Модный Вавилон 11 страница

– Что интересно, – продолжает Филипп, – в разных странах вкусы различны. Во Франции предпочитают тяжелые ароматы, а вы, англичане, любите цветочные. И потому, даже если кто-нибудь вроде Calvin Klein успешно распространяет свою продукцию по всему миру, у нас он не входит и в тридцатку лидеров. Поэтому для брэнда вроде вашего мы предполагаем исключительно цветы, цветы и цветы.

В ушах у нас все еще звучат эти слова, когда нас влекут в соседнюю комнату, где мы должны опробовать некоторые ароматы. Там владычествует Ксавье. Вдоль одной из стен тянется длинный стол, сплошь уставленный пузырьками и бутылочками с эссенцией. Они расставлены по степени насыщенности жидкости; там вся гамма оттенков, начиная с прозрачного и заканчивая золотым и темно-фиолетовым. Некоторые образцы явно уникальны. Они, судя по всему, стоят бешеных денег, в то время как другие здесь просто для того, чтобы пополнить количество. Ксавье прохаживается взад-вперед, от стенда с образцами до маленького столика в противоположном углу. Там лежат пачки белых бумажных конусов, на конце каждого – небольшое углубление.

– Итак, – говорит Ксавье. – Розы плюс фиалки.

Он пересекает комнату и возвращается с бумажными конусами и флакончиком эссенции.

– Брызгаем. Ждем пять секунд. Потом нюхаем.

Мы с Александром вдыхаем и начинаем кашлять. Нет никакого сомнения в том, что это запах фиалок. Он врывается в бронхи и раздражает заднюю стенку горла, так что меня начинает тошнить. Я вспоминаю те жуткие лиловые леденцы, которые валялись в комоде моей бабушки вперемешку с нижним бельем и не соблазняли меня даже в детстве.

– О Боже, – говорю я. – Какой неприятный запах...

– Да? – осведомляется Филипп. – Но в вашей стране эти духи очень хорошо раскупают!

– Кто? – интересуется Александр.

– Молодые женщины.

– Неужели молодые женщины настолько просты? – спрашивает он.

– Исследования показывают, что так оно и есть, – настаивает Филипп. – Давайте попробуем что-нибудь восточное, если хотите, тот аромат немного мягче. В Англии такие сочетания тоже идут нарасхват.

Ксавье снова исчезает и приносит нам нечто благоухающее и воистину фантастическое. Это амбра. Мы с Александром внезапно ощущаем приятное возбуждение. Ситуация кажется просто невероятной и отчасти даже веселой. Ясно, что никакой сделки не будет, поэтому можно просто наслаждаться жизнью. Мы просим, чтобы нам дали понюхать что-нибудь еще. Церемония, которая явно доставляет Ксавье удовольствие. Он брызгает, нюхает и называет ароматы «возвышенными», «тонкими» или «сексуальными». Нам нравится амбра, жасмин и лотос; но все это – слишком изысканно и роскошно для нашего покупателя. Ксавье говорит, что такие ароматы слегка похожи на церковные благовония, в них много фимиама.

– Можете нам поверить, – добавляет Филипп. – Ксавье происходит из семьи потомственных парфюмеров. Его отец создал Poison.

– Неужели? – говорит Александр, делая вид, что слышит об этом впервые. – Да ведь это все равно что быть сыном «битла»!

Ксавье, очевидно, равнодушен к «Битлз».

– Не совсем, – отзывается он.

– Послушайте, – говорит Филипп. – Позвольте нам не принимать решение прямо сейчас. Мы вам позвоним. –

Он улыбается. – Изготовление духов – долгий процесс. Если мы решим продолжать в том же духе, то назначим ешь одну встречу. Потом начнем работать над чем-нибудь вместе, и на апробацию плюс производство уйдет три месяца. Однажды совершенство будет достигнуто.

– Хорошо, – говорю я, нюхая свой жасминовый пробник. – Стало быть, сотрудничество возможно?

– Ну, в общем... Было так приятно с вами встретиться, – отвечает Филипп с улыбкой.

