

- Как там документы на Савельева? – спросила, наконец, Анна своим обычным холодным тоном.

- Готовы, Анна Витальевна, не стоит беспокойства. Я могу их Вам отдать сегодня же, – он повернулся к ней лицом, и на секунду их взгляды встретились. У Анны кольнуло сердце от этих холодных глаз. Наверное, именно потому, что его глаза были словно зеркало для неё… В этом льду, перемешанным с презрением и цинизмом, она видела себя.

- Ярик, я хотела попросить… – начала Анна, но запнулась, потому что прекрасно понимала, насколько все это глупо. – Впрочем, я пришла ради этого к Седову. Но я думаю, что кроме Вас мне никто не поможет. Не нужны мне документы сейчас. Точнее… Я нашла более хороший план. Седов посвящал меня в некоторые свои дела, и я знаю: у него были какие-то связи в Латинской Америке, у него там есть достаточное количество знакомых, помогающих каким-то образом в его делах. И я думаю, это может пригодиться. Мне нужно обеспечить перелёт Савельева туда, где связи Вениамина Георгиевича наиболее прочны. Это надёжный способ убрать его, – Анна запнулась и через пару секунд добавила, – чтобы он остался там. Вы не волнуйтесь, я заплачу. Деньги будут в ближайшем времени, – после чего она взглянула на Ярослава испуганно, как маленький ребёнок смотрит на взрослого после того, как выдаст какую-то невероятную чепуху.

Ярослав посмотрел на Анну удивлённо, выждал небольшую артистическую паузу, а потом громко рассмеялся. Смеялся он долгим и протяжным смехом, со свойственными ему нотами надменности и презрения. Такой реакции Анна, конечно, не ожидала. Но предпочла сделать вид, что не обращает на это особого внимания.

- И, позвольте спросить, что же это значит? – спросила она, закуривая, стараясь не показывать, что её уколол этот смех, и даже не глядя на Ярослава.

- Это Ваше очередное безумие, Анна, – ответил он, ещё смеясь, а затем, со своей обычной саркастической улыбкой на лице, добавил, – Вы, конечно, простите меня, но на месте Седова я бы Вас пристрелил. Ну, детство какое-то, ей богу. Вам сколько лет-то, дорогая моя? Вы понимаете вообще, что просите? Или Вы решили пользоваться хорошим отношением больного старика? Думаете, раз он к Вам так привязался, так всё можно?

Анна вспыхнула от негодования. Такого она ещё не слышала в этом доме, где все так хорошо к ней относились. Хотя людям часто свойственно обманываться насчёт отношения к ним других. Ярослав смотрел на неё своим обычным холодным взглядом.

- Что Вы себе позволяете? – она сказала холодно, с нотами полного безразличия, хотя внутри её просто колотило от злобы.

- Я-то как раз себе не могу позволить практически ничего, а вот Вы обнаглели, Анечка моя милая, – Ярослав продолжал мило улыбаться.

- Я прошу Вас сделать то, что мне необходимо. Вы же непосредственно заинтересованы в этом! – Анна ответила жёстко.

- Анна, Вы руководствуетесь своими принципами, которые нас не интересуют. Вы что, не можете понять, что мы не обязаны потакать Вашим глупым затеям? Вы создаёте нам достаточно проблем, чтобы пришить Вас тут на месте! Кто вы такая вообще? До Вас были сотни тысяч и после Вас будут. Вы отнюдь не уникальность, Анна, смиритесь с этим, – Ярослав заметно рассердился. Он встал и подошел к окну. Анна тоже встала, но ноги её дрожали.

- Мне кажется, мы уяснили вопрос по поводу моей жизни ещё при первом знакомстве. И Седов, и Вы прекрасно понимаете, что без меня вам не справиться, – Анна старалась держаться достойно и независимо.

- А ещё Вы слишком самоуверенны, Анна. Это минус. Большой причём, – Ярослав выпустил сигаретный дым. – Потому что не очень приятно, когда Вам показывают, кто Вы есть на самом деле. Проще говоря, когда мордой об стол бьют. Но знаете, это очень полезно. Чтобы не развился комплекс неповторимости.

Анна вспыхнула, сердце бешено колотилось.

- Что Вы такое говорите? Вы себе отчёта-то не отдаёте! – воскликнула Анна и, встав, собралась демонстративно уйти. Но Ярослав поймал её за руку, внезапно переменившись в лице. Казалось, его осенила какая-то прекрасная идея, он мгновенно успокоился и заговорил куда более уравновешенно.

