Введение. В эпоху социального транзита российское общество, претерпевая ряд глубоких

В эпоху социального транзита российское общество, претерпевая ряд глубоких трансформаций, утрачивает свою прежнюю ценностную парадигму. Отсутствие единых смысловых координат провоцирует обострение социальных противоречий, отсутствие консолидации, сложность прогнозирования общественных ожиданий и реакций. Современную ситуацию можно охарактеризовать как стадию поиска новой идеологической и смысловой парадигмы с целью формирования новой ценностной системы, которая со временем закрепится в качестве социальных норм. В условиях недопустимости полного переноса западной системы координат на российские реалии, актуализируется значение культурной политики, направленной на самостоятельное формирование социального коммуникативного пространства с определенной системой смыслов, ожиданий и предсказуемых результатов. Наиболее востребованным инструментом осуществления культурной политики сегодня становится социальный проект, связанный не только с преобразованием самой среды и условий жизни людей, но и с производством новых смыслов и норм на уровне общественного сознания и поведения. Из-за ряда объективных препятствий для реализации национальных социальных проектов, более целесообразно сегодня рассматривать специфику социального проектирования в рамках отдельных территорий (регионов, городов).

Наряду с основными ресурсами социального проектирования важным инструментом реализации выступают PR-коммуникации, и основной тенденцией в рамках проекта становится переход от иерархически-административного типа взаимодействия к партнерскому. В последнее время появляются интересные работы, исследования в сфере коммуникативного продвижения социальных проектов, идей на всероссийском и локальном уровне, но в целом эта тема представляется на данный момент слабо изученной, оставляя обширное поле для теоретических и практических разработок.

Предполагается, что основная проблема заключается в том, что большинство социальных проектов, реализуемых сегодня в масштабах города, не достигают в должной мере поставленных задач, оставаясь на уровне инициатив «сверху» без дальнейшего эффективного развития, а результаты от используемых PR-коммуникаций приобретают характер разовых, краткосрочных эффектов.

Таким образом, актуальность исследования определяется и теоретико-практическими проблемами изучения инструментария социального проектирования в современных условиях, и объективной потребностью в создании новой ценностной и смысловой парадигмы в обществе с использованием коммуникативных технологий.

В связи с этим главной целью данной работы является анализ коммуникативной составляющей социального проектирования, определение на его основе степени зависимости эффективности проекта от используемых PR-коммуникаций и выявление основных факторов, препятствующих достижению коммуникативных целей.

В процессе анализа обозначенной проблемы предполагается решение ряда важных задач:

1. Исследование теоретических материалов по проблеме;

2. Формулировка гипотезы, выбор и обоснование аналитической модели;

3. Проведение исследования для сбора эмпирической информации и обработка его результатов;

4. Анализ коммуникативных составляющих социальных проектов в рамках города Череповца;

5. Обобщение результатов анализа и формулировка основных выводов по проблеме.

Объект исследования – влияние коммуникативных составляющих на эффективность реализации социальных проектов.

Предмет исследования – многосторонний анализ и оценка коммуникативных эффектов в разных моделях социального проектирования в рамках отдельной территории.

В качестве материала для исследования выступают социальные проекты трех уровней, реализуемые на территории города Череповца: уровень международных проектов («Здоровый город»), уровень территориальных проектов («Форсайт города Череповца»), уровень локальных городских проектов («Городской конкурс социальной рекламы»).

Теоретической основой для данного исследования стали научные работы, посвященные проблеме транзитного общества (работы Г. Дилигенского, Т. Заславской, В. Лапкина и В. Пантина, И. Семененко, В. Шейниса, Э.Тоффлера), специфике культурной политики (работы О. Генисаретского, Д. Дундурея, В. Кламма, П. Щедровицкого и других авторов), теме проектных технологий (работы П. Бергера и Т. Лукмана, В. Курбатова и О. Курбатовой, В. Лукова, Ж. Тощенко), коммуникативным составляющим социального проектирования (работы Т. Абанкиной, Т. Адамьянц, С. Калягина и Е. Осиповой, С. Малявиной).

