ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 8 страница

- Виталий окончил МАИ, так что, считайте, с юношества имеет дело с самолётами, а затем он стал заниматься в авиационном клубе «Борки», Тверская область, недалеко от города Кимры. Там тренировалась сборная России по высшему пилотажу. Там и сейчас ему обучают, катают туристов и практикуют парашютный спорт. Мы были однажды на соревнованиях, и могу с полной уверенностью сказать, что Виталий был лучшим лётчиком среди всех. С тех пор у нас и пошло прозвище Лётчик, – Вениамин Георгиевич улыбнулся и отпил из бокала вино.

Виталий смотрел на Анну, а она отвернулась и сделала вид, что рассматривает стеллажи с книгами и внимательно читает их названия. Остальные мужчины, в том числе Ярослав, подошли к Седову и начали беседу о каком-то деле, в которое Анна не была пока что посвящена. Честно говоря, ей и не было интересно. А чего ей оставалось ещё ждать? Она – преступник, и вполне логично, что жизнь её будет связана с преступниками. Никого не интересует, что она пытается достичь справедливости, они никогда не поймут этого. Для Анны была одна справедливость, а для Владимира Борисовича другая; для Вениамина Георгиевича и его команды ведь тоже существовала справедливость, только совсем непохожая на Аннину. Не может быть одной справедливости для разных людей, не может! Наверное, если бы все были одинаковыми, то это ещё могло бы случиться, однако люди разные, у них отличаются ценности и мировоззрение, поэтому и справедливость для них разная. Анна задумалась над этим на минуту, проходя с бокалом шампанского мимо книжных полок, и ей стало не по себе от такой мысли. Если справедливость для всех разная, то исчезает смысл борьбы. Ведь нельзя доказать человеку, что его мировоззрение ложно, а чьё-то другое – истинно.

Заметив, что Анна скучает, Вениамин Георгиевич подошел к девушке.

День был в самом разгаре, но Анна уже чувствовала себя усталой. Слишком многое произошло с ней сегодня.

- Простите меня, я очень устала и хотела бы домой, – произнесла Анна с обычной холодностью.

- О, конечно, Анна! Лётчик непременно отвезёт Вас домой. Я думаю, на новую квартиру Вы переедете на днях, а пока что Вам следует отдохнуть и всё обдумать, – любезно ответил Вениамин Георгиевич.

- Вы должны найти хорошего человека – желательно девушку, – чтобы подселить к бабушке. В противном случае на мою поддержку можете не рассчитывать, – отрезала Анна.

- Анна, ну что Вы в самом деле! Я же обещал. Как можно не сдержать обещание? – он улыбнулся. – Мы не оставим Светлану Викторовну. А у Вас будет новая прекрасная квартира, машина, деньги. Не надо беспокоиться.

- Хорошо, – с грустью произнесла Анна.

Анна и Лётчик вышли на улицу – там всё было заметено снегом: и большие ели, и асфальтовая дорожка к дверям. Снег продолжал падать большими хлопьями, закрывая землю своей белой чистотой, создавая атмосферу лёгкости и спокойствия.

Виталий провёл Анну в подземный гараж совершенно немыслимых размеров для частного дома, где стояло около десятка разных машин. Разумеется, это были дорогие иномарки, на которых приезжали сюда друзья Вениамина Георгиевича. В стороне Анна заметила огромный джип Infinity, рядом с ним стоял другой внедорожник – Nissan Murano. Виталий подошёл к «Нисану». Пискнула сигнализация, и открылись двери.

- Садитесь, пожалуйста, Анна, – сказал он, улыбаясь. Анна была в шоке от увиденного: раньше подобные автомобили могли ей только сниться.

- Это… Ваша машина? – неловко спросила она.

- Да, моя, – ответил Виталий с некоторой гордостью. – Её я купил сам, хотя вообще-то Вениамин Георгиевич дарит своим верным друзьям машины. Не хотелось быть должным.

