Охота на жар-птицу 7 страница

— Ну, значит, и не потащим эти лже-яблочки домой, верно? — бодро рассуждал царевич на актуальную тему.

— Как скажешь, — согласился Ёж.

— Мало ли что Забава матушке наговорила! Какой в них смысл, если они не волшебные? — продолжал Пересвет. — Вот если б к настоящей яблоньке молодильной съездить — другое дело! Только далековато получается ехать. Разве только летом попробовать, верхом на золотых змеях? А что, можно ведь слетать, разведать! Тем более через границу кадайцы просто так, пешком если, нас с тобой наверняка не пропустят, хоть двадцать грамот дипломатических им показывай и про неприкосновенность талдычь. Верно?

— Ты прав, — согласился Ёж.

— Так, может, Улус-орда не из простой вредности с Кадаем воюют постоянно за приграничные земли? — сделал открытие Пересвет. — Не просто так, выходит, Кадай от этих кочевников стеной вздумал отгородиться! Раз это заповедное озеро возле самой границы — так наверняка ордынцы про него давно разведали! Вот и рвутся отвоевать вместе с прилежащими территориями. А что? Отвоюют — и смогут любые свои желания загадывать! Там, Яга говорила, и яблони молодильные по берегам растут, и вода у озера волшебная. Ты ведь слышал, чего она рассказывала?

— Слышал, — кивнул Ёж.

— Говорит: мол, окунешься разок — и любое сокровенное желание исполнится! — Царевичу не верилось в эти сказки, но проверить было явно любопытно. — И любой, мол, человек может своё желание загадать, без всяких ограничений и условий. Даже странно, что про это озеро до сих пор мало кто знает. Или наоборот — правильно? Если б все узнали — тут никакой воды на паломников не хватило бы. Все яблони оборвали бы на корню… Слушай, а ты какое желание загадал бы?

— А ты? — задал простой встречный вопрос принц.

Пересвет открыл было рот. Но спохватился — промолчал, только щеки предательски покраснели. Впрочем, если б Ёж захотел поехидничать про румянец, отговорился бы легким, пощипывающим морозцем.

Но Кириамэ мрачно молчал.

— Да что сегодня с тобой? — не выдержал царевич наконец.

— Ничего, — обронил Ёж. И взглядом снова ожег, словно ударом плети. У царевича аж мурашки побежали.

— Что-то было? — решился надавить Пересвет. Сколько тот может запираться? Если есть что сказать — пусть говорит! Красноречивого молчания царевич не желал понимать! Нет у него интереса молчаливые загадки разгадывать. — Ты ночью долго не приходил — что случилось? О каком зелье вы говорили с Ягой? Тебе плохо стало? Это после бани, да? Тебе так плохо было? А я ведь ничего не заметил по глупости… — всерьез испугался он. — Как же так…

— Нет, я в порядке, — заверил принц.

Пересвет пристально на него поглядел, недоверчиво. Вроде бы не соврал. Хотя, кто ж его знает?..

— В бане просто… — осёкся Кириамэ. — Перегрелся. Тут не о чем волноваться.

— А ночью? — напомнил царевич строго.

Делать нечего. Ёширо, конечно же, понимал, что скрыть своё взвинченное состояние невозможно. Тем более от Пересвета. А может, оно к лучшему? Может, принцу действительно стоит попытаться… пока не поздно…

— Яга будущее предсказала.

— Да ну? — заинтересовался царевич. — И чего она тебе нагадала?

— Берендею Ивановичу посулила долгую жизнь до глубокой старости.

— Это хорошо, спасибо ей за это, — кивнул Пересвет. — А что про тебя?

— Светополк погибнет преждевременно, не успев взойти на престол, — продолжал, точно не расслышав вопроса, Ёж.

— Что? — не поверил царевич. — Как?

— Не знаю подробностей, не спрашивай.

— Да ну! — отмахнулся Пересвет. — Ерунда все эти гадания. Может сбудется — а может и нет! Хотя… Если это будет несчастный случай, я еще могу поверить. Зная братца, не удивлюсь, если он вправду кончит жизнь как-нибудь под праздник: выпьет лишнего да устроит скачки по городу да через плетни-заборы! Он ведь не однажды уж хмельной с коня сваливался, чудом шею не свернул. — Пересвету всё равно от таких предсказаний было не по себе. Как ни отмахивайся от пустых глупостей, а неприятно. — А что еще интересного в предсказании было? Про тебя Яга что сказала?

