Охота на жар-птицу 2 страница

Да если погоню и вышлют — следов-то не найдут! Как ночью осторожного всадника в лесу отыскать? К тому же такого опытного гада…

Нет, надо самой выбираться! В конце концов, она дочка царская или нюня деревенская? Придется брать свою судьбу в собственные руки — неужто не справится?!

В дырку много рассмотреть не получалось. Пока она истерила, оказывается, успела ночь настать. Ладно, месяц вылез ущербный, подсветил немножко.

Лес, чаща, заросли, бурьян… Леший его знает, где они едут. От невозможности понять собственное местоположение у царевны губы снова задрожали, на глаза слезы навернулись. Нет-нет, надо держаться…

Если спрыгнуть с коня, — а это в принципе можно сделать незаметно, так как мешок похититель привязал за седлом сзади, — то нетрудно юркнуть в кусты, в темноте схорониться. А там — дождаться утра. И топать пешком до ближайшей деревеньки, откуда на попутных телегах запросто можно добраться до столицы…

Вот только топать долгонько придется — при ее нынешнем-то росточке! Ну, недельку-другую помается — и дотопает, если не заплутает, чего тут сложного! Недельку?.. Да главное ночь переждать в лесу, темном, холодном и страшном! Будучи мелкой малявкой… Войслава снова принялась утирать лицо рукавом.

Какой позор! Она боится темноты и леса! Она, царская дочка, не побоялась отправиться к южным границам, на войну с грозной Шеморханкой!! Да, но не одна ведь поехала, а с дружиной богатырей. Чего ей было пугаться, имея армию за спиной? Это вам не крошкой — наедине с наглым мужиком-иноземцем, будь он трижды проклят…

Представить страшно, что этот мерзавец может сделать с нею, когда они куда-нибудь доедут! Ведь они куда-то едут, верно? В какое-нибудь тайное убежище, где ее посадят в клетку. И откуда ей уже точно не позволят сбежать!

Слезы к лешему — надо делать дырку побольше, чтобы не только нос наружу, но целиком вылезти. Лишь бы треск ткани наемник проклятый не услышал…

Либо услышал, либо заподозрил неладное в том, что пленница затихла и долго уж не брыкается.

Войслава по пояс только высунуться из проковырянной дыры успела — охнула, за раздерганные нитки уцепилась, чтобы не грохнуться. Мешок качнуло, мотнуло, рвануло вверх, перенесло через седло, через ногу в стремени… И царевна очутилась испуганным личиком — ровнехонько напротив насмешливой усатой физиономии. В свете месяца показалось, что льдисто-прозрачные глаза незнакомца отсвечивают собственным призрачным мерцанием, как у упыря какого…

Царевна завизжала истошно и пронзительно.

Поморщившись, похититель взял ее за шкирку, вытащил из бесполезного теперь мешка. И посадил в седло впереди себя, бережно, но крепко придерживая широкой ладонью за тоненькую кукольную талию.

Войслава усилием воли подавила оправданное желание кусаться и вырываться. Она же прекрасно видела еще там, на берегу, что мешков у гада полно. И прочие не такие мягкие и чистые, как тот, что она испортила. Уж лучше сделать вид, что смирилась, и посидеть тут, выгадывая удобный для побега момент.

Жаль, что она решила сегодня для прогулки надеть длинную юбку. Нет бы мужской наряд выбрала. Дура. Теперь вот приходится сидеть, свесив ноги на одну сторону, боком прижатой к широкому ремню, и пряжка упиралась в ребра. А от него, от этого гада, было жарко… Только теперь царевна поняла, что, оказывается, успела в мешке замерзнуть, несмотря на духоту.

И еще поняла, что широкая ладонь наглеца спокойно лежит у нее на груди.

Войслава покраснела. Вот гад… Она поелозила, нос вздернула заносчиво, уставилась на лошадиную холку. А локтем попыталась незаметно спихнуть ладонь пониже, хоть на талию. Но как бы ни так!

