Глава 12. Когда плачут чайки

Воспоминания из Думосбора. Драко Малфой, 23-24 февраля 2008 год.

Я не видел Рэймонда Крэбба около пяти лет. Похудевший и высокий, с залысинами, он напоминал скорбный лик средневекового монаха. Мантия его была измята, на подбородке пробивалась рыжеватая щетина, а на лице прибавилось морщин.

— Будешь что-то пить, Драко? — мы опустились в кресла возле треугольного маленького столика.

— Чай, если можно, — натянуто улыбнулся я, чинно выпрямившись в кресле. Домовой эльф принес поднос с молочником, маленьким заварником, чашками и сахарницей.

Какое-то время мы молча пили чай, но я не выдержал.

— Сэр, в письме вы говорили, что у вас есть важная информация для меня, — намекнул я, глядя на сидящего напротив.

Крэбб кивнул и с шумом выдохнул.

— Вчера погиб Мальсибер, Драко. Его прикончили в собственном доме.

Я нахмурился, вспоминая громилу, который любит пускать кровь жертве до тех пор, пока не останавливалось сердце.

— Я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.

Рэймонд плеснул себе коньяка в чай и опустошил пол чашки.

— Название Тёмная Лига тебе о чём-то говорит? — он хмыкнул, заметив, что я напрягся.

— О чём вы? — холодно спросил я.

— Что тебе рассказал Люциус перед своей смертью? — Крэбб сдобрил остатки чая алкоголем и сложил на животе руки.

— Ничего, — отрезал я, постукивая по колену пальцами. Крэбба это почему-то развеселило.

— Как всегда верил в свою неуязвимость...— он рассмеялся, но вскоре затих и уголки его губ скорбно опустились. — Он хотел защитить тебя и Нарциссу.

— От чего? — процедил я сквозь зубы.

— От них. — Крэбб в упор взглянул на меня. — Они придут.

— О чём вы говорите, чёрт побери? – я зарычал, и чашка в моей руке дрогнула. — Объяснитесь.

Проигнорировав мой тон, Крэбб глубоко вздохнул.

— Пусть мы и не были с ним близки последние годы, но когда-то же были друзьями... Послушай, Драко, никто не хотел чтобы так получилось... И винить в этом тоже некого. Тёмная Лига...она как Медуза Горгона, — он ухмыльнулся. — Отрежь одну голову — появится вторая.

— К чему вы клоните?

— В июне прошлого года мы с твоим отцом отправились в Белфаст с теми, кто раньше служил Тёмному Лорду. Нас собрал Шэйн Мэддоуз. Ты знаешь, кто это? — он бросил вопросительный взгляд и после кивка продолжил. — Мэддоуз, более известный как Руф…

— Руф и Мэддоуз это один и тот же человек? – выпалил я.

Рэймонд рассмеялся.

— Да. Это была байка о главаре, которого никто никогда не видел. Сам Шэйн был якобы его правой рукой, но это только отвлекало внимание. Он формировал вокруг себя общество тех, кто был не в ладах с законом, недовольных властью, бывших Пожирателей и просто безумцев, которые не имели что терять. Он хотел власти в Ирландии, а нам предложил привилегии в Англии после того, как Кингсли будет свергнут. В обмен на это мы должны были вступить в Лигу и бороться против существующего режима... — он внезапно зашёлся в приступе тяжелого кашля. — Извини, — пробормотал Крэбб, прижимая ко рту платок.

— Зачем?.. — вырвалось раньше, сем я осознал.

Рэймонд ухмыльнулся, неприятно и глумливо, а затем развёл руками, глядя на пламя в камине.

— У всех в жизни свое цели, Малфой... — задумчиво проговорил он. — Одни из оставшихся Пожирателей хотели власти, другие искали нового покровителя. А третьи... — его взгляд скользнул по моему лицу. — Третьи хотели отомстить. И нам выпал такой шанс.

— Вам? Кому хотел отомстить мой отец? — выпалил я.

Крэбб провёл ладонью по лысине. В камине щёлкнуло полено и меня бросило в холод.

— Люциус всего лишь искал тёплое местечко...

