Глава 14. Дан, Андрей, Барселона.

Авиетка замерла на пике ослепительной параболы – и тихо скользнула вниз, отозвавшись внезапным холодом в желудке. Руки почему-то тоже мёрзли, и в запястьях бился рваный анархический пульс. «Как с бодуна», - угрюмо подумал Дан.

Под крыльями планирующей авиетки Барселона разворачивалась ярким разноцветным свитком с всплесками шпилей, щетиной старинных каминных труб и серебряными струйками текучих тротуаров. Дан любил этот город, броский и загадочный, древний и вечно юный, невыразимо прекрасный, словно мечта. Родной город его погибшей матери.

В последнее время – на фоне непривычной депрессии и злого беспредметного раздражения – его часто мучили мысли о странном, пугающем, каком-то мистическом параллелизме судеб отца и его собственной. Словно кто-то взял узкие ленты их жизней и связал с Барселоной – на зло и добро, как благословение и как проклятие.

Много лет назад из столицы мятежного и радикального Рохийского Анклава в гламурный мещанский Диаспар приехала девушка, полная огня и таланта, с копной жёстких тёмных волос, которые топорщились столь непримиримо, что их так и тянуло пригладить рукой. И в один незабываемый день учитель девушки в Академии авиастроения – подлинный гений и редкостный сухарь - именно так и сделал. Это был его отец – Александр Данкевич.

Девушка вышла за него замуж, родила ребёнка. А потом задумчиво взъерошила тёмные пряди и, взглянув ему прямо в глаза, спокойно обронила: «Ты меня разочаровал». И уехала прочь, бросив мужа, сына и причитающиеся после развода миллиарды. Увезя с собой лишь разбитое сердце его отца.

Такая история… А теперь из дремучей сибирской глуши появился мальчишка, грезящий всё о той же, расположенной на другом конце континента Барселоне. Мальчишка с опасной способностью воплощать грёзы в реальность. Такая наивная лапочка, который – не успел Дан и глазом моргнуть – превратился из лёгкого романа и вызвавшей жалость добычи – в сводящее с ума наваждение.

Ещё совсем недавно Дану казалось, что всё кончилось. Но сейчас, глядя в насмешливое и соблазнительное лицо утреннего города, он отчётливо понял, что, похоже, это была только завязка, и стремительный, смутный, необоримый поток нёсся в неведомое будущее. Чем закончится сегодняшний день? Дан не знал, но сердце почему-то холодело и начинало биться быстрее.

«Надо было гнать щенка пинками со всеми его требованиями «моральной компенсации», - угрюмо подумал он, выходя из приземлившейся на краю площади авиетки. Но эти мысли мгновенно потонули в бездонном, ослепительно-синем небе, распахнутом из декабря прямо в июль.

Андрея он увидел сразу. Моментально вычленил из толпы гуляющих, словно их связывала невидимая, но неоспоримая нить. Мальчишка, нервно озираясь, голенасто вышагивал рядом с памятником древнему мореплавателю, у которого Дан назначил ему встречу. Да ведь можно сказать, почти свидание! – неожиданно пришло ему в голову.

Дан помахал рукой, стремясь привлечь внимание, - и изумлённо моргнул, когда Андрей вместо того, чтобы дождаться его у монумента Колумбу, вдруг рванул через площадь, едва не сбивая с ног прохожих.

Стартовая скорость звезды футрана впечатляла. С торможением дела, видимо, обстояли хуже. Потому что каким-то неведомым для Дана образом Андрей оказался в его объятиях, цепляясь за отвороты его плаща, чтобы перевести дух.

- Я уж думал, вы не придёте!

- С чего бы, Андрюша? – полюбопытствовал Дан, не торопясь отстраняться от прижавшегося к нему юноши. – Я ведь тебе обещал. И вообще-то пришёл на пятнадцать минут раньше. Ты давно здесь ждёшь?

- Вовсе нет! – Андрей наконец отцепился от Дана и сделал маленький шажок в сторону. – Я… так… Приехал чуток пораньше, чтобы оглядеться.

- Понятно.

Дан внимательно и остро посмотрел на Андрея. Вчера тот с холодной и сухой ожесточённостью выкатил ему список обвинений, достойных Нюрнбергского трибунала. Сегодня – вешался на шею и глядел из-под ресниц застенчивым оленьим взглядом. Как же он на самом деле к нему относится? И чего добивается?

Этого Дан не знал. Но настроение почему-то резко скакнуло вверх.

- Ну и как ты себя чувствуешь в городе своей мечты, мой милый?

- Да вчера-то я толком ничего не увидел, кроме аэропорта и гостиницы. И вообще мне как-то не до того было, – Андрей сделал паузу. – Но вот сегодня… – в широко распахнувшиеся мятно-зелёные глаза Андрея можно было смотреться, как в зеркало. – С утра хожу, сам себе не верю, что уже проснулся. Неужели я и правда в Барселоне? – в подтверждение своих слов он ошарашено огляделся.

Дан подавил смешок.

- Охотно верю, что от Зимы до Барселоны путь был неблизок и нелёгок. Но вот ты здесь. Пойдём посмотрим?

Дан после неуловимого колебания приобнял Андрея и мягко подтолкнул вперёд.

- А куда мы идём, Мстислав Александрович? – спросил Андрей, запрокинув просиявшее лицо к Дану и стараясь приноровиться к его шагам.

- Доверься мне, Андрюша. Я ведь твой гид на сегодня.

- Мстислав Александрович, ну скажите!..

- Ладно, - смилостивился Дан. – Сейчас мы направляемся к Рамбле. Если ты посетил Барселону, но не совершил променад по Рамбле, считай, тебя здесь не было. А потом… Потом тебя ждёт столько чудесных мест, что перечислить их нет ни малейшей возможности. Ну а где-нибудь по дороге мы перекусим, - буднично закончил Дан, съехав со своего пафосного тона.

Они обогнули постамент памятника и купу стройных пальм, своей тропической знойностью вводящих в заблуждение относительно времени года, - и Андрей увидел, что запруда площади вливается в широкую реку проспекта.

У него перехватило дыхание. Главная аорта Барселоны текла и сверкала, полнилась смехом и далёкой музыкой, пульсировала в богемном, анархическом ритме. По краям Рамблы серебрились текучие тротуары, оккупированные старичками и пожилыми туристами. Но Дан, придерживая его за локоть, словно Андрей был маленьким и мог потеряться, направил его к пешеходному центру проспекта.