Попросить убрать руку? В конце концов, пусть он и наёмник-похититель, но какие-то понятия у него должны быть? Нельзя же так, в самом деле… Но если сказать, что ее волнует его рука, держащая ее за грудь, он обратит внимание на это обстоятельство — и не станет ли тогда еще хуже? Пока что она для него — заказанный для похищения предмет. А тут вдруг поймет, что она еще и беззащитная девушка…

— Я хочу в кустики! — придумала царевна предлог для побега.

Похититель поглядел на нее с высоты великанского роста.

— В кустики!! — повторила Войслава громче. И покраснела еще пуще прежнего. Эдакими темпами от девичьей скромности у нее скоро ничего не останется.

— Штраухер? Воцу? Энтшульдиген зи, ихь хабэ зи нихт ферштанден, — произнес мерзавец глубоким красивым голосом. И улыбнулся, гад, извиняясь. [прим: Кустарники? Зачем? Простите, я вас не понимаю.]

Объяснять жестами свою просьбу царевна постеснялась тем более.

Эх, говорили же ей в детстве учить иноземные наречия! Как матушка уговаривала не валять дурочку, не тратить время на безделье и забавы. Всем царевнам и принцессам положено по судьбинушке быть полиглотками — неизвестно ведь, в какие страны забросит замужество. Вон, на что уж даже Пересвет бесполезный оболтус — а и тот несколькими западными языками владеет. А про Кириамэ и говорить нечего — язык новой родины так выучил, что теперь как на родном шпарит. Ан нет, Войслава себя лучше прочих возомнила! Не желала над книжками сидеть да непонятные слова твердить, отбрыкивалась и отлынивала, как могла. И вот теперь — жизненно важные переговоры с треском провалила, даже не начав. А поторговаться за собственную шкурку стоило бы…

Спустя короткое время они выехали к берегу ничем не примечательной лесной речки. Лунная дорожка лениво искрилась по глади темной воды, поблескивая сквозь поникшие ивы.

Приземистый замшелый домик Войслава не сразу приметила, затаившийся в густой тени деревьев.

Как она и боялась, похититель миндальничать с нею не стал. Взяв за шкирку, снял с седла — и, пронеся под мышкой в тесные сени, пахнувшие сыростью и нетопленным, нежилым холодом, посадил в пустую бочку да прикрыл крышкой. А крышку сверху камнем придавил. Царевне только и осталось, что наслаждаться запахом кислой капусты, некогда квасившейся в оной емкости, теперь ставшей ее новой темницей, да подглядывать за наёмником через рассохшиеся щели в дощечках.

Тот, устало вздыхая, взялся обустраиваться в убогом временном жилище. Зажег фитилёк в тусклом чадящем фонаре. Отвел в сарай коня. Войслава слышала скрип колодезного ворота, плеск воды. Стук дровишек в поленнице, по звуку — отсыревших нещадно… И понимание того, что она застряла тут до конца своих жалких дней, сжимало ее сердечко ужасом неотвратимого. И конец этот, судя по всему, был совсем близок. Она разрыдалась в голос.

За воем и всхлипами не услышала тихо подошедшего к бочке наемника. Тот постоял, скрестив мускулистые руки на груди. Девичий тоненький плач определенно действовал ему на нервы. В сомнении он помял ладонью подбородок, пригладил бородку, похмурился, поиграв густыми бровями, взвешивая возможные последствия опрометчивого поступка…

Но царевна заливалась, не в силах остановиться. Бочка от рыданий пошатывалась, поскрипывала жалобно.

И он решительно махнул рукой, шагнул к бочке, взялся за камень на круглой крышке…

Из бочки раздался истошный визг.

Он вздрогнул, выронил камень себе на ногу.

Из-под бочки, мимо камня, мимо ног прошмыгнул крошечный мышонок — посмевший сунуть любопытную острую мордочку в дыру в днище и напугавший до обморока царевну.

Чертыхнувшись, наемник достал из пропахшей капустой «темницы» обмякшее тельце, теперь совершенно неотличимое от прелестной тряпичной куклы. Даже бледность личика была абсолютно фарфоровая.