В качестве методики первичного исследования в работе используется метод интервью (глубинного - с экспертами и полустандартизированного – с представителями целевых аудиторий проектов).

В процессе аналитического исследования представляется необходимым обращение к опыту социального проектирования в рамках таких территорий, как Челябинск, Красноярск, Самара, Петрозаводск, Волгоград, Алтайский край, а также к зарубежному опыту (на примере Ванкувера как одного из успешных, по мировым меркам, городов в сфере социального проектирования).

Структура работы определяется целями и задачами исследования и состоит из: введения, двух глав, заключения, приложений и библиографического списка.

Во введении обозначена проблема и актуальность исследования, изложены основные цели, задачи и методы работы.

В первой главе представлена характеристика современного состояния социального проектирования в обществе транзита и обозначены основные подходы к проблеме.

Во второй главе на основе первичного исследования и анализа коммуникативных составляющих городского социального проектирования раскрывается зависимость эффективности реализации проектов от используемых PR-коммуникаций, определяются преимущества и факторы, препятствующие коммуникативному продвижению.

В заключении подводится итог проделанной работы, формулируются основные выводы и некоторые перспективы дальнейших исследований.

Библиографический список включает в себя 65 наименований.

В приложениях представлены тексты интервью, проведенных в рамках исследования (всего 12 приложений).

Данная работа носит теоретико-исследовательский характер и представляет собой попытку систематизации материалов по заявленной проблеме, а также самостоятельный анализ коммуникативного аспекта социального проектирования в Череповце с возможностью дальнейшего использования полученных результатов.

1.1. Предпосылки формирования новой социальной реальности: общество транзитного типа

Процессы глобализации, ставшие доминантой мирового развития, затронули все сферы: политику, экономику, идеологию, культуру, науку, национальную безопасность. Если в Европе и Америке глобализация расценивается, в основном, как позитив, как доминанта эпохи, то для стран, переходящих, минуя технотронное общество, к информационному, это понятие расценивается не однозначно. В науке подобный тип стран получил, не совсем еще утвердившееся, название транзитных[1].

Под транзитным обществом традиционно понимается такое трансформирующееся общество, которое переходит к качественно новому уровню развития.

Исследования, посвященные анализу общероссийских тенденций трансформации социальной структуры, в нашей стране были начаты еще в начале 70-х годов новосибирской экономико-социологической школой под руководством и при непосредственном участии Т.И. Заславской. В дальнейшем работа в этом направлении была продолжена в рамках международного симпозиума «Куда идет Россия: альтернативы общественного развития», главная цель которого видится в объективном анализе процесса трансформации российского общества и трезвой научной оценке современного состояния[2].

В настоящее время результатом этого симпозиума становится большое количество научно-исследовательских работ, которые содержат не только попытку критической переоценки, переосмысления современной общественной ситуации, но и интерес к альтернативным путям выхода России из транзитного состояния, к различным, в том числе противоречащим друг другу, стратегиям и сценариям развития.

В основе транзита всегда лежат сложные и глубокие процессы, которые касаются теоретического, политического, социально-экономического, духовно-нравственного плана. В России импульсом для транзита послужили революционные по характеру и последствиям реформы 1980-1990-х годов, которые надломили исторические стереотипы общества. Прежняя социально-политическая и институциональная модель была жесткой, ригидной, а на ее месте возникла новая модель, в которой сочетаются, вступая в противоречие, разнородные элементы, принадлежащие к различным пластам развития[3].

Причину сегодняшнего транзитного состояния один из участников симпозиума В.Н. Дахин видит в природе свершившегося переворота. В историческом прошлом все модернизации начинались, прежде всего, с экономики. В России же модернизация началась с переворота в социально-политических отношениях, что привело к развалу экономики, трагически прогрессирующему демографическому спаду, угрозе безработицы для больших масс населения[4].