– Несомненно, – подхватывает Жан-Франсуа. – Просто замечательно, что мы пришли к согласию. Летний букет – вот что нам всем было нужно.

– Отлично, – говорит Ксавье.

Мы с Александром стоим как дураки и улыбаемся. У нас маленькая фирма, которая вдруг сделала внезапный рывок, но вряд ли долго удержится. Мы чересчур незначительны, все случилось слишком быстро, и они это знают. Некоторые маленькие компании успешно выпускают парфюмерию, которая неплохо расходится, но эти брэнды в любом случае куда известнее, чем наш. Anna Sui и Carolina Herrera обе зарабатывают хорошие деньги. Я уверена, что Viktor & Rolf могут обеспечить успех духам Flowerbomb, созданным в сотрудничестве с L'Oreal под девизом: «Вот противоядие от реальности, в борьбе с которой у нас есть лишь одно оружие – грезы». Наша очередь еще придет.

Мы едем обратно в отель, и Александр слегка не в духе. Наша попытка проникнуть в индустрию косметики потерпела крах, и вдобавок Ксавье не дал ему свой телефон. В конце встречи Александр попытался обменяться с ним визитными карточками, но Ксавье не просто от этого уклонился, а и вообще демонстративно посмотрел в другую сторону. Александр был слегка сбит с толку. Обычно он всегда достигает успеха, если задается такой целью.

– Во всяком случае, – говорит Вероника, – мне показалось, что встреча прошла неплохо.

Эта женщина все понимает с точностью до наоборот. Неужели она действительно не заметила, что нас отшили?

– Следующим шагом будет создание упаковки и флакона, – продолжает она. Может быть, Вероника невнимательно слушала? – Мы разработаем дизайн того и другого, вместе с вами, разумеется, и что-нибудь придумаем.

– Да, – говорю я, несколько удивленная.

– Главное – не делать то, что точно не пойдет. Помню, один дизайнер настаивал, что флакон для его духов должен быть в форме пирамиды. Это была очень плохая идея. На Ближнем Востоке никто не хотел их покупать. К несчастью для дизайнера, Восток – один из самых больших рынков сбыта парфюмерии.

– Да, – отзываюсь я. – Не слишком удачная мысль.

– Раскрутка обойдется нам примерно в восемьдесят тысяч фунтов стерлингов, – продолжает Вероника.

– Восемьдесят штук? – переспрашиваю я. До меня вдруг доходит. – Это же очень много!

– Конечно. Но когда все организуется, то будет куда дешевле. – Она улыбается. – Вы же знаете, себестоимость духов в среднем тридцать пять пенсов за штуку.

– Я слышала, что Chanel № 5 стоят пятьдесят, и это включая упаковку. В розницу они продаются за семьдесят пять фунтов, – говорю я.

– Господи, Боже мой, – присоединяется Александр. – Неудивительно, что они могли позволить себе пригласить Николь для участия в этой ужасной рекламной кампании.

– Точно, – отзывается Вероника. – Она обошлась в десять миллионов фунтов. Кто это затеял?

– Бэз Лурман, – отвечает Александр.

– Николь заключила контракт на три года.

– «Я обожаю танцы!» – говорит Александр, копируя жалобный голос актрисы.

– «Мы обязательно встретимся!» – гримасничает Вероника.

– И этот косоглазый парень!

– Ей самой сделали такую подтяжку, что она не могла наморщить нос.

– Кстати, о Карле Лагерфельде, – говорит Александр. – Он по-прежнему крут?

– Он сильно похудел.

– Ты думаешь?

– Уверена.

– А Донателла?

– А что с ней такое?

– Мне кажется, она носит длиннющие платья лишь потому, что ей приходится скрывать лодыжки.

– У нее лодыжки, как у слонихи.

– Представляешь, она смотрит себе на ноги и говорит: «Господи, я забыла снять тапочки!»

Оба начинают хохотать. Александр запросто толкает Веронику в плечо. Верный знак, что она ему нравится.

– О Боже, – продолжает та. – Ты слышал историю об одном дизайнере, который создал духи, пахнущие свежим хлебом?