* * *

Благодаря изрытому ландшафту укромное местечко для ночевки искать долго не пришлось.

— Тут вроде сухо, — подозвал Пересвет.

— Подходит, — кивнул Ёж.

Раскидистые ели сверху прикрывали отвесный склон пригорка, толстенные стволы кедров защищали от ветра с боков.

Пересвету удалось раздобыть достаточно сухих веток для костра. Пока Кириамэ рубил еловые лапы для подстилки и сооружал дополнительный навес от дождя, эдакий шалашик на одну ночь, царевич приятно удивил — ловко и быстро сложил и разжег костер.

— Богатыри научили, пока до Тюриля добирались, — смущенный скупой похвалой поведал Пересвет.

Место выбрали всё-таки удачное. Пламя надежно загораживали заросли и пригорок, издалека неприметно получалось. Дым, уходя вверх, рассеивался сквозь ветви. Тепло отражалось отвесным каменистым склоном, задерживалось еловым лапником навеса и подстилки — так что замерзнуть ночью им не грозило. Даже без защиты колдовства прекрасно обойдутся! Пересвету хотелось в это верить.

На уговоры снять и высушить промокшую одежду у огня Ёж упрямо шипел, что само высохнет, и царевичу волей-неволей пришлось отстать. Хотя кое-кто только недавно чихать перестал! И вот опять простудиться собирается…

К счастью, скатерть-самобранка пусть и уменьшилась раз в двадцать, но в отличие от ларчика, дело своё выполняла по-прежнему исправно. Правда, теперь приходилось заказывать гораздо большие порции, чем обычно. Ну, сперва запросили по мерке овса и сена для коников, присуседившихся под боком у хозяев, в тепле костра. Коникам-то уменьшенная порция как раз впору пришлась. А Пересвет попыхтел — вообразил о-огромный котёл горячего риса с наваристой подливкой, которого бы на армию нихонцев хватило. Скатёрка поднатужилась, выдала — пиалу. И две спиченки вместо палочек для еды. Кириамэ не удержался, прыснул смешком. Затребовал у скатерти две жердины! И ничего, угадал с размером.

Вторичный заказ царевичу дался гораздо легче. А попросить по бочке обжигающего сбитня с пряностями и мёдом от простуды — так вообще труда не составило. С рюмкой водки, необходимой Ёжику по соображениям царевича от той же простуды, вышло сложнее, с размером посудины прогадал, перестарался. Появившийся граненый стакан до дна принц выпить отказался наотрез.

Потом, уже ради смеха, заказали тушу быка, зажаренного на вертеле целиком. Скатёрка и тут не отказала. И бык, с цыпленка размером, оказался очень даже неплох на вкус, с хрустящей румяной корочкой…

Ради безопасности договорились дежурить у костра по очереди. Пересвет, цедивший сбитень, вызвался сторожить первым. У принца же глаза слипались. После изнурительно долгого дня, начавшегося в Тюрильском королевстве, продолжившегося в Заполошном лесу, затем в столице Тридевятого царства… затем погоня… потом вообще неизвестно где оказались… в грязи и холоде… Ёж и вспомнить не мог, доводилось ли ему когда-либо прежде ночевать в таком отвратительном настроении.

…И проснулся в настроении ничуть не исправившемся.

Снилась какая-то дрянь. Липкая, мерзкая. Сбросить бы кошмар, проснуться — да сил не было. Только когда уже стало невозможно терпеть ласкающие поглаживания чужих горячих ладоней на своих бедрах, по голой коже, покрывающейся гусиными пупырышками от отвращения под наглыми уверенными прикосновениями сильных пальцев…

— Ёж, ты чего? — вскинулся от недоброго приветствия Пересвет. — Это ж я! Отпусти!

Кириамэ выпустил вывернутую кисть из болевого захвата.

Поморгал, прогоняя с глаз сонный морок.

— Прости, — шепнул хрипло.

