Глава 13. За кулисами «Золотого мяча».

Огромный зал тонул в жарком сиянии огней, блеске женских нарядов, аромате магнолий и дорогих духов. Церемония вручения «Золотого мяча» - порядком нудная и официозная – завершилась около часа назад, и вечер наконец перетёк в лакомую фазу званого приёма.

Живая музыка тихой золотой волной струилась по залу, обволакивая разноязыкую речь гостей. Дан, рассеянно кивая знакомым, различал обрывки славийских и атлантических фраз. Рохийцы блистательно отсутствовали, и даже обслуга была привезена из Славии. Дан мысленно усмехнулся: Берзин, рассылая приглашения, не обременил себя любезностью в отношении хозяев церемонии, зато проявил завидное понимание политического момента и избавил прокуратора от неприятного общества.

Подпирая стену зала, Дан видел, как сияющий улыбками и драгоценностями поток гостей водоворотом закручивается вокруг некоего центра притяжения. Им был отнюдь не виновник торжества, а низенький лысоватый пожилой мужчина с совершенно невзрачной наружностью деревенского старосты. Но преломляясь в линзе подобострастных взглядов, облик прокуратора разрастался до героических размеров «отца нации», «благодетеля отечества», «гаранта стабильности» и что там, чёрт подери, ещё…

Дан передёрнул плечами, стремясь избавиться от липкого чувства унижения, - ведь только что он сам склонялся в поклоне перед вельможным стариком, бормоча угодливые слова, - и с такой злобой отхлебнул из фужера, будто в нём плескалось не вино, а кровь верховного правителя Славии.

Осторожно выглянув из-за колонны, Дан бросил взгляд в другой конец зала, где водоворот поменьше клубился вокруг рыжеволосой фигурки. Прокуратор был, конечно, вне конкуренции, но свою долю общественного внимания Тобольский тоже получал. Мальчишка держался довольно уверенно, ведя беседу и отвечая на поздравления гостей. Но вид у Андрея как всегда был несколько отсутствующий и отрешённый, будто он находился немножко здесь, а немножко – в своих, для других недоступных ангельских высях.

Толпившиеся вокруг юной знаменитости гости несколько расступились, и Дан, будто солнце в прорехе облаков, отчётливо увидел Андрея, жадно вобрав его взглядом. Вообще-то он не отрываясь таращился на него всю церемонию, но почему-то никак не мог насмотреться. Впрочем оно и понятно: мальчишка сегодня был чертовски хорош. Этот элегантный серый костюм, своей строгостью лишь подчёркивавший ослепительную юность Андрея, узкий галстук с изумрудной заколкой – откуда она у него? Берзин подарил? – до хруста наглаженная рубашечка, просто умолявшая, чтобы её неторопливо, пуговица за пуговицей расстегнули… Дан сглотнул, внезапно ощутив, как температура в помещении подскочила градусов на десять, а магнолии запахли совершенно одуряюще.

В этот момент, будто почувствовав, что на него смотрят, Андрей обернулся. Но за один взрывоопасный миг до встречи их взглядов Дан снова отступил за колонну.

Сердце бешено колотилось. Твою мать, кого хрена, мысленно выругался Дан, кому из нас шестнадцать лет?! Если мальчишка не ослеп, то всё равно уже заметил тебя! Но он ничего не мог с собой поделать, ничего. Не было сил снова увидеть гримасу отвращения и страха на этом красивом тонком лице, как в тот последний раз, под ледяным ноябрьским дождём…

Угрюмым столбом подпирая колонну и невидяще всматриваясь куда-то поверх голов мельтешащих гостей, Дан неожиданно вспомнил другой вечер, другой приём, когда четыре месяца назад он впервые увидел Андрея. Вспомнил высокие, распахнутые настежь окна, в которые струились летние сумерки, мешаясь с ярким золотом светильников. Вспомнил, как, притаившись, следил издалека за мальчишкой, почти как сейчас… Вспомнил даже назойливую, банным листом приставшую к нему девицу. Он беседовал с ней спокойно и светски, а сам звенел от тигриного азарта, возбуждения и надежды, предвкушая, как уломает, охмурит, соблазнит этого красивого недотрогу, который его ещё даже не знает.