Если бабка и про Ёжика наговорила пакостей, Пересвет за всё ее гостеприимство этого не простит!

— Еще сказала, что никто из твоих братьев царство в наследство принять не захочет. И ты тоже от короны окажешься.

— Конечно, откажусь! — горячо согласился тот. — Очень мне нужно царем делаться.

— Трон отпишут сыну Войславы по имени Ингвар, — припомнил Ёж.

— Она за викинга, что ли, какого-то выйдет, значит? — сообразил Пересвет. — Вот это интересная новость! Уломает, значит, какой-то северный князь сестрицу. Как домой вернемся — ты ей это предсказание перескажи обязательно! Хочу на ее лицо поглядеть, как ее перекосит, амазонку нашу, мужененавистницу, — хихикнул он в предвкушении скандала с вспыльчивой сестрицей. — А про меня еще что-нибудь было?

— Про тебя было, — тихо ответил Ёж. — Ты принцессу красавицу в жены возьмешь. И детишек она тебе нарожает. А я буду крестным.

У Пересвета челюсть отвисла. Остановился посреди тропы, принцу путь преградил.

— Красавицу? — заглянул непонимающе в глаза. — Что ты несёшь?

Кириамэ пожал плечами. Взгляд выдержал стойко.

— Мало ли как в будущем могут сложиться обстоятельства, — резонно возразил принц. — Ты ведь на самом деле всё еще не женат. Возможно, эта свадьба будет необходима ради политического союза.

— Опять?!! — заорал Пересвет.

— Или ты влюбишься, — негромко предположил Кириамэ.

— Я?!! — поразился царевич. — Ты с ума сошел, да? Может, тебе это приснилось? А, я понял!! Ты из-за этого на меня целый день дуешься, да? Вот значит почему! А я-то в толк взять не мог, в чем я провинился!! — возмущению Пересвета не было границ. Отрезал: — Глупость все эти ваши гадания! Бабка от старости наполовину сбрендила — и тебя туда же несёт? Постыдился бы ересь повторять.

Подхватил брошенные на землю мешки с зерном и с бутылями самогона — и решительно зашагал вперед.

— Я не из-за этого расстроился, — возразил Кириамэ. Не хочется, чтобы муж обвинил в пустопорожней ревности, придётся сказать правду. — Она предсказала, что тебе суждено умереть раньше меня.

— Чушь. В один день умрём. Как выведешь меня из себя — так друг друга и прирежем.

Пересвет вовсе не шутил.

Но и Ёширо было не до шуток!

— Послушай меня! — догнал и остановил принц насупившегося мужа. — Я не хочу быть твоим душеприказчиком, понял? Не вздумай меня оставить в одиночестве готовить тебе похороны! — и указательный палец свободной руки в грудь ему упёр.

Тот вздохнул тяжко. Снова мешки на землю сгрузил. Заставил и принца пустую клетку поставить. Его озябшие руки в свои ладони взял.

— Глупый, — произнес Пересвет терпеливо, будто с капризным ребенком разговаривал. — Какие еще похороны? Не хорони меня раньше срока. Или я тебе уже надоел?

— Я желаю тебе долгой и счастливой жизни! — не унимался Ёж. — Пусть ты женишься, как было предсказано. Пусть я уйду в монастырь…

— Ты? В монастырь? В женский, что ли? — хохотнул Пересвет.

— …Но заклинаю тебя всем святым, что есть на свете — не смей умереть раньше меня. Поклянись мне! — потребовал Кириамэ.

— Вот еще, не стану, — фыркнул Пересвет. Поднес его руки к своим губам, подул, согревая дыханием.

Принц молчал. Упрямо продолжал сверлить супруга нетерпеливыми глазами. Пересвет насупил брови, проверяя, не появилось ли у него на лбу прожженной дырки. Покосился на Ёжика.

— Ну, хорошо! — сдался царевич. — Клянусь! Сделаю всё от меня зависящее, чтобы не помереть без веской на то причины! И клянусь не позволить тебя сбежать на тот свет раньше времени, чего бы мне этого ни стоило.