Шагая по волнистым узорам плит, Андрей сглотнул, пытаясь побороть головокружение. Во всём теле словно булькали пузырьки, наполняя его, как шарик гелием, - ослепительной, головокружительной радостью. Он будто заново родился, скинув подавленность и отчаяние последних недель. В ритме шагов пульсировало и билось: «Золотой мяч», Барселона, Дан! Дан!!

Андрей скосил глаза на Данкевича. Тот ответил ему тёплой улыбкой. Он выглядел расслабленным и спокойным и явно наслаждался прогулкой. Может, всё как-нибудь само собой устаканится, вдруг с золотым душевным трепетом понадеялся Андрей. Может, и объясняться не придётся, добиваться, предлагать руку, сердце … и иные части тела. Дановские загоны растают, словно дым, и всё станет как прежде. Такой прекрасный, до хрустального звона промытый день не может закончиться плохо!

Придя к этому выводу, он почти успокоился и принялся внимательно осматриваться по сторонам. Очень скоро Андрей убедился, что и сам является объектом наблюдения для прогуливающихся по Рамбле рохийцев. Его явно узнавали, дарили улыбки и махали руками. Он надулся от счастливой гордости, тщеславно надеясь, что Дан тоже замечает признаки его славы. Пусть теперь локти кусает, что бортанул такую знаменитость! Ну это мы исправим…

Пялясь на рохийцев, Андрей очень скоро заметил нечто необычное.

- Я смотрю, они тут все помешаны на украшениях, - задумчиво поделился он своим наблюдением с Даном.

- Ты о чём, Андрюша? – фыркнул Дан. – Рохийские женщины даже не красятся. Какие уж, к чёрту, украшения?

- Да ну посмотрите сами. Они все носят перстни. И женщины, и мужчины. А многие даже не по одному.

Андрей осуждающе покосился на проходившего мимо парня, руки которого были унизаны кольцами, как новогодняя ёлка игрушками.

- Это не перстни, а фиоры. Искусственные кристаллы со встроенной микросхемой связи между членами амистада.

- Амистада? – Андрей, вывернув шею, уставился на Дана так, словно тот заговорил с ним на иностранном языке, что в принципе соответствовало действительности.

Дан помолчал и без особой охоты пояснил:

- Амистад в переводе означает «содружество». Это что-то вроде… - он щёлкнул пальцами, подбирая слово, - коммуны, или клуба по интересам, или самоуправляемого предприятия. Социологи по этому поводу уже много лет копья ломают. В общем, амистад – это ячейка общества рохийцев. А фиор – знак принадлежности к определённому амистаду, одному или нескольким, и одновременно средство связи и коллективного принятия решений.

- Что-то нам в школе такого не рассказывали, - протянул Андрей, озадаченно глядя на Дана.

- Меня это совершенно не удивляет, мой милый, - обронил Дан. Но почему именно этот факт его не удивляет, пояснять не стал.

На пару минут Андрей погрузился в молчание, а затем озвучил итог своих размышлений:

- Так что, получается у них и государства нет, если все сами собой управляют в этих амистадах?

- Трудный вопрос. Об этом спорят. Сами рохийцы считают себя безгосударственным обществом, - отрывисто ответил Дан.

- Здорово! Я бы хотел так жить!

- А я – нет.

Андрей удивлённо посмотрел на Дана:

- Но почему? Вы только представьте, ни властей, ни начальников, ни олигархов! - он запнулся, сообразив наконец, что его спутник и есть начальник и олигарх. – Я вот и смотрю, люди тут другие, чем в Славии, приветливей и дружелюбней, - несколько скомкано закончил он.

- Люди везде одинаковы, - с напряжением в голосе ответил Дан, но тут же неожиданно согласился. – А, пожалуй, что и другие. Но фанатики, готовые навсегда отвернуться от человека, который чуточку не дотягивает до их высоких идеалов, ничего, кроме отвращения, у меня не вызывают.

Андрей поёжился от странной озлобленной ноты, скрежетнувшей в тоне Дана.

- Мстислав Александрович, вы о чём? Рохийцы вовсе…

- Хватит! – оборвал его фразу резкий голос Дана.

Дан остановился и повернулся к нему.

- Андрей, я ценю твой пламенный идеализм. Он тебе очень идёт. Но я не в настроении выслушивать панегирики рохийцам. Ни сейчас, ни впредь. Ты меня понял?

Не дожидаясь ответа, он отвернулся от него и зашагал дальше. Помедлив, Андрей двинулся на ним. Лицо его горело, словно его отхлестали по щекам. Никогда раньше Дан не разговаривал с ним так грубо.

- Давай не будем ссориться из-за политики, мой милый, - остывая после своей непонятной вспышки, проронил Дан. – Барселона – прекрасный город. Я её очень люблю и собираюсь показать её красоту тебе. И для этой красоты политические споры только помеха.

- Да, разумеется, - скованно ответил Андрей, не глядя на него.

Они продолжили путь в молчании. Солнце светило по-прежнему ярко, заливая сверкающую Рамблу своим сиянием. Но Андрею вдруг стало зябко, он уткнулся подбородком в ворот свитера.

Вот, значит, как?! Трясётесь из-за своих миллиардов, Мстислав Александрович! Снобизм Дана стал для него неприятным открытием. Как и его грубость. На смену первоначальному потрясению накатила запоздалая злость. Как Данкевич посмел разговорить с ним в таком тоне?! Кулаки непроизвольно сжались.

Дан, явно пересиливая себя, начал что-то рассказывать об истории и архитектуре зданий, мимо которых они шли. Андрей слушал вежливо и отчуждённо, уже почти жалея, что вынудил вчера Дана согласиться на эту прогулку. Может быть, надо было оставить всё, как есть, и не ломиться в закрытую дверь. Радужная переливчатая субстанция, искрившаяся между ними с самой первой встречи, - безнадёжно уходила.

Неожиданно громкая многоголосая рохийская речь вырвала Андрея из его подавленных размышлений.

Он недоумённо огляделся и увидел каменное, исполненное торжественной строгости здание с высоким парадным крыльцом. Над фасадом в солнечных лучах тускловато мерцала голографическая надпись: Academia de Ciencias y Artes. Но вопреки солидному официальному названию учреждения на его ступенях словно разбил стоянку цыганский табор. Человек двадцать разномастно одетых рохийцев, мужчин и женщин, стоя и сидя прямо на каменных плитах крыльца, оживлённо галдели, привлекая внимание прохожих, которые останавливались рядом и даже вступали в разговор.