Всё было легко, понятно и просто, а будущее обещало шикарное приключение… Куда всё делось?! Как случилось, что, почти добившись желаемого, он сам отказался от Андрея?! Почему никак не может забыть, выбросить его из головы?! Почему он – богатый успешный мужчина – вместо того, чтобы наслаждаться жизнью и этим изысканным вечером, прячется за колонной, а в душе будто насрали все кошки мира?! Какой-то ребёнок, кто бы мог подумать…

Дан не знал ответов на эти вопросы, но ясно понял, что пора валить с долбанного приёма, потому что каждый предмет и каждый атом воздуха в роскошном зале был пропитан неведомой, сокрушительной тоской. Стратосферный прыгун ждёт его в аэропорту. Прочь отсюда!

Он покрутил головой, с высоты своего роста высматривая среди толпы гостей Берзина, чтобы попрощаться. И, обнаружив друга в обществе какой-то расфуфыренной дамочки, - решительно шагнул … в противоположном направлении, к столику с напитками, которые его напрочь не интересовали, но откуда было замечательно видно Андрея.

Вокруг Тобольского успела произойти перегруппировка сил, и вниманием юноши единолично завладел какой-то импозантный тип в европейском костюме и белоснежном головном платке-куфии. Очередной надцатый отпрыск арабского халифа, мрачно определил Дан. И зачем только Макс пригласил этого козопаса?! Но Андрей смотрел на экзотического гостя с явным интересом, вслушиваясь в его ломаную, обрамлённую пылкой жестикуляцией атлантическую речь. Слов Дан разобрать не мог, но вот мальчишка кивнул, с чем-то соглашаясь, и вдруг улыбнулся, лёгким, до боли знакомым движением откинув со лба рыжую прядь.

Дану будто вонзили в живот кинжал, а затем ещё пару раз повернули, наматывая внутренности. А он-то волновался, как Андрей переживёт их разрыв! Да легче тебя, кретин! Улыбается как ни в чём не бывало какому-то пидору из Арабского халифата! Ещё и визитку у него взял!

Дан почти не пил в этот вечер, но в голове внезапно зашумело, будто после бутылки вина. Может, зря он так цацкался с мальчишкой? Надо было брать то, что само шло в руки! В конце концов, если уж он Тильда год вытерпел, то с этим-то иконным ангелочком они были бы вместе и все два, и больше, да и вообще не убыло бы от парня!

Шейх наконец свалил, и Андрей, оставшись один, вдруг как-то странно замер, медленно повернулся вполоборота к Дану – и снова застыл, не доведя движение до конца. Дан даже издалека разглядел яркий блеск его глаз и понял, что тот его видит, косится исподтишка, не решаясь встретиться взглядом. У Андрея был странный растерянный вид, будто у кабарги, которая вылетела на опушку прямо под выстрел охотника.

Дан почувствовал, как спадает накрывшая было его с головой волна злобы. Всё было сделано правильно. Испоганенная юная судьба – чересчур высокая цена за удовлетворённую похоть и душевный комфорт на год-другой. Пусть мальчишке больше нет до него дела: надо радоваться, что не успел наломать дров в чужой жизни.

Но Дан, мрачным взглядом следя за Андреем, которого снова отвлёк кто-то из гостей, не радовался. Он видел стройную фигуру юноши, а на внутреннем экране заевший кинопроектор вновь и вновь прокручивал, как лёгким извечным движением тот отбрасывает прядь со лба. И улыбается. Не ему.

Багровая пелена ревности смыкалась вокруг Дана, но в неё тонкими серебряными нитями была вплетена… он сам не знал что - то ли тоска, то ли нежность, то ли мучительная щемящая смесь их обоих… Разбитую вазу не склеишь, и в этом не было смысла.

Ни в чём не было смысла.

Дан резко развернулся и, проталкиваясь через провожавших его удивлёнными взглядами гостей, зашагал к выходу.

Он уже почти достиг высокой двустворчатой двери зала, когда сквозь смех и говор толпы прорезался знакомый голос:

- Слава!

Дан обернулся: Максим Берзин, улыбаясь, махал ему рукой. Злой бордовый туман в голове немного рассеялся, и Дан вспомнил, что собирался попрощаться с другом. Они успели помириться после недавней размолвки, но тем более следовало соблюдать политес.

- Да ты никак уже уходить собрался? Неужели скучно? Тебе не угодишь! – Берзин шутливо толкнул его в бок. Лицо владельца «Орихалька», упивавшегося успехом своего приёма, сияло как новёхонькая правительственная награда.

