Охота на жар-птицу 3 страница

— Ничего, потерпи! Такова наша женская участь, привыкай! — не удержалась от ехидного замечания подруга.

— А-а?! — возопила Войслава.

В крике выдохнула наконец-то как надо, всплеснула руками — и была утащена внутрь.

За дальнейшими событиями Ясмин предпочла наблюдать с безопасного расстояния, из надежного укрытия — по поленнице забралась на крышу. Устроилась в ветхой соломе, которая вперемежку с мхом крышу покрывала, и, колупая зажаристую корочку на хлебе, прислушивалась: через дымоход оказалось прекрасно слышно, что делается в домишке.

После спасения, похититель в светелке не задержался, коварно воспользоваться беспомощным состоянием пленницы не помыслил. Закутал закоченевшую царевну в одеяла — верхняя половина девушки чересчур проветрилась, зато нижняя пылала от недавних нескромных прикосновений. Снова развел огонь в печке. И ушел, заперев дверь на засов снаружи.

В сенях бросил задумчивый взгляд на оставшиеся два хлеба, но искать пропажу не стал. Сделал вид, будто всё так и было.

— Не трясись, а то дом развалишь, — услышала Войслава шепот, долетевший из печного зева.

Царевна хотела придумать достойный ответ для ехидной подружки, да не преуспела. Подскочила на месте от громкого стука, сотрясшего стену: снаружи наискось через окошко легла доска, которую принялись накрепко приколачивать.

Ясмин подобралась к краю крыши — полюбовалась, осторожно высунувшись, как легко порхает тяжеленный колун, бухая обухом. Криво и косо извивались ржавые гвозди, входя в сероватое дерево. Ну, что ж поделать — наемник привык работать иными инструментами. Зато как перекатывались мышцы под одеждой!..

Впрочем, с готовкой у похитителя дело обстояло гораздо лучше. Развел во дворе костер, чтобы не беспокоить лишний раз пленницу, бегая к печке. Умело освежевал зайца, затеял похлебку. Пока варилось — наведался в ближний лесок за белыми грибами, тоже добавил в рагу. А пока его не было, Ясмин любезно присмотрела за котелком: помешала, подсыпала специй для вкуса, посолить не забыла.

Конечно, Шеморханка могла бы потратить это время на то, чтобы вызволить подругу из заточения. Но к чему торопиться? Убегать в чащу, на ночь глядя, толком не расколдовавшись, ей совсем не хотелось. Не лучше ли дождаться ужина? А там и до утра недолго потерпеть!

В отличие от хлопочущей Ясмин, запертая царевна вновь впала в черное уныние. Даже дразнящий аромат заячьего рагу не радовал нисколько. Так и просидела несколько часов в молчании и не шелохнувшись.

Когда в светелку ввалился этот гад, брякнул две большие миски на стол и уселся напротив, взялся резать огромным охотничьим ножом хлеб, Войслава про урчащий от голода желудок забыла. Гордо отвернулась, отодвинулась в самый угол. И приняла как можно более высокомерный вид. Вот ни за что не притронется! Лучше с голоду умереть, чем принять еду из его проклятых рук!

— Эссен зи, биттэ, — вежливо пригласил тот непонятливую пленницу к трапезе.

— Ешь, неплохо получилось! — послышалось тихонько за окошком. Ясмин не теряла время зря, ужинала на свежем воздухе.

— Никогда! — раздельно и четко отреклась царевна.

Наемник пожал плечами. Поднялся. Стол передвинул к дальней стене, чтобы ненароком не перевернуть. И навис над невольно съежившейся пленницей.

Уговаривал он ее недолго. Даже слова не проронил. Войслава визжала, царапалась, сопротивлялась — но тщетно. Спустя минуту оказалась полностью обездвижена, завязана в плотный кокон из одеял. Только голова торчала наружу. Снова беспомощная кукла — на сей раз «пупс в пеленках». Нахал, не церемонясь, усадил «кокон» ровненько, придвинул стол обратно. И взялся за ложку.

— Ой, как мило! — пискнуло за окошком.