Я заметил, что на лице у Раймонда выступила испарина, а под глазами залегли синеватые тени. Его руки с вступающими жилами спрятали в карман окровавленный платок.

— Знаешь, Драко, после войны многие оказались в незавидном положении, — я кивнул, стискивая зубы и стараясь унять нетерпение.

— Но что мы уяснили хорошо: всегда главное занять выгодную позицию, — я вскинул на него глаза и Крэбб кивнул, подтверждая слова, — это было слишком рискованно — выступать против Министерства. Потому мы согласились, хотя Люциус и не собирался выполнять свои обещания, данные Лиге. Руф предупредил, что в случае чего пострадаете вы с Нарциссой, но он всё равно сообщил в Министерство о том, что Шэйн интересовался у него одним старым артефактом — хризолитовой брошью.

Внутри меня вскипело волнение, и сердце сжалось в дурном предчувствии.

— Шэйн требовал найти брошь. Он вызвал Люциуса к себе и рассказал легенду о четырех амулетах.

— Трость, камея, кольцо и брошь, — хрипло выдохнул я.

— Да, — Крэбб кивнул, разглядывая запылившиеся головы охотничьих трофеев на стене. — Он поручил нам заняться поисками...

— Вам? — недоуменно переспросил я. Чашка в моих руках дрогнула.

— Именно. Моя бабка, Ирма Крэбб, была крёстной Кассиопеи Блэк, которая унесла тайну броши с собой в могилу.

— Вы нашли её? — выпалил я, в волнении наклоняясь к нему. — Вы отдали её Мэддоузу?

Крэбб надсадно задышал и снова вытащил свой платок. Я отпрянул, с отвращением осознав, что он болен.

От него не укрылась моя реакция, но Раймонд только ухмыльнулся.

— Мы не хотели найти её.

— Как? — вырвался у меня изумлённый вопрос, и я покачал головой.

— Когда Люциус сообщил мне о том, что рассказал Министерским, он признался, что в легенде говорилось о том, что брошь принесет несчастья. Он хотел сбить их с толку, делая вид, что занят поисками, — я пораженно моргнул и тряхнул головой.

— Они об этом узнали? Лига?.. Потому его убили?..

— Люциус хотел извлечь из этого выгоду. Он не верил, что Лига станет настолько влиятельной, потому решил быть Министерству полезным. Он хотел, чтобы ему подсобили с возвращением Малфой-мэнор, и он пообещал снабжать авроров информацией. Но, как видишь... — он прервался, собираясь с мыслями.

— Я старался следить за тобой эти месяцы...— Крэбб поднялся и подошел к камину с коваными решётками, поворошил кочергой поленья. — Ты сразу решил, что твоего отца убили...— он со вздохом взглянул на меня. — Но он действительно погиб в результате несчастного случая, — мягко произнёс Крэбб.

— Это не так! — вскричал я, не веря в такую бредовую идею.

— Мне рассказала та, кто видела его смерть.

Я сжал кулаки и стиснул зубы.

— Да? И кто же это? — издевательски спросил я.

— Кассиопея Блэк, — тут я расхохотался. Этот безумец явно сошёл с ума.

— Она уже пол столетия как мертва!

— Выпей коньяку, — спокойно ответил он мне, и я налил себе прямо в фарфоровую чашечку, наплевав на все правила.

— Я встретил её в старом доме. Она призрак, Драко, — вздохнул он. — И вот уже больше пятидесяти лет обитает в поместье.

— Это невозможно, — хрипло сказал я. — Призраки остаются на месте своей смерти!

— Или там, где произошли знаменательные события их жизни, — он покачал головой и внезапно сгорбился, а лицо его болезненно исказилось.

— Она не раскрыла секрет того, где спрятала брошь, Драко. Но подтвердила, что твой отец погиб из-за случайности. Дому больше трех сотен лет.

Я запустил руки в волосы и спрятал от него пылающее лицо. Горло душил спазм, и я задыхался, хватая ртом воздух.

— Люциус был хитер и в Лиге до последнего не знали, что он шпион. С твоей стороны было глупо исключать такой вариант... — яростно помотав головой, я вскочил с кресла.

