Охота на жар-птицу 10 страница

Яга шикнула на помощницу:

— Иди-ка отсель! Лучше лошадей проведай.

Пересвет приподнялся на локтях — и перед глазами закачалась вся избушка. Яга тоже, в такт.

— Перестаньте, — хрипло попросил царевич.

— Что, касатик? Крепко тебя пристукнули, — нагнулась к нему, лежащему на лавке, участливая ведьма. От ее длинного носа с бородавкой, закачавшегося близко-близко, Пересвету сделалось совсем худо. Он откинулся назад, зажмурившись.

— Сколько я провалялся? — спросил царевич.

— Три часа с лишком, — вздохнула бабка. Поднесла ему кружку с пряным отваром и, хоть он морщился, заставила выпить всё до капли.

— Где Ёжик? — проглотив, смог спросить Пересвет. Зелье подействовало на удивление быстро — тошнота отступила, боль в затылке притупилась. А главное — всё вокруг встало на свои места, прекратился хоровод.

— Кто ж знает, — не смогла соврать Яга.

Пересвет рванулся вскочить, но смог только сесть.

— Тише ты! — поддержала его ведьма. — Не маленький он, сам справится. А тебе полежать надо, пока мозги ушибленные на место улягутся.

Некогда Пересвету было лежать. Заставил Ягу рассказать всё, что сам пропустил. Побледнел страшно, чуть опять сознание не потерял, как услышал, что из-за него принц в плен сдался. Но справился со слабостью, причитать не стал. Встал решительно — благо бабка за рассказом еще зельями напоила, от которых силы вернулись. И потребовал:

— Лошадь мне.

— Да хоть слона! — хмыкнула вернувшаяся Дунька. — Не спросил даже, в какую сторону укатили.

— По следу найду, — отмахнулся Пересвет.

— Да ты на смерть собрался? — уточнила ведьма. — Один, безоружный — против дружины Чумкума? Что делать-то станешь? Разговоры разговаривать?

— Соображу как-нибудь, — отрезал царевич. Ему главное Ёжика увидеть, узнать, живой ли… А что с ним самим сделается — не важно сейчас совсем.

— Не вздумай! Он у тебя мечник знатный, — взялась уговаривать бабка. — Он восьмерых порешил до гроба, десяток не дорезал немножко, не успел просто. А ты? Куда ты поедешь? Мешаться ему? Сам он выберется, без помощников. А как управится — к тебе прилетит, ты не сомневайся!

— Да что ж вы меня, совсем за слизняка считаете? — спросил Пересвет горько, и на глазах слезы блеснули.

— Чумкум красивых парней любит, ничего твоему нихонцу не грозит! — вставила не к месту Дуня. — Не убьет, не бойся! Потому и в полон взял, сразу обрадовался, глаз положил…

Яга за спиной царевича ей кулак показала — да поздно. Пересвет побледнел уже в зелень — и прочь рванул, дверью хлопнув.

— Оденься хоть, дурак! — крикнула вслед Яга и, схватив в охапку забытые царевичем кафтан с шапкой и сапоги, бросилась догонять.

— Я лошадь оседлала, как ты велела! — крикнула Дуня хозяйке. Руками всплеснула досадливо и тоже поспешила, с громким топотом по крыльцу сбежала.

Яга царевича всё же догнала, вразумила одеться. Дуня с крылечка оседланную лошадь свистнула. Оказалось, пока за жар-птицами ходили, лошадки успели уменьшающее заклятье преодолеть и вымахали в прежний размер.

Пересвет пояснения-наставления не слушал. Как только Яга ему последнюю пуговицу на воротнике застегнула и костлявыми пальцами отцепилась — в седло вскочил. Каблуками коня под бока ударил, со двора стрелой вылетел, чуть калитку не вышиб.

Яга и Дуня махали ему, одна платочком, вторая ладошкой. Взглядами сочувствующими проводили — сперва в одну сторону. Потом в другую, когда он резко осадил коня, круто развернулся и еще раз мимо них галопом пролетел.

