ОДИН В ПОЛЕ – ВОИН? 21 страница

- А куда она поехала? Почему ты говоришь, что навсегда? Мы не увидимся больше? – девочка заволновалась.

- Боюсь, что пока что… нет. Потом-то точно, потом увидитесь! И вы с мамой, и мы с вами тоже. Тогда мама твоя уже победит всех, и будет всё очень хорошо! Ты не переживай, девочка моя. Пока ты не увидишься с мамой снова, жить будешь у нас. И мы купим тебе ещё игрушек. И обязательно поедем в домик в деревне, очень далеко от этого шумного города. Рядом с моим домиком есть большое поле, а летом там очень много бабочек, они кружатся над цветами, которых там тоже очень много! Ты сможешь ловить их сколько пожелаешь! А ещё там большая-большая река Волга – ты же, наверно, не видела Волги? – он спросил девочку бодро, стараясь не показывать полные глаза слёз.

- Видела! Мама меня возила к бабушке, там большая-пребольшая речка! Мама говорила, что эта речка – сердце нашей страны. А как река может быть сердцем?

- Это же так… иносказательно! Значит, что река Волга находится в самом центре, испокон веков жили там люди. И мы ещё раз обязательно туда поедем! И я обещаю тебе: наловим летом с тобою бабочек! Много-много, – он показал руками и скорчил такую рожу, что девочка рассмеялась. – А ещё там есть самолеты! Ты же никогда не каталась на самолетах? Когда он взлетает высоко-высоко, а затем делает такие крутые виражи в воздухе! Я тебя покатаю. Летишь – а внизу и речки, и маленькие домики, и машинки-то кажутся игрушечными! А людей вообще не видно! Полетим, а под нами будут леса, поля, дорожки!

- Ой, как здорово! – оживилась девочка. – Я не летала никогда на самолёте. Мне мама говорила, что мы полетаем обязательно, когда она сможет победить тех плохих людей. Она ещё говорила, что те плохие люди украли наши деньги, поэтому мы не можем ничего купить. И летать на самолёте не можем… и купить домик. Но потом мама бы вернула эти деньги назад, и мы бы купили себе машинку и много чего ещё! Мамочка говорила, что те плохие люди – они очень злые, что их нужно сторониться. Но они точно сюда не придут?

- Конечно, милая моя! Не придут они сюда, потому что Анечка против них тоже воюет! Они боятся её! И тебя они не тронут! Ты даже не переживай. У нас тебя никто не тронет, у нас тут как крепость, – он снова потрепал девочку, при этом закусив нижнюю губу до крови, чтобы только не плакать.

- А мама как же? Они её там не тронут? Они же украли наши деньги, они очень плохие! А ещё их очень много, – говорила серьёзно девочка.

- Не волнуйся, Лизочка: всё будет хорошо! Твоя мама очень волновалась за тебя и просила нас, чтобы, пока её нет, ты жила у нас. А её не будет… очень долго. Кто же, кроме нас, мог бы тебя от плохих людей уберечь? Вот мы и взяли тебя, чтобы ты тут жила и радовала нас. А летом мы обязательно поедем на Волгу, в наш домик!

- А там плохих людей тоже не будет?

- Нет, милая моя! А если что, мы с тобой и Анечкой прыгнем в самолёт и полетим прочь от плохих людей. И как же они нас поймают? Улетим, и как не бывало!

- А на каникулы мама не приедет? – не унималась девочка.

- Мама очень далеко уехала, Лизочка – оттуда вряд ли она сможет приехать… Это очень секретное задание. Ты же знаешь: герои всегда ходят на секретные задания. И твоя мама – она настоящий герой!

- Жалко… – девочка уставилась в пол, а потом ещё раз спросила: – Но плохие люди сюда не придут? Не украдут наши деньги? Точно?