И встрепенулся, засуетился — чуть не свалился с царевича. Но тот удержал, крепко обхватив за талию, не позволил сползти со своих колен — да без штанов на еловую колючую подстилку! Прижал к горячей груди, шепча успокоительные слова:

— Ты что? Приснилось что-то? Ты так крепко спал, просто удивительно. Как никогда крепко…

— И поэтому ты меня раздел? — ядовито-нежно спросил Ёж.

Пересвет смутился. Но не сильно.

— Ну, просто… Спать в обнимку теплее, верно? А ты был весь мокрый и холодный, как лягушка. Поэтому я тебя… Ну, и вот.

Царевич поправил на плечах рассерженно сопящего мужа свой кафтан, которого хватило, чтобы укрыть их обоих.

Ёж оглянулся.

В глубине наспех сооруженного шалашика, против ожидания, было совсем не холодно. Или это Кириамэ так казалось? Он-то ведь, оказывается, спал на груди мужа, а тому пришлось терпеть колючую подстилку да жесткую «подушку» каменистого склона под спиной.

Гномьи фонарики всё еще светились в синеющем предрассветном мраке. Костер давно угас. По земле низко стелился белесый туман, из которого тут и там торчали острые колпачки светящихся мухоморов.

Коники всё еще не выросли. Мирно спали рядышком с хозяевами, подвернув под себя ноги, положив друг дружке головы на спины.

Промокшая одежда принца была заботливо развешена перед чернеющим кострищем: чучелом на жердине кафтан, перекинутые через пригнутую ветку штаны. И даже подштанники. И сапоги, надетые на воткнутые в землю палки. Возможно, всё это вправду высохло, когда пламя несколько часов назад весело потрескивало. Но из-за тумана одежда вновь успешно отсырела. Хорошо хоть рубашку на нем оставил.

Ну да. Кириамэ сам виноват. Приучил спать в обнимку. Сам сколько раз предлагал себя раздеть… Что ж теперь злиться? Пересвет посчитал нужным — и поступил по своему усмотрению, не видя в этом ничего плохого. Не считаясь с его желаниями. С его гордостью. Впрочем, разве у Ёширо осталось хоть сколько-нибудь права на гордость? После всего, что было…

— Прости, — промямлил Пересвет, прекрасно расслышав интонацию раздраженных вздохов. — Я не должен был…

— Нет, ты меня извини, — мягко отозвался принц. — Ты прав. Это моя ошибка.

И всё же он упрямо освободился из объятий мужа, слез босыми ногами на хвойную подстилку. По холодной, мокрой от тумана земле допрыгал до одежки, всё сгреб — и спрятался за кедровый ствол одеваться. Пересвет усмехнулся, услышав донесшееся шипение и проклятия сквозь зубы — одёжка оказалась резко холодной на разгоряченной после сна чувствительной коже.

Несмотря на очень медленно синеющую темноту, которая, казалось, вовсе не спешила сменяться рассветом, и на остро чувствующуюся «утреннюю свежесть», заново костер решили не разводить. Света от фонариков достаточно, самобранка горячее на легкий завтрак приготовит — так что ни к чему время терять зря.

Отправились в путь наугад. Ну и что, если непонятно, в какой стороне враги, а в какой — граница родины? Если сидеть в мухоморах, толку всё равно не будет. А так хоть куда-нибудь, да выйдут.

— Я вот о чем подумал! — бодро рассуждал Пересвет по дороге. — Войславку ведь не просто так украли, верно? Это не совпадение. Хотят переговоры с Кадаем сорвать. Прознали, что в тереме деньги появились для откупа — и тут же придумали, как эти деньги у нас верным способом выманить! А нет денег — не будет и мирных переговоров с Кадаем. Кто-то очень хочет развязать войну между нашими странами!

— Соу ё дэс нэ… Домо аригато, — буркнул принц. Он не просил снимать себя с крутого пригорка! Но Пересвет, соскочивший вперед, по-хозяйски взял его за талию — и составил вниз. Коняшки попрыгали следом, резвые и довольные, что не нужно седоков нести на своих спинах.[прим: Наверное… Большое спасибо]

— Значит, предатель по-прежнему прячется среди нашего ближайшего окружения, — продолжал царевич.