Войслава капризно кривила губы, пыталась отвернуться. Но подлец настойчиво и терпеливо покачивал полной ложкой перед ее носом. По его насмешливым глазам царевна поняла, что кормить он ее согласен столько, сколько потребуется, хоть всю ночь напролет.

Пришлось смириться. Открыла рот.

Рагу и правду получилось недурно. Или ей с голоду показалось?

Она прожевать жестковатое мясо толком не успела — гад уже следующую ложку зачерпнул, ей любезно поднёс. Войслава воспротивилась, не подавиться же! Тот понял мычание по-своему: ложку забрал назад, подул тихонько, чтобы остыло — и уже без колебаний запихнул ей в рот.

— Фсё! Не надо! — прочавкала Войслава. — Развяжи! Я сама поем!

Но гад не понял ее протестов. Или сделал вид, что не понял. Так и скормил, ложечку за ложечкой, всю миску. Напоследок еще и губки ей утер платочком.

Войслава была просто в бешенстве. Однако что она могла сделать? Только пыхтеть от раздражения.

* * *

— …Ничего я не видел! — отмахнулся Ёж. — Ну, да. Ехали через земли Ибирского ханства. И через Улус-орду тоже проезжали. Границу Кадая дважды пришлось пересечь. А как бы иначе я от Нихонии до Тридевятого добрался? Не по воздуху же летели!

Пересвет сам недоумевал — оказалось, до сих пор не удосужился расспросить мужа, какой же длинный путь тот проделал ради брака с неизвестной царевной чуждой страны.

Вот только принц неохотно снизошел до объяснений — и теперь стало понятно, почему.

— Ради моей безопасности нам пришлось присоединиться к большому каравану кадайских купцов. И ради моего же блага толмач всю дорогу выдавал меня за свою молодую жену. Я целыми днями сидел в повозке, не имея разрешения даже на привалах выйти наружу. Ни размяться, ни в кэндо поупражняться! Меня нарядили в женские тряпки, завесили лицо вуалью. И вдобавок, чтобы любопытные караванщики не лезли, мои хитроумные телохранители пустили слух, будто бы я, разнесчастная, имела горе потерять недоношенного младенца сразу после дня свадьбы, отчего тронулась рассудком. Понимаешь? От меня, казалось, даже верблюды после такого заявления отворачивались с презрением на кривой морде. Тройное проклятие! Обесчещенная до замужества, бесплодная, безумная. Первые недели путешествия эта роль «неприкасаемой» забавляла. Потом стала очень раздражать, поверь. [прим: кэндо — фехтование]

— Но тебя хотя бы не преследовали убийцы? — предположил сочувствующе царевич. По привычке подал руку, чтобы помочь спуститься по крутому склону со скользкой жухлой травой. И принц не отверг, вложил ладонь в ладонь и не зашипел на мимолетную поддержку за пояс.

— Вот убийцы-то как раз и знали, кто я на самом деле, — усмехнулся невесело Кириамэ. — Мне чудилось, что я слышал ночами их насмешки из темноты. Как скоро оказалось, шиноби легко умели преодолевать оцепление караванной охраны. Толпы купцов и их слуг, погонщиков и носильщиков для них не были препятствием.

— Я мог бы открыто сражаться за свою жизнь, — с плохо сдерживаемым раздражением от усталости объяснял Ёж. Хотя Пересвет пояснений не требовал, наоборот уже был не рад, что затронул эту, как оказалось, болезненную тему. — Я мог бы путешествовать, как подобает принцу крови. Вместо этого вынужден был терпеть унижение, играть в позорный маскарад и зависеть от неумелой наемной охраны торговцев. Верхом ехать не давали! Оружие отобрали!.. Но что я мог? Таков был приказ моего брата. Мне оставалось лишь сидеть смирно в своей тюрьме на колесах. Повторять уроки вашего языка. Круглые сутки, пока не освоил произношение лучше толмача. Непонятное бормотание все принимали за бред сумасшедшей… Так что я ничего толком не видел. Где мы проезжали? Через какие реки переправлялись? Какие степи? Какие границы пересекали? Через какие поселения? Уж извини, сказать не могу. В этом я совершенно бесполезен. Улус-орду от Ибири не отличу.

