Марксистское литературоведение

нередко соединялось с иными стилистическими веяни­ями. Марино и его последователи стремились прежде всего завоевать читательский интерес, изумить публику неожиданным оригинальным эффектом, причем на раз­ных уровнях (жанровом, сюжетном, композиционном, метрическом). Поэтика изумления не означала ухода от действительности; то была своеобразная реакция на происходившую на рубеже Нового времени перестрой­ку мыслительных парадигм. Марино прежде всего пре­тендовал на претворение в рамках собственной поэзии личностного жизненного опыта, поэтому даже те немно­гие его стихотворения, где затронуты конкретные эпи­зоды его биографии, настолько насыщены топосами, что уловить интимное начало представляется весьма зат­руднительным. Марино не только не скрывал своей при­верженности к заимствованиям, но, напротив, всячески педалировал ее, обыгрывая в т.ч. и легендарную неапо­литанскую вороватость. Если сам Марино пробовал себя в различных жанровых ипостасях: любовная, бурлеск­ная лирика; религиозно-философское рассуждение («Священные проповеди», 1614); любовная («Адонис», 1623), героическая (незавершенный «Освобожденный Антверпен», опубл. 1956), священная («Избиение младен­цев», 1632) поэмы, то маринисты, разделяя его общеэс­тетические принципы, работали в более узком регистре. В их творчестве сильно ощущается примат внешнего бытия над внутренним, увлечение чувственной стороной жизни. Вместе с тем у маринистов легко прослеживают­ся многие типичные для поэтики маньеризма и барокко мотивы и образы. Это и непрестанное движение, теку­честь бытия — отсюда часто встречающийся мотив фон­тана, источника, бурного потока; и повышенное внимание к броским контрастам большого и малого, прекрасно­го и уродливого — отсюда частое упоминание блох, ба­бочек и других насекомых, нередко позаимствован­ных из «Латинской» (16 в.) и «Греческой антологии» (собрание эпиграмм, составленное ок. 900 в Констан­тинополе Константином Кефалой; в Италии опубл. в 1494); прекрасные мавританки, цыганки, нищенки; повре­дившиеся в уме или потерявшие зуб красотки; кале­ки, зачумленные.

Особое место среди маринистов занимает Томма-зо Стильяни (1573—1651), поначалу близкий друг, а впос­ледствии лютый враг Марино (в его поэме «Новый мир», 1617, одним из главных действующих лиц становит­ся Морское Чудовище — Марино). Наибольший инте­рес представляют пастиши Стильяни — стилизован­ные под манеру Марино послания и стихи. Однако на фоне брызжущего иронией Марино Стильяни выгля­дел тяжеловесным и мрачным, сумевшим засушить даже располагающую к жизнерадостности вакхичес­кую поэзию. Чем активнее Стильяни пытался развен­чать противника, тем больше роковым образом ока­зывался на его поле и втягивался в ненавистную ему игру.

Центром развития М. можно считать родину Мари­но — Неаполь. Именно здесь работали поэты Джузеппе Баггиста (1610-75), Джузеппе Артале (1628-78), Джа-комо Лубрано (1610-75), Пьетро и Лоренцо Казабури (даты жизни неизвестны), Федерико Менинни (1636— 1712), Джироламо Фонтанелла (1612-44). Но наиболее известные при жизни из маринистов, Клаудио Акилли-ни (1574-1640) и Джироламо Прети (ок. 1582-1626), были родом из Болоньи. Адресованный Людовику XIII

сонет Акиллини «Потей, огонь, и сотвори металлы...» (1628) высмеял в качестве своеобразного символа по­этической продукции Сейченто Алессандро Мандзони в «Обрученных» (1821-23; гл. 28). Его стихи тяжеловес­ны, излишне серьезны, стереотипны, лишены стилисти­ческого мастерства и иронии Марино; излюбленная им фигура — антитеза. Акиллини заимствует у Марино приверженность к необычным, подчас гротескным, ситу­ациям и соответствующим названиям: «К мавританке, уви­денной из окна одной красивой синьоры», «Красавица, ехавшая в карете и очутившаяся в грязи», «Цветок жас­мина во рту красавицы». Прети в трактовке любовной темы несколько дистанцировался от Марино; он пытал­ся подражать поэтам «дольче стиль нуово», в то же вре­мя предвосхищал эстетику «Аркадии». Нередко любовь у него оказывается лишь поводом для рефлексии о мире, которая полностью соответствует принципу: мир как часовой механизм.

Больший литературный интерес представляют сти­хи Чиро ди Перса (1599-1663) и Лубрано. Чиро ди Перс не снискал большой славы при жизни; между тем имен­но он оказался наиболее искренним из поэтов Сейченто. Связь с Марино более ощутима в ранних стихах поэта, тогда как его зрелые сочинения отмечены мировоз­зренческой глубиной и склонностью к морализации. Как и других маринистов, его мало интересовали мет­рические эксперименты: он отдавал предпочтение тра­диционным сонету и канцоне. Чиро уверенно владел петраркистскими топосами, но умел придать им неожи­данную свежесть и искренность.

Книга Лубрано «Поэтические блестки, или Стихот­ворения на священные и нравственные темы» (1690) представляет собой итог барочной поэтической тради­ции: здесь аккумулируются, причем в подчеркнуто спи-ритуальном ключе, многие сейчентистские образы и в то же время остро выражено ощущение истории; не чужд Лубрано и мистической нумерологии. Ее автор сочетал глубокую философичность и некую загадочность со сти­листической изысканностью; не случайно иногда его именовали «Малларме Сейченто». В «Блёстках» нет ни­чего выдуманного, утрированного. Оригинальность ху­дожественного мышления сбалансирована искренним переживанием темы «жизнь есть сон».

Лит.: Голенищев-Кугйузов И. Марино и его школа // Он же. Ро­
манские литературы. М., 1975; Elwert W.T.La poesialirica italianadel
Seicento: Studi sullo stile barocco. Firenze, 1967; Getto G Introduzione
al Marino: Lirici marinisti //Barrocco in prosae in poesia. Milano, 1969;
Asor R. A. La lirica del Seicento. Bari, 1975; Fieri M. Per Marino.
Padova, 1976; Viola GE. II verso di Narciso: Tre tesi sulla poetica di
Giovan Battista Marino. Roma, 1978; Sementilli R. Marino, i marinisti e
gli antimarinisti //1 problemi della letteratura italiana. Roma, 1988.
Vol. 2.T. 1. К.А.Чекалов

Дата добавления: 2015-08-20