А- Н. Николюкин

МАССОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

понижают его до уровня своих возможностей, прибе­гая к упрощениям, утрировке, схематизации» (Гурвич, 68), «превращают индивидуальные признаки великого литературного произведения в признаки жанровые, ин­дивидуальную комбинацию приемов фиксируют как ка­ноническую» (Жирмунский, 227).

Обозначая ценностный «низ» литературной системы, М.л. не может быть сведена к некоему незыблемому и неизменному единству, поскольку критерии художе­ственности, социальной и эстетической значимости, в соответствии с которыми «высокую», «серьезную» ли­тературу отличают от М.л., исторически подвижны и не абсолютны. Нередко они кардинально меняются со сме­ной историко-культурных эпох, в каждой из которых господствует совершенно особый тип художественного сознания, своя система ценностей. Соответственно, и «высокая» литература, и М.л. могут претерпевать су­щественные изменения в своем составе и по-разному интерпретироваться сторонниками противоборствую­щих литературных школ и направлений. Исходя из это­го, следует признать: для идентификации феноменов М.л. недостаточно отождествления соответствующего понятия с ценностным «низом», постоянным, хотя и измен­чивым в своем содержании компонентом литературной си­стемы, в рамках которой «всегда ощущается разграничение литературы, состоящей из уникальных произведений, лишь с известным трудом поддающихся классификационной унификации, и компактной, однородной массы текстов» (Лотман, 209). К тому же «компактная, однородная мас­са текстов», занимающая нижний ярус литературной иерархической вертикали, на самом деле не так уж ком­пактна и однородна — как по своим формально-содер­жательным особенностям (а значит, по своему эстети­ческому качеству), так и по степени популярности сре­ди массового читателя. Литературные явления, обозна­чаемые термином М.л., разнокачественны, что, в свою очередь, предполагает его расширенное толкование, т.е. еще одно вертикальное измерение, выстраивание еще одной ценностной пирамиды. На ее вершине оказыва­ются «образцовые», «классические» в своем роде про­изведения (приключенческие романы А.Дюма, детектив­ные истории Агаты Кристи), имеющие долговременный, повсеместный успех и претендующие на то, чтобы за­нимать пограничное, промежуточное положение меж­ду «высокой» литературой и М.л. как «паралитературой» (т.е. ее наиболее примитивными и стандартизирован­ными формами — комиксами, фотороманами, «психо­терапевтическими» любовными романами.

В своем «расширенном» истолковании М.л. обо­значает отлаженную индустрию, специализирующуюся на серийном выпуске стандартизированной литератур­ной продукции развлекательно-эскапистской, а иногда пропагандистской и дидактической направленности. Среди факторов общественной жизни, обусловивших возникновение М.л. и ее становление в качестве особо­го социокультурного феномена, прямо или косвенно влияющего на все сферы литературной жизни, выделя­ются процессы индустриализации и демократизации, сопутствующие утверждению буржуазного общества. Рост городского населения, более тесные, чем прежде, контакты выходцев из «третьего сословия» с предста­вителями привилегированных классов и заимствование у них, наряду с образцами поведения и культурно-бы­тового обихода, привычки к чтению, — все это приве-

ло к возникновению массовой читательской аудитории, которая (в развитых капиталистических странах Европы и в США уже к середине 19 в., в России — несколько позже, на рубеже 19-20 вв.) становится главным потре­бителем и — через посредство частных издателей и кни­готорговцев — заказчиком литературной продукции, т.е. реальной силой, во многом определяющей особеннос­ти развития литературы и влияющей на социальный статус и литературное творчество писателей. Расцвет М.л. во многом был обусловлен процессами коммерциа­лизации литературной жизни и профессионализации пи­сательской деятельности, а также научно-техническим прогрессом в сфере книгоиздания и книжной торгов­ли: удешевлением процесса книгопечатания, вызван­ным, в частности, изобретением ротационного печат­ного пресса, развитием сети привокзальных лавок, благодаря которым издательства успешно распростра­няли свою продукцию среди представителей «средних» и «низших» классов, организацией массового выпуска изданий карманного формата и книжек в мягкой облож­ке, введением системы подсчета популярности (т.е. наи­большей продаваемости) книг, среди которых стали выявляться бестселлеры. Вышеперечисленные факто­ры способствовали превращению книги, с одной сторо­ны, из предмета роскоши в легкодоступный предмет культурного обихода, а с другой — в предмет промыш­ленного производства и средство обогащения. Есте­ственным следствием этого стало возникновение гигант­ских книжных концернов, организовавших научное изучение читательского спроса и поставивших на по­ток производство определенного вида литературных произведений. Успешное функционирование этой ин­дустрии стало возможным не только вследствие четкой организации литературного производства, создания раз­витой сети распространения и рекламы выпускаемой конвейерным методом литературной продукции, но, главным образом, благодаря наличию номенклатуры по­пулярных жанрово-тематических канонов, сложившей­ся уже в 19 в. и с некоторыми изменениями дошедшей до конца нашего столетия.