— И вы не сказали мне!.. Да вы даже на похоронах мамы не были!..

Крэбб остался невозмутим.

— Я ненавидел тебя долгие годы, — спокойно произнёс он. Стены словно сдавили со всех сторон, а воздух горчил, пропитанный дымом горящих веток.

— Из-за тебя погиб мой сын. Винсент. Ему было семнадцать лет, — горько произнёс волшебник, и его голос дрогнул. — Но его имени даже нет на мемориале погибших возле Хогвартса. Словно он никогда там и не учился. Словно он виноват в своей смерти. Хотя, на самом деле, его потащил туда ты, — он указал на меня пальцем и я засунул руку в карман, выхватывая палочку, но Раймонд не делал никаких попыток напасть.

Он только мрачно улыбнулся, глядя на меня с торжеством.

— Ты должен был погибнуть там. Но теперь ты понимаешь, как это, правда? Потерять единственных близких людей, Драко? — моя палочка дрожала, но я смотрел в его отрешенное лицо, крепко сжимая зубы. — Как я потерял сына, а затем моя Дорота слегла от тоски. Я похоронил их обоих.

— Я не виноват в его смерти! — прорычал я, злоба клокотала внутри.

— Только ты виноват, — сломлено произнёс Крэбб и разом сник, глядя в огонь. — Я позвал тебя, чтобы сказать, что за тобой скоро придут. Уже погиб Нотт, Мальсибер, на очереди я. Лига подчищает следы, — он пожевал нижнюю губу. — Потому беги, Малфой. Если тебе дорога твоя собственная шкура.

— Зачем вам сообщать мне об этом? — голос меня подвёл и сорвался. Палочка опустилась сама собой.

— Наше Министерство не в состоянии защитить никого. Тебя просто убьют. Попытают для проформы. Есть там у них один палач, Резчик. Говорят, любит полосовать жертв ножом...— мечтательно протянул он.

— Так вот...я не знал, как тебе отомстить за моего сына. Я хотел, чтобы ты подыхал... Долго и мучительно. Сначала я хотел выдать Люциуса Шэйну, но всё сложилось даже лучше. После его гибели я сообщил Мэддоузу, что твой отец рассказал Министерству тайну броши и он, конечно же, не смог бы оставить это просто так, — меня замутило и перед глазами поплыли круги.

Крэбб повернулся ко мне, и его лицо исказила злоба.

— Смерть будет слишком простым наказанием для тебя. Я хочу, чтобы ты жил и всегда помнил, что за груз лежит на твоих плечах, — он горько рассмеялся и зашелся в булькающем кашле.

— Мне осталось недолго. Я даже буду рад аудиенции с Мэддоузом, когда он появится здесь. Теперь они избавят мир от тех, кто по их мнению, причинил зло, — ответил он, глядя мне в лицо. Раймонд словно потух и разом постарел на сотню лет. Черты лица исказила боль.

— А ты беги, Малфой. Спасайся. И помни, что ты всегда будешь один, — произнёс он и направился к столику за коньяком.

Я слышал за спиной кашель, ноги подкашивались, но я упрямо бежал по коридору, пока не оказался на улице.

Липкая клетчатая клеенка приклеилась к моим локтям, а перед глазами были пятна подсохшего жира. Бумажный стакан с содовой дрожал в руке и я покрепче сжал его, чтобы унять свое волнение, и попытался выровнять дыхание.

— Простите, что заставил вас ждать, — Робардс оглянулся по сторонам, но в этой забегаловке было пусто, не считая нас и сонной официантки, которая читала журнал за барной стойкой.

— Вы сказали, что я могу обратиться к вам, если мне не будет кого попросить о помощи, — без предисловий сказал я, глядя, как он усаживается напротив.

— Верно, — согласился Робардс и внимательно на меня посмотрел. Наверняка, я выглядел неважно, потому что он спросил: — Вы бы не стали беспокоить меня по пустякам и не обратились к мистеру Поттеру. Что произошло?

Коктельная трубочка хрустнула у меня в руках. Я выложил всё, что мне сказал Крэбб о Лиге, сделке Люциуса и Министерства, а так же о том, что они собираются меня убить.

