ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 15 страница

- Да, но они не шли против закона, – аккуратно заметила недавно пришедшая девушка в сером платье.

- На нас – в частности, на тебя и твою компанию – обрушатся репрессии. А затем и на всё общество. Это свойство любой власти: не потакать недовольным, а репрессировать их, заставить их молчать. И лишь в отдельных случаях власть может усмирить недовольных, удовлетворив их требования, – подхватил Костя, которому не терпелось влезть в беседу и завязать спор с Леной.

- Вот! Наконец-то мы видим истинное лицо любого человека. Дай ему тепло и буханку хлеба, как он обо всём забудет. Пускай лучше я буду рабом, но сыт и в тепле. Вот оно, наше мировоззрение, обывательское, мерзкое. Вот против чего нужно бороться! Когда же наконец люди убьют в себе этого жалкого, ничтожного, лицемерного раба? Неужели я буду первая, кто отказался от хлеба и тепла ради общего блага? Неужели я одна и никого со мной нет? Всем нужно собственное, личное спокойствие, да, Толик? Пока нам плохо, мы кричим: «Бороться! За всех! Войной!». А как появится хлеб насущный, так мы думаем: «А нужно ли нам все это?». Неужели лучше быть рабами? Разве так сложно думать о будущем, о благе, о своих детях, которым жить при такой власти? Я – обычная женщина, сумела отказаться от всего ради борьбы. Саша – простой человек, бросил всё ради того, чтобы ваши дети не кусали локти, глядя на особняки воров! Мы что, единичные случаи? Кто же с нами? – воскликнула Лена так громко, что к первому столику обратились взоры всего зала. Её собеседники молчали. И тут послышался голос из-за соседнего стола:

- Я с вами, - сказала Анна.

Все за столиками замолчали и посмотрели на Анну. Они не ожидали такого вмешательства, поэтому с любопытством рассматривали девушку. Толя даже привстал, чтобы лучше видеть её.

- Да, я с вами согласна, – продолжила Анна. – Большинство просто не может себе представить, как сложно быть единственным воином, когда поле боя – целая страна. Тут, естественно, нельзя показываться, выходить с ними один на один. И в таком случае есть лишь один выход: диверсии – то, о чём говорила Елена. Мы можем уйти незамеченными, взорвав пару «новорусских» машин или дач, но нас точно поймают, если мы будем выходить все вместе и с криками «в бой» громить всё вокруг. Пока что мы – очень небольшая сила, чтобы действовать открыто, это правда. В нашем деле нужно держаться вместе, в то же самое время действуя отдельно, каждый в меру своих сил. Ведь у всех нас одна цель: чтобы было лучше жить. Мы – борцы за справедливость. И нам необходимо признать, что такие борцы были и раньше, причем в большинстве своём они не одерживали победы. Разве что при благоприятном стечении обстоятельств. А ещё – может быть, конечно, это лично моё мнение – в наши ряды нужно принимать всех недовольных, готовых к действиям. Искать таковых лишь среди коммунистов плохо: ведь существуют люди очень далекие от политики, однако понимающие, что жить плохо, желающие исправить всё. Их нельзя отгонять, а, напротив, их нужно собирать всех вместе. Господи, вы подумайте… Раньше же у людей не было ни телефона, ни интернета, но, тем не менее, они могли собраться в большую организованную силу и выступить в масштабе всей страны. Неужели мы, имея средства коммуникации, используя достижения техники, не можем? Правда, наверно, люди стали ленивы и посредственны, их заботит лишь свой кусок хлеба и тёплая хата. Больше ничего для них не имеет значения. Это неправильно. Но своего ума не вложишь, как говорится. Нам нужно самим разгребать ситуацию. Кто, если не мы? – Анна улыбнулась и посмотрела на членов общества. Виталий невольно почувствовал гордость за неё. Лена смотрела на Анну с опаской, однако не могла скрыть одобрения во взгляде своих чёрных глубоко посаженных глаз.