- Конечно, девочка моя! Не бойся! – Виталий обнял Лизу, а девочка, проникшаяся невероятной симпатией к нему, тоже сомкнула свои маленькие ручки вокруг его шеи. В таком виде их и застала Анна, вошедшая в комнату. Она надела свой тёплый халат и домашние тапочки, отчего в своей простой одежде выглядела очень нежно и естественно. Увидев обнявшихся Виталия и Лизу, Анна улыбнулась и присела к ним на кровать.

- Лизочка, милая моя, я – Аня, – сказала она невероятно нежно и по-доброму. - Я очень помогала твоей маме. Тебе, наверное, дядя Виталий рассказал уже?

- Аня, а вы тоже боролись против плохих людей, как мама? Чтобы «красным» хорошо жилось? – удивилась и обрадовалась девочка. Её глаза загорелись восторгом. Анна сначала явно не поняла и вопросительно взглянула на Виталия. Но он не поднимал на неё глаза.

- Кому? – мягко спросила Силантьева.

- Ну, «красным»! Очень плохие люди украли у «красных» деньги, поэтому они и другие хорошие люди не могут купить себе машинку и домик, чтобы ловить бабочек летом.

- Да… – несмело произнесла Анна, начавшая постепенно понимать что происходит.

- Ну вот, Лизочка, сейчас ты расскажешь Анюте о том, что тебе мама говорила про «красных» и плохих людей! Расскажи, Анечка тебя послушает, и вот увидишь: она тоже скажет, что тут ты плохих людей можешь не бояться! Ведь твоя мама уехала бороться с ними, а ты осталась в полной безопасности с нами. Плохие люди боятся нас! А я пока пойду тебе сделаю что-нибудь вкусненькое. Ты же любишь вкусненькое? Ну вот, – с этими словами Виталий встал, уступив место рядом с Лизой Анне. Поражённая Силантьева присела рядом с ребенком и, проводив взглядом Виталия, спросила девочку, обняв её нежно за плечи:

- Расскажи Анечке про этих людей? Это вот их куколки, да? Ой, какие куклы! И что же эти люди сделали?

Лиза оживилась и, взяв с пола игрушки, начала рассказывать всё, чему её научила мать.

* * *

Выйдя из комнаты, Виталий, ощущавший себя более чем ужасно, прошёл на балкон, захватив с собою с кухни недопитую бутылку конька. Он чувствовал, что сейчас ему нужен именно глоток свежего воздуха, а возможно, ему просто хотелось убежать из этого дома подальше – убежать навсегда, забыться, чтобы никогда больше не вспоминать весь этот страшный сон.

Балкон был большой и тёплый, и там стояло большое кресло-качалка, где Анна любила сидеть, наблюдая закат. Усевшись в это кресло, Виталий начал всматриваться в пасмурное небо. В его голове в беспорядке плавали различные мысли, а сердце ныло и ныло, заставляя наливать себе коньяк рюмку за рюмкой. Почему же всё не так? Виталий не мог понять почему его жизнь изначально пошла совсем не так, как он того хотел. Ради чего всё это? Бестолковые смерти, бесполезная война, несчастные дети, брошенные старики? Разве они, если доживут до старости, не пожалеют об утерянных годах?

Самым важным на свете, как он всегда считал, было как можно раньше понять, что жизнь невероятно коротка. С детства любил он рассматривать старые фотографии, по которым вся жизнь его семьи была как на ладони. А сейчас даже его собственные детские фотографии доставляют ему невероятное мучение. Кажется, что всё было только вчера, а на самом-то деле уже прошло десять, пятнадцать, а то и двадцать лет. Ушли из жизни те дорогие ему люди, с которыми, он считал, будучи ещё ребенком, останется навсегда. Нет! Их больше нет. Ничего уже не вернёт ни его бабушку, ни дедушку! Никогда он не будет бегать по огороду бабушки, гоняя кур, никогда он больше не услышит рассказов деда – никогда! А он-то не умел ценить, торопил самое дорогое, что дал нам Бог – время. А оно так быстро летит! Ничего не летит быстрее времени. Оно – самое безжалостное на свете, ничто с ним не сравнится. Время всемогуще! Оно бьёт больнее всего и лучше всего умеет залечивать свои же раны. Но иногда даже они начинают кровоточить, а, как известно, если старые швы расходятся, то бывает невероятно больно.