— А, с другого бока поглядеть, и хорошо, что уехал, — вслух поразмыслила Дуня. — Увидел бы, что на заднем дворе делается, поплохело бы ему надолго.

— Да, — согласилась Яга. — Не царевичу на такое глядеть, с его нежным придворным воспитанием.

С заднего двора доносились удары топора. Саморубящее колдовское орудие тщательно разделывало оставленные Чумкумом «гостинцы» на куски, ловко отделяло мякоть от костей и жил. Яга, разумеется, не себе вялить мясо собралась — есть кому продать! Летом русалки отморозятся, лешии бродить будут, мало ли кто еще соблазнится на лакомство.

— Мряф! — возвестил о своем возвращении Баюн.

— Чего это ты приволок? — почесав кота за ушком, заинтересовалась Яга. Любимец гордо сложил добычу к ногам хозяйки, как положено порядочному коту.

Дуня взяла принесенный мешок, отряхнула от комков налипшего снега. Засунула руку — внутри оказалось тепло! Вытащила полную пригоршню светящихся пёрышек, изумилась:

— Красотища!! Веер себе сделаю.

Яга отобрала мешок, сама туда нос засунула. Извлекла соболью серую шапку. Из шапки достала яйцо с перламутровой скорлупой. Теплое — перья сохранили.

— Омлет поджарим? — хихикнула Дуня. — Или сварим в крутую?

— Обойдешься! Пригодится на будущее, — сказала Яга. — Вот уж кто из нас людоедка! — покачала она головой. Воспитанница дурашливо надула губы.

Ведьма бережно спрятала руку с яйцом за пазухой. Дома найдется для диковинки теплое местечко. Можно хоть под курицу засунуть. Слыхала Яга, что жар-птичьи яйца в лютый мороз не замерзают — но мало ли?

* * *

Не отыскать место схватки было невозможно. Пересвет спрыгнул с коня, подбежал к перевернутой набок, перекошенной телеге. Землю вокруг заливала почерневшая кровь. На растерзанных бородачей смотреть было нельзя — оголенные кости, торчащие из раскроенных тел ребра, вывернутые внутренности… Пересвет зажал рот ладонью. Боже, что за кошмар тут случился?!

Он наткнулся на расколотую, обугленную клетку. Жар-птицы других следов не оставили — не то сгорели дотла в собственном огне, не то улетели.

Под телегой, разваливающейся на доски, царевич заметил парные мечи принца. А рядом — его одежду, забрызганную кровью. Всё здесь, даже белье. Под одеждой лежали сапоги. И шнурок, которым Ёж волосы подвязывал — тоже обнаружился рядом.

У Пересвета от этой находки сердце заколотилось нехорошо. Не было сил поверить, что с его мужем сотворили нечто такое… такое… что и представить невозможно.

Царевич уговаривал себя не поддаваться панике. Собрал одежду и мечи. Ну и что! Это всего лишь вещи. Это еще ничего не значит. Он же не знает, что здесь произошло на самом деле… Он не сдержался, прижал к груди сверток, из горла вырвался всхлип-рычание.

— Ёжик!! — заорал царевич не своим голосом.

Ну, почему?! Почему он сдался в плен этому мурзе и его банде? Разве нельзя было иначе? Разве не мог Ёж рискнуть его жизнью — и продолжить бой?..

Пересвет вздрогнул — резко оглянулся назад: обледенелые ветки над сугробом качнулись. Там кто-то был? Это точно не ветер! Царевич прислушался… Ни звука. Но, тем не менее, он кожей ощущал, что за ним кто-то внимательно наблюдает.

Он позвал. Предложил неизвестному выйти по-хорошему. Ответа, разумеется, не дождался. Вытащил катану из ножен, с ней было спокойнее. И решительно шагнул к обочине…

Слабый стон заставил царевича обернуться: в одном из растерзанных тел всё еще теплилась жизнь? Невероятно!

Мурза не желал легко расстаться с этим светом, пусть мучения были невыносимы.