Каноническое начало лежит в основе всех разновид­ностей М.л., составляющих ее жанрово-тематический репертуар. В настоящее время в него зачисляют детек­тив, шпионский роман, боевик (эти три типа можно объединить под рубрикой «криминальный роман»), фэн-тези (в качестве исходной модели имеющий трилогию английского писателя Дж. Р.Р.Толкиена «Властелин ко­лец», 1954-55), триллеры (романы ужасов, типологи­чески восходящие к готическим романам), любовный, дамский, сентиментальный, или розовый, роман, кос-тюмно-исторический роман с примесью мелодрамы или даже порнографического романа (ныне считающегося умирающей разновидностью массовой литературы, вы­тесненной соответствующего рода кино- и видеопродук­цией). Номенклатура жанрово-тематических канонов М.л., при всей своей упорядоченности и устойчивости, подвержена изменениям с ходом литературной эволю­ции. С течением времени некоторые жанрово-темати-ческие каноны изживают себя, теряя популярность у мас­сового читателя и, соответственно, рыночный спрос; другие же — причудливо видоизменяются и, скрещива­ясь с иными жанрово-тематическими разновидностями М.л., порождают новые каноны (так, в 1930-е, благо­даря творчеству Дэшила Хэммета и Раймонда Чандле-

«МАШО ШКОЛА»

pa, от «классического детектива» отпочковался «крутой детектив», вскоре трансформировавшийся в боевик). Тяготея к универсальности и интернациональности, но­менклатура жанрово-тематических канонов М.л. зави­сит и от традиций национальной культуры данной стра­ны. Жанрово-тематический репертуар М.л., сформиро­вавшийся в СССР, включал в себя явно не характер­ные для США и Западной Европы производственный и историко-революционный романы; с другой стороны, вестерн — порождение национальной американской ми­фологии — не столь актуален для российского читателя и не так широко распространен в других европейских странах, как в США. Каноны М.л. допускают возмож­ность оживления стандартных ситуаций и некоторую ин­дивидуализацию героев; возможны здесь и сочетания литературных формул: в произведениях, относящихся к научной фантастике, возможна любовная интрига или детективная линия; боевики и шпионские романы мо­гут быть густо начинены сексуально-горячительными сценами, позаимствованными из порнографического чтива; костюмно-исторические романы, как правило, сочетают в себе элементы мелодрамы и авантюрно-приключенческого романа. Тем не менее, радикальное новаторство — редкий гость в М.л., где индивидуаль­но-авторское начало, подчиняясь требованиям жан-рово-тематического канона, сводится к минимуму.

Лит.: Гриц Т. Словесность и коммерция / Под ред. В.Б.Шкловс­кого и Б.М.Эйхенбаума. М., 1928; Гурвич И.А. Беллетристика в рус­ской литературе XIX века. М., 1991; Жирмунский ВМ. Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы. Л.,1978; Лики массовой литерату­ры США / Отв. ред. А.М.Зверев. М., 1991; Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту: Очерки по истории чтения в России во второй полови­не XIX. М., 1991; Лотман ЮМ. Массовая литература как историко-культурная проблема // Он же. Избр. ст.: В 3 т. Таллинн, 1993. Т. 3; НЛО. 1996. № 22 (Номер журнала посвящен проблемам массовой литературы); Cawelty J.G. Adventure, mystery and romance: Formula stories as art and popular culture. Chicago; L., 1976. Н.Г.Мельников

«МАШО ШКОЛА» (фр. Ecole de Machaut) — пер­вая поэтическая школа в истории французской литера­туры, связанная с началом нового этапа ее развития. Вли­яние поэтических традиций «М.ш.» продолжалась вплоть до «Плеяды». «М.ш.» обязана своим названием и поэтической концепцией Гийому де Машо (ок. 1300— 77) — французскому поэту и музыканту позднего Средне­вековья. К числу лириков, разделявших его концепцию и составлявших школу, традиционно относят Эсташа Дешана (13467-1406) и Жана Фруассара (ок. 1337— 1404/10), к числу же поэтов, испытавших непосредствен­ное влияние школы, можно отнести Кристину Пизанскую (1364 — после 1429), Алена Шартье (1385 — ок. 1435), Жана Гараньера (1371-1415), Карла Орлеанского (1394-1465). Машо, последний французский трувер, канонизировал старые поэтические формы и благо­словил жанры нарождавшиеся. С его именем связано появление первой поэтики на народном (французском) языке. «Пролог» (1370) Машо представляет собой рас­сказ о том, как он стал поэтом; в произведении исполь­зованы строфические и прозаические жанровые фор­мы. «Пролог» свидетельствует о важнейшем качестве нарождавшейся французской лирики — ее дефолькло-ризации и самоиндентификации, а также о том, что версификаторство отделяется от музыкального сопро­вождения и этических элементов куртуазности. Поэт становится просто поэтом; свидетельство этому — сбор-