- Э… да нет, я тебя искал… но вообще-то мне и правда пора, - выдавил из себя Дан.

Берзин посмотрел на друга внимательнее, и, вдруг утратив свой масляный лоск, встревожено сказал:

- Слава, у тебя вид неважнецкий, какой-то ты, э-э, красный. Ты себя хорошо чувствуешь?

- Всё в порядке, просто… жарко тут, - брякнул Дан первое, что подвернулось.

- Жарко?.. – Берзин озабоченно оглядел зал, как будто температуру можно было увидеть. – Мне казалось, нормально. Наверное, с климат-системой перемудрили. Сейчас распоряжусь.

- Да всё хорошо, Максим. Не мельтеши, - Дан наконец взял себя в руки, не желая портить другу вечер. – Всё просто замечательно, как всегда, когда за дело берёшься ты. По-моему, прокуратор очень доволен.

- Угм, мне тоже так показалось, - Берзин снова засиял государственным орденом первой степени. – Кстати, поздравил Тобольского?

- Э-э, я его видел, - уклончиво ответил Дан. – Тебя, наверное, тоже можно поздравить. Теперь в «Орихальке» играет лучший футранист мира.

Берзин благосклонно кивнул.

- Это да. По крайней мере, пока играет, - непонятно уточнил он и неожиданно нахмурился. – Плохо только, что кое у кого на этой почве начинается головокружение от успехов.

Не без некоторого усилия Дан сообразил, что речь идёт об Андрее, настолько образ мечтательного византийского мальчика не вязался у него с банальной «звёздной болезнью».

- Ты о чём?

- Да так, - поскучнел Берзин. – Разговор у меня с Тобольским нехороший был накануне. Отвечал очень дерзко.

Ну это он и без всякого «головокружения от успехов» может, подумал про себя Дан и осторожно поинтересовался:

- А что случилось-то?

Владелец «Орихалька» раздражённо повёл плечами:

- В национальном чемпионате сейчас рождественские каникулы. Игроки разъехались в отпуск, а пацан, как выяснилось, намылился провести его в Барселоне. Я ему запретил. Пусть едет с орихальковским молодняком в Лавонгай, на австранезийский курорт. Вот он мне по этому поводу представление и устроил. Я уж не стал заострять ситуацию: церемония, приём, то сё… Но если тенденция получит продолжение, я ему мозги вправлю, - маленькие глазки Берзина превратились в две злые щёлки.

- Тобольский хотел провести свой отпуск в Барселоне, а ты ему запретил? – медленно переспросил Дан, с внезапным холодом глядя на друга. – А почему, собственно говоря? Парень грезил об этом городе. Пусть бы исполнил мечту. Или, выиграв чемпионат мира и получив «Золотой мяч», он всё еще этого не заслужил? – к холоду в голосе Дана добавился ядовитый сарказм.

Берзин сердито засопел.

- В мире полно красивых городов. В Лавонгае тоже есть на что посмотреть. А ещё там есть море, пляж и двадцать пять градусов тепла. Игроки должны хорошенько отдохнуть перед вторым кругом чемпионата. А в Барселоне что? В декабре тут та же хмарь и слякоть, что и у нас.

- Гнилой отмаз, Максим, - прошипел Дан. – Мальчишка мог бы половину отпуска провести в Барселоне, а вторую половину – на курорте, и никаких проблем. Скажи уж честно, - Дан оглянулся и понизил голос до яростного шёпота, - что запретил ему из-за политики, чтоб парень не торчал в Рохийском Анклаве. Видит великий космос, я сам не люблю рохийцев, но, блин, не настолько, чтобы сломать пацану мечту да ещё в день его триумфа.

За время спича Дана сопение Берзина переросло в оглушительное фырканье.

- Да! Мне не нравится, что Тобольский повёрнут на своей Барселоне, - жёстко рубанул владелец «Орихалька». – До добра это не доведёт. Со всех точек зрения – и политической, и спортивной – ему бы лучше увлечься каким-нибудь другим городом. Лондоном, например. Но запретил я ему не поэтому.