— Вы знали об этом? Кргда предлагали свою помощь? — спросил я, глядя в его невозмутимое лицо. Наверняка работа в Аврорате наложила свой отпечаток и этот равнодушный человек давно перестал переживать за чужую жизнь.

— Я всего лишь аналитик, мистер Малфой, а не Мерлин Всемогущий, — вздохнул он, поправляя свои очки.

— Я не знал, что Руф и Мэддоуз один и тот же человек, но, могу вас заверить, Шэйн действует не в одиночку, потому, чтобы обезглавить Лигу недостаточно его поймать.

— Как мне быть? — я судорожно провел по лицу руками.

— Успокойся, — спокойно сказал он. — Я вижу только один выход, — я поднял на него глаза. Робардс был абсолютно невозмутим.

— Здесь ты будешь незащищен. Уезжай из страны, — он вытащил из кармана кипу пергаментов. — Программа защиты свидетелей на деле же простые слова. Но здесь, — он указал на документы, — фальшивые идентификаторы. С ними ты сможешь пересечь границу. Они зачарованы так, что, после того как ты развернешь пергамент, первое произнесенное имя появится на нём. Здесь указаны данные о твоей палочке и фальшивой биографии.

Я потрясено смотрел на него, не веря, что он серьезен.

— Выбор за тобой, — продолжил Робардс. — Но ты знаешь, что здесь небезопасно. Если тебе дорога жизнь — уходи.

— Спасибо, — хрипло выдохнул я и протянул руку, но он накрыл бумаги своей ладонью.

— В обмен на это я попрошу тебя кое о чём, — произнес он.

— О чём?

Аврор слегка наклонился ко мне.

— Я не верю в то, что Поттер, обнаружив, что у тебя нет броши, прекратил её искать. Не такой он человек, чтобы отступать.

— У меня её нет, — пожал плечами я.

— Надеюсь, — с легкой ухмылкой ответил он. — Но я знаю, что Поттеру и тебе что-то известно, — добавил Робардс, складывая руки перед собой.

— И что вы хотите? — я смотрел на ровную стопку пергаментов.

— Поттер не хочет говорить мне, но и тебя я об этом не прошу, — он смотрел прямо в глаза и этот желтый взгляд пронизывал насквозь. — Пообещай, что, если брошь каким-либо образом окажется у тебя, ты от неё избавишься. Навсегда, — я почувствовал, что у меня внутри всё похолодело, но не отвёл взгляда.

— Обещаю, — едва слышно произнёс я, и Робардс пододвинул бумаги ко мне.

— Вы мне настолько доверяете? — спросил я, аккуратно пряча документы в карман. — А если я отдам её Лиге?

Робардс пожал плечами и прищурил глаза.

— Я совершенно тебе не доверяю, — признался он. — Но, если бы ты хотел, отдать её, то не стал бы меня о таком спрашивать. Кроме того... — он слегка склонил голову набок и убийственно спокойным голосом произнёс:

— Если ты это сделаешь, я лично найду тебя и ты пожалеешь, что не умер от рук Резчика. Так что прими правильное решение, — он поднялся и запахнул мантию.

— А Гарри...

— Не говори ему ничего. — Оборвал меня Робардс, глядя своими желтыми равнодушными глазами. — Переживёт.

— Спасибо, — слова дались мне с трудом, но я всё же сглотнул горький комок.

— Поблагодаришь потом, когда твоя задница окажется как можно дальше отсюда, — жестко ответил он и, уже чуть мягче добавил, — удачи.

В тот день я видел его последний раз в жизни.

Я упал в сугроб прямо перед своим коттеджем в Уэст Бриджфорде. И закричал. Громко, до сорванного голоса. Я глотал ледяной, покрытой замёрзшей коркой снег и рыдал. Я был в панике, отчаянии, разрывался между страхом потерять и страхом умереть.

Ещё до того, как ты, Поттер, появился на пороге, я знал, как поступлю.

Когда на покрывало упала брошь, я равнодушно подумал о том, стольких людей погубила эта вещь. Я пересказал весь разговор. Умолчав лишь о том, что сказал мне Крэбб про охоту на Пожирателей. Я верил ему, хотя он был безумен и сломлен своим горем, в котором винил меня.