До Андрея долетали обрывки пылких рохийских фраз: transcendentalismo, existencia, sentido de la vida…

- Что здесь происходит? – не выдержав, спросил он у Дана.

Тот мельком взглянул в сторону Академии.

- Какой-то философский диспут.

- Философский диспут?! – поразился Андрей.

Рохийцы дискутировали с таким жаром, будто речь шла о финале Лиги Экумены, а не об отвлечённых научных материях. Андрей бросил через плечо заинтересованный взгляд и вдруг заметил среди смуглых и темноволосых спорщиков странного светлокожего человека, явно не рохийца, который, мягко улыбаясь, словно выступал дирижёром этого философского цунами.

Дана необычная интеллектуальная баталия не заинтересовала, но вот на Андрея он бросал быстрые внимательные взгляды. И наконец не выдержал:

- Ты чего в свитер так кутаешься? Замёрз?

Андрей злобно зыркнул на него и неопределённо повёл плечами.

Дан вдруг осторожно взял его за руку, и подержав пару секунд, отпустил.

- У тебя руки совсем ледяные. Куртку надо было надевать, а не идти в одном свитере. Декабрь всё-таки, хоть и южный. Давай-ка зайдём в какое-нибудь кафе. Выпьешь горячего.

Дан подхватил Андрея под локоть и уверенно повлёк его в одну из боковых улочек, ручейками растекавшихся от Рамблы. Андрей молчал и не сопротивлялся, но его душила злость на властную, деспотическую заботу Дана.

- Вот неплохое кафе. Я тут как-то был, - Дан кивнул на невысокое старинное здание с увитыми плющом стенами и гостеприимно приоткрытой дверью.

Андрей сощурился на стилизованную под старину деревянную вывеску, напрягая свои скудные знания рохийского.

- Dos gatitos. Два – чего?

- Два котёнка, - подсказал Дан.

- Дурацкое название! - с чувством произнёс Андрей. Он не решался открыто напасть на Дана, но кипевшая внутри обида требовала выхода. – Они там что, жареных котят подают? И почему именно два котёнка? Уж сделали бы тогда одного или три.

- Третьим будешь ты, мой милый, - слегка раздражённо ответил Дан, подталкивая его к дверям.

Андрей задохнулся от неслыханного оскорбления. Но худшее ждало его впереди. Увидев в электронном меню сангрию, - подогретый напиток с вином и фруктами, о котором он раньше только читал в туристическом путеводителе, он уже собирался решительно цокнуть ногтём по экрану, но Дан вдруг перехватил его руку.

- Андрюша, там алкоголь. Закажи что-нибудь другое.

Побледнев, Андрей почти с ненавистью взглянул на Дана.

- Алкоголь? Какой ужас! Что бы мне тогда заказать? Может, блюдечко тёплого молока? Для котёнка – в самый раз.

Их взгляды скрестились во внезапно накалившейся атмосфере. Но лицо Дана вдруг странно и болезненно дрогнуло, и он первым отвёл глаза.

- Извини, я перегнул палку. Решай сам, что заказать, - Дан сделал паузу. – И за то, что я на тебя тогда накричал, тоже извини. Я иногда забываю, что ты уже почти взрослый.

«Не почти, а совсем», - сердито подумал Андрей. Но гнев его остывал.

- И ещё, Андрей. Я вчера тебя так и не поздравил с получением «Золотого мяча». Ты – молодец. Столь многого добился своим талантом и трудом, совсем один, без всякой поддержки. Я бы так не смог, - просто закончил Дан.

- Да ну бросьте, Мстислав Александрович, - смущённо пробормотал Андрей. – Вы тоже … это … талантливый.

На сердце стало тепло, и он простил Дану всё и сразу. Но Андрей был рад, что настоял на своём, не подчинившись. Он – не ребёнок, и Дан должен понять, что с ним необходимо считаться.

Тихо звякнув, из центра стола поднялся поднос с заказом, и Андрей победно схватил высокий бокал.

В это время двери кафе распахнулись, и в помещение ввалилась гурьба рохийцев, в которых Андрей с удивлением узнал недавнюю философскую ораву, буйствовавшую на ступенях Академии наук. Но сейчас они вели себя не в пример спокойно и мирно.

Андрей снова невольно выделил взглядом их лидера, настолько светловолосого и белокожего, что тот мог бы сойти за альбиноса.

- Гипербореец! – вдруг удивлённо присвистнул Дан. – Редкая птица за пределами Антарктиды!

- Гипербореец?! – поперхнулся сангрией Андрей.

Выходцев из антарктической страны ему ещё видеть не приходилось. Новая Гиперборея будоражила умы вот уже триста лет, со времён Великой Смуты, когда скваттеры из движения «Нью-Эйдж» оккупировали ледяной материк и нарыли там бункеров, уверовав, что только так смогут пережить предсказанный календарём майя конец света. Конец света не наступил, но Антарктида осталась в их распоряжении. Диковинная секта долго вызывала жгучее любопытство у остального – нормального – человечества, но в последнее время интерес к гиперборейцам поугас, сменившись насмешками и анекдотами. Впрочем, что за жизнь текла в подлёдных городах Новой Гипербореи, никто доподлинно не знал.

- А он вовсе не похож на придурка, - слегка разочарованно проронил Андрей после пары минут пристального наблюдения за незнакомцем.

- Гиперборейцы – не придурки, - хмыкнул Дан. – Они – чокнутые, а это немного другое. Я слышал, помимо эзотерики, у них здорово развита математика и вообще теоретические науки. Просто гиперборейцы редко публикуются в международных журналах.

- Вот как?

- Да, мой милый. Но если ты будешь так таращиться на антарктического гостя, то скоро прожжешь в нём дырку взглядом.

Андрей смущённо потупился, вспомнив наконец о правилах приличия.

Но было уже поздно. Светловолосый мужчина заметил его бесцеремонное разглядывание, и внезапно, встав со своего места, направился прямиком к их столику.

У Андрея внутри всё похолодело. Блин, неужели он нарушил какое-нибудь табу и жутко оскорбил гиперборейца?! Он бросил панический взгляд на Дана. Тот спокойно следил за приближением незнакомца и явно забавлялся ситуацией.