Пересвет подбежал, схватил за ворот, не боясь испачкаться в темной крови. Встряхнул умирающего без всякой жалости, прокричал в располосованное лицо:

— Где Ёж?! Что вы с ним сделали, ублюдки?!

Чумкум на короткое время пришел в сознание. От отчаянного мата, выплеснутого в глаза, нашел силы разлепить веки. Мутным взором уставился на царевича. Узнал.

— Где он?! — продолжал допытываться Пересвет, голос срывался от бешенства.

Разорванные губы с запекшимися багровыми комками сложились в подобие улыбки:

— Зверь… — просипел чуть слышно мурза. — Прекрасный зверь… Ярость… Его не остановить… Он неудержим…

— Куда вы дели принца?! — не желал слушать бред царевич, снова принялся трясти, чтобы мурза не уплыл во тьму раньше времени. — Отвечай!!

— Ты… — прохрипел Чумкум, вновь найдя мутящимся взглядом царевича. В горле заклокотало, но он упрямо договорил: — Ты не сможешь его укротить. Я бы смог…

Больше Пересвет от него ни слова не добился. Изо рта пролилась черная струя, замарав всю грудь. Царевич отдернул руки. Голова мурзы откинулась набок, глаза остекленели.

За кустами вновь послышался осторожный шорох. Пересвет вскочил на ноги — бросился на звук, но…

Но с противоположной стороны раздался конский топот: на дорогу выехали вернувшиеся подручные мурзы. Не то запоздало заела их совесть, не то решили удостовериться. Или забыли забрать что-то ценное в спешке.

Увидев царевича с катаной наголо над телом своего господина, шестеро всадников пришли в ярость. Как будто не они же сами своего господина бросили без защиты. Как будто это царевич один был во всём виновен. Пришпорили коней, с гиканьем понеслись прямо на Пересвета.

Хорошо, лесная дорога узкая — все разом не поместились. Один, самый смелый, который больше остальных горел решимостью отомстить единственному противнику за смерть хозяина — тот вперед вырвался, обогнал подельников. К царевичу подскочил, длинный тесак в руке сверкнул.

Пересвет понятия не имел, как драться пешему с конным — да еще первый раз в жизни катану в руках держал. Но всё равно приготовился встретить удар с храбростью обреченного…

С криком первый всадник вылетел из седла.

Пересвет и глазом моргнуть не успел. Машинально увернулся в сторону — пропустив мимо себя вылетевшую из-за ветвей серую молнию.

Нет, это была не тень и не призрак. Зверь! Волк? Или собака? Пересвет понятия не имел. Да и не разглядеть — слишком быстро неожиданный союзник перемещался.

Вскочив на живот поверженному врагу, зверь вспорол того от горла до паха — одним решительным ударом когтей.

Не слушая предсмертных хрипов, метнулся к следующему подоспевшему: повис, впившись клыками в занесенную руку. Кривой клинок выпал, не обагрившись кровью.

Пересвет не остался безучастен — пырнул воющего матерно всадника катаной. А едва тот свалился, сброшенный волком наземь — царевич не упустил возможность одним махом перерубить горло. Уж на это его способностей обращения с оружием хватило.

Лошадь без всадника, с расцарапанной когтями шкурой, с диким ржанием ускакала прочь.

Обозленные позорной смертью подельников, остальные четверо имели глупость выступить одновременно. Четверо всадников — против одного человека и одного зверя.

— Куда вы дели Ёжика?! — орал в бешенстве царевич. Размахивал катаной, боясь только одного: чтобы пришедший на помощь странный зверь не попал случайно под клинок или под копыта.

Ибирцы закружили вокруг царевича, пробуя пока что по очереди достать его резкими выпадами, которые он чудом успевал принимать на клинок. Они зло насмехались над ним, попутно обмениваясь короткими выкриками, решая между собой, кто именно его прикончит. Зря они так.

Волк, прижавшись к ногам царевича, под прикрытием мелькающей катаны, чуть перевел дыхание. И, выждав момент, зарычал: вспрыгнул на одну из лошадей, за спину всаднику.