— И ты… всё равно не отпустишь меня? — робко, с непонятно к чему относящейся горечью уточнил принц. — Даже когда женишься?

Пересвет всплеснул руками. Со стоном поднял ношу — и потащился вперед, не разбирая тропы и сугробов:

— Ну, кой чёрт дернул старуху заняться гаданием?! — воскликнул он в сердцах. — Не собираюсь я жениться, понимаешь? Мне одного замужества на всю жизнь хватило! Не хочу больше!!

Кириамэ не знал — верить или не верить его словам.

— Даже если это будет принцесса с черными волосами до пят? — уточнил он, как бы шутя.

— Мне твоих достаточно! — ехидно посмеялся Пересвет. — А если будет мало — на Шеморханкины кудри полюбуюсь!

— Даже если я сам тебя буду к этой свадьбе толкать? — быстро нагнал его принц, зашагал рядом.

— Хоть за уши тащи, — разрешил царевич.

— Даже… — запнулся на полуслове Ёж. Но пересилил себя, договорил: — Даже зная теперь, что у меня на самом деле не чер…

— Ничего я не знаю! — перебил-отрёкся Пересвет. — И знать не хочу!!

— Но ведь ты только по черным волосам с ума сходишь! — возмутился веселому безразличию принц. — Без этого ты меня вообще подле себя терпеть не захочешь? Променяешь на молоденькую девушку? На принцессу, которая будет красивей, чем прекрасная дева из твоих грёз?

— Красивей, чем?.. — Пересвет чуть не ляпнул «чем ты», но вовремя язык прикусил.

Вздохнул, снова вынужденно сделал остановку. Притянул к себе супруга, потрогал рукой лоб — вдруг лихорадка? Бредит ведь не без причины? Странно, но жара не было. Холодный, как ледышка.

— Бака! — сказал Пересвет. — Где ж ты возьмешь такую? И вообще — откуда ты знаешь, что именно мне снится! [глупый]

— Мне ли не знать? — сердито усмехнулся Кириамэ, с напряжением ища правду в глазах мужа.

И Пересвет не думал выпускать его из рук. Ему поднадоел этот бредовый разговор о бредовых предсказаниях. Принц и без пророчеств в последнее время себе места не находил. Совсем ведь свихнется!

Выбора не было.

Царевич прижал его к себе еще теснее. И потянулся поцеловать. Даже глаза прикрыл.

Но холодные губы скользнули по губам, приоткрылись не для поцелуя, а для вопроса.

— Зачем? — шепотом спросил Кириамэ.

Пересвет похлопал ресницами непонимающе.

— К чему эти твои поцелуи? — спросил Ёж, глядя в глаза испытывающе. И в голосе зазвенели нотки скрытой ярости. — То манишь меня, то отталкиваешь. Целуешь, когда посчитаешь нужным. Утешаешь, когда решишь пожалеть. И бежишь от меня, когда я делаю шаг навстречу. Почему? Тебе настолько безразлично, что я чувствую при этом?

Пересвету нечего было ответить. И верно — как можно растолковать его поведение? Кто из них бредит больше — Ёжик или он сам?

Просто обнял, виском о его висок потерся:

— Если б я сам хоть что-то понимал.

Кириамэ высвободился из его рук. Пересвет опомнился, смутился, взгляд отвел, покраснел сильно. Взялся за поклажу, ушел вперед, оставляя темные следы на свежем снегу.

Солнце садилось. Вспыхивали морковного цвета всполохи между чернеющими стволами.

Скрипнув зубами от злости, принц решил, что пойдет на всё — но заставит царевича сделать выбор! Сегодня же. Хватит! Дальше терпеть эту нерешительность невозможно. Либо упадут в омут, но оба — либо уйдет кто-то один. Балансировать на грани у него больше сил нет.

Пересвет с отчаянием продолжал делать вид, будто всё хорошо. Пытался шутить, подбадривал идущего следом мрачного принца. Продолжал рассуждать — с яблок переключил внимание на диковинный образ жизни жар-птиц, о котором поведала за чаем словоохотливая Яга.

Пришли к поляне лже-яблони. Смеркалось. Вновь пошел снежок.