– Быть такого не может! – восклицает Александр. – Вроде того запаха, который нагнетают по трубам в торговый зал, чтобы посетители проголодались?

– Да!

– Ты бы хотела быть одной из тех женщин, которые никогда не обедают и при этом весь день вынуждены вдыхать аромат свежего хлеба?! Этого достаточно, чтобы человек спятил. Или откусил себе палец.

– Разумеется, – отвечает та. – Потому духи и не пошли.

– Ну и, слава Богу, – говорю я. – А что новенького на рынке сейчас?

– Ах да. – Вероника принимает деловой вид. – Значит, так...

На сегодняшний день рассеивающиеся ароматы, так называемые «флэнкеры», – это верные деньги. Возвращение к классике. Таким образом, возникло сразу несколько новых марок – вроде Marc Jacobs Light, YSL Summer или Fahrenheit Blue.

– Том Форд переделывает свою Youth Dew для Estee Lauder, – говорит Вероника.

– Надо же... – тянет Александр. – А я думал, что он занялся кино.

– Судя по всему, нет. У меня здесь кое-что есть.

Она роется в куче бумаг на переднем сиденье и извлекает красивую визитку, выполненную золотыми буквами.

– «Теперь всеми вашими чувствами владеет Том Форд», – читает она.

Вот и хорошо, – говорит Александр.

– А что он изменил? – спрашиваю я.

– В точности не знаю, – отзывается Вероника. – Но он переделал Youth Dew, и теперь она называется Youth Dew Amber Nude.

– Неплохо.

– Он говорит так: «Я черпаю вдохновение из этого брэнда. Моей целью было – соединить блеск, качество и саму атмосферу Esteе Lauder и работать в таком духе над созданием коллекции сегодняшнего дня. Это уход от призрачной, однодневной красоты и возвращение к неторопливым ритуалам ухода за собой, когда женщина открывает приятно тяжелую косметичку и пользуется высококачественной продукцией. Для женщины в этом есть нечто глубоко интимное – ее истинная прелесть».

– Ты понимаешь, что это значит? – спрашиваю я у Александра.

– Не очень, – говорит он. – Но держу пари, Том заработал целое состояние.

– Возможно.

Мы прощаемся с очаровательной Вероникой. Домой мы – для разнообразия – возвращаемся первым классом.

– Итак, что ты думаешь? – спрашивает Александр, когда мы уже в салоне и берем по бокалу вина.

– Это было не то, что я ожидала. Я-то надеялась, что они будут всячески с нами носиться.

– Понимаю, – говорит он. – Совершенно очевидно, что они не хотели иметь с нами дела. Что мы слишком незначительны. – Александр вздыхает. – Чертих возьми, они заставляли нас нюхать всякую тухлятину.

– Вот-вот. Запах, как в спальне у подростка.

– Или в общественном туалете после рок-концерта.

– Ага.

– Боже, какая гадость, уберите это. – Он улыбается. – Неудивительно, что люди вроде нас с тобой покупают исключительно эксклюзивную косметику. Мы же не хотим, чтобы от нас несло, как из сортира. Или как от простых смертных. Когда ты в последний раз покупала духи от какого-нибудь ведущего производителя?

– Не помню, – отвечаю я.

– Когда тебе было лет семнадцать или около того, готов поспорить. Духи – это штука, рассчитанная на массового потребителя. А мы – пора это признать – в этом совсем не разбираемся.

– Ты прав, – соглашаюсь я.

– Просто стыд и срам! Ведь сделка могла получиться что надо. Мы бы заключили с ними контракт на три года, и им бы пришлось поддерживать доходы на нужном уровне и следить за продажами, чтобы не упустить лицензию.

– Конечно.

– В такой ситуации мы бы ничего не теряли. Мы бы просто не могли что-нибудь потерять. Нам оставалось бы только заколачивать деньги, а если бы они не справились, то мы бы поискали другой способ, например, сменили название. Черт подери, мы бы даже могли попросить Тома Форда, чтобы он написал для нас текст рекламного ролика.

– Да.

– Может быть, в следующем году?

– Или через два года?

– Или через три?

Мы поднимаем бокалы.