— Да я и не просил тебя узнать местность, — вздохнул Пересвет. — Я просто… Ну, к слову вспомнил, вот и спросил. Слыхал, будто Ибирский главный хан Тыгыдым-бей улус-ордынцам дань платит. Так, кажется? А Улус-орда — злейший сосед Кадайской империи.

— Верно. Кочевники много крови Хунь-Юаню попортили своими набегами. От них даже стену великую по границе строить затеяли, чтобы отгородиться.

— Разве стена поможет? — удивился Пересвет. — Хотя, смотря какой высоты, конечно… Так я о чем! Может, хан Тыгыдым нам, Тридевятому царству то есть, союзником против Кадая выйдет?

— Нет, не выйдет, — осадил Ёж воодушевившегося на порожнем месте супруга. — Это тебе не прямая арифметическая формула. Тут все международные интересы учитывать надо. А интерес ибирцев в том, чтобы Кадай истребил улус-ордынцев, чтобы дань платить не заставляли. А Тридевятое благодаря Хунь-Юаню пришло бы в упадок — и уж тогда Тыгыдым-бей не упустит возможности по-соседски заявиться к вам «в гости».

Царевич задумался.

— Союз между Ибирью и Тридевятым возможен, конечно — но только в том случае, если появится прямая угроза ханству, и тайный союз с Кадаем им покажется менее выгодным, чем мирный договор с вами… Тчи!.. — отрывисто ругнулся принц, остановившись. [прим: chi — черт, блин.]

— Будь здоров! — не расслышал царевич.

— Привал! — объявил Ёширо. — Ветер стих. Дальше идти бессмысленно.

Не заботясь о чистоте одежды, — а чего заботиться, если и так уж испачкался, как поросёнок? — Ёж плюхнулся на траву, под первое же приглянувшееся дерево.

Пересвет сел рядом, с блаженным вздохом вытянул ноги. Всё-таки хорошо быть благородным дворянином! Быстрокрылым всадником скачешь туда-сюда по делам. Верхом он и не такие расстояния мог одолеть, как сегодня. Легко! А вот пехотинец из него никудышный. Пересвет потрепал по холке подошедшего коника. После сегодняшнего пешего похода через буераки уважения к лошадям у царевича определенно прибавилось.

— Что это за звук? — насторожился Ёж. — Ты слышишь?

— Листва шумит? — предположил Пересвет.

Но ветра ведь не было. В следующий миг и царевич расслышал. Звук был действительно необычный — как будто шелестящий храп с тихим, размеренным поскрипыванием.

Звук не приближался и не отдалялся. Повторялся на одной громкости. И, по всей видимости, не предвещал никакой опасности, поэтому вскоре они перестали обращать на него внимание.

Над горизонтом, в длинную щель между облаками, проглянуло низкое солнце. Прищурившись на косые лучи, Кириамэ запрокинул голову, всмотрелся в нависающую низкую крону. Дерево, под которым они уселись передохнуть, выглядело необычно даже для этой странной местности. Ладно мухоморы в половину человеческого роста. Ладно необхватные кедры. Но это?.. Освещенные закатом круглые оранжевые плоды полыхали сусальным золотом, аж глаз резало. Голые ветки прогибались от тяжести обильного урожая. Листва давно облетела, что не удивительно при холоде.

— Удивительно, как оно здесь вообще растет? — проговорил принц.

— Что это за дерево? — заинтересовался и Пересвет. — Первый раз вижу такое.

— Я не помню названия на вашем языке. Но они растут только у нас или в Кадае. Кадайское яблоко, так кажется.

— Выходит, мы в Кадай попали? — удивился царевич.

— Сомневаюсь, — возразил Ёширо. Подобрал из травы опавший плод, разодрал крепкую кожуру, придирчиво понюхал брызнувший на пальцы сок. — Переспелые. Жаль. Наверное, тут снова без колдовства не обошлось — вот и выросло.