— Не просто «среди», — хмуро откликнулся Ёж. — Это может быть даже тот, кого вы сами считаете членом семьи.

Пересвет огорченно кивнул. Такой вариант тоже не следует отвергать без должной проверки… Но Войслава с Ясмин, которые взяли эту задачу на себя — исчезли. И не смогут поделиться результатами проделанной контр-шпионской работы… «Пока что не смогут!» — поправил собственные мысли царевич.

— Раз похитили ради выкупа, они с Войславкой ведь ничего не сделают? — негромко добавил царевич. — Она ведь нужна им живая и здоровая. А чтобы начать торговаться, похитителям придется каким-то образом себя обнаружить, верно?

— Вот тогда мы их и возьмем, — ободряюще улыбнулся Ёширо. — А если не мы — то Берендей Иванович со Светополком тоже ведь не растеряются.

— Думаешь? — вздохнул Пересвет.

— Мочирон. [конечно]

Солнце, с трудом просвечивающее сквозь белесую хмарь, медленно поднялось над высокими кронами, но сильно светлее как-то и не стало. По небу бежали серые тучи, наползая одна на другую, того гляди снег начнется. Хотя дождь моросить перестал, за что уже спасибо.

К полудню Пересвет напускную бодрость подрастратил. Лошадки тоже не носились кругами, семенили теперь след в след, повесив головы. Даже Ёж перестал сердито коситься в ответ на помощь. Однажды вообще Пересвет, сильно задумавшись, не спросил разрешения — просто подхватил мужа на руки и перенес через бурлящий быстрый ручей.

— Прекрати обращаться со мной, как с женщиной, — не выдержал тут Ёж, зашипел-таки снова.

— Прости, я ничего такого не хотел, — заизвинялся царевич. Но вины за собой явно не ощущал. Заговорил невпопад, продолжая собственные размышления. — «Энергия» они сказали, так? Читал я когда-то бородатых древних эллинов, трактат об энергии. Там и про тепло что-то было… Можно, я попробую?

Взяв у принца ларчик, Пересвет посомневался чуток — но перевернул коробчонку да принялся с силой тереть расписной крышечкой о рукав своего кафтана, от запястья к плечу и обратно, быстро-быстро. Толстая шерстяная ткань вправду нагрела лаковые стенки. Спустя короткое время из коробчонки послышался писк:

— Не надо нас взбалтывать! Помилуйте!

Пересвет прекратил издевательство над лаковой миниатюрой, позволил раскрасневшимся девчушкам выбраться на свет.

— Уф, укачало! — вздохнула Марфа, нетвердо стоя на ногах, держась за равно качающуюся Марью.

— Но зато зарядились! — возвестила Марья.

— Не надолго, — остудила близняшку Марфа.

— Изволите объясниться, барышни? — приказал Ёж, строго сдвинув брови. — Что за неведомый заряд вам нужен? Почему он внезапно закончился? Как его восполнить?

— Не знаем, — вздохнули девчушки в унисон. — Знали бы — давно б зарядились.

Как выяснилось из учиненного принцем допроса, у ларчика волшебный заряд давно был на исходе. Еще до того, как их нашли в логове золотых змеев, девчушкам не хватало энергии на полноценную жизнедеятельность — потому и забылись в полусне, ожидая новых хозяев. А с царевичем и принцем было так весело путешествовать! Даже несмотря на то, что каждое перемещение из королевства в королевство отнимало уйму драгоценной энергии, которую неоткуда было пополнить… Потому, кстати, и в пещере у дракона девчонки оказались к стыду своему бесполезны — излучение древней рептилии полностью перекрывало собственные слабеющие импульсы ларчика. А чтобы выставить защиту — опять-таки не хватало девчушкам сил.

— И что дальше? Почему вы не признались? Почему в столицу просились — и молчали? Так бы и сгинули бы тихо, наши приказы выполняя? — обрушился на девчушек Пересвет.

От огорчения девчушки принялись рябить и истончаться визуально.

