Лондон, апрель 1886. — она слишком хороша, чтобы держать ее вместе с толпой

— Она слишком хороша, чтобы держать ее вместе с толпой, — говорит Чандреш. — У нее должен быть свой собственный шатер. Все кресла мы поставим кольцами или вроде того, чтобы держать зрителей в самом эпицентре событий.

— Да, сэр, — говори Марко, копаясь в блокноте, пробегая пальцами по страницам, которые лишь минуты назад были крыльями.

— Что с тобой такое? — спрашивает Чандреш. — Ты белый, как лист бумаги.

Его голос разносится эхом по пустому театру, госпожа Падва засыпает вопросами мисс Боуэн касательно нарядов и прически.

— Все в порядке, сэр, — говорит Марко.

— Выглядишь ужасно, — говорит Чандреш, пыхтя сигарой. — Иди домой.

Марко удивленно на него смотрит:

— Сэр, есть еще бумажная работа, которую необходимо сделать, — протестует он.

— Сделаешь ее завтра, еще достаточно времени, чтобы успеть. Танте Падва и я заберем мисс Боуэн домой на чай, мы сможем отсортировать надписи и документы позже. Отдохни немного - выпей или чего ты там обычно делаешь. — Чандреш машет ему рассеянно рукой, дым от сигары покачивается волнами.

— Если Вы настаиваете, сэр.

— Именно настаиваю! И избавься от остальных, этих, которые в прихожей. Нет необходимости глядеть на сборище костюмов с накидками, когда мы уже нашли что-то более интересное. Вполне симпатичное, как мне кажется, если кто-то мыслит и в этом направлении.

— Безусловно, сэр, — говорит Марко, его бледность заливается румянцем. — Тогда, до завтра.

Он склоняет голову в нечто на подобии поклона, перед тем как грациозно повернуться на каблуках и направиться в прихожую.

— Не взял бы тебя к себе, Марко, если знал, что тебя так легко напугать, — говорит ему вслед Чандреш, но Марко не оборачивается.

Марко вежливо отказывает фокусникам в месте, объясняя это тем, что оно уже занято и благодаря их за уделенное время. Никто из них не замечает как дрожат его руки или, что ручка зажата им в руке так сильно, что побелели костяшки пальцев. Они не замечают, что, когда он сжимает их в кулаки, черные чернила просачиваются вниз на запястья.

После того как иллюзионисты ушли, Марко собирает свои вещи, вытирая испачканную чернилами руку о свое черное пальто. Он надевает котелок до того, как выходит из театра.

С каждым шагом Марко становится все более расстроенным. На людном тротуаре народ расступается перед ним.

Когда он приходит домой, Марко бросает на пол свой портфель, прислоняясь к двери и тяжело вздыхая.

— Что случилось? — спрашивает Исобель из кресла, стоящего рядом с пустым камином. Хмурясь, она прячет в карман прядь волос, которую заплетала, понимая, что ей придется начинать все заново, поскольку концентрация уже потеряна. В этой части она все еще испытывает трудности с концентрацией и сосредоточенностью.

Теперь же она оставляет ее и смотрит как Марко проходит через комнату, чтобы подойти к книжным стеллажам возле стены.

— Я знаю, кто мой соперник, — говорит Марко, вытаскивая книги охапками с их полок и перекидывая их кое-как через столы, оставив несколько книг лежать в беспорядке на полу. Оставшиеся на полках книги теряют равновесие, несколько томов падает, но, кажется, Марко этого не замечает.

— Это та женщина из Японии? — спрашивает Исобель, наблюдая как безупречная система Марко рушится на глазах.

Квартира всегда содержалась в идеальном порядке, и ее тревожит внезапно возникший беспорядок.

— Нет, — говорит Марко, пролистывая страницы. — Это дочь Просперо.

Исобель поднимает горшок с фиалками, свергнутый со своего места в результате падения книг, и водворяет его обратно на полку.

— Просперо? — спрашивает она. — Чародей, которого ты видел в Париже? — Марко кивает. — Не знала, что у него есть дочь, — говорит она.

— Этот факт и мне был неизвестен, — говорит Марко, отбрасывая одну книгу и поднимая другую. — Чандреш нанял ее в цирк на место фокусника.

— На самом деле? — спрашивает Исобель. — То есть она будет делать то, о чем ты мне говорил; творить магию, маскируя ее под фокусы. Она проделывала это на прослушивании?

— Да, — говорит Марко, не отрываясь от книги.

— Должно быть, она хороша.

— Очень хороша, — говорит Марко, выдергивая книги с другой полки и перемещая их на стол, фиалка опять становится его невинной жертвой. — Это может стать реальной проблемой, — говорит он, по большей части себе.

Стопка тетрадей соскальзывает со стола на пол в безумном вихре страниц, звучащем как крылья птиц. Исобель опять подбирает фиалку, ставя ее на другом конце комнаты.

— Она знает о том, кто ты? — спрашивает она.

— Не думаю, — говорит Марко.

— Значит ли это, что цирк - это часть состязания? — спрашивает Исобель.

Марко перестает листать страницы и смотрит на нее.

— Должно быть так, — говорит он перед тем, как вернуться к книге. — Вот, вероятно, зачем меня отправили работать к Чандрешу, таким образом, я уже в курсе. Цирк - это место проведения состязания.

— Это хорошо? — спрашивает Исобель, но Марко не отвечает, вновь затерявшись в ворохе бумаг и чернил.