- Прошу прощение за вторжение. Не позволите ли присоединиться к вам? – славийский гиперборейца был почти безупречен. Лёгкий металлический акцент смягчался дружелюбной улыбкой.

Андрей смотрел на него во все глаза. А тот - на секунду раньше кивка Данкевича - уже садился за их столик. Незнакомец перевёл взгляд с Дана на него.

- Я хотел поздравить вас, Андрей. От своего имени и от имени моих друзей, - он кивнул на соседний столик. – Думаю, вчера вся Барселона смотрела церемонию вручения «Золотого мяча». Это большая честь для города.

- О … э … спасибо.

Взгляды Андрея и гиперборейца встретились. И Андрей вдруг заметил, что глаза его неожиданного собеседника были не голубыми, не серыми и даже не белёсыми, как у слепых. В глазницах гиперборейца сверкали осколки дымчатого стекла, антарктический лёд – настолько прозрачный, что, казалось, вглядевшись, в его глубине можно было различить переплетения нервных волокон.

Его пробрала дрожь.

Гипербореец опустил веки, - и наваждение исчезло.

- Вы знаете Андрея. А вот мы вас – нет, - попытался перехватить инициативу разговора Дан.

- Моё имя Иравади Иту Мар. Я гражданин Новой Гипербореи, но уже много лет живу в Барселоне, - не смутившись, мягко улыбнулся светловолосый мужчина.

- Рад знакомству. Меня…

- Я наслышан о вас, камрад Мстислав, - перебил Дана Иравади.

Андрей прикусил губу, чтобы скрыть улыбку. Но на лице Дан не дрогнул ни один мускул.

- Вот как? Полагаю, вы имеете какое-то отношение к аэронавтике? – спокойно полюбопытствовал он, откинувшись на спинку стула.

- Не совсем. Хотя полёты в эмпиреях мне не чужды. Я – философ.

- Замечательная профессия, - в голосе Дана проскользнула едва уловимая нотка сарказма.

- Я тоже так считаю, - поклонился Иравади.

Манера держать себя у гиперборейца была слегка вычурной и странной. Он мягко улыбался и делал медленные, изящные жесты, полные шутливого артистизма. Но смотрел на собеседников до боли пристально и внимательно.

Андрей был заинтригован.

- Как вам понравилась Барселона? – обратился к нему Иравади.

- О, очень понравилась! Она такая … такая красивая и праздничная. Такое чувство, что куда бы ты ни пошёл, везде играет музыка, - выпалил Андрей и тут же смутился. – Хотя я мало ещё что посмотрел …так … по Рамбле прошлись немного.

- А что ещё, кроме Рамблы, вы собираетесь осмотреть? – поинтересовался гипербореец.

- За один день много не увидишь, - вступил в разговор Дан. – Наверное, пройдёмся по Готическому кварталу. Парк Гуэль, Саграда-Фамилия. В общем, стандартный набор.

- Непременно, непременно посетите Саграда-Фамилия! - вдруг оживился гипербореец, переводя взгляд с Дана на Андрея. – Это сердце и душа Барселоны. Не увидев её, нельзя понять этот древний город. Обязательно посетите Саграда-Фамилия, - повторил он.

- Мы так и собираемся сделать, - с прохладной вежливостью ответил Дан. – Наверное, сразу после кафе и пойдём.

Иравади покачал головой.

- Примите мой совет и идите в собор ближе к вечеру, когда схлынет толпа туристов. Собор открыт до девяти часов. Вы ничего не потеряете, если придёте попозже, а только выиграете.

- Хорошо, - поколебавшись, согласился Дан. – Спасибо.

- И ещё кое-что, - гипербореец жестом фокусника извлёк из кармана тонкую стопку каких-то разноцветных бумажек. – Я хоть и не коренной барселонец, но живу здесь уже много лет. Поэтому, прошу вас, в знак гостеприимства примите от меня небольшой подарок. На следующей неделе в Барселоне состоятся международные соревнования по биопланеризму. Их организует амистад «Целеста», где у меня много друзей, и так случилось, что я прихватил с собой несколько лишних приглашений. Прошу вас, возьмите их. Это будет изумительное зрелище, которое вас развлечёт. А кроме того, - Иравади безмятежно улыбнулся, - мы сможем продолжить наше знакомство.

Соревнования по биопланеризму! От этого новомодного вида спорта сходила с ума вся молодёжь Экумены. Андрей, забыв поблагодарить, выхватил билеты из рук гиперборейца. На переливающейся голографической поверхности хрупкая девушка с могучими крыльями кондора за спиной парила в поднебесье.

Но неумолимая реальность в лице Дана немедленно развеяла его восторг.

- Благодарю вас, Иравади, за подарок. Но, к сожалению, мы не можем его принять. На следующей недели ни меня, ни Андрея уже здесь не будет. Мы улетаем сегодня вечером. Андрей – в Лавонгай, а я возвращаюсь в Диаспар.

Слова эти пронзительной больной нотой отозвались в душе Андрея. До разлуки оставалось всего несколько часов! Он побледнел и, потупившись, неуверенно протянул гиперборейцу приглашения.

Тот отрицательно покачал головой.

- Мы не сможем воспользоваться вашим подарком, - нахмурившись, повторил Дан.

- Что ж, в таком случае оставьте их себе на память о Барселоне. Я не могу принять свой дар обратно.

Дан раздражённо пожал плечами.

Андрей, помедлив, убрал билеты в карман. Он сидел молчаливый и потухший, будто придавленный безжалостной каменной глыбой. «Мы улетаем сегодня вечером. Андрей – в Лавонгай, а я возвращаюсь в Диаспар», - как на дурном проигрывателе крутились у него в голове слова Дана. Неужели ничего нельзя изменить?!

Иравади заметил его состояние.

- Я вижу, вам отчего-то взгрустнулось, Андрей. Не стоит грустить. Барселона развеет вашу печаль. Это город, где исполняются мечты.

- Таких городов не бывает, - с усилием выдавил Андрей.

- Барселона – великая волшебница, - со странной интонацией почти пропел гипербореец. – И если в правильном месте, в правильное время попросить её от чистого сердца об исполнении заветного желания, то оно обязательно сбудется.

Да что несёт этот придурок?! Андрей яростно вскинул голову, - и наткнулся на призрачный, колдовской взгляд Иравади. Тот вдруг наклонился к нему и лёгким, еле ощутимым, ободряющим жестом дотронулся до его руки.