Бабушка всегда говорила ему, чтобы он умел ценить и запоминать каждый день. Но разве в молодости поймёшь такие слова? А теперь уже нет никого – ни бабушки, ни деда, ни их сада с прекрасно цветущей вишней и яблонями. Не услышит он больше лай Тимошки, не погладит большого рыжего Барсика. Почему? За что же время так жестоко? В колонках в комнате как будто специально играла композиция Энии «Only Time» слова которой настолько сильно ранили его сердце.

Who can say

Where the road goes

Where the day flows

- Only time

Who can say

Why your heart sighs

As your love flies

- Only time

Who knows? - Only time.

Всё не вечно… И лучше как можно раньше осознать сей факт, чтобы научиться ценить каждый новый день своей жизни, не тратить её на пустую борьбу, на вещи, которые, в сущности, вряд ли вообще пригодятся на вечном пути. Нужно копить в себе что-то большее, что-то гораздо более значимое и нужное, чем ненависть к богачам. Но, к сожалению, пока в стране царит имущественное неравенство, беспредел, бесправие человека, ничто не может заставить людей не думать о справедливости. А как же сделать всё справедливым? Получался замкнутый круг, который не мог разрешить ни Виталий, ни Анна, ни Елена, да и, пожалуй, вообще никто… Вставал извечный вопрос: что делать?

Виталий пил рюмку за рюмкой; мысли уже путались в его голове, а приятное тепло разливалось по всему телу. Облака быстро-быстро неслись по небу, а деревья внизу безудержно тряс сильный ветер. Выпавший ночью снег уже растаял, а тот, что ещё держался на крышах машин и гаражей, теперь уже смело. Ветер налетал, хватал в охапку оставшиеся ещё на деревьях чёрные мокрые листья и, срывая их, крутил в невероятном хороводе, после чего бросал на мокрый асфальт. Глядя на эти облака и деревья вдали, он невольно вспоминал свои родные места: величественные храмы и Волгу, раскинувшуюся до горизонта, бескрайние леса и поля! Наверное, это и есть то самое важное, ради чего стоит жить! А на что он потратил лучшие годы своей жизни? О чем он мог вспомнить с улыбкой? Разве что о далёком своём детстве, когда всё казалось настолько беззаботным и бесконечным… Всё уходит, исчезает куда-то, покрывается дымкой времени. И ничего не изменить! По-настоящему ужасно, когда даже дома человек не чувствует себя в родном месте, когда всё время хочется куда-то бежать, переехать, бросить всё на произвол судьбы. Однако, к сожалению, даже если переехать в другой город или страну, сменить обстановку, то вряд ли это чувство исчезнет. Если чувствуешь себя не в своём времени, то не поможет ни бегство, ни затворничество. Для душевного покоя нужно что-то ещё, что-то совсем иное, чего Виталий никак не мог сейчас отыскать в своей жизни… Рассудок его уже затуманился, и лишь где-то в глубине сознания постоянно повторялся один и тот же вопрос.

Он не знал сколько прошло времени и, видимо, задремал, ибо его разбудило прикосновение чьей-то руки. Подняв глаза, он увидел Анну, закутанную в махровый халат, с чашкой кофе в руках, от которой по всему балкону расплывался приятный бодрящий аромат.

- Лиза уснула, – тихо произнесла Анна, присаживаясь на кресло-качели к Виталию.

Некоторое время они оба молчали, не находя слов чтобы заговорить. Да и что можно сказать в подобной ситуации? Когда всё одновременно и ясно и непонятно даже без слов.

- Как твоё плечо? – спросил Виталий, чтобы прервать молчание.

- Всё хорошо, – ответила Анна и натянуто улыбнулась. Её душили слёзы, подступившие к горлу; хотелось разрыдаться, упасть на пол и плакать день, два, если понадобится, только бы всё изменить... Но что можно поменять сейчас? Кто услышит эти мольбы отчаяния?