Сжавшаяся от холода в клубок крона апельсина была засыпана пушистой снежной шапкой. Даже мелкие веточки покрылись слоем белых иголочек-льдинок. Дерево напоминало бы украшенную золотистыми шарами новогоднюю ёлку — если бы не было таким круглым, как подстриженный садовый куст в кадке.

Лже-яблонька негромко храпела. С присвистом. На приветственный стук по стволу не откликнулась.

— Ну и пусть спит, — с некоторым облегчением сказал Пересвет. — Разговорами мешать не будет.

Они взялись устраивать ловушку для диковинных птичек. Всё, как велела Яга: утоптали снег под апельсинкой, полили водой из еще теплой бутыли, чтобы образовалась ледяная корочка — сделали желоба-кормушки. Когда ледок схватился, высыпали зерно дорожкой — от деревца до спрятанной в ближайших кустах клетки. Дверцу клетки укрепили на тонкой спице: чуть тронь — и захлопнется, заперев неосмотрительную пташку, сунувшуюся туда за продолжением пиршества. А чтобы птички утратили бдительность и излишнюю пугливость — ячмень щедро полили крепким самогоном, настоенным на апельсиновых корочках.

Оставалось только дождаться прибытия обещанной стаи.

Пока занимались, успело стемнеть.

— Нет, не верю я, чтобы птицы смогли бы от голодухи волка обглодать! — разглагольствовал Пересвет. — Тут Яга точно присочинила. Вот, зерно клевать, фрукты — это понятно, это любая птица любит. Но зверя сожрать? Нет, не верю.

Передвигаться по поляне приходилось с осторожностью. Но раз всё уж было готово, гномьи фонарики решили пока не зажигать — сидеть в засаде положено в темноте.

— А что в сугробах норы устраивают, веришь? — спросил принц.

Бросил освободившийся мешок из-под бутылей на удобный поваленный ствол, отгороженный от поляны ширмой кустиков — и уселись с царевичем ждать. (Наполовину опустевший мешок с ячменем спрятали рядом — многовато показалось целый на землю рассыпать. Прилетят пташки или нет — еще не известно, а хороший продукт переводить зря жалко.)

— Ну, ночевать в сугробах и зверям не зазорно, — рассудил Пересвет. Придвинулся к мужу и укрыл его полой кафтана. — Если учесть, что у жар-птиц температура оперения должна быть повышенная, то им в снежном насте ледяную нору проплавить — раз чихнуть. Так ночевать гораздо теплее, я слыхал, чем на веточке, на ветру...

Пересвет договорил, с трудом сумев не потерять нить мысли. Кириамэ из-под его руки не сбежал. Посмотрел внимательно, тяжелым взглядом побуравил мгновение-другое. Решил что-то про себя — и улыбнулся лукаво. Теснее подсел, нога к ноге, бедро к бедру. Развернулся вполоборота — к груди жаркой прижался, точно впрямь замерз страшным образом. Руки озябшие под кафтан скользнули, на спине замершего царевича ладони угомониться не пожелали — принялись тихонько поглаживать. Пересвет на макушку принца уставился. Дыхание даже затаил. Подумал немножко — и в ответ обнял, закутал обеими полами, делясь теплом.

— Не ночевать, — ворчливо поправил царевича Кириамэ, потираясь щекой о грудь, о шею. Пересвета в жар бросило от ленивых плавных движений. Как кошка, ей богу… — Яга говорила, они в сугробах спят днем, а ночью летают, ищут пропитание. Ночные они, хищницы.

— Ах… Да… Верно… — припомнил царевич, бледнея от ощущения его робкого, прерывистого дыхания на своей коже в области кадыка, затем под правым ухом. Мурашки вдоль хребта бегали, да там его же ладони хозяйничали. — Интересно, они поэтому только зимой сюда прилетают?.. Как снегири… Ну, потому что… Жарко им, да?.. От своего же оперения…

— Наверное, — согласился принц, щекоча теплом вздохов мочку царевичева уха. — Зимой прилетают сюда. Лето пережидают в холодных краях.

— Так… — хватил воздух пересохшими губами Пересвет. — Летом в холодных краях зерна мало, наверное… Поневоле хищницами станут…

— Наверное, — покладисто согласился шепотом принц.