Он сел за руль и завёл двигатель. Шикарная машина тронулась мягко, и вскоре они уже мчались по большому шоссе по направлению к Москве. Анна смотрела в окно на пролетающие мимо дома, деревья и редкие встречные автомобили.

- Мы были недалеко от Москвы? – спросила она, чтобы нарушить неловкое молчание.

- Да, – живо ответил Виталий. – Это ближайшее Подмосковье, около пятидесяти километров от столицы. Постоянное место жительства Вениамина Георгиевича.

- Красивый дом, – сказала Анна задумчиво, – но ему, должно быть, долго добираться до Москвы…

- Он туда редко ездит. Те, кому надо, сами навещают его. Вы же видели этих людей у него дома? Они не живут там – просто приезжают по работе.

Анна задумалась и поправила выбившиеся волосы.

- А чем занимается Вениамин Георгиевич? – спросила она, взглянув на Лётчика. Тот заметно смутился, не зная что ответить.

- Ну… Чем он только не занимается! Мастер на все руки, – засмеялся Виталий, будто не желая продолжать этот разговор. Но Анна настаивала на своем:

- А всё же? У него ведь есть основной род занятий?

- Рестораны. Это его основной бизнес.

- Не знала, что рестораны требуют такого количества оружия и телохранителей, какое было в доме у Седова, – задумчиво произнесла Анна, после чего спросила: - А Вы чем занимаетесь у Седова?

- Ой, у меня много занятий. Как Вам рассказал Вениамин Георгиевич, я, в первую очередь, лётчик. Это занятие дорогое, но пока что денег хватает. Раньше я работал в сфере авиации. Понимаете, самолёты – моя страсть, но, конечно, не большие пассажирские, а маленькие спортивные и военные. Когда я был ребенком, то мечтал сам собрать самолёт, как это сделал мой дед. Наверное, с тех пор я так полюбил самолёты, – он немного помолчал, а затем более оживлённо продолжил: – Я родился и вырос в Ярославле, оттуда же и мои родители. Однако в институт я поступил в Москве, да так получилось, что здесь и остался, связав жизнь с самолётами. Лет пять назад я познакомился с Седовым и его компанией. Я не хотел с ними работать, но… жизнь иногда вынуждает делать поступки, которых человек не хочет. Я хорошо разбираюсь в компьютерах, поэтому Седову понадобился такой человек. Сами понимаете, – Виталию не хотелось говорить всё о себе, будто бы ему было стыдно признаться в том, что он, на самом деле, – один из группы этого мафиози, один из тех, кого, как и Анну, против воли заставили заниматься этим делом, а другого выхода у него и не было.

- Взламываете секретную информацию? – прямо спросила Анна и улыбнулась. Виталий немного сконфузился, но ответил также в тоне шутки:

- Вроде того. Кредитные карты… Коды… Но не подумайте, что я вор! Вор – это тот, кто грабит бедных и нуждающихся людей, но не тот, кто отнимает наворованное уже кем-то раньше! – он поспешил сказать.

- Конечно, благие намерения, я Вас понимаю, – с некоторой издёвкой в голосе произнесла Анна, отчего Лётчик, как ей показалось, немного помрачнел. – Вы здесь против своей воли? – спросила она прямо.

- Нет… ну, то есть человека в принципе нельзя заставить сделать то, чего он не хочет. Просто в нашем мире была – да и есть – такая ситуация, что иного выхода нет, – сказал он, но Анна его не поняла.

- Седов Вам вряд ли поручит грязную работу, – она добавила.

- Смотря что называть грязной работой. Седов считает себя обычным богатым человеком, занимающимся просто выгодным бизнесом. Никто не знает его представлений о морали, о том, что хорошо, что плохо и что есть справедливость. Даже для тех, кто работает с ним более тридцати лет, до сих пор большая загадка: кто скрывается за маской этого спокойного и обстоятельного мужчины? Всем следует быть настороже. В нашем мире вообще нельзя доверять людям.

- Спасибо, что предостерегаете меня, – Анна улыбнулась. На секунду Виталий повернул голову в сторону девушки и их взгляды встретились, и будто искра вспыхнула между ними. У Анны кольнуло сердце.