Из поездки мы возвращаемся в еще более решительном состоянии духа. Выпив три бутылки вина, мы решаем, что еще наступит то время, когда я буду отмахиваться от предложений, как от назойливых мух. И что однажды, если мы вдобавок обретем авторитет в мире упаковки и рекламы, наступит время, когда мы будем счастливы продать кому- нибудь наше имя. В конце концов, как нам стало ясно, никто из нас не в состоянии отличить Chanel № 5 от Stella или Marc Jacobs Light. Во всяком случае, кого это волнует; пусть даже наши духи будут пахнуть старыми кроссовками – лишь бы продавались.

Триш несколько потрясена, когда мы делимся с ней своими идеями. Со всей эмоциональностью уроженки Хокстона она спрашивает:

– Что? Вы готовы поместить свое имя на упаковку товара, который вам не нравится?

– Если дойдет до этого, то да, – говорю я.

– Я бы никогда такого не сделала! У меня слишком строгие моральные принципы.

– Некоторые не могут позволить себе думать о морали, – возражает Александр.

– Некоторые просто никогда не обращали на нее внимания, – говорю я, глядя на него.

– Не представляю себе, как такое возможно. – Триш качает головой. – Я хочу сказать, это просто незаконно.

– Да. – Я улыбаюсь. – Когда у тебя будет своя фирма, Триш, тогда ты сможешь первой бросить в меня камень.

– Я никогда не стану заниматься бизнесом! Не хочу торговать.

– Мне нравятся эти брюки, – говорю я, глядя на ее ноги. – Где ты их достала?

– Через приятеля, – отвечает Триш. – Он работает у одного дизайнера.

– Правда? И сколько они стоят?

– Я заплатила семьдесят пять фунтов.

– Они того стоят.

Наверху Дорота и ее подруги усердно трудятся. Нам показываться через три недели, и мы начинаем нервничать. Вечером вместе с Мими придет Лидия, так что мы можем подумать о примерке и подгонке платьев. А до тех пор все заняты делом.

В мастерской пахнет куревом, кофе и залежалым печеньем. Радио работает на полную громкость, никто не разговаривает. Чем ближе показ, тем меньше болтовни во время работы. Дорота сидит, согнувшись над темно-синей шелковой блузкой с оборками на груди. Эта блузка, которую я создала под впечатлением от прошлогодней весенне-летней коллекции Balenciaga, выполнена в лаконичном стиле начала прошлого века – то, что мне и нужно. На вешалке висят три жакета из шотландки с ярко-розовой шелковой подкладкой, которая оттеняет клетку. Мне они очень нравятся. Они смотрятся куда лучше, чем я себе представляла. Всегда бывает интересно убедиться в ограниченности собственного воображения.

– Потрясающе выглядит, – говорю я Дороте.

– Да, неплохо, – отвечает та. – Но знаете, это просто казнь египетская – сделать так, чтобы все клеточки совпадали. – Дорота вздыхает. – Я дважды переделывала этот жакет, прежде чем он стал выглядеть прилично.

Швеи что-то дружно бормочут в знак согласия. Эта коллекция доставила им больше всего хлопот. На самом деле каждая коллекция всегда кажется самой трудной. Бывала у нас и стадия повальной паники, когда мне приходилось буквально в последний момент перед показом нанимать портних-полячек, которые работали по восемнадцать часов в сутки за восемнадцать фунтов в час. Хотя в этом году все должно пойти немного по-другому. Ведь мы собираемся в Нью-Йорк!