— Мы… мы не хотели вам ничего говорить, — покусывая губы, сказали бледные близняшки, похожие теперь не на румяных хохотушек, а на привидения. — Вы бы нас снова у змеев оставили, от греха подальше. С глаз долой! А толку? И так, и эдак заряд бы за зиму кончился. Ну, месяцем позже, месяцем раньше — какая разница, всё одно ведь…

— Зато мы с вами снова мир увидели! — сказала Марья, и подбородок предательски задрожал.

— Живо в ларчик, — приказал жестко принц. — И чтобы сидели там тихо! Ничего не предпринимайте без прямого приказа. Что бы ни случилось!

— Но… — заупрямились девчушки. — А вдруг вам помощь понадобится?

— Если понадобится — позовем! — отрезал Пересвет.

— А как же вычисление координат…

— Без вас справимся, — сказал Ёж. — Ваша главная задача — вспомнить или придумать, каким образом можно восполнить заряд этот ваш. Ну не тереть же каждую минуту ларец о рукав? Так и сломать недолго.

— Слушаемся, — отозвались девчушки удрученно. И пропали.

— Черт, — вздохнул Пересвет спустя минут десять. — А я к ним уже привязался… Даже думать о них как о каком-то волшебстве не могу. Не получается.

— Дайджёба дэс ё, — отозвался Ёж, но тоже прозвучало не весело. — Всё уладится. На крайний случай на рукав заплату нашьешь. [всё хорошо]

Когда спустились с очередного холма, лошадки оживились. Ушки чутко навострились, коники тонко заржали — и потрусили вперед хозяев в весьма определенном, притягательном для них направлении.

— Чего это? Куда? — не понял Пересвет.

— Дымком потянуло, — уловил ветерок и принц. — Значит, в той стороне есть жилье.

— Хм, надеюсь, это не какой-нибудь ибирский бек с дружиной, — пробормотал царевич.

— Хоть бы и так? — улыбнулся Ёж. — Умыкнем коней, возьмем проводника в плен — всё не наугад брести!

Едва уловимый запах дыма дразнил и манил. То пропадал, то снова веял путеводной ниточкой.

И так до самого заката, пока не вышли на широкую прогалину.

* * *

Войслава зевнула сладко, потянулась, откинув тяжелое одеяло. И открыла глаза.

Поморгала, не сразу вспомнив после сна, где она и как тут очутилась.

Итак, проснулась не в кисло пахнущей бочке, что уже радует. Ночевала на широкой лавке, укрытая старыми дырявыми одеялами и прогрызенными мышами шкурами. Одетая. Даже в сапожках. Рядом — закопченная печурка. Без изразцов, разумеется, без лежанки. Но зато теплая еще. Ну что ж, пока всё не так уж плачевно.

И мир вокруг не столь страшен, каким казался вчера. Светелка тесная, но вполне сносная для обитания. Низкий потолок, паутина по углам белеет. В слюдяное оконце сочится скупой свет хмурого предзимнего полдня. Была бы царевна прежнего своего роста, комнатка показалась бы убогой, ни развернуться, ни размахнуться. А в нынешнем уменьшенном состоянии хоть от печки до двери бегай, разминайся, хоть в прятки под лавками играй. Впрочем… Это ей кажется или она вправду успела за ночь малость подрасти? Дай-то боже, уж надоело это унизительное колдовство хуже горькой редьки!

Кстати о еде. Пустой желудок отозвался капризным урчанием. От переживаний царевну всегда мучил зверский голод — а тут столько бед разом навалилось! Интересно, вот похититель ее спать уложил, а кормить собирается? Интересно, он вообще готовить-то умеет? Хотя, о чем это она! Во-первых, он же наемник и колдун, следовательно, по жизни привык в одиночку, как волк, рыскать, без кухарок и служанок. А во-вторых — с чего она решила, что ее вообще должны кормить? Наверняка продержат денек-другой без еды и питья, чтобы пленница обессилила и даже думать забыла брыкаться. Ведь так удобнее! Следить не нужно будет, чтобы не сбежала ненароком — ноги-то с голодухи далеко не унесут.