- А чем занимаетесь Вы? – спросил неожиданно Виталий.

- Я… теперь я – помощница Вениамина Георгиевича, – ответила Анна, не желая распространяться на эту тему. Если он ничего не знает, то это к лучшему. Анне совсем не хотелось портить впечатление о себе.

- Интересно, в каком плане? – Виталий усмехнулся.

- В рабочем, – отрезала Анна.

- Я не знал, что старик Седов работает с девушками. Зная его отношение к женщинам…

- У него есть семья? – спросила Анна, всё ещё стараясь перевести тему.

- У него были жена, дочь и сын. Я не знаю, что с ними сейчас. С женой он развелся давно, сына я не видел никогда, и сам Вениамин Георгиевич о нём редко упоминает, а если что, просто переводит тему. А дочь часто приходит к нему в особняк. Это уже взрослая, богатая женщина. По-моему, она замуж вышла. Хотя точно не знаю.

- Ясно, семейный человек, – заключила для себя Анна.

У Виталия так и не получилось узнать у Анны кем она работает у Седова, поэтому разговор был на посторонние темы. Виталий казался открытым человеком, прямым и таким чистым душевно, что ему было совсем не место среди этих людей. Анна периодически смотрела в глаза этому мужчине и пыталась узнать его хотя бы немного больше.

Наконец машина остановилась возле Анниного дома, и Виталий открыл дверь Анне и подал ей руку.

- Спасибо, – вежливо ответила Анна, выходя из машины.

- Завтра я заеду за вами с утра, покажу новую квартиру, – сказал Лётчик, провожая Анну к подъезду.

- У меня работа… – начала было Анна, но он рассмеялся.

- Анна, вы теперь у Седова, какая работа? – он был искренне удивлён.

- Да, – с грустью согласилась Анна.

- До завтра, – он пожал её маленькую ладонь.

- До свидания, – и Анна пошла быстро в подъезд. Он долго смотрел ей вслед, пытаясь уловить запах её духов, после чего сел в машину и уехал.

* * *

Владимир Борисович Воропаев не спал сегодня ночью. Ему было совсем не до этого. Он сидел в своей комнате и читал одну и ту же папку. Когда он прочитывал эти двадцать пять страниц до конца, то перелистывал обратно на первую и начинал читать снова. Наверное, он знал всё, что там написано, наизусть, и мог бы рассказать с точностью до запятой, но его это не устраивало, словно он хотел увидеть какой-то шифр, недоступный для глаз. Он постоянно пил кофе, осторожно отставляя чашку подальше от заветной папки, чтобы не испачкать её. Его привлекала пятнадцатая страница документа; он останавливался, что-то читал вслух, выписывал в большую толстую тетрадь и снова читал. Это было дело этих неуловимых радикалов, и, в частности, организаторов всех погромов в столице, заканчивавшихся зверскими убийствами или избиением людей. Он разбирал дело, на котором уже погорело столько следователей, которое всё больше и больше пугало жителей города, о котором теперь постоянно говорили по радио и в газетах. Владимир Борисович не мог избавиться от странного чувства, что разгадка на самом деле где-то рядом, совсем близко – просто он её не видел, и от этого ему становилось не по себе. Собирая мельчайшие крупицы дела воедино, он вырисовывал перед собой определённую картину происходящего, переполненную пробелами, которые необходимо было заполнить. Иногда он вставал и подходил к окну, потирая виски, и задумчиво смотрел на город с высоты десятого этажа. Он сильно сдал за последние годы: потускнел взгляд умных чёрных глаз, да и седина в волосах появилась. Из-за морщин он выглядел куда старше своих пятидесяти семи, и всё чаще подчинённые советовали ему навестить врача. Но ему всегда было не до себя. Над Москвой поднималось холодное зимнее солнце, озаряя улицы, дома и прохожих, вечно спешивших куда-то. Было холодное утро с чистым бледным небом, и дома вырисовывались словно из тумана. Воропаевы жили на семнадцатом этаже, из окон их дома Москва казалась как на ладони.