Интересно, позволят ли нам арендовать ателье или же все неизбежные изменения придется вносить прямо в номере отеля? Помню одну замечательную историю о том, как Азеддин Алайя разрешил Вивьен Вествуд воспользоваться его помещением, когда она впервые приехала в Париж. С его стороны это было очень любезно; нет ничего хуже, чем необходимость делать последние стежки буквально на бегу. Похоже, было, что он действительно за ней ухаживал. Его шеф-повар приготовил баснословный обед, сплошь из марокканских блюд, и за столом к дизайнерам присоединилась Кайли, которая пришла на примерку. А когда показ прошел, оба собрали своих сотрудников для обмена идеями и опытом. Вивьен и Алайя без устали рассказывали о том, как они продумывают дизайн, как шьют и вообще как работают. Все это было так благородно. Вивьен даже попросила Азеддина выйти вместе с ней на подиум в конце показа. Алайя, разумеется, отказался. Он терпеть не может выходить на сцену – возможно, из-за своего крошечного роста (всего лишь метр пятьдесят). Но взамен он одолжил Вивьен свою великолепную собаку. Вествуд прошла с ней по подиуму, и, таким образом, весь Париж понял, что Алайя одобрил ее коллекцию. Не думаю, что Майкл Коре или Марк Джакобс окажут мне такую же честь в Нью-Йорке.

Я уже начинаю жалеть об этой идее. Приходится одновременно заниматься коллекцией и организационными делами. Нельзя ехать в Нью-Йорк, когда коллекция готова лишь наполовину, и надеяться на то, что все будет улажено в последнюю минуту. Вдобавок я только сейчас поняла, что не смогу понаблюдать за Марком Джакобсом и Роланом, чтобы убедиться, в правильном ли направлении мы двигаемся. Когда я, наконец, осознаю, какое количество работы предстоит провернуть за пару недель, мне просто становится плохо. Чтобы закончить в срок, придется с вдеть ночами. Нужно обшить пуговицы, скроить платья, изменить фасон блузок и сделать подкладку по меньшей мере к трем пиджакам. Когда я об этом думаю, у меня учащается сердцебиение.

Я оставляю Дороту и Тони, японку-закройщицу, которые пытаются придать юбке из шотландки более строгие очертания, и, спускаясь по лестнице, слышу смех, доносящийся из кабинета Александра.

– Привет, – говорит он при моем появлении.

В одной руке у него сигарета, в другой чашка кофе, ноги на столе. Напротив него, в кожаных креслах, купленных в магазине Couilles de Chien («Собачьи яйца») на Голлборн-роуд, сидят его приятели-геи – Ник и Патрик.

– Доброе утро, – подмигивает Ник.

На нем рубашка в цветочек и асимметричный пиджак от Dries Van Noten, голова обрита, лицо блестит – выглядит он настолько несуразно, что мне становится смешно. По секрету рассказывают, что пару месяцев назад магазин, в котором он работает, получил счет от Prada, поскольку половина товара разошлась неизвестно куда. Непохоже, чтобы Ник усвоил этот урок.

– Привет, – говорит Патрик. – Ты что, похудела?

Каждый раз, когда мы встречаемся, он задает мне этот вопрос и получает один и тот же ответ:

-Нет.

Может быть, перед его мысленным взором я предстаю полнее, чем на самом деле? Или кто-нибудь ему сказал, что, таким образом, можно польстить женщине? Да уж, собеседница будет просто в восторге.

– Слышала последнюю сплетню? – спрашивает Александр.

– Какую?

– Анна Винтур едет на лондонскую Неделю моды, – с усмешкой сообщает Ник, ерзая на краешке сиденья.

– Черт, – говорю я. – Как раз когда мы собираемся в Нью-Йорк.

– Вы собираетесь устраивать показ в Нью-Йорке? – переспрашивает тот, и его голос от удивления взмывает на октаву.

– Быть не может! – Патрик теребит свои рыжие патлы, потом принимается крутить одно из пятнадцати серебряных колечек, которые он носит в правом ухе. – Ведь вы не собираетесь этого делать?

– Напротив, – отвечаю я.

– Надо было предупредить представителей СМИ, – говорит Ник.

– Ты и есть представитель СМИ.

– Да. – Он округляет глаза. – Но нужно что-то сделать!

– Что? – спрашиваю я.

– Устроить ужин, – предлагает он. – Со всеми поговорить, обеспечить себе поддержку. Если ты хочешь просто свалить отсюда и полагаешь, что после этого все будут с тобой очень любезны, то лучше подумай еще разок. Уехать в Нью-Йорк – это все равно что назвать лондонскую Неделю моды полным отстоем.

– Но это действительно отстой, – говорю я.