- А девушка правильно всё говорит. Разве нет? – сказала, наконец, Лена, осматривая окружающих. Все покорно молчали. – Каждое честное сердце – это революционная ячейка, и нам нужно всячески стараться консолидировать наши силы. Мы ищем активных, готовых к действиям людей. Недовольных капиталистическим строем хватает. Некоторые просто не осведомлены о наших обществах и хотели бы что-либо сделать, да не знают с чего начать. Таких людей нужно искать и всячески поддерживать! Что с нами сделало современное общество? Создало дебилов, паразитических свиней из молодёжи, втоптало в грязь всю культуру и историю. Каждый думает лишь о себе и своей личной наживе. Те же, кто думает об общем благе и хотели бы что-то предпринять, унижены, поставлены в абсолютно бесправное положение. У нас есть неучи, покупающие золотой унитаз, в то время как старые голодные ветераны продают свои медали, – Лена замолчала и положила голову на руки. Видно было, что все эти события до глубины души её трогают.

- Девушка, простите, а вы кто? – спросил вежливо Костя, однако показывая какое-то пренебрежительное отношение. Возможно, ему стало неприятно, что Лена отдала предпочтение мнению незнакомки, отвергая его доводы.

- Я? Меня зовут Анна. А это мой друг Виталий, – Анна улыбнулась и протянула руку Косте, но тот даже не удосужился встать и пожать её. Вместо него это сделала Лена.

- Очень приятно, Анна. Меня зовут Лена, это мои знакомые, – девушка поочерёдно представила всех молодых людей Анне и Виталию.

К новым участникам беседы в компании отнеслись по-разному, Анна чувствовала недоверие и опасения во взглядах этих людей. Это было понятно: ведь доверие нужно заслужить, завоевать, а эти несчастные люди, вынужденные скрываться, прятаться, не быть самими собой, не могли доверять первым встречным, несмотря даже на то, что они знают пароль и позывные общества. Конечно, открывать им душу Анна не собиралась, максимум, она могла предложить свою помощь, но речи пока что об этом не шло. Виталию тем более не нравились все эти люди, они были не из его круга общения, даже не те, с кем он пошёл бы в дружеский поход. Но он слишком ценил увлечения Анны, ему приходилось улыбаться и быть дружелюбным со всеми, чтобы не обидеть свою возлюбленную. Сейчас, глядя на то, как Анна любезно со всеми здоровается, обменивается незначительными фразами и старается быть активной участницей разговора, он задумался на секунду: зачем всё это? Почему-то он вспомнил свою старушку бабушку, которая добровольно в девятнадцать лет ушла на фронт в войну и, даже несмотря на три ранения, воевала до самого конца. Тогда, он явно это осознавал, была цель у людей, они жили и боролись, они не искали мнимые угрозы… Тогда всё было иначе! Всё! А сейчас? Зачем же это? Зачем нужны эти клубы, зачем нужно обсуждать методы борьбы? Для чего все эти убийства? Глупые, ненужные… От того ли, что люди уже окончательно не знают чем занять себя, от злобы ли? Война сделала из его бабушки настоящего человека. А что будет из этих молодых людей? Растительное существование; всё есть, а людям всегда мало! Всегда мало того, что есть. И всегда будет хотеться больше. Как же глупы эти разговоры, как они мелочны по сравнению хотя бы с жизнью одного фронтовика! Эти мысли появились в голове у Виталия, пока он смотрел на Анну и её новых собеседников. Отчего-то ему стало так грустно и обидно… Он всегда знал, что ему нужно было родиться в другое время, в годах двадцатых, пройти войну, жить по-настоящему! А кто он? Ведь ему скучны и даже противны эти разговоры, он ненавидит всё то, чем живет Анна, хотя так любит её саму… Он – добрый человек; беда это или благо, пока что это приносило ему лишь одни страдания. Чем больше он смотрел и слушал завязывавшийся спор между Анной, Леной и Костей, тем сильнее сердце его сжималось. Конечно, он даже не вслушивался, о чем они там говорят, полностью погрузившись в свои мысли. Беда ли это всех «других» людей нашего времени, какими бы они ни были – чувствовать себя ненужными, брошенными, одинокими? Понимать, что это не твой век, а то, что подходило бы тебе осталось далеко позади и, как ты не старайся, ты не вернешь его! И жизнь свою проживаешь как-то не так, как тебе хотелось, всё не то… Это не твой дом и не твоё время. Тебе лишь остается слушать старую музыку, воображая себя в прошлом… Виталий смотрел на них и мысленно искал ответы на эти вопросы, мучающие его на протяжении всей жизни, всплывшие сейчас с невероятной остротой. Его взгляд остановился на Анне, этой красивой женщине с длинными темно-каштановыми волосами, которая почему-то так глубоко запала ему в душу. Чем привлекла она его, такого открытого и доброго, далёкого от политики, близкого к природе? Своей ли страстью к справедливости, идеей спасения страны, обидой за своих предков? Что было в ней такого, что могло свести с ума? Он внимательно следил, как она оживленно что-то рассказывает Лене, как тёмные синие глаза блестят, какими резкими стали движения её рук – верный признак того, что она нервничает. К чему все это? Разве эта идея, какой бы правильной она ни была, стоит жизни хотя бы одного человека? Виталий не мог этого понять, как не могла понять и Анна, что своё мировоззрение не вложишь в чужую голову. Можно ли сделать людей счастливыми, подчинив всё воле одного человека? А будут ли они счастливы, если пытаться подстроиться под каждого? Виталию захотелось уйти отсюда, тихо, незаметно, чтобы не обидеть никого, но он понимал, что Анне это могло бы быть неприятно.