Часов в девять утра в комнату постучали, и зашла Валентина Дмитриевна. Она выглядела крайне обеспокоенной. Одета она была в накинутое на голое тело банное платье бордового цвета, на голове было завязано полотенце – она только что вышла из душа. Несмотря на возраст (почти пятьдесят лет), это была красивейшая женщина с чёрными волосами и карими глазами, с пропорциональным остреньким личиком, тонкими алыми губами и стройной грациозной шеей. Она проскользнула к Владимиру Борисовичу почти бесшумно, еле приоткрыв дверь, и встала у рабочего стола, беспокойно разглядывая папки. Владимир Борисович курил у открытого окна с задумчивым видом и лишь только взглядом поприветствовал жену.

- Володя, ты не спал всю ночь. Так нельзя! – сказала она обеспокоенно.

Но он ничего не ответил – лишь только затянулся сигаретой и выдохнул дым в окно.

- Пошли позавтракаем, уже утро. У тебя опять не ладится на работе?

- Не то чтобы не ладилось… Просто это уже не столько дело прокуратуры, сколько дело принципа, – ответил Владимир Борисович задумчиво.

- Ты читаешь эту папку каждый день, ну что там может быть нового? – спросила Валентина Дмитриевна.

- Новое – это хорошо забытое старое, – проговорил, не вынимая сигареты изо рта, Владимир Борисович.

- Эх, Володя, пойдём на кухню, позавтракаем. Тебе ведь надо идти на работу, а ты такой усталый, – беспокоилась Валентина Дмитриевна. Она взяла папку в руки и посмотрела на неё. Случайно на пол выпали вложенные внутрь дела фотографии и отдельные документы.

- Ой, Володя, прости меня! – она кинулась их собирать, а он, выкинув недокуренную сигарету в окно, принялся ей помогать. Он был сдержанным человеком и, наверное, никогда бы не высказал своего недовольства либо раздражения по поводу самых невыносимых дел.

- Как ты можешь читать это столько времени подряд, если знаешь там каждое слово? И почему ты один так усиленно работаешь? Неужели вы все вместе не можете справиться? – расспрашивала Валентина Дмитриевна, собирая аккуратно листы и фотографии с мест преступлений, повергавшие её в ужас, который она пыталась скрывать.

- Работаю я не один, но толку от этого мало, – Владимир Борисович почесал задумчиво затылок и добавил, – пошли на кухню.

Они вышли в коридор и, пройдя мимо изящных старинных книжных полок, которые заменяли обои в коридоре, оказались на кухне. Владимир Борисович сел у окна и разложил дело перед собой. Он не мог отвлечься от него ни на минуту.

- Иногда начинает казаться, что выхода нет и это – тупик. Но время от времени, когда я в сотый, в тысячный раз перечитываю дело либо когда еду на очередное место преступления, то надеюсь, что теперь-то будет хоть какая-то зацепка, может мелькнуть какая-нибудь идея – только уловить её не могу! – произнес Владимир Борисович задумчиво, глядя на фотографию одной убитой девушки. Валентина Дмитриевна, сердечно всё переживающая, воскликнула:

- Ведь должно быть что-то очевидное, должно быть! Уже сколько? – почти пять лет! Зачем все эти погромы? Ради чего незнакомые люди собираются чтобы убивать других? Бить магазины, машины! Были времена и хуже, но в людях не было... Столько злобы, что ли... Из зависти?

- Да нет, Валь, – ответил Владимир Борисович, отложив фотографию в сторону. – Здесь что-то другое, совсем другое! И люди эти не зря собираются. И погромы, и убийства – всё это тесно взаимосвязано. Но какой нитью?

- Конечно, потому что никто не может посмотреть дальше своего носа! – послышался тонкий голос из коридора, и вскоре на кухню вошла красивая молодая девушка, Татьяна. Теперь она превратилась в настоящую женщину – изящную, хрупкую, привлекательную и загадочную, как ночные купавы на туманном озере в свете звёзд.