Для обозначения процессов, начавшихся еще в СССР в середине 80-х годов и до сих пор не пришедших к какому-либо логическому итогу уже в современной России, использовались последовательно сменявшие друг друга понятия: «ускорение», «перестройка», «транзит» и «трансформация». При этом каждую смену этих центральных понятий можно рассматривать как шаг в сторону более глубокого проникновения в сущность событий.

В частности, наиболее употребительное сейчас понятие трансформации достаточно адекватно отражает такие важные качества переживаемого процесса, как: направленность на изменение социального качества общества, относительно мирный эволюционный характер, фундаментальная зависимость от поведения, установок и интересов не только элитных, но и массовых общественных групп, значительный уровень стихийности, ограниченная управляемость и слабая предсказуемость результатов. Т.И. Заславская в статье «Социальные результаты реформ и задачи социальной политики» рассматривает в качестве основных объектов социальной трансформации несколько уровней общественного устройства:

1. Наиболее доступным объектом целевой реформаторской деятельности служат институты, определяющие социэтальный тип общества. К их числу исследователь относит институты власти, собственности, гражданского общества, прав и свобод человека.

2. Более глубинный и менее управляемый слой общественного устройства представлен социальной структурой. Непосредственно реформировать ее невозможно, а желательных сдвигов в ней можно добиться лишь через преобразование соответствующих институтов.

3. Наконец, наиболее фундаментальным и потому стратегическим объектом преобразований служат социокультурные характеристики общества: структура доминирующих ценностей, потребностей, целевых ориентаций, мотиваций, норм и способов повседневной деятельности[5].

Изменения социальной структуры в механизме трансформационных процессов играют двоякую роль. С одной стороны, они отражают социальные результаты осуществленных институциональных реформ, а с другой — предопределяют способность общества к дальнейшим социальным переменам. Таким образом, изменение социальной структуры одновременно отражает некие итоги закончившегося процесса и своеобразные стартовые условия предстоящего этапа преобразований.

На всех стадиях развития транзитного общества социально-психологические и ценностные ориентации становятся главными мишенями для глобальных преобразований. Картина современного социального мира в России начинает характеризоваться мозаичным набором социальных моделей и идеалов, отсутствием единых идейных координат.

Эта проблема обостряется отсутствием четко сформулированной общегосударственной идеи, цели и задач общества на современном этапе, а также фактической подменой устоявшихся духовно-нравственных ценностей новыми, необоснованными идеалами.

Из вышесказанного следует, что смена экономической и политической парадигм в обществе неизбежно приводит и к трансформации доминирующей системы ценностей. В результате общественных преобразований в России возникла ситуация дисперсии ценностного поля, господствующей аномии. Это явление характеризуется тем, что при достаточно резкой смене общественных идеалов и морали определенные социальные группы перестают чувствовать свою причастность к данному обществу, происходит их отчуждение, новые социальные нормы и ценности отвергаются членами этих групп, в том числе и социально декларируемые образцы поведения.

Тесно связано с этим и явление ценностной инверсии, возникающее в результате разрыва традиций, разрушения ценностной иерархии: прежние эталоны, шкалы, модели социального поведения и развития утрачены либо потеряли свою актуальность, а новые еще не созданы, либо не приживаются в российской социальной среде[6]. Возникает разрыв, пустота, которую необходимо наполнить новым ценностным содержанием, новым смыслом.

Для российского современного общества характерна ситуация поиска новой ценностной системы с опорой на мировой опыт, что стало возможным на этапе глобализации. Выбор модели, на которую будут ориентированы трансформационные процессы, стал проблемным вопросом для нашей страны и общества. Переходные процессы с самого начала выявили разнонаправленные векторы социальной и культурной динамики, делящие россиян на «включенных» и «исключенных» из глобального информационного поля.