Кириамэ высвободил руки из-под кафтана, обвил шею царевича, пальцы вплелись в светлые кудри, шапка свалилась на снег позади поваленного ствола. Пересвет в темноте видел приблизившиеся на непредсказуемо опасное расстояние глаза, поблескивающие, с волнующими, трепещущими в беспокойном движении ресницами.

— Ч… что ты делаешь?.. — спросил глупость Пересвет. Сам устыдился — разве непонятно? Сейчас поцелует. Вон, принц губы к губам приблизил, приоткрыл… Облизнул свои коротко, самый кончик языка мелькнул, вызвав ответную дрожь волнения у царевича, не нашедшего в себе сил отвести взгляд. Пересвет невольно вспомнил, как умеет сладострастно этот язычок хозяйничать в чужом рту при жарких, самозабвенно-бесстыдных лобзаниях…

— Я не хочу больше ждать, пока ты решишь за нас обоих, — признался принц, властно лаская пальцами его затылок, заставляя наклонить голову к себе ближе. — Я устал ждать. Хочешь, проклинай меня. Сейчас я поступлю по своему желанию. Потом можешь меня прогнать. Потом — мне будет уже безразлично.

Он прикоснулся губами к щеке покорно застывшего царевича. Затем к хмурой морщинке между бровями. К кончику носа, оказавшемуся на ощупь очень холодному.

Пересвет не удержался, шмыгнул носом. Ёж мягко усмехнулся. Хотел продолжить терзать неуловимо-легкими ласками. Но царевич поднял глаза вверх — и в них, удивленно округлившихся, отразилась полоса золотого огня.

Небесный купол разорвался надвое? Сквозь ночь в разрыве небесной сферы просияло солнечное утро?

Кириамэ обернулся в объятиях супруга, взглянул на небеса — те впрямь полыхали золотом! Движущаяся золотая река огня пересекла синеву, острие стрелы указывало на крону лже-яблони.

— Жар-птицы? — прошептал восхищенно царевич.

Ёширо пришлось отпустить его. Пересвет забыл о ласках — о засаде тоже забыл. Поднялся с места, сделал несколько шагов вперед, но опомнился, укрылся за стволом сосны.

— Я думал, они будут крупнее! — негромко сказал царевич с удивлением подошедшему сзади Кириамэ.

Жар-птицы, во множестве рассевшиеся на кроне апельсина, вправду оказались невелики. Тельцем чуть больше воробья, а шея длинная, тонкая. И ноги, как у молодого фазанчика, голенастые. И как у петуха — со шпорами. Зато перьев много! В размашистых узких крыльях, в длиннющих узких подвижных хвостах. Даже на головках — маленькие венчики. И действительно — огнем полыхали! Золотые ослепительные всполохи пробегали по гибким хвостам, играли на крыльях, искрились на венчиках, мерцали на пузиках. Даже хищно загнутые клювы, — увесистые и нисколько не похожие на воробьиные! — светились изнутри, словно горячий уголек.

Птички с деловитым посвистом принялись устраиваться на дереве, отряхивая любимые плоды от снега, обмахивая хвостами, перепрыгивая с ветки на ветку. Затем, осмотревшись, заинтересовались приготовленным на поляне угощением, как и было рассчитано.

Однако Кириамэ на шумную стаю не смотрел.

Силой развернул к себе залюбовавшегося на диковинных пташек Пересвета. И, вцепившись в воротник обеими руками, впился в губы поцелуем.

Царевич не смел вырываться. Но и отвечать было страшновато — в золотых беспокойных всполохах, наполнивших поляну, лицо принца казалось каким-то чужим. Каким-то демонически прекрасным.

— Ну же, оттолкни меня? — оторвавшись, свистящим злым шепотом предложил Ёж. — Разве тебе это нравится?

Пересвет не ответил, растерявшись. Зачем отталкивать? С какой стати? С чего бы вдруг? Ну, а на счет того, что нравится… Нет, в этом признаваться ни в коем случае нельзя!

Ни слова не дождавшись, принц напал снова. Иначе сказать невозможно! Пересвет под неожиданным натиском отшатнулся — благо нашлась опора. Вжался спиной в ствол сосны, руками ухватился за нижние сучья, чтобы не упасть. Застонал тихонько, заскулил жалобно в требовательные губы — и самому стыдно стало за вырвавшийся стон. Но ничего поделать с собой не мог. Голова кружилась, дыхание перехватывало, горло стиснуло, словно от долгих рыданий, а сердце заполошно зачастило, сумасшедшее.