- Анна, подождите. Вы, наверное, меня неверно поняли, – он улыбнулся и потянул Анну за руку к себе. Она сделала два шага к нему и остановилась, пристально глядя в эти холодные серые глаза.

- Мне кажется, Вы предельно ясно выразили Вашу позицию. Я всё поняла: буду сама искать пути выхода, – произнесла она холодно.

- Я прекрасно понимаю Ваши переживания, надо будет что-нибудь придумать, – сказал он настолько неестественно, что Анна чуть было не рассмеялась. – В общем, не беспокойте этим Седова. Я улажу этот вопрос и дам знать. А Седов вряд ли будет рад, если узнает, что его задание уже какой месяц не выполнено, – Ярослав улыбнулся и подошёл почти вплотную к Анне – так, что его нос находился в паре десятков сантиметров от её лба. Анне, конечно, это было неприятно, но она слушала молча. Эти сладкие речи, последовавшие сразу за резкой критикой Анниных действий, были даже смешны. Либо Ярослав совершенно не умел скрывать подхалимаж, либо, как всегда, издевался своими странными шуточками.

- Благодарю, но я справлюсь сама. За свою жизнь я учла одну важную вещь: нужно всегда надеяться только на себя. Седов дал мне расслабиться за это время, что я с вами, а ведь я не должна была так поступать. Я должна была быть всегда готова делать всё сама, не рассчитывая, что за меня сделают там-то и то-то! – ответила она.

Находясь рядом с ним – довольно высоким и стройным мужчиной, – чувствуя запах его духов, она даже была немного не в себе от смешанных чувств. Что задумал этот человек, было совершенно неясно. Холодный, бесстрастный мужчина – разве не это привлекает женщин? Она боялась его, боялась его власти, силы и магически холодного взгляда.

- Анна, милая моя девочка, я просто сразу не понял, что ты хотела, – сказал он сладко, и Анне стало совсем неприятно. Затем он осторожно поднёс свой указательный палец к её подбородку и провел им вниз, по шее, а дойдя до её декольте, остановился. От этого прикосновения у Анны пробежали мурашки по коже. Анна не отошла назад: желание понять что он хочет от неё было гораздо сильнее, чем остальные чувства. Другой рукой он приподнял её подбородок и приблизил свои губы почти вплотную к её; она чувствовала его дыхание, лёгкое прикосновение, почти не ощутимое на коже, и запах сигарет. Она наивно подумала, что это игра; сейчас он поцелует её красивым лёгким поцелуем, а затем уйдёт, оставив её одну размышлять над его поступком. И Анна не знала, что делать: закрыть глаза и ожидать того, что будет, или же вырваться и отойти в сторону. Однако Ярослав не собирался её целовать. Он тихо, почти шёпотом сказал:

- Но ты доиграешься, Анечка моя милая. Точно тебе говорю. Доиграешься…

Эти слова прозвучали не просто страшно, а даже жутко. Его тон, преисполненный хладнокровия и нежности – понятий практически не сочетающихся в определениях, однако часто сопутствующих друг другу, – кольнул Анну в самое сердце. Когда он произнёс эти слова, губы его почти что касались Анниных, она чувствовала их, однако не реагировала. Причина того, что он так заигрывает с ней, может быть, отнюдь не его симпатия.

- И что же это значит? В чём я доиграюсь? – спросила она, переняв его тактику и приблизив свои губы практически вплотную к его уху: она знала, как болезненно на это реагируют мужчины. Но Ярослав был не как все. Его холодные, практически ледяные глаза, тяжёлый взгляд с какой-то усмешкой – казалось, его настоящих чувств никто и никогда не мог бы увидеть.

- Вы слишком самоуверенны. Вам, наверное, даже в голову не может прийти, что есть более искусные люди, чем Вы, более умелые, более красивые. Вы уверены в собственной неповторимости, исключительности. Но Вы – просто одна из сотен тысяч оказавшихся в такое время в такой ситуации, – он отстранился от Анны, не подав никакого вида, что её шепот хотя бы как-то тронул его. Однако Анна не воспринимала эти слова сколь-либо серьёзно.