- Непременно сбудется, Андрей.

- А как найти эти правильное место и время? – буркнул Андрей, невольно поддаваясь гипнозу.

- О, вы почувствуете! Просто почувствуете, - безмятежно улыбнулся гипербореец и вдруг засобирался. – Не смею больше навязывать вам своё общество. Желаю хорошо провести время в Барселоне. И я всё-таки от всего сердца надеюсь, что мы ещё встретимся с вами, камрады, - Иравади несколько картинно прижал руки к груди, поклонился и - стремительно ретировался за свой столик.

Андрей и Дан проводили его слегка ошарашенными взглядами. И, понимающе переглянувшись, одновременно рассмеялись. Гипербореец, поначалу казавшийся почти нормальным, всё-таки оправдал репутацию своих соотечественников.

Но на душе у Андрея странным образом полегчало. Погасшая было надежда снова со страстной силой вспыхнула в нём, залив своим искристым светом кафе, и улицы города, и красивое, мужественное лицо Дана…

Когда они выходили из помещения, и сидевшие в зале уже не могли их видеть, Дан вдруг придержал Андрея за плечо – и быстрым движением стёр с его губ сладкие капли сангрии.

- Салфеткой надо пользоваться, мой милый, - проворчал он, тут же отвернувшись.

Все последующие часы слились в сознании Андрея в один счастливый, невыразимо растянутый миг блужданий по волшебному городу, в яви ещё более прекрасному, чем в мечте.

Перед его потрясённым взглядом рвалась в небо пламенеющая готика Старого квартала, прихорашивался франтоватый модернистский Эшампле, плыли по воздуху невесомые и строгие, как математические формулы, конструкции ультра-авангарда. Вечереющий город казался букетом стилей, перевязанным атласной лентой барокко и спрыснутым пряными мавританскими духами.

Они шли, разговаривали, смеялись, соприкасались рукавами… А красавица-Барселона, сверкая огненным взором, пристально следила за очарованными чужестранцами и раскрывала перед ними свои чудеса.

Андрею казалось, он превратился в эльфа, вдыхающего эфир. Он не чувствовал ни усталости, ни голода и готов был бродить по улицам Барселоны целую вечность, пить впечатления, как нектар, - и смотреть на Дана полными обожания глазами.

Дан тоже был непривычно весёлым и раскрепощённым, не вспоминал о времени, но в конце концов, вняв голосу рассудка, затащил его в морской ресторанчик, чтобы подкрепить силы.

Они сидели вдвоём над огромным обжигающим блюдом с морскими гадами, и Андрей, подцепив на вилку креветку, разглядывал и обнюхивал её со всех сторон, брезгливый и подозрительный, словно кошка. А Дан следил за ним смеющимися глазами и улыбался, смакуя вино.

Андрей не пил, но от этих устремлённых на него глаз цвета тёмного гречишного мёда у него кружилась голова, давило виски … и в джинсах тоже давило. Нервным движением он попытался натянуть свитер почти до колен.

Дан поставил пустой бокал на стол. Его взгляд упал на циферблат наручных часов, - и по лицу его вдруг пробежала тень.

- Андрей, когда ты должен вернуться в гостиницу?

- Что? - он смотрел на него как спросонья.

- Я спрашиваю, до какого времени Максим Яковлевич тебя отпустил?

- До девяти часов, - не моргнув, солгал Андрей.

- До девяти? Неужели вы так поздно улетаете из Барселоны?

- Я уговорил Берзина задержаться, - Андрей, скосив глаза, лихорадочно отключал под столом сонофор.

Но он весь похолодел, чувствуя, как задул из тёмных щелей стылый сквозняк реальности, сметая сказочную атмосферу вечера.

- Что-то мы совсем счёт времени потеряли, - не глядя на него, произнёс Дан. – Нам ведь ещё надо Саграда-Фамилия посетить. Быстренько осмотрим собор, и я отвезу тебя в гостиницу.

Когда они вышли из ресторана, уже вспыхнули лиловые цветы фонарей. Андрей надеялся, они пойдут к собору пешком, и у него будет время, чтобы собраться с мыслями перед решающим разговором.

Но Дан торопился и повёл его к серебряной шкуре текучего тротуара, змеившегося вдоль улиц. Они ехали в молчании. Андрей дышал часто и мелко, словно в удушье, и весь мир сузился до холодного профиля Дана рядом с ним.

Вот сейчас… Или нет, вот сейчас, за тем поворотом, я скажу… Что я скажу?! Слова рассыпались бессмысленным ворохом, катились и разбегались прочь. Слов не было. Готовясь к этому разговору, он до последнего надеялся, что вчерашняя странная сила вновь осенит его, подскажет нужные фразы и поведение. Но силы не было, был только – ледяной, паскудный, выворачивающий желудок страх быть отвергнутым. «Почему я вообще решил, что нужен Мстиславу Александровичу хотя бы на год?» – вдруг подумал Андрей. Положим, Дан его хочет. Надо быть слепым, чтобы этого не замечать. Но мало ли на свете симпатичных парней, которых Дан с удовольствием бы трахнул?!

У него подкосились ноги.

Он понимал, что пора поговорить напрямик, но решимость таяла, словно дым.

- Мстислав Александрович… - сдавленно пискнул наконец он.

- Что, Андрей? – не повернув к нему лица, отозвался Дан.

- Я тут подумал … в общем … я … - выдавил он и вдруг, смертельно себя ненавидя, протараторил. – Я тут подумал, а почему ваша вилла называется «Саграда»? Это ведь рохийское слово.

- Рохийское, - спокойно подтвердил Дан. – Означает «святая», а ещё – «убежище». Отец построил «Саграду» для моей матери, и дал название на её родном языке.

- У вас есть мать?! – совершенно по-идиотски брякнул Андрей.

Он знал, что отец Дана был знаменитым авиаконструктором, но почему-то никогда не озадачивался вопросом, кем была его мать и где она сейчас.

- Была, - Дан даже не улыбнулся. – Рохийка из Барселоны. Она развелась с отцом вскоре после моего рождения, а спустя год погибла во время лётных испытаний.

- Мне так жаль, - пробормотал Андрей.

Дан ничего не ответил.

Андрей в смятении смотрел на него. Так, значит, Дан по рождению наполовину рохиец?! Почему же он так нападает на них? И чего ещё Андрей о нём не знает? И судя по всему, уже никогда не узнает…

Тротуар пологой дугой завернул за угол, - и внезапно все его мысли словно вышибло взрывной волной.