Страна быстрыми темпами начала превращаться в «открытое общество», что привело к неясному соотнесению его издержек и приобретений. Как отмечал Г.Г. Дилигенский в одной из своих последних работ, «сегодняшняя Россия — это во многом общество раннего модерна, имеющее проблемы начала XIX в., но существующее в рамках постмодерна»[7]

Процесс глобализации представляет своего рода возможность заполнить образовавшуюся смысловую и ценностную «пустоту» идеями и моделями мирового масштаба, которые успешно функционируют во многих западных социальных системах. Однако пространство взаимодействия субъектов трансформационных процессов имеет достаточно определенные пределы, заданные столкновением интересов.

Под воздействием глобальных процессов продолжается размежевание российского социума на общности, в разной степени интегрированные в глобальный миропорядок. И, как следствие, восприятие глобальных социальных смыслов, оказывается неодинаковым для разных представителей общества. Это, во-первых, элитная группа «включенных» из числа представителей верхушки бизнеса и обслуживающих ее интересы. Представители этой группы ориентированы на взаимодействие с себе подобными в рамках глобальных сетей обмена информацией и интеллектуальными ресурсами.

Вторую группу формируют активные пользователи глобальной сети и других возможностей информационного пространства, повышающие за счет подключения к структурам «сетевого мира» свою профессиональную компетентность, благосостояние и статусные позиции.

Третью, самую многочисленную, группу образуют пассивные потребители глобального информационного и масс-культурного продукта. На обочине модернизационных процессов сосредоточен образующий периферию информационного общества слой социальных маргиналов, имеющих доступ только к самым примитивным моделям глобального потребления или вовсе отчужденных от них[8].

Таким образом, российская гибридная модель трансформации сочетает элементы инновационных стратегий, ориентированных на включение России в глобальное информационное пространство, и мобилизационных, тактических решений, по-прежнему обеспечивающих каналы перераспределения ресурсов, будь то с помощью целевых программ или политических технологий. Такие решения принимаются политической элитой на уровне центра и регионов. Но в тоже время социальный субъект инновационного развития в России пока еще не сформировался. И в этих условиях возникла опасность укрепления идеи, мифологизирующей западный универсализм.

За последние годы появилось много работ, исследующих вопрос социально-культурной диффузии, которая представляет собой взаимное проникновение культурных и социальных характеристик и образцов из одного общества в другое при их соприкосновении[9].

Но здесь возникает опасность механического копирования чужеродных ценностей и механизмов. Эта проблема сегодня становится все более актуальной, требующей пересмотра избранных стратегий воспроизводства западной системы, заняв место не только в политических и экономических структурах, но и в общественном сознании.

В.В. Лапкин и В.И. Пантин в специальном исследовании, посвященном отношению российского общества к Западу и системе взаимодействия с ним, отмечают: «Большинство российского общества, формируя свое отношение к Западу, озабочено, по существу, отнюдь не тем, нужно или не нужно усваивать жизненные стандарты, правовые нормы, политические и экономические институты, характерные для современных западных обществ, — в этом отношении для большинства россиян образ Запада вполне приемлем в качестве своего рода образца социального порядка. Раскалывающим российское общество оказывается вопрос стратегии, пути движения, вопрос о том, в какой степени и каким образом приложимы западные рецепты социального развития к столь отличными от западных российским условиям»[10].

Первоначальное стремление к копированию западных ценностей постепенно сменилось критикой этого пути развития и стремлением российского общества к альтернативному сценарию будущего страны.

Пятнадцать лет назад лишь 15% россиян высказывались за собственный путь развития, а свыше 70% отдавали предпочтение «западному пути». Но этот путь не привел к желаемой цели. Будущее Росси до сих пор не спроектировано. Общество лишено смысложизненных ориентаций. И сегодня на вопрос «В каком направлении, по вашему мнению, должно идти развитие России?» более 75% отвечают, что следует искать собственный, приемлемый путь[11].

Глобальный кризис и вызванные им социальные потрясения мирового порядка продемонстрировали уязвимость западной системы, несовершенство мировой экономики. А это доказало нецелесообразность полного переноса западной системы координат на российские реалии. Она может являться ориентиром только при условии учета специфики нашей исторически сложившейся общественной системы.

Дата добавления: 2015-09-01