— Не похожи на кадайки, — заметил Пересвет. Экзотические яблоньки с мелкими, как черешня, кислыми яблочками уже успели заселить сады столицы Тридевятого царства и стать вполне привычными. Здесь же им встретился совершенно другой фрукт.

Выброшенным плодом заинтересовались коники. Опасливо обнюхали, лизнули сок, куснули золотистые дольки. И, воодушевившись необычным вкусом, мигом умяли всю мякоть до пустой кожуры. Не насытившись, принялись выискивать в траве еще «падалицу». Острыми копытцами плоды колошматили, крепкую шкурку разгрызали — только брызги во все стороны летели.

Воздух наполнился островатым, пряным и в то же время освежающим запахом.

Кириамэ глубоко вздохнул, закрыл глаза. Этот запах всколыхнул из глубины сознания яркие воспоминания о покинутой родине, где подобные деревья росли во множестве в предгорных садах... Вместе с накопившейся усталостью и черной безнадежностью, прочно поселившейся в сердце, это было не к добру. Нужно взять себя в руки, ни в коем случае не поддаваться пустым, бесполезным эмоциям…

— Скоро солнце сядет, — произнес Пересвет. — Надо бы место для ночевки подыскать.

Царевичу тоже было несколько не по себе. Тревожно? Не то слово… Волнительно? Снова ночевать под открытым небом. Согреваясь теплом друг друга… Выдержит ли он еще одну ночь, подобную предыдущей?.. И хорошо, если принц снова будет крепко спать. А если нет? Обычно-то ведь вполглаза дремлет, от любого шороха вскидывается. Вот будет тогда Пересвету пытка еще худшая, чем вытерпел нынче…

— Ненавижу чувствовать себя беспомощным, — вздохнул Ёж. — Нет хуже, чем когда тобой играют, словно куклой. Заставляют подчиняться обстоятельствам, которые сильнее тебя. Лучше бы с армией врагов встретиться лицом к лицу, в открытом бою, с оружием в руках! Чем мучиться от неизвестности. От бессилия…

У Пересвета сердце кольнуло. Видно, у мужа нервы натянуты уже до предела, раз вслух такое произнес. Впрочем, его и самого сейчас ощутимо потряхивало. Но нет, нужно держать себя в руках. Если предстоит еще одна ночевка, как вчерашняя… Пересвету до боли в стиснутых зубах хотелось схватить его в охапку, прижать к груди. Обнять, утешить, успокоить… Чтобы не видеть сейчас вот эту морщинку меж хмуро сдвинутыми бровями… Хорошо, что Ёж глаза закрыл и на него не смотрит. Наверняка не понял бы бешеного блеска в безумном взгляде. Боже! Похоже, царевичу самому надо успокоиться прежде, чем пытаться лезть с ободрением.

— Плутаем здесь… Неизвестно, где застряли. Неизвестно, надолго ли… А Войславу в это время какие-то мерзавцы мучают! И я ничего не могу с этим поделать. Просто не могу. Ксссо…

— С ней всё будет в порядке, — попытался возразить царевич, но выходило слабо и не убедительно. — Ясмин ее не оставит в беде.

— Что Ясмин? — прикрыл ладонями лицо Ёж. Выдохнул-зарычал от сдерживаемой ярости. — Она в конце концов всего лишь слабая женщина, использующая в качестве оружия способность очаровывать. Против грубой силы ее приемы бесполезны. Она назвала меня своим господином — а я не могу ее защитить. И твою сестру… Самого близкого, родного тебе человека…

Пересвет поднял было руку, чтобы хоть на плечо положить. Показать, как он ценит его слова, понимает его переживания. Но не осмелился прикоснуться, отдернул.

— Нельзя было заставлять девчонок отсылать золото Мэйнхарда вперед, — продолжал сокрушаться Кириамэ. — И врагов раздразнили, и жизненные силы близняшек истратили.

— Но кто ж знал? — вздохнул царевич.

— Я должен был догадаться, — глухо сказал принц. — Волшебство не происходит из воздуха. За всё всегда приходится расплачиваться. Всё имеет свою цену — чудеса тем более. Я должен был выспросить у них, узнать секрет. Заставить их признаться!

