Барселона, ноябрь 1894

Комнаты, скрытые позади множества шатров Le Cirque des Reves резко контрастируют с черно-белым шапито. Изобилием цвета. Теплыми, яркими янтарным лампами.

Пространство охраняемое близнецами Мюррей особенно рьяно. Калейдоскоп цветов, пылающий алым, коралловым и канареечным, так что вся комната часто оказывается будто охваченная пламенем, усеянная пушистыми котятами черными, как сажа и яркими, как искры.

Иногда предлагается отослать близнецов в школу-интернат, чтобы те получили надлежащее образование, но их родители настаивают на том, что они узнают больше о жизни в такой разношерстной компании и путешествий по миру, чем они будут просиживать целыми днями за школьной партой и книгами.

Близнецы больше всех довольны сложившемуся положению вещей, от случая к случаю занимаясь по всевозможным школьным предметам и читая каждую книгу, попадающуюся им под руки, которые чаще всего после прочтения оказываются в кованой колыбельке, потому как ребятня не желает расставаться с ними после того, как давно уже переросли и книги и люльку.

Им известен каждый дюйм цирка, они с легкостью перемещались от цветного к черному. И там и там чувствуя себя уютно.

Сегодня вечером они сидят в полосатом шатре, установленным под довольно большим деревом без листвы с черными ветками. В этот поздний час нет посетителей, задерживающихся в данном конкретном шатре, и маловероятно, что кто-нибудь из зрителей шапито наткнется на него в оставшиеся часы до рассвета.

Близнецы Мюррей, опираясь на массивный ствол, потягивают из дымящихся чашек горячий сидр. Она закончили со своими выступлениями на этот вечер, и могут провести оставшиеся часы до рассвета, как им заблагорассудится.

— Хочешь чего-нибудь почитать? — спрашивает Виджет сестру. — Мы могли бы прогуляться, на улице не очень-то и холодно. — Он вынимает свои карманные часы из пальто, чтобы взглянуть на время. — К тому же, не так уж и поздно, — добавляет он, однако определение понятия поздно, многие скорее сочли бы за довольно ранее время суток.

Поппета кусает губу и на мгновение задумывается, прежде чем ответить.

— Нет, — говорит она. — В прошлый раз все было таким красным и сбивающим с толку. Думаю, что, возможно, мне следует немного подождать, прежде чем попробовать вновь.

— Красным и сбивающим с толку?

Поппета кивает.

— Это была куча всякой всячины, которая накладывается друг на друга, — объясняет она. — Огонь и нечто красное, но всё это не одновременно. Мужчина, не отбрасывающий тень. Такое ощущение, что все рассыпалось или запуталось, словно котята спутали всю пряжу, и ты больше не можешь найти ни начало, ни конец.

— Ты рассказала об этом Селии? — спрашивает Виджет.

— Пока нет, — отвечает Поппета. — Мне не нравится рассказывать ей о вещах, в которых нет никакого смысла. В большинстве своем, рано или поздно, все приобретает свой смысл.

— Верно, — соглашается Виджет.

— О, и еще одно, — говорит Поппета. — Скоро у нас появится компания. Я тоже это видела среди прочего. Правда не знаю, видела ли я это до той ерунды или после, или где-то между.

— Ты видишь, кто это? — спрашивает Виджет.

— Нет, — просто отвечает Поппета.

Виджет не удивлен.

— А что это было за красное? — спрашивает он сестру. — Можешь сказать?

Поппета, вспоминая, закрывает свои глаза.

— Похоже на краску, — говорит она.

Виджет поворачивается, чтобы взглянуть на неё.

— На краску? — переспрашивает он.

— Как будто краску разлили по земле, — отвечает Поппета. Она вновь закрывает глаза, но тут же их открывает. — Темно-красная. Всё так запуталось, да я и, по правде говоря, не очень-то люблю красный цвет, когда я увидела этот цвет, он отозвался болью в голове. Часть, касающаяся появления компании, значительно приятнее.

— Копания - это здорово, — говорит Виджет. — Ты знаешь, когда она появится?

Поппета качает головой.

— Какая-та компания появится в ближайшие время. Другая еще не скоро. — Они какое-то время сидят тихо, потягивая сидр, прислонившись к стволу дерева. — Пожалуйста, расскажи мне что-нибудь, — просит Попета спустя какое-то время.

— Что именно? — спрашивает Виджет.

Он всегда спрашивает, давая ей возможность самой решить, даже, если у него уже есть одна история на уме. Только привилегированные или особая аудитория получают такое право.

— Сказку о дереве, — говорит Поппета, глядя вверх, сквозь извилистые черные ветви над ними.

Виджет делает паузу, прежде чем начать, позволяя шатру с деревом погрузиться в тишину, такой своеобразный пролог, пока Поппета терпеливо ждет.

— Тайны и секреты обладают силой и властью, — начинает Виджет. — И эти сила и власть истощаются, покуда секреты хранятся кем-то одним, тогда они будут в целости и сохранности. Обмен секретами, настоящими секретами, важными, еще с кем-то, пусть это даже будет всего один человек, изменит их. Записывая их, можно только сделать еще хуже, потому как неизвестно, сколько пар глаз их видели на бумаге, независимо от того, насколько осторожным вы с этим старались быть. Так что самый лучший способ хранить свои тайны при себе, если они у Вас есть, для своего же блага, и они останутся только Вашими секретами и ни чьими больше. Вот отчасти почему в мире сегодня гораздо меньше магии. Магия это тайна, а тайны обладают магией, в конце концов, десятилетия за десятилетиями, изучение и передача его другим, всё ухудшило. Записи о магии в необычных книгах, которые со временем становятся скопищем пыли, уменьшило силу волшебства. Вот так по крупицам волшебство и теряло своё могущество. Это было неизбежно, возможно, но преодолимо. Все совершают ошибки. Величайший волшебник в истории совершил ошибку, поделившись своими секретами. Его секреты были и магическими и важными, таким образом, он совершил очень серьезную ошибку. Он рассказал их девушке. Она была юна, умна и красива...