- Вы странно себя ведёте, Ярик, – ответила холодно Анна. – Зря я вообще к Вам обратилась. Сдается мне, Вас разъедает зависть. Раньше Вы были правой рукой Седова, а теперь вас подвинули…

Он злобно усмехнулся. Наверное, это тоже не могло его сильно задеть. Холодный взгляд смотрел сквозь Анну куда-то вдаль.

- Анечка, Вы ещё ребёнок. Конечно, немного азартный, с идеей фикс, но ребёнок, – ответил он с обычной своей усмешкой. Анне больше не хотелось продолжать разговор. Ярослав даже не намеревался играть в её игру…

- Не беспокойтесь, я Вас не потревожу, я обращусь прямо к Вениамину Георгиевичу, – Анна ответила, отходя к окну.

Ярослав выдержал паузу и поправил свой изящный светло-бежевый костюм, после чего подошёл к Анне быстрым решительным шагом и, не спрашивая её разрешения, обнял за талию, а потом поцеловал её страстно. В первую секунду она невольно открыла губы, потому что всегда любила страсть, однако, опомнившись, Анна оттолкнула его и нахмурила брови. В глубине души ей льстило, что она нравится ему, но она бы никогда этого не показала.

- Вы – страстная женщина, Анна. Безусловно, это не может не нравиться. Но Ваши силы и энергия, которым бы позавидовали многие, направлена совсем не в то русло. И Вы очень ошибаетесь, если думаете, что мы поведёмся и будем Вам во всём потакать. По большому счёту Вы – никто, – сказав это, Ярослав погасил сигарету, которую так ни разу и не втянул, а затем, одарив Анну холодной насмешливой улыбкой, вышел из комнаты.

* * *

Через пару дней Анна и Татьяна встретились, как и намечали раньше, в своём излюбленном месте – на Пушкинской площади. Был прекрасный солнечный день, на деревьях уже распустились листья, погрузив город в запахи весны и невинности. На газонах среди первой зелёной травы появились яркие жёлтые одуванчики, как маленькие маячки для своего крохотного мира. Лёгкость, радость и волнение наполняют в это время воздух! Всё замерло в ожидании лета…

Татьяна совсем не изменилась. Увидев Анну, она радостно вскрикнула, хлопнула в ладоши и расцеловала подругу. Она была такая же жизнерадостная красавица, как и пять лет назад – только чёрные волосы стали ещё гуще и длиннее, а глаза сияли ещё живее. Но это была та же Татьяна Воропаева, с которой Анна так дружила. Изменилась здесь лишь Анна и, как она на минуту подумала в ходе разговора с Таней, что если бы они встретились сейчас впервые – такими, какие они есть, – они бы уже не смогли стать хорошими подругами. Анне было приятно снова увидеть Татьяну, однако в её компании она уже не могла быть собой. Той собой, кем она была с Виталием или даже с Ярославом. Возможно, она уже разучилась общаться с женщинами, её никогда к ним не тянуло, а сейчас это было тем более в тягость. Татьяна не видела и не знала ту настоящую Анну; она, наверное, даже не могла мысли допустить, что перед ней сейчас такой монстр…

Они шли по зелёным маленьким центральным улочкам со старинными двухэтажными домами, говоря одновременно обо всём и ни о чём. Татьяна срывала листочки с деревьев, первые распустившиеся одуванчики и подносила к носу. Она по-настоящему восхищалась всем этим, чего Анна не могла понять. Некогда маленькая пропасть между ними теперь превратилась в гигантский каньон, через который нельзя проложить моста.

- Прошло столько лет! Я уже забыла, когда мы виделись в последний раз: год назад или раньше? Ты так занята всё время, да и у меня, правда, работы хватает, – говорила Татьяна, когда девушки шли по одной из центральных улиц от центра. Погода была хорошая, сидеть в кафе не хотелось, поэтому Таня предложила пройти пешком до её дома, где уже можно спокойно посидеть и выпить чая.

- Да, ты права. Время летит незаметно – особенно когда чем-то занимаешься, – Анна улыбнулась. – Работа, каждый день рутина, одно и то же – так мы и погибаем в этом злом и холодном городе. И совсем не замечаем, как уходит наше время…

- Узнаю прежнюю Анну, я так скучала по этим разговорам и спорам! – Таня рассмеялась и, резко повернувшись, поцеловала подругу. Это было вполне в её стиле.

- Не думаю, что я совсем прежняя. Люди меняются. Причём иногда кардинально. В мире нет стабильности, мир и есть движение, – с горечью произнесла Анна. – Меняться нужно, но нельзя плыть по течению, для чего необходимо иметь твёрдые убеждения. Свою основу. Дом без фундамента не выстоит, особенно на подвижных почвах.