- Эта молодёжь, серая, воспитанная без каких-либо моральных принципов, не знающая истории! Правительство специально делает из людей уродов! – говорила Анна, перебирая пальцами оборку на платье. Прошло, наверное, часа полтора, а она уже чувствовала себя абсолютно в своей тарелке.

- Правильно наши говорят: план Даласа не существует, но действует. Это пиво в подворотнях – деградация для бедных, клубы и модные тусовки – деградация для богатых. Разные подходы к одному результату! – соглашался молодой человек по имени Павел.

- Всё разворовали, всё разграбили, от былой мощи ничего не осталось! Подонки уже не помнят ничего – лишь камни помнят, за это я люблю архитектуру, – вставил Дмитрий, один из пришедших под самый конец.

- Нам нужно что-то делать! Нужно бороться, иначе они окончательно победят. Ведь нашим детям жить тут. Не при их же власти! Эти миллионеры, эти паразиты – они же всё захватили вокруг, всё подчинено деньгам! Капитализм – эксплуатация, вокруг одни буржуи, – услышал Виталий чей-то низкий голос, но не разобрал кто именно это говорил.

- Нет и не должно быть голубой крови – все люди равны. Но капиталисты считают, что основным красителем для крови являются деньги. Чем их больше, тем лучше можно её перекрасить в голубой цвет, – сказала Анна. – Раньше был лозунг: «Кто не работает, тот не ест». Я же считаю, что правильнее сказать так: «Кто как работает, тот так и ест».

- Правильно, они покупают машины за миллионы долларов, а что же мы? Дети профессуры, учителей, врачей? – сказал кто-то.

Виталий взглянул на них и горько усмехнулся. Он просто не понимал, как можно рассуждать, что всё плохо и пить в то же время «Санрайз» или «Мохито», закусывая роллами? Как можно искренне плакать о своей судьбе, если знаешь, что, когда выйдешь из кафе на улицу, ты не попадёшь под артобстрел или бомбежку. Он никогда не считал своё мнение истиной в последней инстанции, но здесь он просто не мог понять остальных.