ник Машо «Хвала дамам» (1350-е) — первый экспери­мент стихотворного сборника во французской литерату­ре. Он представляет собой объединение баллад, рондо, виреле и других жанров композиционными средства­ми: повторами, аранжировками, тавтологиями, глос­сами — в единое целое, что выдает своеобразный эс­тетический консерватизм «мэтра Гийома». В области тематики Машо еще более консервативен — он на­следник куртуазной поэзии труверов с теми же темами повиновения Амуру. С именем Машо связывается валет популярности сказа («дм») — своеобразного гибридного жанра, в котором можно заметить как автобиографичес­кие элементы и размышления о философских проблемах, так и легкий лиризм. Среди сказов, написанных Машо в 1360-е («Ди о Саде», «Любовный фонтан»), особенно выделяется «Правдивый сказ» (ок. 1364) — психологи­ческий «роман», основанный на действительных собы­тиях (любви стареющего поэта к молодой красавице), в котором представлены письма героя и героини — при­ем, не нашедший продолжения у учеников Машо, одна­ко ставший популярным несколько столетий спустя в эпистолярных романах.

Жанр «любовного ди» получил свое продолжение у последователя и ученика Машо — Фруассара в его «Любовном плене» (1370-е). Фруассар — автор как любовных и хвалебных стихов в духе Машо, так прозаи­ческой «Хроники», наполненной рыцарскими подвига­ми и поединками. Хотя события «Хроники» охватыва­ют период с 1325 по 1400 — это попытка воскресить абстрактную рыцарскую утопию, схожая с установкой поэмы Машо «Взятие Александрии» (ок. 1370), напи­санной в то же время. Другим наследником поэтики Машо был его племянник Дешан, который в своем трак­тате «Искусство сочинять песни, баллады, виреле и рон­до» (1392) канонизировал систему поэтических жанров. Большая часть его поэтического наследия — баллады, од­нако он попробовал себя и в более крупном жанре, напи­сав аллегорические поэмы, в частности, «Зерцало бра­ка» (ок. 1400). Такие черты поэтики Машо — Дешана, как стремление к аллегоризму, изысканность, гранича­щая с манерностью, абсолютный культ формы, идущий, в свою очередь, от нераздельности риторики и верси­фикаторства, нашли свое продолжение в творчестве французских поэтов 14 в. Кристина Пизанская писала баллады, любовные рондо, ди, «сны», послания и ал­легорическую прозу в духе Машо. А.Шартье, секретарь Карла VII, стал известен благодаря аллегорическим по­эмам «Книга о четырех дамах» (1416) и «Безжалостная красавица» (1424), «О придворной жизни» (ок. 1430). Карл Орлеанский, сын Людовика Орлеанского, продол­жает традиции «М.ш.» в многочисленных рондо, а его баллада «Я мучаюсь от жажды у фонтана...», написан­ная в английском плену, стала темой поэтического со­стязания в Блуа (1440). «М.ш.» оказала влияние на «Великих Риториков» и на раннюю французскую ре-нессансную лирику.

Лит.: Шишмарёв В.Ф. Лирика и лирики позднего средневековья:
Очерки по истории поэзии Франции и Прованса. Париж, 1911; Евдо­
кимова Л. В. Французская поэзия позднего Средневековья. М.,1990;
Bastin J. Froissart. Chroniqueur, romancier et poete. Bruxelles, 1948;
Poirion D. Le poete et le prince: L'evolution du lyrisme courtois de
Guillaume de Machaut a Charles d'Orleans. Grenoble, 1965; Solente S.
Christine de Pisan. P., 1969; Brownlee K. Poetic identity in Guillaumie de
Machaut. Wisconsin, 1984; CerquigliniJ. «Un engin et soutil»: Guillaume
de Machaut et 1 'ecriture au XIV siecle. P., 1985. А.В.Голубков

17*

---

Дата добавления: 2015-08-20