- Да, узнаю тебя! – Таня снова рассмеялась. Ей явно совсем не хотелось говорить серьёзно, а у Анны не было настроя на шутки. – Всё такая же идейная революционерка – наверное, за это я тебя сразу и полюбила!

- Брось, какая я революционерка – просто у меня твёрдые принципы и чёткое мировоззрение.

- Ну вот, разве у революционеров было не так же? Я думаю, как раз это и было их отличительной чертой. А ты всё такая же убеждённая коммунистка? – спросила вдруг Таня. Анна не ожидала этого вопроса и даже смутилась. Она раньше даже не думала о том какая политическая система ей больше по душе: в любой из них есть плюсы и минусы – иначе быть не может.

- Нет, с чего ты взяла? Я не за коммунизм и не за капитализм – я за справедливость, – сказала Анна и задумалась. Она давно уже симпатизировала коммунистам, хотя глубоко в их идеи и принципы никогда не вникала. Ей нравились провозглашенные коммунизмом идеи равенства, неприемлемость расизма, дух коллективизма, когда ты уверен, что тебя не бросят одного в беде, сказав «твои проблемы нас не касаются», когда люди обеспечены по своему труду, знаниям и уму, а не способности воровать. В своей стране она не видела этого – более того, общего духа не было и в развитых странах Европы; всё было пораженно одной заразой, причину которой никто не мог установить. «Я сам за себя и до других нет дела!». Использовать наёмный труд, презирать людей другого цвета кожи; никакой цензуры, разврат, безграничная власть денег! Вот что привнёс капиталистический мир.

- Хотя коммунизм мне куда милее, – добавила она, подумав. – Не нужно возмущаться и приводить пример Советского Союза. Людям не удалось воплотить идею в жизнь отнюдь не потому, что плохая идея. Идея как раз прекрасна. Это люди плохи. Потому что люди ещё слишком дикие: им проще спрятаться за дверью своей каморки, не видя и не слыша то, что происходит вокруг, сказав, что проблемы общества их не касаются. Люди не сумели оставить своё личное «Я» позади, потому что капиталистический дух пропитал их кровь. Частная собственность порождает зависть, жадность, алчность. Желание иметь больше денег портит людей. В нашей стране да и вообще в мире ещё не настало время, чтобы строить коммунизм. Раньше, тысячи лет назад, люди не понимали, что нехорошо убивать детей, стариков, что нельзя устраивать особо жестокие казни за какие-то мелкие проступки. Но шло время, постепенно люди начинали осознавать что такое делать «хорошо», а что – «плохо». Так и с этими идеями: должно пройти время, чтобы была подготовлена для них почва, а уже потом только можно строить коммунистическое общество. Иначе оно обречено.

Татьяна, задумавшись, одёрнула манжеты:

- Люди сами по себе не злы и не добры. Если что-то не получается, это вина идеи, если можно так сказать, а не их. А всем всегда проще спрятаться, это нормально! Зачем мне, например, интересоваться благом людей, которых я никогда даже не увижу? Я не зла, вовсе нет – я помогаю близким… но уволь: помогать, думать о чужих я не намерена. Более того, я осуждаю такое поведение. Чем помогать бомжам, лучше помочь близким нуждающимся. А частная собственность… нет, дорогая, она порождает лишь уют и комфорт, Анюта, как же ты этого ещё не поняла? Научись любить себя, – сказала Татьяна довольно резко, однако после небольшой паузы она добавила, – справедливость – понятие растяжимое… Для одного человека она одна, для других – другая. Каждый захочет равнять всех под себя – что же тогда получится? Люди не могут быть равны. Приличие… это, конечно, хорошо. Благочестие… смотря… а что ты, собственно, под этим словом подразумеваешь? Не капитализм людей развращает, а нежелание думать. Среди людей с капиталистическим духом тоже есть приличные. И среди коммунистов есть порядочные сволочи. Справедливость субъективна всегда, милая моя, все довольны не будут никогда. Справедливость – что это? Этого нет, иллюзия, – Татьяна ответила, сменив своё обычное радостное выражение лица на хмурое. Все эти разговоры не нравились Тане, ей больше по душе было обсудить какие-нибудь романы, что-то из древней истории или архитектуры.

Дата добавления: 2015-10-28