При взгляде на этого полного, самодовольного Дмитрия, перед глазами Виталия снова появился образ его старушки-бабушки, снова и снова поплыли перед ним картины её рассказов. Тогда, в детстве он слышал их сотни раз и каждый раз боялся по-новому, будто вот-вот сейчас тот немец не промахнётся, а выстрелит в упор, и упадет его баба Нина мёртвая на слегка припорошенную осенним снегом траву. Он всегда очень искренне переживал, когда слушал про то, как она шла ночью на задание к аэродрому через лес. Не сверни она другой тропинкой, напоролась бы на немцев, которые уже шли по свежим следам. Ему всегда хотелось спрятаться, когда она рассказывала про то, как разбомбили их ночлег на переправе; он словно даже слышал звуки от взрывов бомб, чувствовал, как содрогается земля и рушится старое здание школы. Хотя он никогда не видел этого парнишку раньше, тем не менее, отчётливо видел, как Петька падает навзничь, поражённый осколком в голову. Виталий слышал, как его баба Нина кричит своим тоненьким голоском: «Петя! Нет!», бросаясь к совсем ещё ребенку. Да, он понимал, что за это можно было, нужно было мстить! И он представлял себя вместо бабы Нины хватающим винтовку и кидающимся в эту дымную кашу, где различия между живыми и мёртвыми уже невелики. Он чувствовал на своём плече ожоги от пылающего сарая, из которого он успевает выбежать в последние секунды перед тем, как снаряд разнесёт все на куски. «И они не жаловались», – подумал Виталий, глядя на этот оживлённый спор.

- Всегда есть выход – даже когда, казалось бы, судьба загнала тебя в угол. Мы борцы, и мы должны знать, что, скорее всего, почти наверняка мы проиграем. Но человека можно уничтожить – победить же его нельзя! Всегда нужно иметь одну пулю в своём пистолете на самый крайний случай, когда враги наши окружат нас, заставляя сложить оружие и сдаться. Тогда-то мы, плюнув им в лицо, выстрелим себе в голову! – говорила Лена воодушевленно. – Пока же мы можем, надо бороться. Единственное, что они не отберут у нас – это нашу волю! Им не победить нас, не сложим мы покорно свои головы, чтобы они процветали!

В колонках заиграла известнейшая композиция Watermark, при первых звуках которой сердце Виталия всегда сжималось от непомерной грусти. Их яростный спор, бессмысленный, глупый, по мнению Виталия, настолько не подходил этой трагичной песне, ибо был мелочен, бесполезен. Эти ноты переносили его вновь и вновь к его бабушке Нине. Молодость, которая, казалось не оставляла её до восьмого десятка лет и давала силы жить дальше – будет ли она у Виталия и Анны? Что они расскажут своим внукам? Что сидели в клубе и рассуждали, как же плохо жить, куря дорогие сигареты? А потом доживут до шестидесяти и умрут. Не оттого, что стары, а из-за того, что интерес к жизни исчезнет, что всё надоест, наскучит, станет невыносимым. Война, война! Виталий помнил, как его бабушка всегда плакала, рассказывая о сражениях, повторяя «не дай Бог снова, не дай Бог!». А потом говорила, что если бы ей дали выбор прожить ещё раз жизнь с войной или же тихо в деревне, она бы не задумываясь выбрала бы первое. Должно быть, Анна такая же. А вот он – совсем другой человек, ничего с этим не поделаешь уже.

Мысли Виталия уже плыли где-то глубоко в нотах песен Энии; он даже не заметил, как полностью отключился, перестав слушать оживлённый разговор коммунистов, уставившись на тлеющий кончик сигареты, брошенной кем-то в пепельницу.