Пересвет невесело усмехнулся: самомнение супруга имело поистине императорский размах! Готов винить себя за все беды на свете. Не предугадал, не предусмотрел, не предвосхитил.

— Прости, — опомнился принц. Головой уткнулся в сцепленные на коленях руки. — Это я обязан тебя поддерживать. Вместо этого жалуюсь. Пожалуйста, дай еще минутку. Ты прав, пока не стемнело, надо укрытие найти. Хворост собрать…

Кириамэ еще что-то говорил. Вроде негромко, сдержанно — а внутри ведь клокотало, как в вулкане. Переживал за царевну сильней ее родного брата. Пересвету аж стыдно сделалось — он за самого себя сейчас больше волновался. Как бы с ума не сойти? До безумия нестерпимо хотелось развернуть за плечи и поцеловать… Жадно, крепко, долго, до растрескавшихся губ, до вкуса крови…

Царевич провел рукой по лицу. Лоб горел, как в лихорадке. Но не простуда, если бы! Вчера ночью еще хуже колотило.

За всю прошедшую ночь Пересвет едва ли на полчасика и сумел задремать. Под утро только отпустило его…

Сидел у костра, веточки подбрасывал, чтобы горело веселее. И на принца поглядывал. Того сморило быстро. С холода что ли, или с усталости. А может и мухоморы в ночной туман морока напускали, кто ж знает.

Пересвет опрокинул в себя для решительности оставшиеся полстакана водки. И подполз к спящему. Осторожно дотронулся, погладил по бледной щеке, готовый в любой миг отдернуть руку. Но Ёжик не проснулся. Тогда царевич втянул полную грудь воздуха. Катану с вакидзачи из-под расслабленной ладони убрал, отодвинул подальше на всякий случай. И взялся расстегивать кожаный кафтан. С хитрыми застежками он уж был знаком, долго возиться не пришлось. Сложнее оказалось вытряхнуть мужа из суровой одёжки и не разбудить при этом… Но и тут Пересвет справился. Нежно-нежно под спину поддерживал, чтобы не дай бог о хвою не искололся… Догадался свой кафтан расстелить. Благо длиннополый, широкий. Балахон немодный, грубоватый — а как пригодился…

Потом совсем обнаглел — решил и штаны на просушку к костру вывесить. Пока сапоги снимал, пока пояса с ремнями расстегивал — вспотел. То в жар бросало, то в холод. И раздевал ведь, бывало не однажды, и совершенно нагим видел… А пальцы тряслись, будто неведомо что незаконное творит. Кое-как управился. Тихонько старался, не потревожил. У самого сердце в груди бухало, словно десять верст без передышки пробежал.

Быстренько развесил, чтобы тепла хватило да искрами не достало. Еще хвороста в огонь подложил.

И рядышком на хвойные, примятые, пахучие смолой лапы присел. Ёжик во сне чуть слышно заскулил, на бок повернулся… и царевича обнял.

— Шш-ш… — зашептал тот, замирая, стараясь дышать через раз. — Спи, это я. Всё нормально…

Ладонью по спине погладил, точно кошку. И тот по привычке ногу на него закинул.

Пересвет выдохнул сквозь стиснутые зубы.

Дотянулся до своего кафтана, набросил сверху, укрыл мужа, от ушей до голых ног… И чтобы пятки наружу не светили, осторожно ладонь под коленки просунул, подтащил на себя… Ёж не сопротивлялся. Охотно на мужа переместился весь целиком, не просыпаясь.

Царевич без сил откинул голову. Перевел дыхание. Вроде бы холодно, того гляди снег повалит. И земля не перина… А душно и жарко. От напряжения перед глазами костровые искорки плясали. До стука в ушах хотелось стащить с себя рубашку, чтобы горящей кожей почувствовать соприкосновение тел. Ощущал ровное биение его сердца. Дыхание, щекочущее кадык и впадинку меж ключицами под расстегнутым воротом… И руки предательски тянулись, под грубой тканью кафтана… Ладони скользили по коленям, по бедрам… К узкой пояснице, к теплу худого живота под задравшейся атласной курточкой…

Насупив брови, Пересвет решительно заставил себя остановиться. Еще не хватало! Собственного мужа вздумал украдкой лапать! Воспользовался, что тот вымотался, как собака, и в кои-веки заснул крепко. Совесть иметь надо!! Совсем последний стыд потерял. Венчанный супруг называется…

Прижал его, обнял крепко. И приказал себе спать! Без всяких раздумий и упаси боже пошлых поползновений.