Мы пошли на пляж. Серый, с тёмной студёной водой и криками одиноких чаек. Поселок погружался в сумерки, словно утопал в лавандовом лугу, запах которого ты так не любил. Ты говорил мне о том, что мы поедем на море. Не такое, как Северное — тёплое, прозрачное, с рыбами и мелким жёлтым песком. Обещал, что всё закончится, но я знал, да и ты тоже, что это не зависит от нас. Я кивал, молча соглашался. Дул порывистый солёный ветер, а ты говорил. О глупостях и неважных мелочах. О том, что любишь меня. Я застыл на том сером морозном берегу, будучи не в силах ничего ответить. Скажи я хоть слово и моя решимость дала бы трещину. Я промолчал, грея твои руки в своих карманах, щуря глаза от песка, ветра и Мерлин знает чего ещё. Наверное, это зовётся чувством.

С приходом вечера, закончился самый длинный день в моей жизни. И наступила ночь. Самая многословная и горькая. Я хорошо помню, как ты прижал меня тогда к себе и сказал: “Всё будет хорошо, Малфой. И не из такого дерьма выбирались”. И я кивнул, позволяя себе в это поверить. Я был груб и тороплив, пытаясь быть еще ближе, невозможно ближе. Я слушал, наблюдал. Я хотел запомнить этот момент — ты был подо мной, доверившийся и беспечный. Я не мог надышаться, не мог оторваться от тебя. Ты словно чувствовал, что что-то не так, крепко обнял меня перед самым концом руками, замирая и растягивая секунды близости. Тогда я уткнулся лбом тебе в плечо, моля о том, чтобы безмолвно не выдать себя. Потом мы смотрели друг на друга в полумраке. Ты был без очков и слегка щурился. А затем уснул. А я тебя предал.

Всю ночь я не спал, наслаждаясь теплом нашей постели, твоим дыханием, касаниями к непослушным жестким волосам. Когда первые серые сумерки прокрались в окно, я встал с кровати, сам сжег мосты. Поцеловал тебя в лоб, возле шрама, уловив тихий вдох. И оставил на столе конверт. Уходя, я не оглядывался. Потому что знал, что ты спишь, горячий и спокойный, под глазами у тебя круги, а руки обнимают одеяло там, где лежал я. Оглянись — и я бы не смог уйти.

Когда ты проснулся от звука заведенного мною будильника, ты не знал, что я рядом. Стоя возле окна на заваленном хламом чердаке, я смотрел на берег Северного моря. Мне казалось, что я слышу грохот посуды, как ты напеваешь в душе или что-то шутливо отвечаешь мне. Но этого не было. Был твой крик, отчаянный и громкий, распоровший тишину и мою броню к чёрту. Когда хлопнула дверь, ты пробежал по свежему снегу маленького сада и побрёл по набережной, опустив голову и пряча руки в карманах. Ты ушел, не зная, что я был рядом, в нескольких ярдах, за бетонной перегородкой. Я стоял, прижимаясь лбом к ледяному стеклу, до тех пор, пока не перестал различать на серой улице твой далекий силуэт. А потом словно кто-то сломал мне все кости. Я утратил опору и опустился на пыльный выцветший ковёр. Рухнул, сбив колени, и прижался лбом к грязному полу. Я был не в силах оценить, то что потерял, но чувствовал, что так, как раньше, уже не будет.

Оуэн появился через двадцать минут, когда край солнца залил теплом горизонт. Я попросил его отдать дарственную на поместье и домик у озера Панси Паркинсон. Как подарок на свадьбу. Тилли тоже отправился в их имение. Я знал, что могу ей доверять и не сомневался в своём решении. Оуэн смотрел на меня с жалостью и сочувствием. Когда мы прощались, он пожал мне руку и внезапно обнял, похлопав по спине. Моё самообладание рвалось в клочья. Крэбб был неправ: оставались люди, которым я был нужен, но я думать об этом не было времени.

Коттедж остался за спиной: холодный, как пустая улица, погасший камин или склеп. Запыхавшись, я поднялся на утёс, сумка болталась на плече и билась о бок. Пройдя мимо старого, заброшенного маяка, выкрашенного в красную и белую полоску, я перешагнул через покосившееся ограждение и оказался на краю пропасти.