Анна чувствовала себя совершенно иначе: наконец-то она обрела компанию, с кем могла делиться всем наболевшим, всем, что мучило её с детства! Люди, которые понимают её, не осуждают поступки – такие же, как и она сама, загнанные в угол, недовольные. Какой бы доброй ни была домашняя собака, если её доводить, она не вытерпит и бросится – тогда пощады никто не получит! Эти люди очень напоминали таких вот собак, находящихся уже на грани. Елене тоже очень понравилось, что у неё появились единомышленники, так как среди мужчин женщине было сложно отстоять свою точку зрения. Конечно, мягкие и либеральные женщины не встают на путь борьбы, из таких скорее получаются отличные матери и жёны. Воины получаются из женщин с тоталитарными наклонностями, из тех, кто не привык идти на компромиссы. Совершенно неправильно судить, что первые – это настоящие люди, а последние – нет или же наоборот. Для каждого своё. Наверное, именно на балансе этих разных сил и держится человечество.

Константин, чувствующий сначала неприязнь к Анне, проистекающую, скорее всего, из зависти, что Лена, его постоянный оппонент, не обратила за вечер на него ни разу внимания, теперь тоже включился в разговор.

- Да, нами давным-давно уже правят предатели, продавшиеся Западу. Они уже погубили нашу экономику, они же распродали наше вооружение, богатства! А теперь на наши с вами деньги они покупают дорогие яхты и строят дворцы, – вставлял короткие реплики Костя.

- А знаете, как же изводятся «антикомы», когда мы об этом говорим? Наши интернет-сайты столько раз подвергались нападкам с их стороны! Они громче всех кричат, что мы завидуем, что сами-то мы не можем ничего. Эта «золотая молодёжь» – она гораздо активнее их отцов-воров, которые разграбили нашу Родину. И с каждым днем они начинают действовать всё более активно – им же надо защищать их богатство, а главных своих врагов они видят в нас. Это, конечно, они верно делают, что нас боятся, но и мы должны укреплять свои тылы. Наши родители еще не видят, что война уже началась, пока что она носит характер «холодной», но вы можете не сомневаться: скоро она станет настоящей! – сказал Павел, подсаживаясь ближе к Анне. Его совершенно не смущал Виталий, который практически не участвовал в разговоре.

- Что значит «скоро станет»? Она уже стала. С тех пор, как я, Саня, Мишаня и команда занимаемся нашими делами, – вмешалась Лена, фактически перебив Павла. Все уже были навеселе, выпито было достаточно для того, чтобы Анна, которая всё это время была начеку, могла начать свой расспрос. Она видела, что Лена начинает доверять ей, да и мужчины уже не чувствовали себя так скованно, как раньше.

- Да, те, чьи имена мы не называем, конечно, они особенно начали. Не успели начать, как... сами знаете где! – сказал молчавший до сих пор полный светловолосый мужчина.

- Чьи имена мы не называем? – шутливо переспросила Анна, ожидая получить пояснения. Но члены общества лишь подозрительно переглянулись, не желая раскрывать все карты.

- Все нормально, – сказала строго Лена, которая немного захмелела от одного стакана коктейля. – Это те люди, кто... – тут один из мужчин строго одернул её, но Лена не стала даже слушать. Ей было лучше знать, о чём можно говорить, а о чём не нужно. – Это те, кто попался. Их поймали. Они сидят в тюрьме.

- Ужас какой! – артистично вздохнула Анна. – Но я же говорю: мы не должны опускать рук. Их нет – будут другие. Вернутся они – нас будет больше.

- Они были профи, – сказал Дмитрий.

- Надо радоваться, что есть профессионалы. Раз они могли, найдутся ещё! Я себя сделала сама, мой муж это подтвердит, – сказала игриво Анна, толкая задиристо Виталия в бок, видимо, желая разбудить его от лёгкой дремоты, в которую он был вот уже некоторое время погружён. Но, по-видимому, он не услышал этого обращения, о котором раньше даже не мог и мечтать.

- Муж? – переспросила Лена, а Виталий удивлённо уставился на худую блондинку.