- Ах, не поэтому…

- Да, не поэтому! – рявкнул Берзин. Стоявшие рядом гости заоглядывались, и он, послав им нервную светскую улыбку, понизил голос. – Слава, не надо изображать меня чудовищем, которое кушает на завтрак маленьких мальчиков! Ты удивишься, но интересы Андрея мне тоже не безразличны. Просто эти интересы не всегда совпадают с детскими желаниями.

- Вот как? Что же это за интересы такие?

- Интересы безопасности, например. Напряги свой пылающий праведным негодованием мозг и ответь: ты что, действительно, предлагаешь оставить шестнадцатилетнего мальчишку одного, в незнакомом городе, на неделю без всякого присмотра?! Притом, что он за границу-то выехал второй раз в жизни.

- Боишься, рохийцы его похитят и распропагандируют? – буркнул Дан, но сарказма в его тоне поубавилось.

- Не боюсь, - отрезал Берзин. – Но в шестнадцать лет приключений на свою задницу можно найти и без помощи рохийцев. Ты, кстати, не ответил на мой вопрос.

Настала очередь Дана сопеть. Наконец он всё-таки выдавил:

- Наверное, ты прав, Максим. Я как-то не подумал. Да, один, в чужом городе… Лучше не надо.

- Вот то-то и оно, - удовлетворённо надулся Берзин. – А в Лавонгае он будет с ребятами, Мирча Радек за ним приглядит. Станет совершеннолетним, пусть едет хоть в Новую Гиперборею. А пока я за него отвечаю.

- Да, ты прав, - повторил Дан. – Но всё-таки жаль парня. Он так мечтал о своей Барселоне. Представляю, каково ему сейчас. Приехать на один день и уехать, ничего толком не увидев…

Дан погрузился в расстроенное молчание, а владелец «Орихалька» вдруг бросил на него быстрый пронизывающий взгляд.

- Слава, если ты чего-то хочешь – скажи прямо. Намёков я не понимаю.

-Что? – опешил Дан. – Каких намёков?

- Ну, ты ведь предлагаешь себя в качестве, э-э, сопровождающего для Тобольского в Барселоне? – медленно роняя каждое слово и внимательно всматриваясь в друга, произнёс Берзин.

-Нет! – яростно выдохнул Дан после ошеломлённой паузы. – С какой стати?! Как тебе в голову такое пришло?!

- Да так как-то, - хмыкнул Берзин. – Значит, нет?

- Нет! Я вообще уже собирался уходить. Хочу вернуться в Диаспар сегодня же вечером.

- Понятно. Извини, я тебя неправильно понял. Просто ты всё это так близко к сердцу принял, что я подумал, будто у тебя есть свой интерес. С тобой я бы разрешил Тобольскому остаться в Барселоне. Но раз нет, то нет. Проехали.

- Проехали, - буркнул внезапно поскучневший Дан. – Ладно, Максим, мне пора. У меня в аэропорту заявка на отлёт на десять часов. – Сделав над собой усилие, он разразился комплиментами другу. - Приём ты организовал замечательный. О нём ещё месяц будут говорить.

- Ну уж, месяц, - Берзин расплылся в улыбке смущённого носорога. – Но так вроде и правда неплохо… Счастливо, Слава. Увидимся в Диаспаре.

Друзья пожали друг другу руки. Дан поискал глазами Андрея, но не смог разглядеть его за сверкающими скоплениями гостей. Помедлив, он ещё раз кивнул Берзину и вышел из зала.

В холле за дверями сновали официанты, чопорные и элегантные, как английские лорды. У стены сиротливо жалась парочка рохийцев – совсем молоденькие парень и девушка в красных рубашках волонтёров.

Волонтёры помогали проводить церемонию награждения, и организаторы, видимо, решили оставить нескольких ребят в помощь своим не особенно любезным славийским гостям. Но рохийский жест дружбы не был оценён.

Юноша и девушка проводили Данкевича внимательными блестящими взглядами.

Дан свернул за угол и зашагал по направлению к лифту, но неожиданно остановился, вполголоса выругавшись: отстаивая барселонскую мечту Андрея, он забыл сказать Берзину, чтобы тот держал мальчишку поближе к себе и приглядывал за ним, а то ведь среди уважаемый гостей полно всякой швали – в куфиях и без.