Да куда там. Пару часов промучился, еле задремал. А очнулся от резкой боли в кисти, перехваченной стальными пальцами. Поделом, нечего распускать фривольные конечности…

Воспоминание о минувшей ночи ослепительной вспышкой мелькнуло перед глазами. Но за этот краткий миг Пересвет решился. Нечего тянуть! Так ведь и прозевать можно собственное счастье. Если царевич сейчас не в состоянии выручить сестру, как бы ни желал помочь всем сердцем. Если для родного царства оказался бесполезен. Если понятия не имеет, куда идти и что делать — делать нужно то, к чему душа рвется! Сама судьба толкает будто в спину. Нельзя медлить! Нужно решиться! Сейчас же! Немедленно! Это как в омут прыгнуть — страшно до озноба. Но всего-то нужно глаза зажмурить, дыхание задержать и один шаг сделать.

И он сделал. Вернее не шаг — просто нагнулся к принцу. Губы сами собой для поцелуя сложились…

— Звук прекратился, — произнес вдруг Ёж.

Оглянулся, наклонился в другую сторону — не подозревая, ушел с линии соприкосновения.

Вместо губ мужа, рот царевича наткнулся на холодный кожистый шарообразный плод, неожиданно свесившийся на тонкой веточке вниз.

— Отведайте-ка моих молодильных яблочек, добрые молодцы! — проорал радушно высокий гнусоватый голос.

Пересвет только успел плюнуть, отмахнуться от фрукта, навязчиво лезущего в лицо. А принца уж как сдуло — отпрыгнул, схватился за катану, клинок до половины из ножен вынул. Но огляделся и врагов нигде не увидел. Обнажать оружие целиком повременил.

— Мои яблочки молодильные! — продолжал разоряться неведомый голос. Не то мужской, не то бабий с подвизгиваниями. И явно хмельной, судя по интонации. — Самые сочные плоды в мире! Самые сладкие! Самые ароматные! А уж полезные до чего, ни в сказке сказать! Скушайте пуд-другой — и помолодеете! Посвежеете! Похорошеете!..

— Это ты, получается, тут храпел? — спросил Кириамэ, резким движением забросив наполовину обнаженный клинок обратно в ножны.

— Я не храпела! Яблоньки не храпят! — оскорбилось дерево, покачав ветвями.

Пересвет глянул вверх — и с тихим выдохом «у-ё!» рванул из-под кроны к принцу, загородил его собою. И вовремя ушел: с высоты на землю посыпались дождем оранжевые переспелые «бомбы», от падения взрывавшиеся фонтанами сладкого сока.

Задремавшие от перебродивших плодов коники очумело повскакивали, — а до того мига блаженно валялись в траве кверху копытцами, — и сиганули, куда окосевшие глаза глядят. Правда, далеко от хозяев убежать не решились. Затоптались позади, ругательски всхрапывая, навострив уши и с любопытством взирая на вздумавшее вдруг заходить ходуном дерево.

— Какая ж ты яблонька? — хмыкнул Кириамэ.

— Молодильная, говорю ж! — настаивало дерево. — Мои яблочки на всю округу славятся! Из дальних деревень ко мне народ на поклон приходит! Сама матушка Яга не брезгует наливочку гнать из сладкого сока! Да что там — жар-птицы перелетные на моих ветвях отдыхают! Кстати, скоро прилететь должны. Они завсегда, как снег выпадает, из северных краев к нам зимовать перебираются. Да что говорить! Сам старший сын великого хана Тыгыдым-бея — самолично храбрый мурза Чумкум-гей мои яблочки за обе щеки уписывал и нахвалить не мог! Совсем недавно наведывался, кстати, полные карманы семечек набил, обещал сады разбить. Так что я буду матерью-основательницей королевских!.. тьфу — ханских волшебных садов неземной красоты и несказанной пользы!