Почуяв впившиеся в шкуру когти, лошадь поднялась на дыбы, дернув замахнувшегося на царевича ибирца, вынудив промахнуться. Пересвет нырнул под брюхо лошади, уйдя от клинка другого противника.

Волк не терял времени: вцепился в локоть, заставив кривой клинок описать дугу — и с размаха разрубить руку третьего всадника, сунувшегося на свою беду.

Лишившийся руки ибирец взвыл, потеряв бдительность — и Пересвет, оказавшийся сзади, сдернул его с седла и быстро прикончил.

Четвертый всадник метил в волка за спиной подельника — но зверь переметнулся на другую лошадь, и кривой клинок вместо помощи оказал первому ибирцу смертельную услугу, разрубив спину наискось через плечо. С хриплым, булькающим в конце воплем он свалился под копыта.

Осталось двое.

Удержавшись на крупе брыкающейся лошади, волк пихнул лапами в спину всадника и вцепился в шею. Прокусил сквозь одежду, стиснул челюсти, чуть мотнул головой — позвонки хрустнули, противник скатился кулем на землю, увлекая за собой зверя.

Ибирец, с разъяренным рычанием пытавшийся достать чересчур шустрого, смеющего огрызаться царевича — оглянулся на последний крик подельника. Круто осадил лошадь, развернулся, не желая упустить удобную возможность покончить с чертовым волком.

Волк отчетливо видел занесенный клинок, нацеленный распороть беззащитно открытое светлое брюхо. Зверь задергался — но шею и задние лапы крепко придавливали раскинувшиеся ноги мертвеца, оказавшиеся слишком тяжелыми, чтобы их с себя быстро сбросить. Словно специально убитый им ибирец распял его на земле, подставив для удара подельнику.

Зверь распахнул глаза: ему казалось, что ибирец движется очень медленно. Кривой клинок рассек воздух, неумолимо приближаясь…

…и напоролся на встречный удар катаны.

Стиснув зубы, Пересвет сумел пересилить — отбросил кривой тесак. Заставил ибирца открыться. И молниеносным движением выбросил руку вперед — острие пронзило сердце.

Последний из всадников озадаченно охнул. Взглянул на торчащий из груди нихонский клинок. Медленно повалился назад. Царевич, опомнившись, выдернул катану на себя.

Лошадь рванула с места — и сбросила мертвеца на обледенелые копья кустарника. Освобожденная от груза, легко сорвалась в галоп.

Пересвет перевел дыхание. Стряхнул резким взмахом кровь с клинка. Обернулся к волку.

Тот уже выкарабкался из-под мертвеца. Нервно оглянулся в поисках новых врагов. Но таких не нашлось.

Встретившись глазами с царевичем, зверь вздыбил шерсть на загривке. И сделал шаг назад.

— Спасибо, ты меня спас, — сказал Пересвет, улыбнулся вымученно. — Кто ты? Волк? Или собака?

Зверь, разумеется, не ответил. Медленно попятился к заснеженным зарослям. Хвост поджал, голову пригнул к земле.

— Пёс? — решил царевич. Старался, чтобы голос звучал спокойно. Не хотелось пугать такого смелого помощника. Но тот почему-то, несмотря на своё бесстрашие в битве, сейчас откровенно струсил. — Ты потерялся, наверное? Где твои хозяева? Кто же они у тебя, если так обучили драться?..

Зверь внимательно ловил каждое слово. Но отступал. Острые пушистые уши прижал к голове. И глядел на царевича внизу вверх, почему-то очень виноватыми глазами. Даже заскулил тихонько.

— Да не бойся ты меня! — попросил Пересвет. — Я… Я и сам здесь потерялся. Совсем потерялся…

Он поднял руку, чтобы стереть с глаз навернувшиеся не к месту глупые слезы. Ладонь была в крови, пришлось неловко вытереть глаза запястьем. Только что убивал людей — а теперь реветь вздумал? Что за ерунда! Вроде бы спокоен, в руках себя держит — а всего колотит и слёзы полились против воли. Истеричка, мужества никакого…

Зверь, испугавшись резкого взмаха руки, сбежал. Сиганул в темный промежуток между сугробом и ветками — и будто не бывало. Только цепочка следов осталась.