Анна никогда раньше не жаловалась на свою боль, она предпочитала хранить в себе даже самые тяжёлые переживания. Но переполненная чаша рано или поздно проливается: как тогда, когда после первой поездки с Виталием в Борках Анна в этой же квартире плакала, рассказывая Виталию о своих поступках, так и сейчас она не могла больше терпеть.

- Когда всё это закончится? За что нам это? За что? Милый, ты знаешь, я никогда не мечтала о подобной жизни, чтобы рисковать собою при каждом случае, оглядываться при каждом шорохе, опасаясь, что схватят… Всё, о чём я мечтала – это спокойная жизнь в справедливом мире. Где он? Это же иллюзия, невоплотимая в реальность! Из-за меня люди страдают – причём не сволочи, а достойные люди. Ты страдаешь, ты! – она заплакала. И хотя она всячески старалась отвернуться, чтобы Виталий не заметил её слез, по дрожащему голосу было понятно, что Анна плачет.

- Анечка, – он собрал остатки трезвого ума, чтобы успокоить любимую, но она, прислонив палец к его губам, не дала договорить.

- Тсс, подожди, я скажу. Знаешь, никто не сумел научить меня тому, что показал ты – ещё в тот первый день на самолёте. Помнишь, ты говорил, что необходимо отличать главное от второстепенного, потому что жизнь невероятно коротка? И Москва, шум, суета, в сущности, лишь занавес той жизни, к которой нужно стремиться. Необходимо открыть этот занавес и выйти на бескрайний пляж, где дует прохладный ветерок и листочки нежно шелестят в такт набегающей волне! Потому что именно там человек может быть самим собою, вдали от грязи и суеты. Вдохнуть бы этот чистый воздух! Посмотреть на колышущуюся листву на прохладном ветерке!

- Надо что-то срочно делать, пока ещё не поздно. Просто необходимо, – согласился Виталий, хотя он слабо себе представлял какой можно придумать выход из сложившейся ситуации.

- Уехать, – произнесла тихо и задумчиво Анна, будто сама слабо верила в осуществление подобного.

Виталий посмотрел на улицу, где ветер нещадно трепал деревья, вырывая последние чёрные листья и кидая их на затопленные улицы.

- Уехать? – переспросил он, стараясь улыбнуться.

- Даже не уехать. Бежать! Бежать как можно скорее! – Анна оживлялась по мере того, как продумывала дальнейший план. – Тут нельзя оставаться, а то скоро сойдём с ума. Тем более, сейчас мы отвечаем не только за себя: у нас девочка, о которой мы должны заботиться… Костя документы передаст. У него знакомства… Сейчас ведь вряд ли мы сможем рассчитывать на Седова. Как бы он не расправился со мной за… то, что произошло сегодня!

- Тогда уж не с тобой, – с горечью в голосе произнёс Виталий и допил остатки коньяка в стакане.

- Виталь, хватит! Ты спасал меня, разве не это главное? – мягко сказала она.

- Да, да, конечно, – без малейшего согласия в голосе ответил Виталий.

- И к тому же Седов, как ты сам говорил, уже давно отошёл от своей мафии: он старик, он богат и влиятелен, а ещё он ценит всех своих товарищей, – Анна почему-то решила заговорить о Вениамине Георгиевиче.