— Разве ты хочешь этого? — допытывался, прерываясь, чтобы глотнуть воздуха, Кириамэ. — Это же так унизительно. Так пошло. Так неправильно и непристойно. Ты хочешь, чтобы я прекратил? Скажи! Оттолкни меня! Оттолкни меня… Скажи что-нибудь? Скажи…

Но Пересвет ничего не говорил.

И Ёж снова целовал. Не как обычно. Никакой нежности, трепетности, ласки. Без привычной внимательности и чуткости, не заботясь об ощущениях супруга. Впечатал спиной в дерево — и принялся измываться над губами царевича в своё удовольствие. Дерзко. Страстно. Отчаянно. Требовательно.

И странно, что Пересвету это нравилось. Нравилось больше, чем осторожные невесомые прикосновения, какие принц позволял себе с ним раньше, да хоть вот только что, минуту назад… Щеки горели, уши пылали — но смысл от себя-то правду скрывать?! Разум накрыло туманом, сладко заныло в животе. Ломающиеся в руках сосновые сучки до боли в пальцах стиснул — а хотелось стиснуть плечи своего Ёжика… Но нельзя. Боязно шелохнуться, не спугнуть бы — пусть делает, что хочет…

Кириамэ эта покорность злила неимоверно. Он ждал возмущения, сопротивления — но не жалобного поскуливания! Он почти кусал за губы, он был нарочито груб и несдержан — а в ответ под ладонями слабая дрожь по телу? Почему Пересвет терпит?! Почему позволяет над собой надругаться? Где его гордость?!

Изнутри поднималась леденящая ярость и обида. Нечто, похожее на бешенство, ударило в голову. Что ж, Кириамэ пойдет дальше — на зло. Терпит? Посмотрим, насколько же хватит его терпения!

Не отрываясь от истерзанных, припухших губ, Ёширо взялся рвать на царевиче одежду: к черту застежки на воротнике, отлетающие пуговицы… Он распахнул кафтан, всем телом впитав волну тепла. Торопливо вытащил рубашку, заправленную под кушак, запустил руки под мягкую ткань, ладонями взялся оглаживать грудь, живот...

Пересвет откинул голову назад, приложившись затылком о ствол, но это нисколько не отрезвило. Облизнул освобожденные наконец-то, словно обожженные, губы. Ртом дышал, отдышаться не мог.

— А ты возмужал за эти полгода, — вкрадчиво прошептал Ёж, уткнувшись в шею.

— Будто еще в бане не заметил? — хохотнул хрипловато царевич.

Шаловливые пальцы скользнули под кушак, под пояс штанов. Поглаживали кожу, наслаждались рельефом напрягшихся мускулов на животе. Пониже пупка нашли дорожку несмело-мягких волосков, чересчур завлекательно уходящих еще ниже… Однако ладони не спустились глубоко — ожидая возражений. Которых не последовало.

— Говорят… — срывающимся голосом выдохнул царевич. — Говорят, после свадьбы… уже не мальчик, но муж… Как-то так? Вроде бы…

Он хотел рассмеяться нелепой шутке, но дыхания хватило на всхлип.

— Да ты что? — отозвался насмешливо Ёж. Взялся выцеловывать шею, куснул за мочку уха, вызвав ответный стон сквозь зубы.

Пересвету бы съязвить в ответ. Но слова разбегались. Косноязычие напало, словно в бреду маялся. Его принц ведь тоже сильно изменился за это время…

— Ты ведь тоже… это… За девушку уже не примут… — пробормотал Пересвет.

Хотел сказать, что внешне не изменился нисколько. Как был изящным-тощим, так и остался. Но разве во внешности тут дело? В движениях не девичьей резкости прибавилось. В словах уверенности. Уж не прячет скромно глаза при разговоре, как постоянно бывало прежде — напротив, сквозь синеву сталь черненая поблескивает! Вот прямо как сейчас сверкнула, полоснув прямо по душе…

Ой, неправильно сказал! Не те слова подвернулись! Пересвету хотелось завыть. Но как тут объяснишь, если язык не ворочается, как у пьяного?! Ёж скривил губы в злой улыбке. Ну, точно — обиделся! При его-то болезненно тщеславном отношении к своей внешности.