— Стой, яблонька! — перебил поток хвастовства царевич. — Ты можешь нам сказать, где мы сейчас находимся? Что за края? Где деревня ближайшая?

— Отведай моего яблочка — тогда отвечу, — лукаво пообещало дерево. И веточку с плодами протянуло.

— Не советую, — сказал Кириамэ, кивнул на коников. Те, глаз не спуская с шевелящихся ветвей, хвостики задрали и, не смущаясь, удобряли почву.

Пересвет поморщился:

— Нет, благодарю за угощение, я не голоден.

— Ну, как знаете, — плеснуло ветками дерево.

И замолчало. А через пару мгновений — захрапело.

— Эй! Не спи! — возмутился Пересвет. — Мы еще разговор не кончили!

— Бесполезный цитрус, — хмыкнул принц, махнул царевичу: — Не трогай это бревно. Всё равно ни на что не годен, только кони прока…

— Почему это не годен?! — возмутилось очнувшееся дерево. — И сам ты цитрус! Я — яблонька!

— Ты? Да ты апельсин пьяный! — возразил Ёж.

— Я?! — задохнулось от возмущения дерево. — Да разве я… Кхе-к! Кхе!.. Хм?..

Дерево прокашлялось, подавившись оскорблением. И заговорило октавой ниже, пробуя мужской голос, зазвучавший куда естественней бабьего визгливого:

— Так что ж, правда что ли? Не яблоня, говоришь?

— Нет, — покачал головой Кириамэ. — Таких, как ты, в Кадае полным полно.

— И… Что ж выходит, я не уникальная? То бишь, не уникален? — в растерянности спросило дерево. — Не последний в своем роду и в мире?

— Говорящих апельсинов я точно не встречал, — пожал плечами принц.

— Вот! Я — говорящий молодильный апельсин! — возликовало нетрезвое дерево. А как протрезветь, коли прямо на ветках плоды бродят? — Единственный и неповторимый на всю округу! На весь белый свет!! И пусть всё ёлки и черешни утрут черешки! И вот нечего мне тут шелестеть, что я неправильная яблонька!! Да, не яблонька! Я — апельсин!

— Так ты скажешь нам, куда мы попали? — настаивал Пересвет.

— Откуда ж мне знать? — изумилось дерево. — Я ж в земле сижу, по дорогам не разгуливаю. Сюда попали, на мою поляну. А большего мне не ведомо.

— Ты ж говорил, к тебе народ приезжает толпами! — напомнил царевич, раздражаясь. — Ханский сын, еще кто-то…

— Ну да! Говорила! То бишь, говорил, — не отнекивался апельсин. — Только разве они со мной разговоры вести станут? Новости обсуждать, да? Как бы ни так! Обдерут, как липку — и укатят! Копытами все корни обтопчут. А я, между прочим, уникальное растение для этих суровых холодных краёв! Ко мне надобно с аккуратностью относится! А не ветки ломать, чтобы верхние яблочки обобрать. Варвары!! Да я, между прочим, колдовскими тайнами владею!! Да если только захочу — любого ханского сына испепелю в удобрение!..

Кириамэ оглянулся на царевича, выразительным взглядом напомнив, что про колдовство они уже и сами догадались.

Дерево же, поняв, что сболтнуло лишнего, пробормотало:

— Нет, про сокровища я вам точно ничего не скажу. А то еще выкорчуете… Ну, доброго пути, странники хорошие! Скатертью дорожка. А мне в спячку впадать пора. Ух, холодрыга…

И поджав веточки поближе к стволу, сжавшись в оранжевый шарообразный куст, дерево вновь принялось выводить трели. Интересно, чем оно вообще разговаривало? Если горла-то с языком у дерева не предусмотрено от природы…

[примечание к эпизоду: кстати, appelsina в буквальном переводе с голландского означает китайское яблоко]

— Вот ведь… пихта подлая, — пробормотал Пересвет. — Ладно, идем отсюда.