- Ну, молодой человек, нет особой разницы, – Анна рассмеялась, легонько потрепав его по плечу. – Ты помнишь, какой я была в первые дни… Хотя нет, я начала работу над собой гораздо раньше. Я сделала себя человеком из маленькой пугливой девчонки. Раньше я, конечно же, ненавидела их всей душой, но я почему-то думала, что бессильна. Мне не приходило в голову, что я могу бороться! Что я могу научиться и начать войну. Я не могу жить с ними в одной стране, не могу дышать одним воздухом с этими людьми, которые наплевали в души моим бабкам и дедам, ограбили ветеранов и учёных, поэтому я решила начать войну. Начать настоящую войну, в которой я не смогу победить, но у меня будут последователи, они-то точно смогут что-нибудь сделать, – Анна чувствовала, как начинает дрожать её голос; ей приходилось бы держать себя в руках, дабы не наговорить лишнего; в последнее время ей было всё сложнее сдерживать свои эмоции и чувства. – Что может чувствовать человек, когда такое творится в нашей стране? Лет восемь назад ещё был жив мой воевавший дедушка, который последние годы проживал у нас с родителями. Однажды мы ехали на дачу всей семьей на стареньком «Москвиче», такого сейчас на улице даже не увидишь, наверно. Всегда забивали его до отказа, – Анна горько усмехнулась, лишь Виталий заметил, как глаза её наполнились слезами. – Дача была в очень отдалённом месте, на одном из заливов Онеги, раньше там кроме карел не было никого… А потом всё застроили, появились эти буржуйские особняки… В общем, приехали мы, выгружаем вещи, дедушку я под руку держу. Тут из-за угла джип вылетает, рядом становится – у них, видите ли, тут дача новая! «Мужик, тачку свою двинь», – кричит жирный водитель. Дедушка в ужасе смотрит на приехавших новых русских, я даже не знала, что и сказать, дух перехватило от нахлынувшей злобы. Мы, такие жалкие, забитые, в своём маленьком домике, старичок-ветеран, родители с сумками да я с сестрой смотрим на этих толстых, бритоголовых миллионеров, в большинстве своём хамов и не можем даже сказать им ничего. Они строят дворцы – вскоре наш домишко стоял, окружённый дворцами, наша машинка терялась среди дорогущих иномарок. Очень быстро они превратили наш красивейший карельский лес в большую свалку – мусор они бросали исключительно туда. Кому скажешь? Кому жаловаться? Сколько же злобы копилось во мне с детства, сколько обиды, ненависти к ним! «И за это я воевал, инвалидом стал на всю жизнь?» – слова дедушки до сих пор в моей голове. Честные люди у нас унижены, абсолютно бесправны, их голоса в грош не ставят, – Анна быстро заморгала. - Знаете, очень люблю я один демотиватор, сделанный из реальной фотографии. Если на главном правительственном сайте в строке «поиск» задать комбинацию «честность, порядочность», то что вам выдаст результат поиска? Он выдаст: «Искомая комбинация нигде не встречается». Смешно и больно… В общем, дальше, когда мой неуч-братишка смог купить дорогую иномарку на ремонте мобильных телефонов, я уже перестала удивляться. Я лишь поняла, что… либо мы, либо они – дышать одним воздухом с ними я не могу. Необразованные, некультурные, с самыми что ни на есть мелочными интересами, с мизерным внутренним миром, озабоченные лишь удовлетворением своих приземлённых интересов, не приносящие пользы, а часто лишь вред, они имели сотни долларов, купались в богатствах! А мы? Люди с нужными обществу профессиями, убившие здоровье на эту страну, любящие её всей душой – они же нищие! Что могла сделать девчонка, которая ничего не смыслила в борьбе? Сначала я даже хотела отравиться – настолько плохо мне было. Тогда я ещё не знала, что у меня есть единомышленники, что я не одинока и, пожалуй, главное: что бороться можно и одной. Дальше был университет – именно он вывел меня на истинный путь. Кто эта молодёжь в престижном ВУЗе? Это же дети тех сволочей, что обокрали наших отцов! А они какие? Они же ещё хуже. Если их предки родились при хотя бы какой-то культуре, то эти – в мире вседозволенности! Они выросли тут, другого мира они не знают. С малых лет их приучали, что мы, честные люди – враги, что они должны бороться против нас; к тому же у них есть и деньги, и власть. Пройдёт не очень много времени, и они сживут нас со свету. Но разве мы не предотвратим этого? Разве мы сдадимся? – сказала Анна с чувством. Елена одобрительно кивала, мужчины слушали внимательно.