– Я знаю. – Ник снова таращит глаза. – Все с тобой согласны, но самый пламенный патриот – англичанин за границей. Нужно сделать так, чтобы журналисты почувствовали себя твоими союзниками. Как будто ты берешь их с собой. Заставь их проникнуться духом этой авантюры.

– Отличная идея, – говорит Александр.

– В наши дни все задают ужины для прессы. Это так актуально! Мы как будто делаемся одной дружной семьей.

– Ужас, – с дрожью отзывается Патрик. – Я со своей- то не общаюсь. И вовсе не хочу становиться частью еще какого-то клана.

– А где у тебя показ? – спрашивает Ник.

– Во временном павильоне, – говорю я.

– Черт подери, это здорово. А вечеринка после презентации будет?

– Нет, – отвечаю я.

–Да, – говорит Александр. Я оборачиваюсь и смотрю на него. Он уточняет: –■ Если нам ее проспонсируют.

– Уверен, что сумею в этом помочь, – откликается Ник, скрещивая ноги. – Производители шампанского всегда тратят уйму денег на вашу братию. Слышали о том, какой грандиозный вечер устроил Moёt для Мэтью Уильямсона?

– Да-да, – отвечает Патрик. – Как будто у него действительно за плечами невесть какой опыт. Мэтью в этом бизнесе всего-то лет восемь. Интересно, кто следующий? Хренов Тед Николе?

– К слову о Теде Николсе, – начинает Ник.

– Не надо, - говорит Александр. – Здесь его имя под запретом.

– Конечно, конечно, – соглашается Ник, указывая смуглым пальцем в мою сторону и делая неестественно скорбную мину. – Так вы знаете, что его брэнд купил дом Gucci?

– Не может быть, – восклицает Александр.

– О черт, нет! – вторит Патрик.

Я слишком зла, чтобы вступать в разговор.

– Когда? – спрашивает Александр.

– Вчера вечером. Один мой приятель сегодня встретил его в «Джордже и драконе», вся компания была вдрызг. Они там сидели чуть ли не с утра.

– Господи... – Я опускаюсь на край стола. – Господи, ты не мог выбрать человека отвратнее. Почему Gucci захотел с ним работать? У них и так уже до черта дизайнеров- англичан.

– Да, – отвечает Ник. – Поговаривают, что он продержится там пару сезонов, а потом его вышибут.

– Вроде того, что было с Жюльеном Макдоналдом у Живанши? – спрашивает Патрик.

– Не совсем так, – говорит Александр. – Живанши не покупал его фирму. И потом, говорят, что Жюльен ушел сам.

– Тед Николе перебирается в Милан? – интересуюсь я.

– Будет ездить взад-вперед, наверное, – говорит Ник. – Тед был настолько под кайфом, что едва ворочал языком. Честно говоря, мой приятель не вникал в подробности. И ему, в общем-то, не особенно хотелось, чтобы его видели в компании с этим парнем.

– Правильно, – отзываюсь я, кладу голову на руки и глубоко вздыхаю. – Интересно, есть ли что-то ненормальное в том, что в середине дня мне хочется выпить?

– Кто-то сказал «выпить»? – доносится с лестницы звучный голос Лидии, который нельзя спутать ни с чьим другим. – Но лучше это, чем кокаин. Привет, парни, – говорит она, входя в кабинет, и обращается ко мне: – Ты просто не поверишь! Вчера у меня была фотосессия в Нью- Йорке – между прочим, для очень хорошей косметической компании, за тридцать тысяч долларов – так в одиннадцать часов утра туда привезли эту штуку. Черт возьми, в одиннадцать утра, ты представляешь? Это сделали по приказу ассистента фотографа. Какова наглость! Конечно, всегда можно рассчитывать на то, что у парикмахера в сумке найдется доза. А посреди расчесок и заколок, чуть ли не у всех на глазах, лежит целый пакет марихуаны. Но кокаин? В одиннадцать утра? Мне кажется, такое было только в восьмидесятых.

– Восьмидесятые снова в моде, – говорит Ник.

– Да? – вздыхает Лидия. – Неужели нам снова придется пережить героиновый бум?