Принц кивнул. И хотел было пойти, да не сдвинулся с места. Поднял лицо к небу, запрокинув голову.

Солнце еще не ушло за деревья окончательно, путалось в облаках и ветках, вызолачивая унылый, облетевший лесок вокруг поляны. А сверху, из низкого ватного брюха белой тучи, медленно и плавно посыпались снежинки. Сначала мелкие, колючие крупинки — за ними повалили крупные хлопья. Словно перышки, выколоченные из перины — только искрящиеся в косых лучах, посверкивающие ледяными бриллиантами. Парили в воздухе, не спеша падать на жухлую траву, чтобы неизбежно растаять.

— Кирэ… — прошептал принц. [красиво]

Пересвет улыбнулся. Снежинки запутались в черных прядях, прилипли к подрагивающим ресницам, капельками растопились на приоткрытых губах.

— Грибной снегопад, — пошутил царевич. Подошел со спины вплотную, прижался и запахнул мужа в свой кафтан, для тепла. — У вас разве снега не бывает?

— Бывает, конечно. Не так рано, правда. И не так чудесно…

Пересвет решился. Сердце бухало, как угорелое. Но либо сейчас — либо лучше удавиться на ближайшей ёлке и не мучиться.

Он осторожно дотронулся до подбородка, заставил развернуться к себе и, хоть и не совсем удобно через плечо тянуться, поцеловал.

Кириамэ закрыл глаза. Снежные перышки с ресниц растаяли, капельками соскользнули вниз, оставив мокрые дорожки.

Поцелуй получился совсем не такой, какой мерещился царевичу. На неистовую страсть смелости не хватило. Или просто не хотелось пугать… Губы сомкнулись нежно. Пальцы вплелись в волосы, удерживая затылок. Но Ёж не вырывался, не спешил оттолкнуть, затягивал в сладкую игру, смешивая жаркое, рваное дыхание.

— Ямэте, кудасай… [прим: не надо, пожалуйста]

Пересвет неожиданно уткнулся губами в висок.

Его руки чувствовали дрожь, пробегавшую по телу принца. Или это он сам дрожал от неутоленной жажды большего?

— Почему ж «не надо»? Кхе-кхе… Мне лично понравилось. Красиво милуетесь. До утра б на вас любовалась, голубков.

Раздавшийся в густом снегопаде старушечий надтреснутый кашель застал их врасплох. Ёж отпихнул от себя царевича, машинально схватился за рукоять катаны. Но за пеленой парящих в воздухе хлопьев разглядел лишь безобидную на вид бабку. Худая и сутулая, стояла и пялилась на них, опираясь на узловатую клюку. С улыбочкой на дряблых губах, всё лицо морщинило, как печеное яблочко. А глазки хитреньким огоньком светились. С первого взгляда ясно — ведьма! Словно из-под земли выскочила, откуда только леший принёс.

— Кто вы, почтенная? — спросил Пересвет. Вот точно ведьма! Такой момент испортила, поганка дряхлая.

— Чего спрашиваешь? Кхе-кхе… Вот он догадался сразу! — она кивнула на принца. — Говори, ведь узнал меня! Чего застеснялся?

— Юки-онна? — произнес неуверенно Ёширо.

Про волшебную снежную деву, которая появляется в снегопады и забавляется тем, что морочит, а потом замораживает приглянувшихся путников-мужчин, Пересвет знал. Слышал про них сказки от нихонского толмача, давно правда, еще до свадьбы. Но точно запомнил, что девы те отличались исключительной белоснежностью, изяществом и завораживающей красотой. А эта — ну разве только седая?

— Да не то подумал! — захихикала старушенция. — Не надо мне комплиментов! Говори честно!

— Юкифури-баба, — признался Ёж.

Старушка зашлась в довольном хихиканье, быстро перешедшем в надсадное кхеканье:

— Вот-вот! Верно угадал, она самая я и есть — Баба!..

[примечание: Юкифури-баба — дословно «старуха снегопада», одна из множества личин Юки-онны.]

— Если снежная дева, то почему такая страшненькая? — спросил негромко Пересвет у мужа.

Дата добавления: 2015-09-01