- Мы их, конечно же, не победим, – сказал очень настоятельно Дмитрий. – Вы же знаете их: в правительстве – там ровно такие же сволочи, как те, против кого вы боритесь. И они не дадут пойти против себя. В свою пользу они обернут всё – даже то, что вы выступаете. Скажут, что это разжигание социальной розни, что вы – бандиты, а они лишь выступают за всеобщее благо! Либералы-дерьмократы будут позиционировать себя как главных защитников Родины, а вас назовут зачинщиками вражды и вообще общественно опасными людьми. Ведь эти сволочи могут абсолютно всё обернуть в свою пользу, вы не должны этого забывать. Вы же мыши, которые задираются с котами, причём, если вас десяток-два-три, их численность измеряется сотнями. А если они, имея власть и силу, обрушатся на вас репрессиями? Что будет? Что нас будет ждать? Тюрьма? Испорченная жизнь?

- Если мы хотя бы что-то смогли бы изменить! Мы живём надеждой и верой, мы очень хотим сделать что-то полезное для Родины. Желание революции есть начало революции – вы же знаете кто автор этих великих строк, – сказала Лена, закуривая. – Нашими правами пренебрегают, они уже давно игнорируются чиновниками и бюрократами. Однако, чем больше они делают это, тем явственнее и отчётливее мы видим, что у нас осталось одно неоспоримое право: право на переворот, революцию, восстание.

- Революция? Восстание? – повторил за Леной Дмитрий. – Вы только подумайте, сколько погибнет людей – молодых, таких, как все мы; погибнут, может быть, зря, не добившись ничего. Ну а добьётесь, и что делать? Вы уверены, что ваша новая власть сможет решить все проблемы? Погибнуть просто так, за идею, которая не может быть воплощена в жизнь…

- Погибнуть или нет, решаем не мы. Конечно, я не очень-то верю в Богов, но признаю: есть что-то выше нас, что решает кому жить, а кому умереть, – заметила слегка не в тему Анна. – Вы знаете, ведь есть ветераны войны, люди с восхитительной судьбой, которые, попадая под обстрелы, находясь на волосок от гибели, выживали и некоторым сейчас уже за девяносто лет. А некоторые проживут тридцать и погибнут в автомобильной катастрофе, а то еще глупее: на голову упадёт строительная балка, и всё. Так не должны нас останавливать такие разговоры!

- Понимаете, проблема-то в чем… Не поднять в нашей стране народ на революцию, – сказал молчавший до сих пор мужчина. – Вы почитайте в интернете разные обсуждения, что там говорят? Вы видели, сколько слепых людей, которые довольны античеловеческой политикой нашего президента? Пришёл однажды в наше интернет-сообщество какой-то парень-эмо. Зрелище прямо-таки печальное… Пришёл и начал нас поносить: мол, вы все лишь завидуете, а в наше время гораздо больше возможностей развиться, бизнес там сделать, денег сколотить! Что раньше, при союзе, не поощряли инициативу, а сейчас никто никого не ограничивает: воруй, обманывай, честно или не честно ты деньги свои заработал – это мало кого волнует. Ну, Вася, конечно, заткнул за пояс этого нахала, но так просто они не замолкают. Их змеиная натура всегда выкручивается. Начал этот мальчик-эмо спорить, что законы у нас социальные, мол де президенты страну на капиталистический путь развития ставят. Мы ему несём конституцию, кодексы, говорим «Найди хотя бы один». Все наши законы прямым или косвенным образом поддерживают стоящих у власти либералов-дерьмократов – проще говоря, воров. А наши хапуги, конечно же, прикрываются «социальностью» своих законов, но это же всё слова! Что наши президенты сделали, чтобы вывести страну из этого кризиса? Продали всё, что только можно, превратили в реальное воплощение бесправия, где уживаются безумно богатые и нищие. Но ведь либералы создали видимость благополучия – вон де как хорошо жить стали, страна из застоя и «тёмных девяностых» вышла. Где? – он вздохнул и замолчал. Его речь показалась Анне наиболее информативной и важной, несмотря даже на то, что он произнес её совершенно спокойно и непринужденно.

