Вена, январь 1894

Кабинет довольно просторный, но выглядит меньше своих истинных размеров из-за большого объема содержимого. В то время, как стены по большей части состоят из матового стекла, большая их часть, в свою очередь, заставлена шкафами и полками. Чертежный стол у окна практически похоронен под грудой бумажного хаоса, всевозможных таблиц, диаграмм и чертежей. Мужчину в очках, сидевшего за ним, практически не видать, он незаметен, потому как почти сливается с окружающей его бумажной вакханалией. Звук от его карандаша, царапающего бумагу, так же методичен и точен, как тиканье часов в угла.

В матовое стекло двери раздается стук и царапанье карандаша прекращается, хотя тикающие часы не обращают на это не малейшего внимания.

— Вас ожидает мисс Берджес, сэр, — кричит помощник через открытую дверь. — Она говорит, не беспокоить Вас, если вы очень заняты.

— Она меня вовсе не побеспокоит, — говорит мистер Баррис, кладя карандаш и поднимаясь со своего сидения. — Пожалуйста, присылайте её сюда.

Помощник идет к дверному проему, где его сменяет молодая женщина в стильном кружевном платье.

— Здравствуй, Итан, — говорит Тара Берджес. — Приношу свои извинения, что нагрянула вот так, без предупреждения.

— Моя дорогая Тара, в извинениях нет необходимости. Ты выглядишь прелестно, как всегда, — говорит мистер Баррис, расцеловав её в обе щеки.

— Да и над тобой время не властно, — многозначительно говорит Тара.

Его улыбка дрогнула, и он отводит взгляд, двигаясь, чтобы закрыть дверь позади нее.

— Что привело тебя в Вену? — спрашивает он. — И где твоя сестра? Я так редко вижу вас по отдельности.

— Лейни в Дублине с цирком, — отвечает Тара, сосредоточив все свое внимание на содержимое комнаты. — Я... я была не в настроении, поэтому решила попутешествовать одна. Посещение отдаленных друзей, казалось мне неплохим началом. Я бы отправила телеграмму, но всё случилось настолько спонтанно. И я не была до конца уверена, что мне будут рады.

— Тебе здесь всегда рады, Тара, — говорит мистер Баррис.

Он предлагает сесть, но она не обращает на это никакого внимания, перемещаясь от одного стола к другому покрытыми очень детализированными моделями зданий, останавливаясь тут и там, чтобы как следует их рассмотреть: арки в дверных проемах, винтовые лестницы.

— В нашем случае, как мне кажется, уже сложно сказать, где та разница между старинными друзьями и деловыми партнерами, — говорит Тара. — Может быть, мы из той породы людей, кто просто вежливо беседуют, где за этими разговорами кроются общие тайны или мы являемся чем-то большие друг для друга. Они великолепны, - добавляет она, останавливаясь у открытой детально разработанной модели часов, висящих в центре.

— Благодарю, — говорит мистер Баррис. — Они находятся довольно далеко от завершения. Мне нужно отправить готовые планы Фредерику, чтобы он мог приступить к конструированию часов. Я подозреваю, что они будут куда как более впечатляющими, когда их изготовят в масштабе.

— У тебя есть планы относительно цирка здесь? — спрашивает Тара, глядя на диаграммы и графики пришпиленные к стенам.

— Нет, на самом деле нет. Я оставил их Марко в Лондоне. Я хотел сохранить их копии, но должно быть забыл.

— Ты забыл сохранить копии и других своих чертежей? — спрашивает Тара, проводя пальцем вдоль шкафов, оснащенных длинными тонкими полками, на каждой из которых тщательно в указанном порядке разложены документы.

— Нет, — говорит мистер Баррис.

— Разве... разве ты не находишь это странным? — спрашивает Тара.

— Не особенно, — отвечает мистер Баррис. — А тебе кажется это странным?

— Я думаю, что очень многие вещи в цирке странные, — говорит Тара, нервно теребя кружева на манжете своего рукава.

Мистер Баррис садится за свой стол и откидывается назад в своем кресле.

— Мы собираемся обсудить то, что ты хотела или будем плясать вокруг да около? — спрашивает он. — Я никогда не был особо хорошим танцором?

— Я точно знаю, что это не так, — говорит Тара, усаживаясь в кресло напротив, хотя ее взгляд продолжает бродить по комнате. — Но было бы неплохо для разнообразия поговорить без обиняков, мне порой любопытно, кто-нибудь из нас помнит, как это делается. Почему ты уехал из Лондона?