Жадное море плескалось под ногами, билось о камни и рычало как дикий зверь. Я достал из кармана бархатный чёрный мешочек и развязал его. Брошь легла в ладонь. Некрасивая, покрытия налётом, унёсшая жизни стольких людей. Я погладил пальцем прохладный хризолит, не чувствуя в никакой магии. Брошь утратила всё свое волшебство со смертью Кассиопеи. Некоторые вещи должны становится прошлым, а старые легенды – умолкать. Так бесславно заканчивалась многолетняя история.

Я замахнулся и выбросил брошь в пасть жадных саблезубых волн. Синяя пучина сомкнулась над ней, а я глядел на воду, представляя, как хризолит опускается на дно и навсегда хоронится в бурых водорослях.

Над головой кричали, бесновались чайки, их плач тонул в шуме прибоя. Занимался новый день, и для меня здесь больше не было места.

Когда-то ты признался, что вернулся, потому что нашёл в кармане пальто моё старое письмо с одной фразой: “Можно изменить будущее, но не прошлое".

Когда-то ты учил меня ездить на велосипеде.

Когда-то мы вместе готовили сырный пирог, обжигая руки, и ели полусырое тесто.

Когда-то ты смущенно прошептал, что любишь.

Когда-то ты сказал мне, что хотел бы, чтобы у тебя были дети, Гарри.

Я стоял на утёсе и думал о том, какими будут твоя сыновья и, обязательно, единственная дочка — непоседливая и шумная. Я позволил себе в последний раз полюбоваться на зимний рассвет в Уэст Бриджфорде с серыми тенями и солеными волнами. Когда ветер высушил моё лицо и снова получилось вздохнуть полной грудью, я перелез обратно черед ограждение.

Неподалёку маячил Тобиас с галлеонами, полученными за продажу своей мастерской. Он не спросил ничего, а протянул мне руку для аппарации.

Я посмотрел на полное, апельсиновое солнце и вспомнил, что скоро весна. Наверняка, здесь будет красиво и зелено, прохладно и свежо. Я закрыл глаза, представив пункт назначения, и крепче сжал руку Тобиаса.

Я написал в письме, что мы ещё встретимся, Гарри. Но я уходил, чтобы не возвращаться.

01.03.2013

Эпилог

Мягко зашуршали страницы книги, фолиант закрылся с тихим хлопком. Сложив руки перед собой, юноша со вздохом взглянул на входящего в кабинет отца.

— Брайон, почему ты не с гостями? — юноша попытался отодвинуть книгу в сторону, но отец быстрым шагом подошёл к нему и взглянул на обложку.

— Как это попало к тебе? — со вздохом спросил он.

— Нашёл среди старых книг, — упрямо ответил Брайон. — Отец, это правда? Про брошь, мистера Поттера и Тёмную Лигу? — осторожно спросил он, беря в руки перо и покусывая его кончик.

— Какая чушь! — Скорпиус Малфой крепче сжал рукой трость и недовольно покачал головой. — Драко Люциус Малфой был достойнейшим магом и никогда бы не запятнал репутацию семьи подобным! — он указал на книгу.

Брайон нахмурил лоб, его светлые глаза обратились к портрету на стене, но тот пустовал.

— Но ведь Лига существовала, — возразил он.

— Да, но твой дедушка не имел к ней никакого отношения. Когда Нарцисса умерла, он уехал в Монте-Карло, где и встретил твою бабушку, Дафну. Они всю жизнь прожили душа в душу, он её действительно любил. Никаких порочащих честь связей у него быть не могло! — Скорпиус хлопнул себя по колену. — А уж связь с мужчиной... — он скривился.