- Он – порядочная сволочь! Я так разочаровался во всём, Анечка… Я помогал ему, я работал на него, даже не зная, какая он скотина был: ради своих целей столько народу загубил… – сказал с чувством Виталий. – Я был талантливым компьютерщиком, мог взломать что угодно, дружил с такими же. Пару раз чуть не попались. А зачем, спрашивается, мы всё это делали? Ради чего? Это же было развлечение – не более того. Потом те, кто знал нас, стали деньги давать за рекламу, за уничтожение конкурирующих сайтов. Молодые ребята – одни в большом городе, жившие в общежитии, – что мы могли сделать, если бы нас поймали? Но разве мы задумывались? А потом появился Седов, предложил работу, платил очень щедро; будучи студентом в «тёмных девяностых», я о подобном и не мечтал! Разве мне было дело до того, чем занимается этот человек? Платит и платит, а я ему приношу информацию. Он меня устроил в Борки, я стал тренировать молодых лётчиков, получая также большой доход. Закончил второе высшее в Москве. Всё ведь благодаря ему! Седов проверял людей долго, и если человек уж оправдывал его доверие, тогда награждал баснословными по старым меркам деньгами. А потом пошли эти люди с оружием в его доме, где мне приходилось часто бывать; меня всё это начало беспокоить как человека крайне далёкого от насилия. Я попросил Вениамина Георгиевича устроить меня на хорошую работу, «на всякий случай», а сам тихо планировал отойти от дел. Да, конечно, он нашёл мне шикарное место в фирме в Москве, где сразу поставил чуть ли не в директора, а вот уйти… Разве он отпустил бы проверенного человека? Он сразу и заявил, что, мол, «если уйдёшь – сдам». Мало не покажется: светил не один год. Вот и я тут… Среди зла, беззакония, убийств! Да, я богат, но разве это счастье? Анечка, милая, разве это можно назвать жизнью моей мечты? Я собственной рукой подписал приговор своей жизни! Ведь этого могло и не быть в ней, если бы раньше я думал! Хотя бы чуть-чуть задумывался о будущем, – он опустил голову и глубоко вздохнул.

- То, что произошло, было непредвиденно: откуда ты мог знать, что всё случится именно так? Тем не менее, это ни в коем случае не делает тебя плохим человеком! Напротив, могу говорить уверенно: ты – единственный в своём роде, прекрасный человек, сумевший в такой компании сохранить такую чистую душу. Возможно, это испытание, приготовленное тебе судьбой? – Анна нежно погладила его плечо. Виталий улыбнулся уже более естественно: видимо, такие тёплые слова со стороны это холодной женщины были для него редкостью.

- Ты права: нужно уехать. Тебе и девочке, когда Костя уладит все вопросы с документами через «Оранж», – добавил он после некоторой паузы.

- Ты говорил, что у тебя есть дом рядом с твоим аэродромом? – спросила Анна оживленно, видимо, почувствовав в его голосе нотку согласия.

- Дом там я хотел либо строить, либо купить, перевезти своих стариков туда. Рядом с Борками есть хорошие участки, до Волги недалеко. Но пока что у меня в том районе есть однокомнатная квартира: купил её, когда учился ещё в Борках. Район города Кимры под названием Док, новые десятиэтажные дома, сосновый бор – такой же красивый, как и там, где я вырос; окна выходят в лес… В Москве я проживал на квартире у Седова, ну а ту купил сам, где и проводил большую часть года. Сейчас сдаю квартиру, редко уже там бываю – последний год точно. Пока что вы можете пожить там, пока я не приобрету дом. Места хорошие; жаль, не очень далеко от Москвы, но зато при необходимости можно быстро доехать.

- Москва невыносима. Нужно ехать! Отлично, что есть куда! Квартира есть, а дом купим или снимем на лето, чтобы жить на природе. Подальше отсюда – глядишь, жизнь и наладится, – Анна улыбнулась и обняла Виталия.

Часть четвёртая.

САВИН.

Середина лета. Острые солнечные лучи с трудом пробивают густую листву. Под деревьями затаилась тень и прохлада. А солнце в это время слепит глаза, воздух нагревается так, словно раскалённая печь выдохнула всё своё тепло. Даже сильные ливни не могут одолеть июльский жар. Льют, выливая тонны воды, а только они пройдут – снова наступает невыносимая жара. В лесу, напоенные теплом, поспевают ягоды, робко и нерешительно пробивают опавшую хвою первые грибы, а на полянах застыли ароматные сенные стога.