Из глубины улицы на него наплывала громада собора.

Ни фотографии, ни книги, ни кино не подготовили Андрея к тому, что он увидел. К этой огненной от сияния подсветок махине, надменно глядевшей с высоты на окружающие здания, - такие обычные и человеческие в сравнении с её надмирной, неземной красотой.

Слитком тёмного золота Саграда-Фамилия горела на бархате декабрьского неба, и казалось, что стометровые, опалённые неведомым огнём башни вот-вот оторвутся от земли и, полыхнув ракетными дюзами, умчат звездолёт собора в иную галактику.

- Великий космос! – только и мог выдохнуть Андрей.

- Трижды великий, - тихо отозвался Дан, переводя взгляд на его лицо и будто загораясь отражённым светом его восторга.

Лента тротуара несла их к собору тихо и неотвратимо, будто и её притягивал этот циклопический золотой магнит.

Как и говорил Иравади, к вечеру туристов стало меньше.

В сущности, их вообще не наблюдалось.

Вокруг собора не было ни души.

Серебристо мерцавшая над узорчатой металлической оградой надпись проинформировала их, что Саграда-Фамилия уже час как закрыта для посещений.

- Наебал нас гиперборейский засранец! – злобно ругнулся Дан и виновато покосился на него. – Андрюша, ты очень хотел попасть внутрь?

- А там так же красиво, как снаружи? – жалобно спросил Андрей, пытаясь просунуть лицо между прутьями ограды. Воздух рядом с изгородью был ощутимо теплее и суше, свидетельствуя о включенном охранном поле.

Дан неопределённо хмыкнул, из чего стало ясно, что внутри так же красиво или ещё красивее, но он просто не хочет его расстраивать.

Андрей, не отрываясь, смотрел на стремительный и грандиозный абрис собора. Казалось, от него исходило сияние и тихий подземный гул.

И струился аромат чуда. Оплавленная золотая махина искривляла пространство, попирая законы мироздания, и по желобкам неведомой геометрии к ней стекало со звёзд волшебство.

Поэтому Андрей совсем не удивился, когда в глубине улицы раздался негромкий, но отчётливый стук копыт, и в серебряных отблесках текучего тротуара прорезались силуэты трёх всадников, словно сошедших в вечернюю Барселону прямо со страниц старинных рыцарских романов.

Впрочем Дан их неожиданному появлению тоже не удивился.

- Милисьянос, - проворчал он. – Рохийские дружинники.

Всадники на тёмных, как ночь, андалузских конях приблизились, - и замерли, натянув поводья. Двое парней и девушка, совсем юные, но спокойные и решительные.

- Buenas noches, camrades. Teneis un problema? – вежливо, но с лёгким официальным холодком спросила девушка. Однако её тон тут же потеплел, стоило ей увидеть выглядывающего из-за плеча Дана Андрея. - Hola, Andrusito!

- Hola, - неуверенно отозвался Андрей и обернулся к Дану, ища поддержки.

Но, судя по всему, ночь чудес только начиналась, потому что Дан вдруг решительно шагнул вперёд и заговорил с девушкой-милисьяно на беглом рохийском. Андрей был так изумлён его внезапно открывшимся лингвистическим талантом, что не сразу задался вопросом, что именно Дан так пылко и напористо втолковывает рохийцам.

Девушка что-то коротко ответила Дану и начала совещаться со своими спутниками.

- Мстислав Александрович, - воспользовавшись паузой, прошептал Андрей, - что вы им сказали?

Дан лукаво улыбнулся.

- Я сказал им, что одна ужасно знаменитая звезда футрана прибыла в Барселону только на один день и просто умирает от желания осмотреть шедевр рохийской архитектуры, - Дан мотнул головой в сторону запертой ограды Саграда-Фамилия и, увидев непонимающий взгляд Андрея, пояснил. – Раз они патрулируют квартал, то должны иметь коды от всей охранной системы. Были бы мы в другой стране, я бы знал, как гарантированно решить проблему, - Дан пошуршал пальцами, будто считал деньги. – Но к этим камрадам не знаешь, как подступиться…

Вдруг тихо звякнул металл, и, обернувшись, Андрей увидел, что калитка ограды приоткрылась, больше не удерживаемая силовым полем.

Девушка опустила руку, произнеся несколько слов. Тронув поводья, всадники поехали прочь, в перестуке копыт и призрачных лиловых отсветах фонарей удаляясь в ту волшебную страну, из которой они явились.

- Buena suerte! – долетел издалека звонкий голос.

Андрей поражённо смотрел им вслед.

- Оказывается, слава открывает двери не хуже денег, - хмыкнул Дан и деловито подтолкнул его к калитке. – Пойдём, Андрюша. Сам собор открыт, а ограду они запрут на обратном пути. В нашем распоряжении час.

Андрей шёл вслед за Даном и ему хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон. Весь этот бесконечный, фантастический, небывалый день в Барселоне словно сгустился в одно пронзительное ощущение чуда. Странные всадники на чёрных, как ночь, конях. Дан, парой непонятных фраз отомкнувший запоры. Волшебная гора собора, на целый час принадлежавшего только им…

Что же там внутри? Они шагнули сквозь низкий портал, словно в иную вселенную.

На мгновение Андрей разучился дышать.

Тёмно-сизые, как предрассветное небо, колонны взмывали на невообразимую высоту, ветвились, переплетались и расцветали диковинными каменными цветами, на которые хотелось смотреть и смотреть, запрокинув голову. Откуда-то сочился слабый, приглушённый свет. В его тихих струях ослепительно вспыхивали отблески витражей, рассыпаясь мириадами разноцветных искр.

Они стояли, прижавшись друг к другу, в зачарованном инопланетном лесу, который не мог быть сотворён человеческими руками.

- Невообразимая красота, - тихо произнёс Дан. – К этому невозможно привыкнуть.

Ступая медленно и осторожно, словно собор каждую секунду мог растаять, будто мираж, они шли по огромному гулкому нефу.

Андрей облизал сухие губы, сжигаемый томительным и неумолимым ощущением близящегося чуда, которое вот-вот облечётся в реальность, поступок, событие. Он пристально вглядывался в голубоватый сумрак собора, расшитый цветными нитями витражей, - и увидел дверь первым.