Обдумав чуток сию неутешительную мысль, Войслава решила, что рассиживаться в одеялах некогда. Спрыгнула на скрипучие половицы, оправила помятую одежку. И решительно, на цыпочках, подкралась к двери. Потолкалась, попихала плечом — дверь не поддавалась. Видать, заперли снаружи. Ну, конечно. Прислушалась — в сенях тихо. Ни шороха. Уже неплохо, уже обнадёживает.

Войслава вернулась к разворошенной постели, забралась на лавку, подтянулась к окошечку. Через мутную слюду ничегошеньки не видать. Но опять-таки на дворе было тихо, мимо домика никто не шастал. Куда-то делся ее похититель… Уехал, может? Да и черт с ним!

Царевна решительно подняла из петельки ржавый крючочек, запиравший ставню, и распахнула оконце. Будь она прежнего роста — даже голову бы не смогла наружу высунуть, до того оно было маленьким. А сейчас — запросто вся целиком вылезет! Вот так-то вот! Нате, выкусите, злобные похитители! Будете знать, как царских дочек без разрешения умыкать!..

Окрыленная близкой свободой, Войслава без труда вскарабкалась по бревенчатой стене, держась за раму, забралась коленками на подоконничек, осторожно выглянула.

Снаружи было холодно. Свежо! Того гляди снег повалит с ватно-серого небушка. Но царевна с жадностью вдохнула манящий воздух вольной воли. Снега бы ей не надо, на снегу следы отпечатываются четко — любой дурак ее найдет, догонит и вернет в темницу…

— Эй, ты как там? — раздалось тоненько из-за поленницы.

От неожиданности царевна чуть не сорвалась обратно внутрь.

— А? Я? — переспросила, а сердце в пятках колотилось. Стыдоба! Царской дочери ли так пугаться каждого писка?

— Слава Аллаху! Живая!

Из-за дров показалась чернявая кукольная головка, всклокоченная, быстроглазая, улыбчивая. А ниже головы царевна с недоумением обозрела ворох сена. Стожок быстро просеменил к замшелой стене избушки, далее вдоль по стеночке прокрался под окошко.

— Ясмин? — поняла Войслава.

— Да не обращай внимания, — отмахнулась подруга, поминутно оглядываясь по сторонам, словно вороватая сорока. — Так и теплее, и за домом следить неприметнее. Я так всю ночь продежурила — и ничего, даже не замерзла! Апчхи!.. Не обращай внимания, я в порядке. Ты-то там как? Не бил тебя? Не трогал? Этот гад уехал — и навесил на обе двери замочное заклятие. Я уже половину чащи обшарила, нигде разрыв-травы не нашла — не сезон у нее, видите ли, вот шайтаново растенье!

— Да погоди ж ты! — с трудом остановила поток взволнованных слов царевна. — Чего двери ломать, если я вот, через окно!..

— Можешь, да? — обрадовалась Ясмин. — Ну,так лезь давай, чего время теряешь-то на разговоры!

— Могу, могу… — пропыхтела царевна.

Следом за головой протиснулась в раму плечами. Грудь хоть и уменьшилась от заклятья проклятого, а всё равно осталась проблемным местом, пролазить никак не желала… Но Войслава справилась! Высунулась по пояс!

— Уф, сейчас… Ой!

— Что? — встрепенулась Ясмин.

— Не могу…

— Не можешь? — испугалась Шеморханка. Засуетилась, принялась подыскивать во дворе что-нибудь, что можно было бы приставить к окошку. Схватилась за рукоять колуна для дров — но тяжел оказался, землю пробороздил клином, уволочь далеко не смогла, бросила. В сердцах опрокинула чурбан для колки — подкатила, поставила снова напопа, взобралась. Руки к царевне протянула:

— Давай помогу!

— Ой, не могу!.. — всхлипнула Войслава. — Ты… Ты такая… смешная — маленькая!

Шеморханка руки опустила. Обидчиво выдохнула.