Мельком взглянув на отца, она подошла к шкафу с посудой и достала оттуда свою чашку, после чего, найдя какие-то пакетики с чаями, стала разводить их.

- Не видите вы ничего дальше своих представлений о мире, – повторила Татьяна, не гладя на родителей.

- Что это значит? – удивленно спросил отец. – Они-то здесь причём?

- А притом, что если причины – не насилие и не воровство, то надо искать их в чём-то другом! Вы хотя бы побеседовали с друзьями убитых, послушали их музыку, узнали их увлечения, определили бы их положение в обществе, отнесли к определённому классу, – сказала Татьяна, - и кроме того, выяснили бы к какому классу принадлежат участники погромов, как они узнают информацию? С какими целями приходят? Ведь были когда-то задержанные!

- Танечка, мы это уже давно сделали. Не считай наших следователей совсем уж глупыми! – покачал головой Владимир Борисович.

- Да? Разве? И какой вы сделали вывод? – переспросила она.

- Покажи, может, действительно в этом есть что-то разумное, – согласилась Валентина Дмитриевна.

Владимир Борисович отставил чашку в сторону и, смахнув со стола крошки, положил туда свою папку. Достав оттуда пару фотографий, он разложил их на столе. Под каждой фотографией была небольшой листок с информацией.

- За эти четыре с половиной года произошло не одно убийство и более двух десятков погромов и экстремистских нападений на мирных граждан. В каждом случае были погибшие люди, что наводит на мысль о том, что сами по себе эти нападения имели целью причинить вред определенным лицам.

- Ну, это ладно, а что вы узнали про них, про этих жертв? Про их жизнь? Увлечения? Что-то общее? – настаивала Татьяна, взглянув на фотографию убитой девушки, которая лежала на асфальте в тени какого-то высокого дерева. – А ещё я бы посоветовала вам смотреть не на фотографии уже мёртвых, а на фотографии жертв ещё при жизни! Куда более полезная информация.

- Не думаю, что это сколь-либо важная информация, но кое-что у меня есть, – ответил Владимир Борисович.

- Я так и знала, что на важное вы не смотрите, – с некоторым вызовом в голосе, сказала Татьяна.

Владимиру Борисовичу не понравился тон дочери, но он промолчал, а Валентина Дмитриевна сказала:

- Дочка, твой отец этим занимается профессионально, ему ведь лучше знать!

- Как сказать. Он не видит проблему изнутри! – ответила Татьяна.

- Все убитые принадлежали примерно к одному социальному классу. То есть это были типичные представители современной молодёжи. Увлекались модной музыкой, посещали ночные клубы, ходили в кинотеатры, мало читали, – начал Владимир Борисович, но Татьяна перебила его:

- Ну, то есть пустые люди!

- Почему? – удивилась Валентина Дмитриевна.

- Я искренне поражаюсь, почему же наши родители совсем не видят огромной проблемы своих детей, нашего поколения! Да, целого поколения. Ведь всё настолько очевидно, настолько явно, что до тошноты становится больно и обидно. Папа, мама, вы ведь не видите того, что лежит у вас перед глазами. Как такое может быть вообще? – Татьяна в негодовании хлопнула в ладоши.

- Что мы должны видеть? – повысив тон, спросил Владимир Борисович.

- Самое простое, папа: разгадку! Четыре года гадать над элементарными вещами, которые настолько очевидны, что режут глаз!

- Отец пытается защитить тебя, Таня! – повысила голос мать, – ты не задумывалась, что следующей жертвой нападения можешь стать ты? Нет?

- Ха-ха-ха, – рассмеялась Татьяна. – Этого не произойдёт никогда, уж поверьте мне. Я не вписываюсь в контингент его жертв, не отвечаю по всем параметрам.

- Это дело рук сумасшедших экстремистов, дочка, и разговор совсем не шуточный, – сказал Владимир Борисович. – А ты как раз подходишь под тип их жертв.