Арочный проём, уводивший в таинственную темноту.

- Мстислав Александрович, что там? – его шёпот всё равно был слишком громок для царившей торжественной тишины, которая откликнулась серебристыми осколками эха.

- Я не знаю, Андрей, - тоже почему-то шёпотом ответил Дан. – Давай посмотрим.

Они подошли ближе, взволнованные, как два конкистадора в затерянном городе майя.

Темнота в проёме не была непроглядной. Сверху струился слабый, золотистый отсвет, обтекая невообразимой крутизны винтовую лестницу.

- Это подъём на смотровую площадку башни, - вдруг догадался Данкевич. – Я там был, но поднимался на лифте. Такой старинный, винтажный… Он должен быть где-то рядом.

- Мстислав Александрович, давайте поднимемся здесь!

Дан хмыкнул, глядя на его умоляющее лицо, но согласился неожиданно легко.

- Ну если ты так хочешь, Андрюша. Только подозреваю, подъём будет не из лёгких. Смотри, как бы мне тебя на руках не пришлось нести.

Я бы не возражал, подумал про себя Андрей, шагая в медовый полумрак лестницы.

Подозрения Дана полностью оправдались. Безумный в своей гениальности архитектор Саграда-Фамилия словно творил эту лестницу не для людей, а для ангелов или бесплотных духов. Крутой, узкой, головокружительной спиралью возносилась она наверх, освещаемая лишь бледным светом из окошек-бойниц.

Андрей упрямо карабкался по ступеням, слыша тяжёлое дыхание Дана за своей спиной и ожидая, что вот-вот на него посыплются попрёки и прозвучит приказ поворачивать назад. Но Дан молчал, лишь однажды вполголоса попросив его быть осторожнее.

Наконец Андрей совсем выдохся. И плюхнулся прямо на лестницу.

- Давайте передохнём немного, - попросил он, бросив на Дана пристыженный взгляд.

- Что, мой милый, скоростные эскалаторы в «Плазмаджете» были лучше? – в царившем полумраке улыбку Дана можно было скорее угадать, чем увидеть.

Дан опустился рядом с ним на узкую ступеньку.

Их плечи и колена соприкоснулись.

Андрей странно обмяк, растворяясь в каком-то непонятном, сладком и жгучем томлении. Стих шум их дыхания, - и наступила тишина. Они были одни в огромном соборе. Одни в целой вселенной.

Призрачный свет из окошка-бойницы слабо освещал лицо Дана, сделав глаза его невообразимо тёмными и загадочными, подчеркнув линию скул, сжатые губы. Губы… Мстислав Александрович всегда целовал его первым. Андрей никогда, ни разу…

Он шевельнулся, - и в то же мгновение Дан поднялся на ноги.

- Пойдём, Андрюша. Остался последний бросок.

На смотровой площадке кто-то был. Два высоких силуэта по её краям в странных плащах.

Это были не плащи, а крылья.

Каменные ангелы благословляли с высоты Барселону.

Город растекался на побережье потоками огня, - ослепительно яркого на фоне тёмного неба и едва угадываемого моря. Огненный лабиринт. Огненная роза, питаемая солёной морской водой.

И посреди города и моря, между землёй и небом – фантасмагорический звездолёт собора, готовый к старту…

Андрей делал глубокие, болезненные вдохи. Но дыхание существовало отдельно от него. А он - стоял на капитанском мостике космического корабля, который вот-вот умчится к звездам.

Алмазный венец Сириуса, кровавый рубин Бетельгейзе, ослепительный Альдебаран, - самоцветная россыпь звёзд на иссиня-чёрном декабрьском небе ждала их.

Его и Дана.

Пусть они всегда будут вместе. Всегда. Вечно. Среди небывалых звёзд, раз уж нельзя на земле…

Всё странно мерцало и двоилось, и дышать стало совсем трудно.

Дан стоял за его спиной, невидимый, но ощущаемый каждой клеточкой и каждым атомом тела.

И вдруг Дан пошевелился. Негромкий голос разбил оглушительную тишину.

- Тебе нравится, Андрей?

Ненужный вопрос.

- Ты доволен? Ты получил то, что хотел? – со странной интонацией продолжал настаивать Дан.

Андрей непонимающе обернулся.

- О чём вы, Мстислав Александрович?

- Нам пора возвращаться. Я отвезу тебя в гостиницу, и мы расстанемся. И я хочу знать, - Дан запнулся, - хочу знать, уплатил ли я тот долг, о котором ты говорил.

Андрей потрясённо смотрел на него: мы расстанемся… Реальность, от который он безуспешно пытался убежать целый день, настигла его здесь, в самом средоточии волшебства.

- Андрюша, ты ведь не сердишься на меня за то, что было? – вдруг просто и почти жалобно спросил Дан.

Ты не сердишься на меня… Так спрашивают дети. И эта неожиданная беспомощность Дана вдруг придала ему сил.

- Нет, - сказал он, преодолевая комок в горле. – Нет, я на вас не сержусь. И никогда не сердился, ни одной минуты… А, может, и сердился, не знаю, это уже не важно.

Он сделал шаг к Дану, но замер перед тонкой, невидимой, стеклянной стеной.

- Мстислав Александрович, я всё думал о нашем разговоре, тогда, в библиотеке. Дайте мне сказать! – слова уже сами рвались из него, их было не остановить. – Я всё думал и думал о том, что вы мне сказали. И я понял только одно: я согласен. Не знаю, почему. Наверное, это унизительно. Но мне уже всё равно, мне нет до этого дела, я так измучился. И я согласен.

- На что ты согласен, я не понимаю, - каким-то онемевшим голосом выдавил Дан.

- На всё! – вдруг выкрикнул он ему в лицо. – Я согласен на всё! Чтобы мы спали вместе и чтобы вы бросили меня через год! На все ваши условия!

Дан отшатнулся от него.

- Андрей, о чём ты?! Космос великий! Я не ставил тебе условий! Я просто хотел уберечь тебя, потому что ты не такой, тебе это не нужно…

- Я такой! Я знаете какой!.. Я взрослый! Я сам могу решать! Я не могу без вас!

Он чувствовал, что вот-вот разрыдается, презирал и ненавидел себя, и не мог остановиться.

- Мстислав Александрович, я вас люблю! Я вас так люблю!.. – слёзы застилали глаза, и он видел перед собой трёх Данов. И каждый был отделён от него непроходимой стеклянной стеной.

