Мюнхен, апрель 1895

Герр Тиссен всегда рад, когда цирк приезжает в его родную Германию, но в этот раз он особенно вне себя от радости, поскольку цирк обосновался рядом с Мюнхеном, поэтому ему не нужно бронировать комнаты в другом городе.

А еще у него есть обещание мисс Селии Боуэн, что она навестит его. Они когда не встречались, хоть и долгие годы обменивались письмами, и она выказала желание посетить его мастерскую, если он не против. Фредрик ответил, что, конечно же, он не возражает и ей будут рады в любое время.

Несмотря на больше количество писем, бережно хранимых в кабинете, он не уверен, чего ожидать от её приезда.

Он удивлен, когда узнает в женщине, стоящей на пороге, иллюзионистку.

У него не вызывает сомнений, что это именно она, несмотря на то, что на ней надето светло-розовое платье, а не черно-белое творение, в котором он привык ее видеть. Её кожа теплее, ее волосы мягко вьются, а ее шляпка совсем не похожа на тот шелковый цилиндр, но её лицо он бы узнал где угодно.

— Это честь для меня, — говорит он вместо приветствия.

— Большинство людей не узнают меня, за пределами цирка, — говорит Селия, когда он берет её руку.

— Тогда большинство людей - идиоты, — говорит он, поднося ее руку к губам и слегка целуя перчатку. — Хотя я и себя чувствую дураком, потому что все это время не догадывался кто же Вы на самом деле.

— Я должна была Вам сказать, — говорит Селия. — Примите мои извинения.

— Никаких извинений. Я должен был догадаться по тому, как Вы описывали цирк, что Вы не просто обычный посетитель. Вам известен там каждый закуток.

— С большинством укромных уголков я знакома. Не со всеми, правда.

— Даже для собственных магов в цирке остались тайны? Это впечатляет.

Селия смеется и Фредрик ведет ее на экскурсию в свою мастерскую.

Мастерская организована таким образом, что передняя часть занята в основном чертежами и эскизами, далее расположены длинные столы, заваленные различными составными частями и ворохом опилок, ящики заполнены механизмами и инструментами. Селия внимательно слушает, пока он рассказывает весь процесс изготовления, задавая вопросы о технической стороне дела, словно сама является конструктором.

Он поражен на сколько свободно она говорит на немецком, хотя письма друг другу они писали на английском.

— Я говорю на языках более свободно, чем читаю или пишу на них, — объясняет она. — Это что-то на уровне звуков. Я могла бы переложить их на бумагу, но уверена, что результат был бы плачевным.

Несмотря на седеющие волосы, когда Фредрик улыбается, он выглядит моложе. Селия не может оторвать глаз от его рук, когда он показывает ей хрупкие часовые механизмы. Она представляет, как эти пальцы подписывают каждое письмо, которое она получила и прочла столько раз, что они врезались ей в память, и находит странным, что немного стесняется того, кого знает настолько хорошо.

Он смотрит на нее с постоянным вниманием, пока они переходят от одной полки с часами в разной степени готовности, к другой.

— Могу я спросить у Вас кое о чем? — спрашивает он, в то время, как она разглядывает коллекцию фигурок, дожидающихся своего часа среди древесной стружки, чтобы быть размещенными на часах.

— Конечно, — говорит Селия, при этом она боится, что он начнет расспрашивать об ее волшебном искусстве и ей придется лгать ему.

— Мы столько раз с Вами были в одном городе, но сейчас впервые Вы попросили о встрече. Почему?

Селия оглядывается назад на фигурки перед тем, как ответить. Фредрик протягивает руку и поднимает хрупкую фигурку балерины, завалившуюся на бок, а затем водружает ту на ее на пуанты.

— Сначала я не хотела, чтобы Вы знали, кто я, — говорит Селия. — Думала, что, когда узнаете, измените свое мнение обо мне. Но по прошествии времени я почувствовала, что веду себя нечестно. И однажды я захотела рассказать Вам правду и еще я не могла упустить шанс посмотреть на Вашу мастерскую. Я надеюсь, Вы сможете меня простить.

— Вам не за что извиняться, — говорит Фредрик. — Женщина, которую, как я думал, я знаю достаточно хорошо, и женщина, которая была для меня загадкой, по сути оказалась одной и той же. Это неожиданно, но это - приятное удивление. Хотя мне и любопытно, почему Вы вообще написали мне то первое письмо.

— Мне понравилось, как Вы писали о цирке, — говорит Селия. — Это взгляд с другой точки зрения, с которой я не могу его увидеть, потому что... я воспринимаю его по-другому. Я рада возможности увидеть его Вашими глазами.

Когда она смотрит на него, его мягкие голубые глаза сверкают в лучах послеполуденного солнца, которое светит в окно, освещая вкрапления опилок в воздухе.