Татьяна с ужасом посмотрела на отца и мать, отступила назад и задела спиной маленькую фарфоровую чашечку, которая со звоном упала и разбилась на множество осколков. Татьяна не стала подбирать её, а лишь качала головой, словно не желая принимать эти слова.

- Господи, почему вы настолько слепы? Почему вы не видите того, что так очевидно? Мы же ваши дети – неужели нас нельзя понять? Нет, вы ведь всё равно всегда будете считать себя умнее – так почему же вы не можете понять такого явного факта? Мама, папа, неужели и вправду вы ничего не понимаете? Вы видите, что творится в мире? Разве это не объяснение? Разве то, что происходит с нашей молодёжью – не объяснение? Как вы можете назвать меня такой же, как и жертвы? Мама, папа, ну неужели вы настолько слепы? – на глазах у Татьяны показались слёзы, руки задрожали. – Вот уж не думала, что получу такое оскорбление от собственных родителей! – и она выскочила из кухни, даже не подобрав осколки чашки, а в коридоре повторяла плачущим голосом, – собственные родители не отличают меня от быдла! Господи! Ну почему так? Почему?

Владимир Борисович устало почесал затылок и посмотрел на свою жену. Она взялась за голову.

- Валь, ты что-нибудь понимаешь? Что с ней?

Валентина Дмитриевна покачала головой и ничего не ответила. Владимир Борисович открыл форточку и закурил:

- Конечно… Возможно, она права. Но это ещё более путает дело, – а после паузы добавил: – А знаешь, Валя, мне не даёт покоя мысль, что всё началось именно с пропажи моего пистолета. Да, именно после того Дня Рождения Тани, когда мой пистолет был украден. Я не могу этого никак связать с преступлениями, но следовательская интуиция чувствует связь… Возможно, я начинаю строить глупые предположения, потому что нет никаких улик. Но факт, что Дарья Моторова – студентка того же самого факультета, что и наша дочь и большинство её гостей – была убита как раз через некоторое время после пропажи моего оружия, не даёт мне покоя. Конечно, я понимаю: оружие, скорее всего, я потерял на работе, и скорее всего Дарья была убита из-за криминальных афер её отца, но всё равно меня это беспокоит. Я не знаю как тебе это объяснить. Интуиция, что ли… Шестое чувство…

- Но ты ведь проверял всех гостей? – спросила каким-то рассеянным голосом Валентина Дмитриевна, не придя ещё в себя от истерики дочери.

- Их опросила Татьяна. Да и тогда у меня были некоторые подозрения на этот счёт. Я же обнаружил пропажу оружия не сразу и думал, что мог сам его потерять…

- Володя, возможно, и вправду ты оставил его на работе?

- Я не хочу так думать, так как это лишает меня любых надежд на поимку преступника, – сказал Владимир Борисович, допивая кофе и вставая. - Я даже не могу утверждать, что погромы с убийствами определённых людей как-то связаны с убийством Дарьи, – говорил следователь уже из коридора.

Он собирался идти на работу, и уже в дверях дома Валентина Дмитриевна сказала тихо, будто бы специально, чтобы Татьяна не услышала:

- Володя, возможно, она права! Подумай как следует: нужно, наверное, менять метод работы.

Владимир Борисович в ответ лишь поцеловал жену в лоб и ушёл, прижимая свой дипломат с заветной папкой.

* * *

Так шли дни, недели, месяцы, и всё оставалось без изменений в деле Владимира Борисовича. Он не переставал работать над ним ни на минуту – даже ночью ему снились сцены преступлений и возможные варианты разгадки. Он работал над этой заветной папкой и в своём кабинете, и сидел над ней ночами дома. Вот уже четвёртый год у него не было отпуска.

Это невероятно сложно – осознавать свою непригодность в каком-либо деле, а с каждым днём Владимир Борисович всё больше именно так себя и ощущал, чему способствовали замечания начальства и угрозы о расформировании группы. Он делал всё, что мог и даже больше, ни дома ни на работе не расставаясь с документами, в которых знал каждый пункт.