Поколебавшись, он всё-таки двинулся дальше: возвращаться назад смысла не было. Но воспоминание об арабе, о его чёрных масляных глазках и этой треклятой визитке – когда-то его знакомство с Андреем тоже началось с визитки! – окончательно испортило ему настроение. Сочувствие к Андрею испарилось без следа, и багровый демон ревности снова взял Дана за горло.

Быстро же сопляк оправился после их разрыва: всего две недели назад был чисто умирающий лебедь, а теперь – нате вам! – лучезарно улыбается какому-то забугорному мудаку, у которого на лбу написано: «пидорас»! Неужели он свалял дурака, отказавшись от Андрея только ради того, чтобы тот достался другому?!

От этой мысли Дан чуть не зарычал.

И не сразу расслышал за спиной стремительный шорох настигавших его шагов. Тонкие пальцы сомкнулись на запястье Дана. И срывающийся, ломкий, до боли знакомый голос выдохнул куда-то в правую лопатку:

- Мстислав Александрович!

Узнав от Берзина, что Данкевич приедет на церемонию награждения, Андрей был готов прыгать до потолка и даже простил своему начальнику его самодурство.

С плеч его свалились все горы мира и впервые за две недели он вздохнул свободно. Ведь присутствие Дана могло означать только одно: он передумал! Передумал, отказался от своей дурацкой блажи, понял, что они должны быть вместе. Быть вместе всегда! Или хотя бы год.

Блин, за что ему столько счастья: «Золотой мяч» - и Дан!

Стоя на ярко освещённой сцене, Андрей не мог разглядеть Дана в погружённом в синеватый сумрак зале. Но он мог слышать – и слышал – неведомую музыку, которая пела в его собственном сердце. Музыка была едва заметно припорошена тусклой щепоткой страха, что он ошибается. Но страх лишь придавал остроту и пронзительность ослепительному счастью, которое было совсем-совсем рядом…

Музыка пела в нём и в зале для приёмов, когда перед Андреем вереницей, словно исполняя странный ритуал, проходили с поздравлениями гости, а он отчаянно пытался разглядеть среди них Дана.

И когда наконец увидел его – через ползала ударила молния, и наэлектризованный воздух замерцал.

Дан стоял у колонны и почему-то избегал встречаться с ним взглядом. Но затем медленно двинулся к нему. Андрей, боковым зрением следя за его приближением, улыбался так по-идиотски счастливо, словно надеялся, что улыбки, отразившись от окружающих, рикошетом упадут к ногам Дана.

А потом… Потом они встретились взглядами. Почти. В последний момент Андрей замер, не решаясь поднять глаза. Потому что у Дана было такое злое лицо, будто он хотел ударить его…

И музыка вдруг смолкла, а щепотка страха разрослась до огромных чёрных непроходимых скал. И среди этих скал одиноко стоял Андрей, ошеломлённо следя за тем, как Дан в явном жесте прощания пожимает Берзину руку. И идёт к двери, которую почтительно распахивает слуга. И дверь закрывается за ним с отрывистым револьверным щелчком.

Он не мог услышать его за шумом толпы. Но всё равно услышал, и этот негромкий звук отозвался в нём горным обвалом.

И тогда Андрей сделал единственное, что ему оставалось. Расплескав половину шампанского, поставил бокал на стол, и, не обращая внимания на удивлённый взгляд собеседника, ринулся следом.

И вот он стоял перед Даном, сжимая его запястье, и его трясло так, будто Андрей прикасался не к горячей руке Данкевича, а к оголённому электропроводу.

С мучительным усилием он выдавил из себя:

- Мстислав Александрович! Вы… вы разве уже уходите?

Дан резко повернулся к нему, и на мгновение в глазах его промелькнуло странное потерянное выражение, но он быстро овладел собой, и лицо его подёрнулось изморосью ледяной непроницаемости.

- Да, ухожу. В чём дело, Андрей? – Дан не отнял руку, но его голос прозвучал сухо и зло.

- Но как же… я думал… я думал, вы хотя бы поздравите меня…

- Тебе сегодня не хватило поздравлений? Ты так тщеславен? Тогда возвращайся в зал и быстро получишь недостающую долю.

Андрей вздрогнул, как от удара. Слова Дана прозвучали почти неприкрытым оскорблением. Ему уже приходилось видеть Дана в гневе и бешенстве, но раньше тот никогда – никогда! – не унижал его.

- Если вы не захотели даже поговорить со мной, зачем вообще приехали на церемонию? – осипшим голосом спросил он.