Следы?..

Пересвет убрал вещи принца в седельные сумки — хорошо, что его конь не ускакал прочь, не испугался произошедшей резни. Смелый, не то что царевич…

— Яга сказала, что Ёжик справится — значит, справится, — пробормотал Пересвет, пытаясь самого себя обнадежить.

Следы! Нужно всё вокруг осмотреть. Может быть, по следам удастся понять, куда они увезли принца... Вот только бы слезы литься перестали, а то в глазах мутится.

Облазил заросли кругом, весь ветками искололся, запыхался, как собака, а толку никакого. Нашел множество следов! Там кто-то кого-то тащил силком, кровью по снегу накапали: то один бежал, то вторые следы появлялись — и похоже, случалась короткая драка, после которой более крупный противник опять тащил более мелкого. Но этот, более мелкий, которого тащили куда-то — это точно не мог быть Ёжик, потому что, во-первых, этот был в сапогах. А обувка принца осталась возле телеги. А во-вторых — с единственным противником Ёжик справился бы при любых условиях и обстоятельствах.

Еще здорово накопытили шестеро ибирцев из дружины мурзы — то они от места кровавой стычки убегали врассыпную, галопом, не разбирая дороги. Потом обратно явились. Всё затоптали, что только можно.

А больше никто отсюда живым уйти не смог — если пересчитать трупы, все здесь остались.

Кстати, раны на телах тоже о многом говорили. Пересвет постарался себя пересилить, постарался не думать о том, что эти кровавые куски мяса совсем недавно были живыми людьми — и всё-таки сумел осмотреть тела. Раны выглядели ужасающими на первый взгляд. На второй же — производили просто чудовищное впечатление. Явно не человек их всех убил. Клыки и когти, звериная ярость…

Возможно, спасший Пересвета пёс побывал здесь не один? Может, их целая стая налетела на отряд мурзы?.. Нет, так даже волки не зверствуют. А если бы это и была стая — то почему ни одной лошади не загрызли?

Как ни сложно в такое поверить, следы четко утверждали — зверь был один. И скорей всего — тот самый, что от Пересвета в кусты удрал.

Царевич не знал, какие выводы из всего этого следует делать. И куда бежать, где искать пропавшего супруга — не мог даже представить.

На ум пришел только один выход: вернуться к Яге и попросить, потребовать, хоть на коленях умолять ее отыскать Кириамэ с помощью колдовства. С Войславой ведь получилось!

Однако Яга почему-то поглядела на вернувшегося царевича странным взглядом. И наотрез отказалась повторно демонстрировать фокус с решетом.

— Я уже тебе всё сказала, больше мне прибавить нечего, — заявила ведьма. — Он сам справится, без твоей помощи.

Пересвет такую отговорку принять не согласился. Умолял хотя бы подсказать, где искать его, куда ехать.

— Завтра домой поедешь, — сухо сказала Яга, поджав морщинистые губы.

Огорошенный таким поворотом, Пересвет и тут упёрся: как он может домой вернуться, если мужа потерял? Если не знает даже, где тот, в опасности ли его жизнь…

— Ничего ему не угрожает! — отрезала Яга. — Жив и здоров. Прекрати причитать! Возьми себя в руки. Дунька, напои его успокаивающим отваром, иначе он до ночи не угомонится!

И покосилась на прячущегося под лавкой волка.

Это Дуня с категоричностью заявила, что зверь, спасший Пересвета от ибирцев, никакой не пёс, а самый настоящий волк, по всем известным в учебниках волчьим признакам. А почему ведет себя так странно — леший его знает.

Зверь тайком проводил царевича от кровавой поляны до дома Яги. Прятался за кустами, изо всех сил стараясь не попасться на глаза, даже шорохом своё присутствие не выдать. Только Пересвет спиной чувствовал пристальный взгляд. Попробовал позвать зверя выйти — но тот лишь пугался еще больше и прятался еще тщательнее.