— Нашла время хихикать, — пробормотала. — Будто ты лучше выглядишь?

— Ой! — раскрыла глаза царевна, уперлась ладонями в стену. Смеяться бросила, побледнела.

— Что теперь? — спросила Ясмин.

— Кажется я… немножко… — пролепетала царевна. — Немножко подросла. Черт, как не вовремя!!

— Хихикать не надо было! А ну, выдохни!! — скомандовала Ясмин. Взяла подругу за руки, стала тянуть изо всех сил.

Но от смеха да от перепугу Войслава основательно застряла. Ни наружу — ни назад.

— Дышать больно! — скулила царевна. И бессмысленно дрыгала ногами, расшвыривая с лавки одеяла.

От волнения Ясмин сама прибавила в росте пару вершков. Но толку-то?

— Топор нужен! — решила Шеморханка, утерев соломой пот со лба. — Вырубать тебя будем.

Войслава перевела полный паники взор на лежащий неподалёку колун:

— Только не этим! Я боюсь.

— Если другого не найду — потерпишь, — пожала плечами Ясмин.

Но то ли на счастье, то ли на беду — послышался глухой перестук конских копыт.

— Шайтан вернулся! — дернулась за поленницу Шеморханка. Выхода нет — пришлось бросить подругу в опасности. Ну да авось пронесет.

И пронесло!

Похититель вернулся не с пустыми руками. Видать на охоту ездил да в соседнее селение наведался. От седла отвязал две заячьи тушки и тетерева подстреленного, из-за распахнутых крыльев показавшегося огромным. Вдобавок на крыльцо корзину яблок сгрузил, мешочек крупы, увязанные в полотенце три больших каравая хлеба. Основательно запасся снедью!

И только после того, как отвел коня в стойло, соизволил подойти к застрявшей пленнице. Постоял, полюбовался на румяное личико красной девицы. И молча в дом ушел.

У Войславы мурашки по телу забегали, волосы дыбом повставали. Прекрасно она слышала его шаги, как вошел он в светёлку. Не торопился — насладился и второй половиной зрелища, подлец.

А потом почуяла она его сильные руки на своей пятой точке. На ногах под задравшимся подолом. На щиколотках… Попыталась взбрыкнуть — но разве полягаешься, когда держат так крепко, тянут так сильно, что сапожки сползают, а дыхание перехватывает?

За щиколотки вытянуть не получилось. Попробовал тянуть, обняв под коленки — и опять без толку. Кажется, даже больше застряла, упираясь локтями снаружи в раму. Пришлось перехватить за талию.

Войслава аж затряслась вся от негодования, ощутив, как мужские ладони нежно погладили по спине, по бокам. Проникновенный голос что-то произнес, бархатистый тон спокойной просьбы отозвался в ее разгоряченном теле целой ордой мурашек!

— Что?! Я не понимаю!! Отстань от меня! Не трогай!! — забилась она в тисках рамы и равно неподатливых рук.

— Он сказал: выдохни и расслабь плечи! — негромко пояснила Ясмин, вернувшаяся из сеней с буханкой под мышкой.

Шеморханка не боялась быть обнаруженной. Сходила в дом, одолжила еды — ну не голодать же из ложных принципов! Подсмотрела в приоткрытую дверь в светелку: похититель при подробном изучении оказался замечательно хорош собой! Высок, мускулист, широкоплеч. Да по всему видно, обходительный, терпеливый. Войслава ему вон сколько раз уже ногой по лицу заехала — а он ничего, не возражает. Тянет аккуратно, под юбку нарочно не заглядывает, руки распускает в пределах необходимого.

Хрустя заимствованным яблочком, Шеморханка подошла к окошку. Постаралась подбодрить, благо за воплями царевны ее голоса в домишке точно не услышать:

— Соберись! Вдох-выдох! Еще выдохни! Еще немножко! Отпусти раму, тебе говорят!

— Как же тут выдохнешь, ежели он меня за за… за за… — выстукивая зубами, охала царевна.

Дата добавления: 2015-09-01