— Соу-ка… — протянул Ёширо. [вот как]

— Я… не то сказал… не так… прости… — зашептал Пересвет, торопясь объяснить.

Но принц заткнул рот поцелуем — и пришлось отвечать, но молча.

— Почему не отталкиваешь? — не выдержал наконец, прошипел Ёж.

Поцелуй оказался коротким. Вздумалось лишь поддразнить? И наплевать ему было, что супруг тянулся к нему, против смущения и стыда — робко искал его губы.

— Почему не сопротивляешься? Ты же теперь знаешь, что будет дальше, если не остановишь. Тебя же Хильда просветила! Останови меня, пока не поздно. Оттолкни. Ну же?

— Нет, — выдохнул Пересвет. Он не понимал, почему Ёж злится! Он же не возражает — так что же не так? Чего ему теперь не хватает?!

— Пока не поздно? — настаивал Кириамэ, жарко шепча. Заодно и ухо облизнул, одарив волной дрожи. И ладонь, прижатую к животу, чуток ниже опустил. Кончиками пальцев мягко погладил по нежной, чувствительной коже. — Ты же знаешь, будет больно… Очень больно…

— Я… согласен.

— Останови меня.

— Делай, что хочешь…

— Уверен? Лучше оттолкни сейчас. Пока еще можно перетерпеть. Потом будет гораздо больнее — и тебе, и мне.

— Делай, что хочешь, — упрямо повторил Пересвет. Взглянул принцу в глаза вопросительно, непонимающе.

— Разрешаешь? — усмехнулся тот. — Уверен?

Пересвет кивнул. Отцепился от дерева — хотел взять за плечи, притянуть к себе. Поцеловать… Но Кириамэ с неожиданным раздражением отмахнулся от его рук, отпихнул в грудь.

— Согласен уже на всё? — спросил едко. — Позволишь себя обесчестить? Ты согласен даже на это?!

Пересвет отвел глаза, густо покраснев. Но всё равно кивнул.

— Я настолько жалок в твоих глазах? — понизив голос, рассмеялся Кириамэ. –Настолько, что ты готов пойти даже на это унижение?! Отдашься здесь, на голой земле — как последняя деревенская девка? Лишь бы я успокоился, да? Лишь бы отстал от тебя наконец-то? Перестал бы изводить приставаниями? Ты на это надеешься?

Пересвет был слишком взбудоражен, чтобы обращать внимание на оскорбления. Попытался отшутиться:

— Твою кислую мину видеть каждый день — худшая пытка.

Неудачная вышла шутка.

— Я тебе опротивел? — зашипел супруг, сверкая глазами. А глаза-то опять на мокром месте! — Так оттолкни же! Прогони! Отпусти меня!

— Не отпущу. Что хочешь со мной делай — всё стерплю. Но не отпущу.

— Ты… ты… — не находил приличных слов Ёж. — Как ты не понимаешь — не это мне от тебя нужно!!

— А что же тогда?! — воскликнул Пересвет.

— Если бы мне нужно было только твое тело — я давно бы взял тебя силой! — заявил супруг трагичным тоном.

— Да неужели?! — взбеленился царевич. — Да кто бы тебе еще позволил такое!

Пересвета задело не на шутку! Схватил супруга за плечи, швырнул на хрусткий снег, покрывавший жухлую траву и подмерзший мох. Хотел прижать всем весом, чтобы не рыпался. Но у того гонора было не меньше, на сдачу не поскупился — оказавшись на спине, Ёширо мужа через голову перекинул. Мигом взлетел над ним — и на живот уселся, разложил, оглушенного, коленками бока стиснув. Пересвет зарычал, вскинулся ответить, сбросить, повалить, подмять. Но не заметил, что сопротивление пропало так же внезапно, как вспыхнуло. Спустя миг царевич опомнился, сидя верхом на безвольно распластанном принце, прижимая покорно ослабевшие руки к земле.

Ёж не отводил непроницаемых глаз. В золотом мерцании, наполнявшем поляну, в всполохах жар-птичьего огня его глаза искрились влажным блеском.

Пересвет запыхтел. Что теперь делать? Отпустит, слезет — и не факт, что в тот же миг не получит в морду сапогом за унижение.