Но однажды удача соблаговолила ему. Был обычный весенний день, ещё практически ничем не отличающийся от зимы – самые первые числа марта. Ярко светило солнце и, отражаясь от снега, слепило глаза. Растаявшие под лучами льдинки капали на землю. Владимир Борисович был невероятно взволнован и чем-то обрадован: быстрыми шагами он поднялся по лестнице, насвистывая знакомую мелодию, прошёл по коридору, здороваясь со всеми горничными и, подбросив ключи правой рукой и поймав левой, открыл дверь своего кабинета. Рабочий день ещё даже не начался – просто Владимир Борисович провёл почти всю ночь на месте нового преступления, а оттуда направился сразу на работу. Войдя в кабинет, он, не переставая насвистывать мелодию, повесил на вешалку пальто, предварительно отряхнув его от снега, и свою изящную шляпу с полями. Затем он задержался на некоторое время перед зеркалом и поправил свой костюм. Было видно, что сегодня для Владимира Борисовича хороший день. Сев за свой рабочий стол, усыпанный разными бумагами и папками, он стал раскладывать перед собой различные фотографии и записи, сделанные ночью.

Вчера во второй половине дня произошел новый флэш-моб на окраине столице, в результате которого была убита студентка пятого курса МГИМО. Всё как раньше: собрались незнакомые люди и разбили машину, где находилась девушка. Разгневанная толпа различной бедноты с остервенением расколотила дорогой внедорожник этой дамы, а саму её выбросила на землю, где и добивала под руку попавшимися предметами. Однако девушка сумела чудом вырваться и бросилась бежать во дворы, где даже смогла оторваться от преследователей, но меткий выстрел в ногу сшиб её с ног. Она не могла двигаться, слыша лишь надвигающиеся крики приближающейся толпы разъярённых людей: «Смерть буржуям! Смерть!».

Вроде бы обычный случай, только на сей раз, как показалось Владимиру Борисовичу, разных зацепок и улик было гораздо больше. Наконец-то, думал он, лидер их просчитался и оставил следы! Во-первых, подъезд дома, где произошло это убийство, был оснащен видеонаблюдением, записи с которого были уже у Владимира Борисовича на маленьком диске, то есть на них могло бы быть изображение убийцы или хотя бы какие-нибудь характерные детали. Во-вторых, самое главное – то, чего так долго ждал Владимир Борисович: пуля! Маленькая пуля, искорёженная, измятая при попадании в бетонную стену, почти неузнаваемая, – но тем не менее это была пуля! И хотя она ещё только была направлена к экспертам, Владимир Борисович предчувствовал, что в этом маленьком кусочке свинца может быть ключ к разгадке, который он не должен упускать. Ведь если бы не этот меткий выстрел в ногу, толпа бы не настигла девушку.

Разложив перед собой фотографии, он начал смотреть на них самым пристальным образом. Обычная девушка, модно одетая, хотя сейчас от её одежды остались лишь клочья, лежала в грязном месиве из крови, снега и земли. Вокруг не было ничего подозрительного: бушующая толпа растащила все её вещи - сумочку, украшения. Лишь только студенческий билет во внутреннем кармане её пиджака остался нетронутым. А в стене красовалась небольшая вмятина, которая была бы и незаметна в этом давно не ремонтировавшемся доме.