- Я был вынужден это сделать, - лаконично ответил Дан.

- Вынуждены? Вы приехали в Барселону только потому, что были вынуждены? – медленно переспросил Андрей. – Кто же вас вынудил? – его пальцы, всё ещё сжимавшие запястье Дана, вдруг ослабели и скользнули вниз, дотрагиваясь до руки мужчины уже почти невесомым касанием.

Дан бесстрастно смотрел на него, не произнося ни слова.

Андрей отвёл взгляд и потерянно огляделся по сторонам, будто надеялся найти в коридорах и холлах «Эль-Либро» другого Дана – правильного и настоящего, а не того незнакомца, который стоял перед ним.

Внезапно в душе его вспыхнул гнев. Какого чёрта! Неужели об этом чужом человеке он думал и грезил все последние дни?! Неужели ради этого бессердечного олигарха он был готов пожертвовать столь многим?! Многим, но чувством собственного достоинства – никогда!

- Молчите? Может, хотя бы скажете, кто вас вынуждает всё и всегда портить? Даже этот день, когда меня признали лучшим игроком мира, - Андрей выпустил руку Дана и отступил на шаг.

И в ту же секунду Дан, ничего не ответив, резко повернулся к нему спиной и стремительно зашагал по коридору.

Раньше чем опешивший Андрей успел произнести хоть слово, Дан был уже в нескольких метрах от него, подходя к прозрачной сфере лифта.

У Андрея потемнело в глазах. Этого не могло быть никогда, но это – происходило: Дан оскорбил его, Дан им пренебрёг, Дан уходил от него!

Жгучая волна ярости и отчаяния накрыла его с головой. С каким-то невнятным воплем он бросился вслед за Даном и, догнав его, обеими руками снова схватил за запястье, сжав так, будто хотел оторвать ему кисть.

- Ну уж нет! Вы так просто не уйдёте! Я вас слушал, и вы меня будете! – бессвязные пронзительные крики рвали Андрею горло.

Дан рванул руку, пытаясь освободиться, но Андрей вцепился ещё сильнее, вися, как терьер. Ледяная маска слетела с лица Дана, разбившись на тысячу острых осколков, и он смотрел на него растерянно и потрясённо.

- Андрей, ты что творишь?! Я ведь уже ухожу! Никто больше не будет портить тебе вечер!

Дан вырывал руку, а Андрей продолжал держать его мёртвой хваткой. В слепой борьбе они кружили по площадке перед лифтом, словно разыгрывая сцену из драмы абсурда.

Внезапно бессвязные угрозы Андрея сменились столь же бессвязными мольбами.

- Мстислав Александрович, не уходите! Мне надо с вами поговорить! Очень-очень надо!

- Мы обо всём поговорили! Тогда, в библиотеке! Забыл?! – прошипел Данкевич, дёргая на себя уже онемевшую руку и сатанея медленно, но верно.

- Мне ещё надо с вами поговорить! Или нет… Я хотел вас попросить, очень попросить кое о чём!

- Попросить? – Дан вдруг замер.

Андрей утвердительно замотал головой с такой страстью, что та едва не отвалилась.

- Попросить… - задумчиво повторил Дан, неожиданно успокаиваясь. – И я даже, кажется, знаю, о чём.

Андрей тоже замер, изумлённо воззрившись на него, потому что сам он не имел ни малейшего понятия, о чём собирается просить, сказав это лишь для того, чтобы задержать Дана.

- Вряд ли я смогу тебе помочь, но… Ладно, - Дан помолчал и вдруг мягко попросил. – Ну отпусти уж, Андрюша. У меня и так синяки останутся.

Андрей вспыхнул и выпустил запястье Дана, но так медленно и осторожно, словно был готов тут же вцепиться в него снова при малейшем поползновении в сторону лифта.

Однако Дан не двинулся с места.

- Ну что там у тебя? Говори.

Андрей кашлянул. В голове у него была только растерянность и – ни единой мысли.

Он нервно огляделся по сторонам. За углом коридора послышался какой-то шорох. Его вопли и шум борьбы вполне могли привлечь чьё-то ненужное внимание.

- Мстислав Александрович, давайте в сторонку отойдём, - пробормотал он, махнув рукой в направлении арки небольшого холла.

- Нет, - отрезал Дан. – Говори здесь.