– Ну, в наше время очень немногие по-прежнему на нем сидят.

– Правда? Я чертовски отстала от жизни. Работаю в модной индустрии и ровным счетом ничего не знаю.

– Высококачественный героин тебя как будто консервирует. Кожа становится гладкая, точно восковая, – продолжает Ник. – Так что если ты очень богата, если ты – лицо компании, то тебе будут доставлять его прямо на дом, очищенный и без всякого мусора. Один мой приятель, который недавно делал показ, сцепился с манекенщицей: она отказалась выходить на подиум под ручку с парнем, вроде как жених и невеста. Она, видите ли, звезда, и никто не должен ее заслонять. Пообщавшись с дизайнером, все решили, что ей можно выйти и одной. В общем, приближается конец презентации, и тут она, в свадебном платье, идет за кулисы и начинает орать на продюсера, спрашивая, куда делся этот долбаный манекенщик. Выяснилось, что в промежутке между репетицией и показом она успела принять дозу и забыла, что в план внесены изменения.

– Так никто не возражает, если я выпью? – спрашиваю я. – Мне очень нужно. Едва ли я без помощи водки смогу искренне порадоваться за Теда Николса и его сделку с Gucci.

– Ты хочешь водки? – уточняет Александр.

– Именно.

– Погоди! – Он роется в ящике стола и вытаскивает бутылку с этикеткой Smirnoff. Она пуста примерно на треть. – Вот, держи.

– Глазам своим не верю! – Я беру теплую бутылку.

– Ну да. – Александр глядит на меня как на дурочку. – Запас на случай похмелья.

Он оглядывается. Все кивают в знак согласия, как будто, так и надо.

– Пара стаканчиков, три аспирина, и можно отправляться на любую встречу.

Я снимаю крышечку и делаю два больших глотка. Алкоголь, приятно обжигая, скользит по пищеводу. На глаза наворачиваются слезы, я начинаю кашлять. Чувствую, как тепло медленно распространяется внутри и желудок, наконец, вспыхивает огнем.

– Теперь лучше? – спрашивает Александр.

– Гораздо, – говорю я, прочищая горло. – Ладно, ребята, я вас оставлю. У меня полно работы.

– В общем-то, не зацикливайся на этом, – советует Патрик. – Возмездие его настигнет. Тед Николе может какое-то время побьггь на коне, но долго такое не продлится. Он непременно скатится.

– Ты так думаешь?

– Уверен, – отвечает он.

– Мы обсуждаем сделку Теда Николса с Gucci? – спрашивает Лидия, выходя следом за мной из кабинета.

– Уже нет, – говорю я.

– Я слышала, что он долго не протянет. Все это предсказывают.

– Откуда они знают?

– Отличительная черта рекламного бизнеса. В мире моды нет секретов.

– Как прошла съемка?

– О! – отвечает Лидия, прохаживаясь вдоль вешалки с одеждой, которую нам предстоит сейчас мерить. – Еды там было до черта! Я просто глазам своим не поверила. И завтрак, и ленч, и чай, а потом еще принесли пиццу. И никто ничего не ел. В одиннадцать появился кокаин, в час открыли вино. Я думала только об одном: «Вот бы все деньги, которые были пущены на жратву и порошок, перешли на мой банковский счет!»

– Точно.

– Самое замечательное началось, когда после съемки мы пошли пить коктейли. Обычно я никогда не делаю такой глупости, потому что напьешься в хлам и непременно попадаешься на глаза фотографу. Это закон жизни! Но в этот раз случилось что-то невероятное! У всех от кайфа будто челюсти свело – сидели кружком, пили шампанское и

молчали. Я выпила свой коктейль, вернулась в гостиницу и

заказала в номер все, чего душа пожелала.

– А я думала, у тебя квартира в Нью-Йорке, – говорю я.

– Раньше была, – отвечает Лидия. – Но я ее продала.

Подумываю о том, чтобы обзавестись жильем в Париже.

– Правда?

– Только не спрашивай меня почему, мне просто захотелось сменить обстановку. Один из плюсов холостой жизни. Вот этот потрясающе выглядит. – Она указывает на узенький клетчатый жакет с розовой подкладкой. – Мне нравится.