— Спасибо, мисс Боуэн, — говорит Фредрик.

— Селия, — поправляет она.

Он задумчиво кивает ей прежде, чем продолжить экскурсию.

Вдоль задних стен стоят часы, уже готовые или почти законченные. Они замерли в ожидании последнего слоя лака или другой мелкой детали. Часы, которые стоят возле окна, заведены и идут. Каждые часы движутся в своем уникальном стиле, но в целом сохраняют гармоничный ритм и симфонию мягкого упорядоченного тиканья.

То изделие, которое привлекает внимание Селии лежит на столе, а не весит на стене и не стоит на полке.

Это красивое произведение, скорее скульптура, чем часы. В то время, как большинство часов выполнены из дерева, эти же сделаны из черного окисленного железа. Большой круглый каркас установлен на деревянной основе, покрытой вихрями белого пламени. Внутри находятся параллельные друг другу металлические обручи, отмеченными цифрами и символами, расходящимися от верха, подвешенные среди видимых зубчатых передач и ряда звезд, падающих с филигранной шапки на макушке.

Но часы стоят неподвижно и тихо.

— Вот эти напоминают мне костер, — говорит Селия. — Они еще не закончены?

— Нет, они закончены, но сломаны, - отвечает Фредрик. - Это был эксперимент и все части трудно привести в равновесие.

Он поворачивает их так, чтобы она смогла увидеть, что механизмы выходят из каркаса и простираются за его пределы.

— Механика очень сложна, так как отслеживает астрономическое движение. Мне придется убрать основу полностью, чтобы запустить их снова. У меня пока не было времени этим заняться.

— Можно мне? — спрашивает Селия, протягивая к ним руку.

Когда он кивает, она снимает одну из перчаток и кладет руку на металлические прутья каркаса. Она лишь задумчиво на них смотрит, не делая ни одной попытки сдвинуть их. Фредерику кажется, что она смотрит больше сквозь часы, нежели на них.

Механизм внутри начинает вращаться, винтики и шестеренки начинают кружиться в вальсе, в то время как отмеченные числами обручи встают по местам. Руки скользят по поверхности, чтобы установить правильное время, планеты расставляются в нужном порядке. Все, что находится внутри каркаса, медленно вращается, серебряные звезды сверкают, когда на них падает свет. После того, как часы начинают размеренно и спокойно тикать, Селия убирает руку.

Фредрик не спрашивает, как ей это удалось. Вместо этого он приглашает ее на ужин.

Они, конечно же, говорят и о цирке, но большую часть времени обсуждают книги, искусство, вино и любимые города. Паузы в разговоре не вызывают неловкости, хоть они и пытаются войти в тот же ритм, что уже присутствует в их переписке, но часто переключаясь с одного языка на другой.

— Почему Вы не спрашиваете, как я выполняю свои фокусы? — спрашивает Селия, после того, как они достигли той границы, после которой вопрос уже не кажется невежливым.

Перед тем, как ответить, Фредрик тщательно обдумывает вопрос.

— Потому что я не хочу этого знать, — говорит он. — Предпочитаю оставаться непросветленным, так лучше ощущать темноту.

Селию охватывает чувство радости, и она не может ответить что-либо ни на одном из известных ей языков и лишь улыбается ему поверх бокала с вином.

— Кроме того, — продолжает Фредрик, — Вас, должно быть, постоянно об этом спрашивают. Полагаю, что я более заинтересован в женщине, нежели в фокуснице. Надеюсь, это приемлемо.

— Это великолепно, — говорит Селия.

Позже они идут вместе в цирк, проходя мимо домов с красными крышами, подсвеченными угасающим светом, и лишь однажды идут поврозь, когда доходят до внутреннего двора.

Для Фредрика по-прежнему остается загадкой, почему никто не узнает её среди толпы. Когда он смотрит ее выступление, она лишь один раз с едва различимой улыбкой ловит его взгляд, не делая никаких других намеком на узнавание.

Позднее, глубоко за полночь, она появляется возле него, одетая в кремовый плащ с темно-зеленым шарфом.

— Ваш шарф должен быть красным, — замечает Фредрик.

— Я не правильный сновидец, — говорит Селия. — Это не кажется правильным. — Но пока она говорит, ее шарф становится богатого красного цвета, как бургундское вино. — Так лучше?

— Он прекрасен, — говорит Фредрик, хотя он смотрит ей только в глаза.

Она берет его предложенную руку, и они прогуливаются по извилистым тропинкам среди редеющей толпы зрителей.

В последующие вечера они повторяют эту процедуру, хотя после того, как из Лондона приходят новости, цирк надолго в Мюнхене не задерживается.

Дата добавления: 2015-10-02