— Э… Гомэнэсай? Онегай… — промямлил царевич, осторожно отпуская запястья, но готовый в любой миг обороняться. [прости пожалуйста]

— Ты меня прости, — произнес ровным тоном принц. — Я вообще не должен был появляться в твоей жизни.

— Опять за своё! — с досадой фыркнул царевич. Поднялся, протянул руку, помог встать.

— Я до безумия хочу тобой овладеть, — всё так же безжизненным голосом сообщил Ёж. — Но если бы я себе это позволил… Нет, тебе бы понравилось, не сомневайся.

— Да неужели? — хмыкнул Пересвет.

— В первое время, возможно, мне удалось бы завоевать твою влюбленность. Возможно… — продолжал тот. — Но потом… Рано или поздно ты стал бы презирать меня за эту телесную слабость. За похоть. За то, что не смог совладать с низменными желаниями и заставил тебя отдаться против твоей воли.

— Но теперь-то я не против воли предлагаю! — заикнулся Пересвет.

— Из жалости? — горько усмехнулся Кириамэ. — Это всё равно, что снасильничать. Даже хуже. Словно я тебя по своему желанию сломал… Поэтому я и прошу: отпусти! Пока не зашли слишком далеко. Пока не смертельно расставание. Ты найдешь себе девушку…

— Да иди ты!! — вспылил Пересвет. В сердцах пнул подвернувшийся пенёк, разлетевшийся ржавой трухой. Жар-птицы шугнулись было, закаркали — но быстро успокоились, снова слетелись клевать хмельное зерно.

— Уйду, — покладисто кивнул принц с улыбкой.

— Куда? — нахмурился, процедил Пересвет.

— Хоть наемником в Шемор, — пожал плечами тот. — Хоть к Зигурду в любовники.

— И тебе хватит совести? — усомнился царевич ядовито. — Твоя императорская честь это позволит?!

— Мне будет безразлично. Я заставлю его потерять голову от страсти, будь уверен. И получу всё, что пожелаю. Пусть за это я заплачу унижением в постели — какая мелочь, право.

— Ты не полюбишь его никогда!! — У царевича опять кулаки нестерпимо чесались.

— И пусть. Жить с тем, кого не любишь, гораздо легче и спокойней. Не больно будет над ним издеваться.

— Хватит уже… — прошипел Пересвет.

— Позволь? — умоляюще прошептал Кириамэ. — Я освобожу тебя. Ты найдешь себе девушку…

— Не хочу я никого!

— …которая одарит тебя радостью отцовства — тем, чем не смогу за твоё падение отплатить я. Но ведь я вообще ничего не могу тебе предложить взамен!! Мне нечего тебе дать, понимаешь?! Без будущего! Без семьи! Без уважения окружающих... Ничего!!

— Пусть! — перебил Пересвет.

— Это моя вина, — не слышал его принц. — Я уже отравил тебя, исковеркал жизнь, замутил разум… Но ты всё равно никогда не подпустишь меня ближе, понимаешь? Никогда! Я это знаю. Не разделишь мои желания. Тебе это не нужно! Так лучше и не пытаться… Если ты не испытываешь ко мне тех же чувств, не переступай через себя! Не поддавайся! Разорви наши узы сейчас, не тяни! Умоляю! Неужели ты хочешь, чтобы я до самой смерти ходил за тобой, как пёс на привязи? Бесился и рычал на каждую приблизившуюся к тебе девицу? На тебя и через тридцать, через сорок лет будут женщины заглядываться. Ты заслуживаешь обрести нормальную семью, завести детей. А пока я рядом — у тебя этого ничего не будет, пойми! Это слишком дорогая цена за мою ошибку! Я знаю, о чем говорю, поверь: именно это и есть счастливая, достойная жизнь для мужчины. А тебя всего этого лишаю я!! Я лишь буду отравлять тебе жизнь ревностью. Стану злым, издерганным, растолстею на ваших баранках-пряниках, как кадайский мандарин. Стану тебе противен — и только тогда ты меня прогонишь? Потеряв последнюю крупицу терпения и снисходительности? Скажи, твоя дружба настолько великодушна, что сможет простить меня за отравленную тебе жизнь?!

Дата добавления: 2015-09-01