– Да?

– Совершенно в духе сороковых.

– Отлично.

– Это одно из твоих лучших творений, – говорит она. – Можно мне такой?

– Конечно, – отвечаю я. – Может быть, начнем примерку? Не думаю, что стоит ждать Мими.

– Разумеется.

Прежде, чем я успеваю снять жакет и юбку с вешалки, Лидия стаскивает с себя узкие черные брюки и свитер. Она стоит посреди комнаты голая, если не считать крошечных белых трусиков и крайне непривлекательных розовых носков.

– Прошу прощения, – говорит она, проследив направление моего взгляда. – У меня закончились приличные носки. Вот что случается, когда долго не бываешь дома. По возвращении тебя ждет груда грязного белья и пустой холодильник. – Она одергивает юбку на бедрах и застегивает молнию. – Кстати, угадай, что мне подарили на прошлой неделе? Дурацкий пылесос!

– Ты серьезно?

– Совершенно. – Лидия застегивает жакет. – Понятия не имею, что мне с ним делать. Фотографироваться, что ли, с ним?! Одной моей знакомой подарили мотоцикл. Та отослала его назад. Не хотела, чтобы ее засняли в момент прохождения теста на алкоголь.

– Могла бы отдать мотоцикл своему парню.

– Не будь дурой, она модель, у нее нет парня.

Хлопает входная дверь, и я слышу, как по лестнице поднимается Мими. Она визгливо и отрывисто говорит по телефону, и в тон ей тявкает собачка. От них обоих столько шума!

– Я же сказала тебе, где эти брюки! Я поймала такси и велела отвезти их к тебе... да, такси... скоро ты их получишь... конечно, они классные. Это Addison Lee... да... отлично... пока.

Мими прячет телефон и тяжело вздыхает.

– Честно говоря, можно подумать, что мы тут изобретаем велосипед. Я уже сбилась со счету, сколько раз мне звонили от Джосс Стоун и интересовались теми брюками с высокой талией. А теперь я обнаруживаю, что они вовсе не для нее, а для одной из нее подтанцовщиц. Господи, Боже мой. – Она бросает четыре своих пакета посреди комнаты. – Только вообрази, мне придется ее обломать... – Мими умолкает и оглядывает Лидию с ног до головы. – Я чувствую, что эта вещь пойдет.

– Да? – спрашиваю я.

–- Да, – говорит она. – Совсем в стиле мисс Марпл!

– Мне тоже так кажется, – отвечает Лидия, поглаживая ткань.

– Что, если чуть укоротить юбку? – предлагает Мими.

– Ты так думаешь?

– Мм... А какие у тебя задумки на этот сезон?

Я набираю воздуху.

– Тема шотландской вечеринки в стиле сороковых.

–Да-да. – Мими кивает, снимая с плечиков коротенький изящный жакет. – Я помню.

– Красиво и сексуально, но в то же время сдержанно. Пуговицы, узкие юбки, короткие жакеты.

– Так сказать, обузданная страсть? – уточняет она.

– Именно так.

– Это будет восхитительно. – Мими улыбается.

– Спасибо. – Я улыбаюсь в ответ.

Следующие три часа мы с Лидией и Мими проводим над коллекцией. Кое-что уже готово, кое-что лишь раскроено. Каждый раз Мими надевает юбку или блузку на Лидию, а я отхожу назад и смотрю, как это выглядит. В подобных случаях они обе просто незаменимы. Я вряд ли могу оценить коллекцию объективно, и вообще я слишком эмоциональна, так что свежий взгляд мне действительно необходим. Мими полагает, что все мои юбки слишком длинны. Что смотрятся они чопорно, но отнюдь не сексуально. Если юбка доходит до середины икры, она открывает всего лишь голень в самом ее широком месте и лодыжку; стоит чуть укоротить подол, и будет куда выигрышнее. Она абсолютно права. В первом случае женщина выглядит как военнослужащая, во втором – как этакая шаловливая киска.

Дата добавления: 2015-09-04