Однако когда ведьма с ученицей встретили царевича возле калитки, волк проиграл в прятки Баюну.

— Это еще кто? — удивилась тогда Яга, взирая, как кот тащит упирающегося волка к калитке, вцепившись зубами в ухо. А выслушав объяснение Пересвета, позвала хвостатого спасителя в гости.

Тот снова застеснялся, рвался удрать: мол, царевича проводил, а большего от него не просите! Но кот был не намного меньше волка по размерам, а в весе даже значительно выигрывал, поэтому приказ хозяйки исполнил, не обращая внимания на скулёж — проводил зверя в дом, где тот немедленно забился в самый темный угол. И даже миска с угощением не соблазнила выбраться на люди.

— …Не стану я тебе гадать!! Не буду в решете показывать!! Не хочет он, чтобы ты сейчас его видел! — не выдержала в конце концов слезных уговоров Яга, прикрикнула на Пересвета.

— Н-не хочет? — растеряно повторил убитый таким открытием царевич.

На лавку не сел — рухнул. От Яги отстал наконец-то. Замолчал надолго. Ни на что не реагировал, даже на Дунькины колючки. В голове билась одна мысль: неужели поэтому принц так легко в плен сдался? Неужели решительно от него уйти хочет? Не простил за то, что ночью на поляне случилось? Позор кровью смоет — собственной и чужой, реками уже пролившейся… Неужели настолько царевич ему опостылел, что лишь такой выход Кириамэ видит для себя? Быть не может…

— Вернется он к тебе, не горюй, — повторила в сотый раз Яга, вручила новую кружку с зельем.

Пересвет кивнул, глядя в пустоту невидящим взглядом. Даже если вернется — по своей ли воле останется?.. Хотя, к черту такие мысли!! Лишь бы вернулся! Живой бы вернулся…

Чтобы парень от упрямства умом не тронулся в бездействии, Яга снарядила царевича и Дуню в поход: выдала санки-самоходки и велела вернуть украденные Чумкумом зелья. Пусть в схватке немногие бутылки уцелели, не разбились, но и тем разбрасываться не следует. Если лошади не все далеко разбежались — тоже пусть приведут, не пропадать же добрым коням в чаще. Да и тела убитых оставлять на растерзание лесному зверью нельзя. Правда, Яга также не сказала царевичу, собирается ли предать мертвецов погребению. А Дуня выразительно закатила глаза к небу, но тоже промолчала.

Едва царевич за порог шагнул, волк, стуча когтями о половицы, шустро выцарапался из своего тесного темного угла и понёсся догонять. Яга, поглядев вслед, усмехнулась.

К удивлению царевича, Дуня при виде крови в обморок по-девичьему обычаю падать и не подумала. Деловито осмотрела растерзанные тела, даже пощупала. Принялась оживленно сыпать учеными названиями поврежденных внутренних органов. И долго бы самозабвенно трещала о хрупкости человеческой физиологии, демонстрируя наглядные примеры, не боясь замарать руки. Но Пересвет, зеленее с каждым словом всё пуще, настоятельно попросил ее поумерить восторг. Если не из уважения к мертвым, то хотя бы ради того, чтобы его не стошнило. Стремление углубить познания об устройстве человеческого тела понятны и похвальны, она, конечно же, с такой целеустремленностью станет хорошей лекаркой, но нельзя же и о человечности забывать…

— Судя по ровно разрезанному горлу, этих четверых прикончил ты, — перебила его Дуня. — И теперь ты мне мораль душеспасительную читать собираешься о человечности, душегуб?

На это Пересвет не нашел, что возразить.

В конце концов Дуня насмотрелась вдоволь и принялась командовать: вдвоем заворачивали тела в ветхую мешковину, выданную Ягой, и складывали на самоходные сани.

Деловитая ученица ведьмы не сразу приметила, что ее помощник не только стремительно зеленеет с каждым загруженным трупом. Царевича начало явственно поматывать, словно неведомый ветер с ног сдувал.