Поппета шмыгает носом в свою чашку, Виджет замолкает.

— Прости, — говорит она. — Видж, прошу тебя, продолжай.

— Она была юна, умна и красива, — продолжает Виджет. — Потому что, если девушка не была красива и умна, то ей было бы легче противостоять, и тогда вообще не было бы никакой истории. Волшебник был в летах и считал себя довольно-таки умным, и он провел очень долгое, долгое время никому не рассказывая свои секреты, храня их ото всех. Может быть, по прошествии стольких лет он просто забыл, почему их так важно было хранить, а может быть его привели в смятение её юность, красота и ум. Может быть, он просто устал, а может быть, он выпил слишком много вина и не понимал что творил. Какими бы ни были обстоятельства, он рассказал девушке самые потаенные секреты, скрытые ключики от всей его магии. И когда тайны волшебника стали известны девушке, они потеряли часть своей силы, словно мех кошки, теряющий волосинки, когда её слишком усердно гладят. Но они были все еще могущественными, эффективными и обладали волшебной силой, и девушка использовала их против волшебника. Она обманула его, ловко присвоив себе его секреты. Её не особенно заботила их сохранность и целостность, она, вероятно, их так же где-то записала. Самого волшебника она заперла в ловушке огромного старого дуба. Как это дерево. И магия, которую она использовала, была столь велика (так как её волшебство некогда принадлежало самому волшебнику, а он был древним и сильным), что он не смог с ней справиться. Она оставила его здесь, и его не могли вызволить и спасти, потому что никто не знал, что он был внутри ствола. Хотя, он не умер. Девушка, возможно, убила бы его, если бы могла, после того, как она выудила из него все его секреты, но она не могла убить волшебника его же собственной магией. Хотя, может быть она вовсе не хотела этого. Она больше была сосредоточена на силе магии, чем на нем, но, возможно, она немного переживала за него, достаточно, чтобы захотеть оставить ему жизнь, пусть и такую. Она устроила ему ловушку, и на ее взгляд, это служило той же самой цели. Однако, на самом деле, у неё не получалось всё так же хорошо, как ей нравилось думать. Она небрежно относилась к сохранению своих новых магических тайн. Она кичилась ими, и вообще не очень-то хорошо заботилась о них. В конце концов, их сила иссякла и угасла, да и она тоже. А волшебник стал частью дерева. И дерево росло и процветало, ветви его простирались ввысь, а корни проникали вглубь земли. Он стал частью листьев, коры и древесного сока, и частью желудей, которые рвали белки, чтобы те стали новыми дубками, в других местах. И когда те деревья росли, он был частью их ветвей, листвы и корней. Таким образом, утратив свои секреты, волшебник обрел бессмертие. Его дерево стояло долго после того, как умная юная девушка состарилась, и красота её увяла, и в некотором смысле, он стал еще более великим, и сильным, чем когда-либо прежде. Хотя, если бы ему представился шанс пережить это вновь, то он, скорее всего, был бы куда более осторожен со своими тайнами, — заканчивает Виджет и в шатре вновь воцаряется тишина, но дерево кажется более живым прежде, чем он начал свой рассказ.

— Спасибо, — говорит Поппета. — Это была хорошая история. Отчасти печальная, но в то же самое время, нет.

— Всегда пожалуйста, — отвечает Виджет.

Он делает глоток сидра, который теперь скорее горячий, чем обжигающий. Он держит чашку в руках и подносит ее на уровень глаз, уставившись на неё, пока мягкий завиток пара не поднимается вверх от поверхности.

— И мне такой же сделай, пожалуйста, — просит Поппета, протягивая ему свою чашку. — У меня никогда не получается как надо.

— Ну, а у меня не выходит как надо с левитацией чего бы то ни было, так что мы квиты, — говорит Виджет, но без лишних жалоб и недовольства, берет её чашку и пристально смотрит на неё, пока от сидра не начинает идти пар и он снова горячий. Он подносит обратно свою руку, чтобы вернуть ей чашку и та плавно летит из его рук в её, при движении поверхность сидра дрогнула, но, тем не менее, перемещение происходит очень гладко, как будто чашка скользила по столу. — Хвастунишка, — говорит Виджет.

Они сидят, потягивая их вновь подогретый сидр, глядя на извилистые черные ветки дерева, тянущиеся к вершине шатра.

— Видж? — говорит Поппета, после долгого молчания.

— Да?

— А ведь не так уж плохо оказаться в ловушке, правда? В зависимости от того, где в эту ловушку попасть?

— Полагаю, это зависит от того, насколько тебе нравится то место, в котором ты окажешься в заточении, — говорит Виджет.

— И как хорошо ты относишься к тому, кто застрял вместе с тобой, — добавляет Поппета, пиная его черный ботинок своим белым.

Её брат в ответ смеется и его смех эхом разносится по шатру, достигая ветвей, покрытых свечами, пламя на которых мерцает и становится белым.

Дата добавления: 2015-10-02