Именно это наблюдали Анна и Лизонька, живя в маленьком доме рядом с аэродромом Борки. Виталий перевёз их через два месяца после событий, описанных в предыдущей главе. Константин сумел достать девочке новые документы через очень влиятельных членов «Оранжа» – в частности, бывшего учителя Елены, который разбился бы в прах, но сделал бы для дочери любимой ученицы всё. Документы (а точнее, свидетельство о рождении) были сделаны по всем правилам: матерью записали Анну, отцом – Виталия; фамилию, как настояла Анна, девочке дали Силантьева, словно та наперёд знала, что жизнь свою Лиза навсегда уже свяжет с этой семьей.

Вернувшийся Седов, речь о котором пойдёт чуть позже, в знак благодарности, что Анна спасла его дело от алчных рук Ярослава, также приложил все силы к новым документам для девочки и для Анны с Виталием, чтобы никто уже не мог сомневаться, что девочка – их дочь. После того, как всё было готово, Виталий отвёз их из Москвы и сам поселился с ними в маленькой квартирке в Кимрах рядом с аэродромом, а через ещё пару месяцев купил частный дом. Девочка ходила в школу в городе, куда Анна водила её каждый день, а на выходных вместе с Виталием они наслаждались высшим пилотажем, летая над Волгой.

Казалось, жизнь начала налаживаться, и чем дальше, тем сильнее Анне казалось, что она попала в рай. Сдав огромную квартиру в Москве, Анна и Виталий получали немыслимые деньги, начав жить безбедно. Казалось, Анна получила всё, о чём когда-то давно могла лишь мечтать…

Но что же теперь терзало её измученную душу? Девочка привыкла и к Анне и к Виталию, даже уже перестала спрашивать когда придёт мама… Бывало, раньше Анна проводила с ней целые бессонные ночи, стараясь успокоить ребёнка, повторяющего «мамочка, где мамочка?». Анна знала, что не заменит мать, но, дав слово измениться, она старалась посвятить себя целиком Лизе, хотя не всегда это помогало. Спасали дни, когда приезжал Виталий – обычно это были выходные с пятницы и до понедельника, – и тогда всей семьей они шли в Борки, где Виталий катал девочку на любимом Як-52, а потом показывал им восхитительные виражи прямо над самой головой. Сбылись все мечты наших героев, но почему же они не были рады? Если причиной страдания Виталия было само время, когда ему не посчастливилось жить, то с Анной всё было иначе. Ей быстро наскучило сидеть дома, и дело даже не в том, что ей не нравилось быть с девочкой или же любоваться высшим пилотажем – нет, напротив: она сумела полюбить Лизу настоящей материнской любовью, но… дело крылось в самом складе её характера. Анна по-прежнему хотела действовать на благо Родины и идеи, помогать нуждающимся, стать нужной обществу! Она не могла помочь своим товарищам, сидя дома, и чем дальше, тем больше она это понимала. «Я сижу дома, я не отомстила за смерть Елены; я же была воином, а стала ничтожеством; нужно срочно что-то делать, нужно вступить в партию, начать вести легальную борьбу – без крови и страданий, – нужно давно было переосмыслить свою жизнь! А я! Сижу дома!».

Всё чаще подобные мысли посещали Анну, не давая ей покоя. Пока девочка находилась в школе, Анна постоянно сидела в интернете в поисках подходящих сообществ в Дубне или Кимрах. Она хотела сначала вступить в КПРФ Дубна, затем решила все же идти в КПРФ Кимры, но потом передумала и всё чаще хотела попробовать себя в РКСМ или Сопротивлении, несмотря на то, что последние не являлись коммунистами. Она рвалась стать частью этого мира борьбы, она презирала себя за преступное сидение дома, когда её умения и навыки пригодились бы в партии. Она будет вести легальную борьбу! Это же преступно – наслаждаться таким счастьем и абсолютно закрыться от проблем общества! Разве порядочный человек начнёт эгоистически закрываться от мира, наслаждаясь своим личным счастьем, когда голодают старики, молодые дети пьют и курят, а правительству наплевать на ситуацию в стране?