— Ты чего? — озаботилась она ворчливо.

Не сводила косого взгляда: в обморок собрался? Нашел, видишь ли, время! Делать ей больше нечего, о нем заботиться! Убивать способен — а на мертвецов глядеть тошно? Удумал!

— Я в порядке, — выдавил Пересвет.

Сглотнул, глазами крепко мигнул — двоилось, и не прогнать марево, как ни моргай. Коленями в снег рухнул, без сил.

— Эй, держись! — всполошилась Дуня.

Ноги трупа бросила, всё равно в одиночку на сани не закинуть. Снежок из ближайшего сугроба подхватила горстью, руки от крови отерла. А следующую горсть — ко лбу царевича приложила.

Тот поднял голову, мутным взором на нее взглянул. Вода таящего снежка со слезами смешалась, полилась по щекам ручьями.

— Кажется, Яга с зельями переборщила, — поняла Дуня. — Перепоила тебя.

— Я… — всхлипнул Пересвет. — Я в порядке. — Упрямую голову виновато повесил. — Я-то в порядке. А вот Ёжик… Ёжи-ыыык!.. Не уберег я его, — прошептал тихо-тихо. Икнул. И плечи завздрагивали от беззвучных рыданий.

— Эй-эй! — всполошилась девчонка. — Я тебе в няньки не записывалась!

— Няньки?.. — рассеянно повторил через всхлип тот. — Как я мог… Как я мог его защитить, если мне самому няньки до сих пор нужны… Я никчемный… Лучше бы меня убили, а не его… Но кому я нужен!.. Ёжи-ыыык!..

Кулаком в землю ударил, зубы стиснул. Стыдно-то как! Девчонка над ним стоит, жалостливо по плечу гладит — а он ничего с собой поделать не может! Даже с собой справиться не может — что о врагах говорить!

Волк, всё это время внимательно наблюдавший за погрузкой трупов, тряхнул ушастой головой. И удрал в кусты.

Пересвет обернулся — но лишь хвост заметил, мелькнувший среди низких ветвей, обмахнувший снег. И так царевичу на сердце тошно сделалось из-за ухода зверя, что словами не передать! Взвыл он в голос — и уткнулся носом в подол охнувшей Дуньки, крепко руками за пояс обхватив. Повис на ней, разрыдался — не остановить!

Конечно, разве обязан зверь любоваться на его стенания? Откуда пришел — восвояси и вернулся. Не должен он с царевичем оставаться, не обязывался. И так помог неоценимо… Но почему-то успел привыкнуть к нему Пересвет, как будто всю жизнь серый за ним хвостом ходил, бессловесной тенью. Его уход царевич сразу почувствовал, будто спиной увидел. Будто за рукав его дернули — мол, оглянись, новая у тебя потеря…

— Хватит выть. Будет ужо, — потрепала по льняным кудрям Дуня. — Глянь-ка, чего он тебе принес!

Пересвет оторвал мокрое лицо от промоченного подола, обернулся.

Быстро возвратившийся волк, тихонько поскуливая, словно утешить хотел, подошел сзади близко-близко. Так близко, как никогда доселе не подпускал. А из пасти у него — узкие крылья жар-птиц свешивались. И хвосты болтались по другую сторону острой морды.

— Ты… вернулся ко мне? — всхлипнул Пересвет. Шмыгнул носом.

Волк ответил умным взглядом в глаза.

— Плюнь сейчас же! — велела Дуня зверю. — Подавишься перьями.

Царевич протянул руки к ожидающему волку — и тот аккуратно положил слабо трепыхающиеся пернатые тельца в сложенные лодочкой ладони. Облизнулся широко розовым языком.

Обильно смоченные слюной две жар-птицы были живы. Но перья оказались заметно опалены огнем.

— У одной крыло сломано. У второй ножка, — авторитетно определила ученица ведьмы.

Похоже, вырвавшись из опрокинутой клетки, птицы получили сильные раны и значительные ожоги от собственного огня, вспыхнувшего неукротимо от пережитого страха.