- Борьба, индивидуальная борьба против всех нажившихся, против всех зажравшихся и довольных! – с чувством сказала Лена. Анна согласилась с ней в душе, но промолчала. Она понимала, что слова даже близко не могут выразить все те чувства, которые накопились внутри. Эти люди были настоящей находкой для неё. Ведь раньше она и не думала, что не одна; раньше она лишь могла мечтать, что встретит единомышленников, а теперь они были рядом, она вела с ними беседу, она была частью их общества! Теперь необходимо было закрепить эти знакомства: ведь совместно выступить против всей этой швали было бы куда проще! И сердце Анны бешено колотилось весь вечер, преисполненное благодарностью Богу, в которого она не верила, за такую встречу. Её уже не заботили вопросы о том, как она достигнет справедливости – она лишь четко знала, что теперь ей не опасны никакие преграды. Они – гораздо более важная опора в её жизни, чем Седов, чем все его деньги, чем его «крыша», и уж тем более те разные люди из интернета, которых она собирала на свои «дела». Они вдохновляли её, давали опору в этой неравной борьбе, и им она была куда больше благодарна, чем всем остальным. Если ты не один, то тебе под силу горы свернуть! Если с тобой люди, которые не осудят, а поддержат, то, казалось бы, невероятное под силу. Анна наконец поняла, чего же ей так не хватало в жизни… В её, казалось бы, такой успешной войне с этим миром, во всей её недолгой, но очень целенаправленной жизни не хватало именно таких людей, которые бы разделяли её необычные взгляды! А теперь, получив такое – словно бы в награду за всё, что она делала, – было бы просто грешно отступить!

* * *

С описанных выше событий в клубе «Оранж» прошёл примерно год. Этот год кардинально изменил всё для Анны – причём самые большие перемены произошли в её душе и мировоззрении. Наш мир лишь кажется статичным и неизменным; на самом же деле каждый год несёт что-то новое. Всё меняется, от вещей до людей, однако самая болезненная перемена – это ломка своих принципов и убеждений. Они приходят редко и даются крайне сложно, оставляя в душе шрамы и неизгладимые раны. Всю жизнь для Анны самым важным были её взгляды. Она считала, что нет в этом свете ничего более сокровенного, чем мировосприятие. Как можно поменять свои принципы и убеждения? Это же равносильно тому, что поменять родную маму или ребёнка! Они всегда с тобой, в горе и в радости, они – единственное, что действительно твоё в этом мире, где все мы –всего лишь гости… Разве Анна могла подумать, что за этот год она осмелится усомниться? Предать саму себя? Что заставило её впервые задуматься над правильностью своих взглядов? То ли, что на Анну имели огромное влияние её друзья-коммунисты Елена и Константин, с которыми она не расставалась? Атмосфера ли в коммунистическом кружке была такой или же беседы и споры в «Оранже», где Анна была теперь одним из самых частых клиентов, способствовали изменению в позициях девушки? Может быть, Виталий, который делал всё, чтобы она была защищена? Или же тот факт, что она не убила никого за этот важный в её жизни год? Конечно, сама Анна не могла дать ответа на этот вопрос, хотя чувствовала, что, скорее всего, это именно коммунисты, в частности, Елена со своим непререкаемым авторитетом, который сумел покорить даже Анну.

Дата добавления: 2015-10-28