Анна завела очень много знакомств через интернет в КПРФ Кимр и Дубны. Она отправляла туда свои короткие заметки, часто исправленные или даже написанные Константином, она делала плакаты и агитационные листовки, чем вскоре привлекла внимание членов Дубненского отдела КПРФ. После нескольких месяцев активной работы они уже звонили ей домой и приглашали на митинги, на День Города, на забастовки или просто на сбор партии. Сначала Анна сомневалась, скрываясь под псевдонимом в интернете, но потом всё-таки решилась на встречу. Конечно, Силантьева не ожидала поддержки и помощи от Виталия: она знала, что он будет крайне недоволен, и всё же надеялась на то, что, как и всегда, постарается понять её. Поэтому однажды она решилась вступить в партию в Дубне и всячески помогать в Кимрах, даже не заботясь особенно о последствиях.

Однако прежде чем мы расскажем о целой главе в жизни Анны в новом для неё городе Дубна, нам необходимо всё же сказать пару слов о Седове. Когда больной старик вернулся и узнал о смерти Ярослава, он не был зол – напротив, был благодарен за то, что его бизнес спасён. Но никто не признавался в убийстве Ярослава, а внутреннее расследование не привело ни к чему. Конечно, Вениамин Георгиевич догадался с самого начала, что это был несчастный случай, и что-то ему подсказывало, что тут была причастна Анна. После долгого и откровенного разговора с Силантьевой Седов выразил ей свою признательность и сообщил невероятную новость. Он отходил от дел и хотел бы передать свой бизнес Виталию и Анне. Однако Анна не собиралась заниматься не особенно чистым ресторанным бизнесом в Москве – как, собственно, и Виталий, работавший в шикарной частной компании, куда когда-то был устроен Седовым, и ничего особенно не желавший менять в своей жизни. Возможно, старик это понимал, а потому и не давил на Силантьеву и её мужа…

Да, он сильно изменился – это было заметно. После операции Седов всё чаще лежал и почти совсем уже отошёл от дел. Он крестился и стал верующим человеком, будто желая замолить свои грехи. Силантьева считала, что старик совсем уже стал больным на голову – Виталий же надеялся, что Седов и вправду многое переосмыслил в своей жизни. Такое ведь нередко бывало со «стариками-разбойниками» – об этом сочиняли песни и складывали легенды, – что к старости ценности человека менялись, и убийцы прежде, уходили затем в монахи замаливать свои грехи. Однако, что касается Седова, этот мужчина себя плохим не считал никогда, а его религиозность скорее была связана с недавно перенесённой операцией и дыханием смерти над душой. Седов, как уже было сказано выше, помогал Анне в оформлении документов дочери, и после того, как Константин кое-что сделал, он нанял более ответственных и влиятельных людей с настоящими связями, чтобы сделать новые паспорта Анне и Виталию, где Лиза была записана их дочерью. Теперь этот ребенок стал Елизаветой Витальевной Силантьевой. Седов содействовал им не столько из-за Ярослава, сколь из-за нового желания помогать своим людям, непонятно откуда возникшего у старика после операции.

Был тёплый августовский вечер, окутывающий всю землю нежным светом солнца, медленно перевалившего на небе тот невидимый рубеж, когда лучи его уже не белые, как бывает утром, а золотистые и не такие резкие, как в первой половине дня. Виталий забрал девочку на аэродром, потому что как раз был вечер пятницы, когда в Борках организовывались развлекательные полёты. Виталий уже почти две недели месячного отпуска находился в их доме в Кимрах, катая девочку и устраивая небольшие походы с палаткой. А Анна всё больше времени проводила сидя в интернете, общаясь с членами КПРФ Дубна и КПРФ Кимры, желая всячески помочь им своим участием. В итоге, после долгого виртуального общения, Анна решила, что члены партии в Дубне куда более перспективны, чем маленького городка Тверской области. А Роман Павлович Савин, один из членов партии и активный работник по связям с общественностью, просто очаровал Анну своей приверженностью к идее и внутренним шармом.