— Их было три, — всхлипнул Пересвет. Остановить рыдания было сложно, в горле всё еще стоял болезненный комок. Но от понимающего взгляда волка на душе как-то полегчало.

— Третья — вон она! Далеко не улетела. За товарок, видать, волнуется.

Дуня указала пальцем на высокую крону сосны. И среди рыхлых снежков, нанизанных на иглы пушистых сосновых лап, Пересвет заметил золотистую живую искру.

— Может, у них пары неразлучные, как у лебедей, — шмыгнул носом царевич. И сам смутился своей сентиментальности.

Когда вернулись к избушке Яги, заметили, что птичка от них не отстала. Вошли в дом — а «верный лебедь» на крылечко уселся, на перила. Нахохлился, видимо, всю ночь приготовился ждать…

Яга осмотрела птичек, объявила, что жить будут. Одну, пострадавшую больше, бабка решила оставить себе. Выходит-вылечит, а весной обещала выпустить на волю. Вторую, имевшую менее серьезные раны, Яга отдаст завтра Пересвету, пусть в царский терем отвезет диковину. Разъяснила подробно, чем кормить, как ухаживать. И тоже взяла клятву, что выпустят птицу весной, чтобы в родные края могла улететь.

Пересвет кивал, добросовестно пытался все указания хорошенько запомнить. Но переживания долгого дня вместе с избытком успокоительных зелий, влитых в него Дуней и Ягой совместными усилиями, затуманили разум, он сидел, словно в полусне. Едва поужинать заставили, он даже не помнил, что на столе было… А когда сморило — не помнил тем более.

Кот встретил волка, как давнего приятеля: терся шеей о шею, выгибал спину, ходил вокруг нежным верблюдиком, порывался вылизать серую морду. И Яга хмыкнула глубокомысленно, видя, что зверь по-прежнему нервно вздрагивает от каждого стука посудой или скрипа половиц. Но теперь сдерживается, не заползает под дальнюю лавку прятаться. И даже поел из предложенной миски — соблазнился за компанию поужинать, глядя, как Баюн рядышком свои любимые куриные крылышки уписывает с треском.

Когда же Пересвет задремал, не дождавшись ворчливо закипавшего самовара, Яга тихонько махнула волку выйти в сени, чтобы парой словечек с глазу на глаз переброситься.

Стоило двери скрипнуть, Пересвет вскинулся, как иголкой уколотый. Непонятливо захлопал глазами, сел ровнее.

Дуня и облизывающий усы Баюн обменялись многозначительными взглядами. Но промолчали, вернулись одна к чаю, второй к своей миске.

К сожалению, сонливость как рукой сняло, стоило царевичу улечься спать по-человечески, на уже знакомое место, на уже знакомые комковатые перины.

Стоило глаза закрыть — картины мерещились, одна кровавей другой. Следующая ужасней предыдущей. И всё про Ёжика… Оторопь брала, чего только в голову лезло!! Хоть на двор беги, волком выть от обуявшей вновь тревоги и тоски.

Ну, поплакал в подушку, чего от себя-то скрывать. Побил перину кулаком. Пытался потише всхлипывать, чтобы хозяек не дай бог не потревожить. Нельзя же так позорно убиваться, не по-мужски… Но совладать с захлестнувшим чувством безысходной потери он не мог.

Тогда только слезы иссякли, когда пыхтение в ухо услышал. Зареванное лицо от просоленной подушки оторвал, голову повернул — а перед постелью волк в темноте сереет. Сочувствующе носом посвистывает, на него с участием глядит безотрывно.

— Прости, спать не даю? — всхлипнул Пересвет, смутившись.

Зверь передними лапами на постель встал, мокрым носом в мокрый нос ткнулся. Пересвет за пушистый загривок потрепал, приобнял за шею.

Тот объятиями не удовольствовался — запрыгнул на перины, подвинул царевича на постели к самой стенке. И улегся, нос на лапы положив. Теплый, мягкий, уютный.

Дата добавления: 2015-09-01