Однако изучение самого преступника, стрелявшего, лидера не дало сколь-либо видных результатов: ведь он знал это ещё со времён института. Здесь опять было что-то другое – что-то, что оставалось за пределами его понимания. И снова он вспоминал Татьяну: нужно было заняться изучением жертв! Причём не поверхностным, а самым полным. Если бы он понимал с какой стороны смотреть! Что здесь могло помочь? Первым делом Владимир Борисович обратился к интернету и молодёжным книгам, самым читаемым среди студентов. Нет, естественно, это не были Достоевский или Гёте; это были модные нынче современные (разумеется!) западные пропагандисты. Владимир Борисович сумел выяснить, что каждый из убитых имел в своей библиотеке хотя бы один из романов подобных "писателей". Уже нашлось что-то общее! С невероятным отвращением следователю пришлось прочитать все эти «литературные» произведения и сделать для себя некоторые выводы. Все выводы Владимир Борисович записывал в отдельную тетрадь, потому что он не любил пользоваться компьютерами. В этих книгах прославлялся разврат, насилие, глупость, полная деградация личности, в них человек рассматривался как некое животное, которое живёт лишь ради того, чтобы размножаться, а процесс размножения ставит на первый план. Никакого образования, никакой души – ничего, кроме самых низменных желаний! Владимир Борисович долго думал над тем, как определить всё это, искал какое-нибудь наиболее ёмкое выражение и в итоге записал в свою тетрадь одно единственное слово, обвел его и подчеркнул. Это слово было – деградация.

Однако только на книгах Владимир Борисович не остановился, он начал дальше и дальше изучать их интересы и их увлечения, чему крайне помогали появившиеся в последнее время различные сайты в интернете: блоги, дневники, «Вконтакте», «Ливинтернет» и другие. На этих страницах как на ладони были представлены интересы жертв: их любимая музыка, любимые фильмы, занятия, хобби. К счастью, большинство убитых имело либо свой онлайн-дневник, либо имело страницу на популярных сайтах, поэтому Владимир Борисович начал изучать их анкеты особо внимательно. После книг, которые ему пришлось почитать, он принялся за музыку. Для Владимира Борисовича это было ещё большим шоком, чем «литература», модная среди молодёжи. Он открыл для себя такие стили музыки, как House, Drum & Bass, Trance, Metal, Metal Core, Hard Core, Noise, R’n’B. Ну, опять же, музыкой это можно было назвать условно – скорее просто шум, сотрясание воздуха, причём весьма отвратительное, раздражающее, не несущее ни духовности, ни пользы. Владимир Борисович слушал этот кошмар и дома, и на работе, пытаясь выяснить что же здесь может быть привлекательного, но не мог понять. Разве это музыка – долбёжка ударными, гитарами и надрывный истерический ор? Нет мелодии, нет даже нот! В скором времени в блокноте, под записями о литературе появилась запись о музыке. Это также было одно слово – деградация.

Изучение хобби и любимых занятий дало схожие результаты. Интересы не уходили далеко за пределы «сигарет с кофе», «ничегонеделания», «секса», «клубных тусовок» и «хорошей выпивки». И опять же, даже здесь, Владимир Борисович записал в свою тетрадь – деградация. Он не хотел верить этому, будто ему не хватало доказательств. Он не хотел принять эту правду, которая так явно вырисовывалась перед ним. И он старался искать что-то, что могло бы опровергнуть столь шокирующую истину. Последний месяц он, следователь, сам ходил по домам жертв, беседовал с родителями, осматривал комнаты, расспрашивал друзей убитых, пытаясь нарисовать картину жизни этих людей. Чем больше он вникал в этот мир, тем яснее вырисовывалась проблема, которую раньше он вообще не видел, которой не уделял должного внимания и которая теперь так колола его сердце. С каждым днём приходило мучительное понимание, что Татьяна была права, что жертвы все между собой связаны, и пускай лично они не были знакомы, они принадлежали к одной группе. Будучи человеком очень дотошным, Владимир Борисович задался вопросом: «А, быть может, все они такие?». Но ясный ответ был перед ним – Татьяна была другой, друзья её были другими. Но тем не менее он не переставал анализировать ситуацию. «Она – моя дочь, и вполне логично, что я вижу её в совсем другом свете, нежели остальных!» – думал он. Но нет, это ведь и вправду было так. В университете у Татьяны никогда не ладилось с сокурсниками, что как раз по всем пунктам подходили по описанию под то современное общество, к которому принадлежали и жертвы маньяка. У них были разные интересы, разное понимание мира, разные взгляды на то, что хорошо, а что плохо – более того, они жили в разных мирах.

Дата добавления: 2015-10-28