Анна с нетерпением ждала тот день, когда она познакомится, наконец, с этим легендарным в Дубне человеком. Сперва Савин предложил встретиться в неформальной обстановке, чтобы он посвятил её в курс дела, ознакомил с основной работой, которая предстоит Анне, если она вступит в партию. Но потом оказалось, Роман Павлович тоже посещал Борки, где прыгал с парашютом с целой командой. Узнав, что Анна живёт в Доке, он сразу же предложил ей встречу в самом красивом месте средней полосы России – на аэродроме Борки. Однако Анна, разумеется, отвергла подобное предложение, догадываясь что будет чувствовать Виталий… В итоге решено было увидеться в приёмной КПРФ Дубна именно в тот самый тёплый августовский вечер, с которого мы и начали наше повествование.

Отправив Виталия и Лизу, Анна сходила от дачного дома к квартире, где немного приоделась. Жизнь вдали от жестокой и неприятной Москвы позволила Анне не особенно заботиться о своём внешнем виде. Но перспектива в скором времени отправиться в город и произвести хорошее впечатление заставила Анну сходить в парикмахерскую, сделать себе причёску и покрасить волосы. Она не знала зачем, но долго и старательно выбирала платье, остановившись на тёмно-сиреневом, почти что чёрном простом платье чуть выше колен и с коротким рукавом. Сделав лёгкий макияж, Анна вышла из дома и сев в свою машину отправилась в Дубну.

Город Дубна, по которому Анне раньше не приходилась гулять, а поездки туда ограничивались лишь парой продуктовых магазинов, теперь предстал перед девушкой в новом свете. Он напомнил ей родной Петрозаводск с его жёлтыми сталинскими домами вдоль набережной. Такой же дух, такой же цвет города, будто бы застывший в 50-х годах. «Вот странно», – думала Анна, выходя из машины и глядя на дома, предназначенные для профессуры в середине ХХ века. – «Кимры вроде всего в восьми километрах отсюда, а там совершенно иной дух. Там переносишься в ХIХ век, тогда как здесь всё пропитано грандиозностью сталинской эпохи».

Развернув в ладони адрес офиса, где Анну ждал Роман Павлович, девушка поняла, что нашла место верно. Это был самый центр города, похожий даже отчасти на парк – с высокими соснами, создающими вокруг неповторимый запах. Солнце играло в кронах деревьев, с Волги дул приятный свежий тёплый воздух, а на асфальте дружно чирикали воробьи, отталкивая друг друга от кусочка хлеба. Анна выкурила сигарету, чтобы собраться с силами и не нервничать, после чего подошла к указанному трёхэтажному кирпичному дому – явно не жилому, а административного назначения. Окна на первом этаже были за железной сеткой, чистые, белые, но не «евро», а деревянные, обычные. Перед дверью висело несколько табличек, и Анна, найдя нужную над кнопкой, нажала на звонок. Через некоторое время дверь открыла женщина средних лет и, улыбнувшись, спросила, не к Савину ли Анна, на что Силантьева молча кивнула головой. Женщина проводила Анну по коридору в одну из конечных комнат и постучав заглянула внутрь. Видимо, находящийся внутри человек дал ей разрешение пропустить Анну, и через пару секунд девушка оказалась в просторном кабинете, где её встретил именно тот человек, с кем она так долго общалась по интернету.

Роман Павлович Савин был мужчиной где-то за сорок пять, однако сохранил при этом всю свою привлекательность. Более того, в сочетании с его манерами и обаянием Савин считался чуть ли не первым красавцем города. Каштановые довольно длинные волосы, спадающие аккуратными прядями на лоб и закрывающие уши, сочетались с огромными чёрными глазами; строгие черты лица, небольшая, кое-где даже седая бородка – всё это придавало человеку странный и необъяснимый шарм. Молодость не всегда выявляет в мужчине какие-то особенные, элегантные черты, будь то две морщинки на лбу или же трехдневная бородка с редкими седыми волосами, в то время как мужчина в возрасте бывает гораздо более симпатичен и привлекателен.

Дата добавления: 2015-10-28