На лице сына отразилось смущение, и он поспешно добавил:

— Когда мы вернули себе фамильное поместье, мне исполнилось шесть лет. Когда родители впервые вывели меня в свет, я запомнил этот вечер очень хорошо. Это был первый приём после нашего возвращения в Лондон. Тогда я впервые увидел мистера Поттера. Он так смотрел на отца, что мне казалось, будто он испепелит его взглядом. Тогда Драко оставил меня с мисс Паркинсон, а сам следом за Поттером вышел из зала. Вернулись они под конец вечера. Отец был невозмутим и опрятен, а Поттер — весь взлохмачен, с разбитой губой и в дурном настроении. Я спросил, не подрались ли они, на что отец ответил, что волшебники вроде Гарри предпочитает решать проблемы кулаками, а не разговорами, или, на худой конец, дуэлью. А потом Поттер прислал ему этот пасквиль. Помню, отец тогда рассмеялся, но не отправил его в камин, чему я удивился. У него было своеобразное чувство юмора и он, чтобы поддержать эту непристойную шутку, дописал последнюю главу сам, — Скорпиус осуждающе покачал головой.

— Поверь, у Поттера тоже была к тому времени семья с Джиневрой Уизли. А с его внуками ты имеешь счастье учиться в Хогвартсе. Так что это — не больше, чем неудачная шутка мистера Поттера, который даже в зрелом возрасте не смог избавится от старой неприязни к Драко, — Брайон закивал и поднялся со стола.

— Мама не слишком злится, что миссис Булстроуд услышала, как я называл её старой перечницей? — опасливо спросил он, и Скорпиус улыбнулся.

— Поверь, в твои годы я творил куда более опрометчивые вещи, — улыбнулся он, утратив степенность и серьезность. — Но это не самый лучший опыт в моей жизни. Потому ты извинишься перед Джорджиной и скажешь, что это была неудачная шутка, — они направились к выходу из кабинета, оба высокие и светловолосые, с расправленными плечами.

— Отлично, но она мне не нравится всё равно...-пробурчал Брайон. — Тилли, отнеси книгу на место, — сказал он юркнувшему в комнату эльфу.

Когда они ушли, эльф приблизился к портрету на стене и провел метелкой по раме, стирая пыль. Домовик был таким старым и дряхлым, что было удивительным, как он держался на ногах. Из ушей, словно комки ваты, торчали седые волоски.

— Отнесешь книгу в архив, — на портрете возник навсегда запечатлённый молодым Драко Малфой.

— Да, хозяин, — Тилли склонил голову. — Хозяин позволит старому слуге вопрос?

Драко ухмыльнулся и снисходительно кивнул.

— Вы тогда уехали из Уэст Бриджфорда...вы не любили мистера Поттера? — в дребезжащем голосе скользнуло любопытство.

Малфой степенно покачал головой.

— За подобные вопросы следовало бы наказать тебя поркой, но, поскольку ты был свидетелем всех тех событий...— он задумчиво провел пальцами по шелку рисованной мантии и взглянул на белеющие на плече эльфа шрамы, — нет, я не любил Гарри тогда. Я понял, что значит любовь, только спустя многие годы, когда мы снова встретились с ними Лондоне. Когда уже появился Скорпиус, а у него — Альбус Северус, — его губы тронула легкая улыбка.

Эльф широко раскрыл глаза, крепко сжав руками метёлку.

— И вы не жалели, сэр?..

Драко покачал головой.

— Я жалел обо многих вещах в своей жизни, — ответил он. — Но кто знает, если бы я не уехал тогда, мало ли как могла сложиться жизнь. Значит, нам суждено было встретиться через столько лет снова. Когда была повержена Тёмная Лига, умер Кингсли, и у каждого была своя жизнь.

— А госпожа Дафна...

— Она была прекрасной женой и отличной матерью. Но я её не любил, — Драко посерьезнел. — Довольно вопросов! Помоги лучше с обедом и проследи, чтобы мой внук не натворил глупостей!

Эльф закивал, взял со стола книгу и торопливо заковылял прочь.

Драко на портрете с улыбкой перевел взгляд в окно. Там, за зелеными холмами, в прохладной тени вязов и берез, пряталась шоколадная крыша охотничьего поместья, возле ворот которого гнулись тяжелые кусты сочной рябины, такой же душистой и терпкой, как и шестьдесят восемь лет назад, когда Гарри Поттер впервые переступил порог домика у озера.

01.03.2013

Конец формы

Дата добавления: 2015-09-01