Одной рукой он теребит ткань на другом рукаве. Брызги от черных чернил запятнали белый манжет.

— Она изменила ткань, — бормочет он. — Как она смогла изменить ткань?

Исобель кладет часть упавших книг на стол, где лежит ее Марсельская колода. Она смотрит на Марко, который с головой погружен в какой-то том. Она тихо раскладывает карты в линию через весь стол.

Не сводя глаз с Марко, она извлекает одну карту. Исобель переворачивает карту, кладет на стол и смотрит на нее, ожидая, что ответят карты на этот вопрос.

Мужчина стоит между двух женщин, над головами парит херувим с луком и стрелами. L’Amoureux. Влюбленные.

— Она хорошенькая? — спрашивает Исобель.

Марко не отвечает.

Она вытягивает следующую карту и кладет ее поверх первой. La Maison Dieu - Дом Бога. Она хмурится, глядя на разрушающуюся башню и падающую фигуру. Она возвращает обе карты в колоду, складывая ее в аккуратную стопку.

— Она сильнее тебя? — спрашивает Исобель.

Опять Марко ничего не отвечает, листая страницы блокнота.

За эти прошедшие годы он уже почувствовал себя хорошо подготовленным. Занятия с Исобель только доказали его перевес, позволяя ему улучшать аспекты некоторых иллюзий до той точки, что даже с ее осведомленностью, она не всегда могла различить, что реально, а что иллюзия.

Но столкнувшись со своим соперником, его прежние чувства по отношению к состязанию сменились нервозностью и замешательством. Он ожидал, что, когда придет время, он будет знать, что делать. И у него зародилась мысль, что это время никогда не наступит, что обещанная игра была лишь поводом для начала его обучения и ничем больше.

— То есть состязание начнется, когда откроется цирк, так? — спрашивает его Исобель. Он уже почти забыл, что она здесь.

— Полагаю, что это логично, — говорит Марко. — Я не понимаю, как мы будем состязаться, если цирк будет путешествовать, а я должен оставаться в Лондоне. Мне придется все делать дистанционно.

— Я могу поехать, — говорит Исобель.

— Что? — спрашивает Марко, опять поднимая на нее взгляд.

— Ты говорил, что цирку все еще требуется прорицатель, не так ли? Я умею читать свои карты. Я ни для кого их раньше не толковала, кроме себя, но я совершенствуюсь. Я могу тебе писать письма, когда цирк будет в разъездах. Это позволит мне жить где-то, поскольку ты считаешь, что на время игры меня рядом с тобой быть не должно.

— Не уверен, что это хорошая мысль, — говорит Марко, хоть и не может сформулировать почему.

Он никогда не рассматривал вероятность вхождения Исобель в его жизнь за пределами квартиры. Он держал ее подальше от Чандреша и цирка, как по причине того, что ему хотелось иметь что-то свое, личное, так и учитывая то, как расплывчато давал советы по этому вопросу его учитель.

— Пожалуйста, — говорит Исобель. — Так я могу тебе помочь. — Марко медлит, глядя на свои книги. Его мысли заняты образом девушки из театра. — Это поможет тебе быть ближе к цирку, — продолжает Исобель, — и это позволит мне заняться хоть чем-то во время твоего состязания. Когда оно закончится, я смогу вернуться в Лондон.

— Я даже не уверен, как будет проходить состязание, — говорит Марко.

— Но при этом ты уверен, что мне нельзя здесь оставаться во время него? — спрашивает она.

Марко вздыхает. Они это уже обсуждали прежде, не очень подробно, но достаточно для того, чтобы решить, что, когда начнется игра, она должна будет уехать.

— Я и так уже много работаю у Чандреша, и мне будет нужно сосредоточиться на испытании без... отвлекающих факторов, — говорит он, используя слова учителя. Он не уверен, какой вариант его беспокоит больше: участие Исобель в игре или отказ от единственных в его жизни отношений, которые не были ему продиктованы.

— При таком варианте развития событий я не буду отвлекающим фактором. Я буду помогать, — говорит Исобель. — А если ты не желаешь моей помощи, хорошо, я буду просто писать тебе, что в этом плохого? Мне кажется, что для меня это лучшее решение.

— Я мог бы организовать для тебя встречу с Чандрешом, — предлагает Марко.

— Ты можешь... убедить его принять меня, ведь так? — спрашивает Исобель. — Нужно ли его убеждать?

Марко кивает, все еще не вполне уверенный, что эта идея подходит, но почти отчаянно желая иметь хоть какую-то стратегию. Тактику, которую можно использовать по отношению к только что выявленному сопернику.

Он вновь и вновь прокручивает в голове ее имя.

— И как зовут дочь Просперо? — спрашивает Исобель, словно знает, о чем он думает.

— Боуэн, — говорит Марко. — Ее зовут Селия Боуэн.

— Приятное имя, — говорит Исобель. — Что-то случилось с твоей рукой?

Марко смотрит вниз, удивленно замечая, что держит правую руку левой, неосознанно поглаживая то место, на котором однажды кольцо обожгло его кожу.

— Нет, — говорит он, поднимая тетрадь, чтобы занять руки. — Все в порядке.

Исобель кажется удовлетворенной его ответом, поднимая упавшие книги с пола и раскладывая их на столе.

Марко испытывает явное облегчение от того, что у нее нет навыков, с помощью которых она бы смогла вытащить из его памяти сведения о кольце.

Дата добавления: 2015-10-02