— Я подозреваю, что я уехал из Лондона по той же совокупности причин, по которой ты и твоя сестра так много путешествуете, — отвечает мистер Баррис. — Слишком много любопытных взглядов да сомнительных комплиментов. Я сомневаюсь, что кто-нибудь понял, что со дня открытия цирка мои волосы перестали редеть, но спустя какое-то время окружающие начали бы замечать. В то время как наша Tante Падва может себе позволить просто стареть и всё в таком духе, а что касается Чандреша, то здесь всё может быть списано на его эксцентричность, мы же подвергнуты другого рода пристальному наблюдению, будучи несколько ближе к обычным людям.

— Это проще всего для тех, кто может просто раствориться в цирке, — говорит Тара, глядя в окно. — Время от времени Лейни предлагает, чтобы мы стали частью его, а его окружение нашим, но я считаю, что это могло бы стать лишь временным решением, мы слишком деятельны, ради собственного же блага.

— Ты могла бы просто всё отпустить, и пусть идет, как идет, — говорит спокойно мистер Баррис.

Тара мотает головой.

— Сколько должно пройти лет, пока переездов по городам и весям будет недостаточно? Есть еще решение, кроме этого? Смена наших имен? Мне... мне не нравится быть вынужденной идти на такие обманы.

— Я не знаю, — говорит мистер Баррис.

— Происходит гораздо больше всего того, во что нас посвятили. В этом я совершенно точно уверена, — говорит Тара со вздохом. — Я пыталась поговорить с Чандрешом, но это больше походило, будто мы с ним говорим на двух разных языках. Я не люблю сидеть сложа руки, когда что-то явно не так. Я чувствую себя... не то что бы в ловушке, но что-то вроде того, и я не знаю, что с этим делать.

— И ты ищешь ответы, — говорит мистер Баррис.

— Я и сама не знаю, чего ищу, — ответила Тара, и на долю секунды инженеру показалось, что она вот-вот готова разрыдаться, но затем женщина взяла себя в руки. — Итан, тебе порой не кажется, что ты будто всё время находишься во сне?

— Нет, не могу сказать, что испытываю подобное ощущение.

— Я же чувствую, что мне трудно отличить явь от сна, — говорит Тара, снова дергая свой кружевной манжет. — Я не люблю бродить впотьмах. Я не особенно люблю верить в невозможное.

Мистер Баррис снимает очки, вытирает линзы носовым платком, прежде чем ответить, подносит их к свету, чтобы проверить, достаточно тщательно ли он их протер.

— Я повидал многое, что раньше мне казалось невозможным или невероятным. Теперь я понимаю, что больше у меня нет четкого представления для подобного рода вещей. Я хочу делать свою работу в меру своих способностей, и оставить другим делать свою. — Он выдвигает ящик стола и после секундных поисков, достает из него визитку, на которой написано одно только имя. Даже видя надпись верх ногами, Тара легко может различить «А» и «Х». Мистер Баррис берет карандаш и пишет лондонский адрес под напечатанными инициалами. — Я не думаю, что любой из нас знал той ночью точно, во что мы вовлекали себя, — говорит он. — Если ты настаиваешь на том, чтобы копаться глубже во всем этом, я думаю, что он мог бы быть единственным из нас, кто мог бы помочь, хотя я не могу гарантировать, что он будет очень общительным.

Он двигает визитку Таре через стол. Женщина внимательно её рассматривает, прежде чем сунуть в сумочку, как будто она не до конца уверена, что визитка настоящая.

— Благодарю тебя, Итан, — говорит она, не глядя на него. — Я ценю это, правда.

— Всегда пожалуйста, моя дорогая, — отвечает мистер Баррис. — Я... надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.

Тара только рассеянно кивает, и они обсуждают другие вопросы, не столь значимые, в то время как стрелки часов пробегают ни один раз по кругу циферблата и за матовым стеклом окна день уже идет на убыль. Несмотря на то, что он просит присоединиться к нему за ужином, она вежливо отказывается и оставляет его в одиночестве.

Мистер Баррис вновь возвращается к своему чертежному столу, и вновь карандаш скрипит по бумаге в гармонии с размеренным тиканьем часов.

Дата добавления: 2015-10-02