А потом стена исчезла.

Всё исчезло.

Остался только Дан, который прижимал его к груди, и пуговица плаща больно давила щёку.

- Ну что ты, мой хороший… Что ты такое говоришь, - нетвёрдым голосом произнёс Дан.

- Я вас люблю, - упрямо всхлипнул Андрей. – По-настоящему, так и знайте. А если вы опять скажете, что я ничего не понимаю и что всё пройдёт… Тогда я пойду и отдамся первому встречному. Гею, - уточнил он. – Назло вам! Из принципа!

Я не то говорю, не то, с ужасом понял он. Слишком по-детски. И посреди разверзнувшейся бездны отчаяния оставалось только зарываться носом в колючую ткань плаща и оглушительно, безостановочно, бесповоротно шептать:

- Я вас люблю, я так вас люблю, я вас очень люблю…

Слова застыли у него на губах, выпитые жёстким, горячим поцелуем.

Они целовались на лестнице, и в полумраке галерей собора, и в стремительно несущейся авиетке. Дан вжимал его в сиденье, наваливаясь всем телом.

И от жадных, злых прикосновений его реальность рвалась клочьями.

Оставалось чистое наркотическое безумие.

Андрей никак не мог понять, где он находится. Гостиница вроде бы напомнала ту, где он остановился. Но всё-таки какая-то другая. И номер похож, но не его… Точно не его.

Грубо сбитый с ног, уже падая на кровать, он запоздало догадался, что это номер Данкевича, в соседнем гостиничном крыле.

Потом все мысли исчезли, отшвырнутые Даном в сторону вместе с его свитером и рубашкой. Тело изгибалось и корчилось, как бумага в пламени костра. Тонкая кожа саднила, оцарапанная щетиной.

А затем – мир застыл.

Дан медленно приподнялся на руках, отстраняясь от него.

- Не сейчас, мой хороший, не сейчас. Не сейчас, - Дан будто уговаривал сам себя.

- Не уходите! – задыхаясь, прошептал Андрей.

- Я не уйду, Андрюша.

Они лежали, обнявшись. Возбуждение утекало, отступало, как тропическое море в отлив, обнажая невозможную, невыносимую нежность. Дан рядом. Дан с ним. Дан гладит его, словно маленького, по голове, ерошит волосы и снова разглаживает их.

Всё сбылось. Спасибо тебе, Барселона, донья, сеньора, камрада…

Он не заметил, как уснул.

Тёмно-золотые пряди с тихим шорохом сминались под широкой ладонью. В них хотелось зарыться лицом, как в душистое летнее разнотравье.

Вожделение отхлынуло, мысли плавились в бездумном, блаженном забытьи, мелькали обрывки фраз и сцен, признание Андрея пожаром горело в сознании.

Так не бывает.

Такого никогда ещё не было.

Дан закрыл глаза, но прибой пульса в висках стал только слышней и болезненней. И даже сквозь веки он продолжал видеть лицо мальчика -тонкое, уставшее, просветлённое. Андрей спал.

«Ты первым меня бросишь, малыш», - пришла вдруг откуда-то холодная ясная мысль. Она тут же исчезла. Но что-то неуловимо изменилось.

Он осторожно высвободил руку и посмотрел на циферблат часов. Почти десять вечера. Они бродили по Барселоне двенадцать часов.

Идти никуда не хотелось, но надо было решать проблемы и улаживать дела. Звёздная пыль осыпалась, обнажая контуры реальности. Реальности, в которой их теперь было двое. Поцеловав Андрея в чёлку, Дан тихо встал и вышел из комнаты. Андрей не проснулся.

- Я думал, ты уже в Диаспаре, Слава, - недоумение лишь на миг скользнуло по лицу Берзина, его мысли явно занимало другое. – Тобольский исчез.

Владелец «Орихалька» стоял посреди гостиничного номера, сжимая в руке бесполезный сонофор.

- Он уже два часа как должен быть в отеле. На звонки не отвечает. Поганец малолетний! Я уверен, с ним всё в порядке, шляется где-то по своей Барселоне. Но похоже пора связаться с рохийскими милисьянос. Пусть его за шкирку притащат, - в низком голосе Берзина звенело бешенство.

- Не надо, Максим, - спокойно произнёс Дан. – Андрей уже здесь. Он был со мной, я показывал ему город и не рассчитал время. Так что это моя вина. Прости.

Пару мгновений Берзин ошарашено смотрел на друга, но быстро овладел собой.

- Ты показывал ему город? Угм, ясно… - протянул он. – Мог бы и предупредить. Ладно, проехали. Так Тобольский в гостинице?

- Да, у меня в номере. Спит, - коротко ответил Дан.

Взгляд владельца «Орихалька» внезапно заострился.

- Спит у тебя в номере? – сделав паузу, со значением переспросил он. – Вы что … э-э…

- Он спит у меня в номере, а когда проснётся, выйдет из него таким же невинным, каким зашёл! – неожиданно для себя самого рявкнул Дан. – Парень просто устал, - добавил он, понижая голос.

- Понимаю.

Берзин смотрел ему прямо в глаза, и Дан решил идти напролом.

- Максим, ты сказал, что разрешишь Андрею провести отпуск в Барселоне, если я за ним присмотрю. Ну так я решил остаться и присмотреть. Он говорил, там вроде какие-то бумаги на него как несовершеннолетнего нужны?

- Что ж, я от своих слов не отказываюсь, - проронил Берзин. Просьба друга, казалось, не стала для него сюрпризом. – Конечно, Лавонгай был бы лучше… Ну да ладно, - оборвал он себя и неожиданно улыбнулся. – Долго же ты думал, Слава. На тебя не похоже… А бумаги не проблема.

Подойдя к столу, он открыл кейс и стал перебирать документы. Дан молча ждал.

Найдя нужную папку, Берзин повернулся к Дану и одарил его долгим проницательным взглядом.

- Слава, просто чтобы расставить все точки над «и». Я тебе уже говорил, что не возражаю против ваших, гм, отношений. Но я должен быть в курсе. Поэтому скажи, пожалуйста, - владелец «Орихалька» с иронией вздёрнул бровь, - Тобольский покинет Барселону таким же невинным, каким сюда прибыл?

- Нет, - после короткой паузы спокойно ответил Дан. – Нет, я так не думаю.

Берзин кивнул – и протянул ему документ.

Дата добавления: 2015-08-10