В это мгновение шорох стал громче и явственнее, и из-за угла высунулись две юные темноволосые головки, уставившись на Андрея и Дана круглыми глазами испуганных птиц.

Данкевич одарил не в меру любопытных рохийских волонтёров свирепым взглядом, и парень с девчонкой, тихо пискнув, снова исчезли за углом. Послышался удаляющийся дробный топот ног.

- Шарятся тут, - злобно процедил Дан.

И неожиданно, схватив Андрея за локоть, втолкнул его в тот самый арочный проём, куда минутой раньше отказался идти.

В небольшом холле горела лишь часть светильников, и помещение тонуло в золотистом сумраке. Перистые листья тропических растений едва заметно колыхались, словно водоросли на дне неведомого моря.

Андрей покачнулся после толчка, помедлил и, пугливо оглянувшись на Дана, скользнул к окну, вцепившись в подоконник, как в последний бастион. Его боевой запал стремительно иссякал.

За окном с головокружительной высоты «Эль-Либро» Барселона была видна как на ладони – россыпь драгоценных огней в бархате ночи, расчерченная узкими серебряными лентами авиатрасс. У Андрея комок подступил к горлу: воплотившаяся в реальность мечта лежала перед ним, а он не чувствовал ничего, кроме отчаяния, ожидая, что вот-вот за спиной снова щёлкнет хлыстом резкий голос Дана: «Ну что там у тебя? Говори!»

Что он мог сказать? Мстислав Александрович, останьтесь со мной, пусть всё будет, как раньше, я согласен на всё? Эти слова, такие убедительные, когда он повторял их бессонными ночами, теперь – в присутствии Дана – казались никчёмными и жалкими, словно букет увядших цветов. Да и вправду ли он хотел быть с Даном? Не придумал ли он себе свою любовь, когда в реальности было только одиночество и чужой недобрый человек, который безмолвно и невидимо стоял за его спиной…

Позади послышался шорох движения, и Дан, шагнув к окну, замер рядом с Андреем. Текли мгновения, а оба до сих пор не проронили ни слова, словно, пройдя сквозь арку входа, пересекли границу миров и оказались в измерении вечных золотых сумерек и странного обволакивающего безмолвия.

Андрей первым нарушил его, ринувшись в повисшую тишину с безрассудством высотного ныряльщика.

- Мстислав Александрович, правда, Барселона очень красивая? – дрожащим, но отчаянным голосом спросил он.

- Очень красивая, - с неожиданной пылкостью подтвердил Дан, будто он сказал бог весть какую умную вещь.

- Теперь я понимаю, почему её называют «огненной розой». Ночью с высоты она действительно похожа на цветок из пламени и света.

- «Огненной розой» Барселону назвали не из-за иллюминации, - хмыкнул Дан. – А из-за радикализма и анархизма её жителей, которые вечно против кого-то восставали и за что-то боролись.

- Ну, такое объяснение мне нравится даже больше.

- Не сомневаюсь, мой милый.

Мой милый… От нахлынувшей как океаническая волна надежды Андрею стало трудно дышать. Сжав вспотевшей ладонью эту ласку, словно талисман на счастье, он наконец отвернулся от окна, решившись взглянуть Дану в лицо.

И обомлел.

Дан улыбался ему. Прежней, знакомой улыбкой, какой во всём свете мог улыбаться только он. В эту улыбку можно было завернуться, как в плащ, и тогда в самый лютый мороз – будет тепло.

- Мстислав Александрович…

- Ты об этом хотел меня попросить, Андрюша?

- О чём? – не понял он.

- Я разговаривал с Максимом Яковлевичем и знаю, что он запретил тебе провести отпуск в Барселоне. Ты хотел, чтобы я его переубедил?

Андрей издал невнятный звук, который можно было понимать, как угодно.

- Тебе, наверно, не понравится то, что я скажу. Но Максим Яковлевич поступил совершенно правильно. – Дан помедлил, подбирая необидные для самолюбия слова. – Тебе лучше отложить своё самостоятельное пребывание в Барселоне хотя бы на следующий год, пока ты не освоишься в зарубежных поездках. Не огорчайся, Андрюша. Время пролетит быстро.

Андрей, захваченный встречей с Даном, забыл об иных своих горестях, но слова Дана разбередили его раны.

- У Берзина нет права, указывать мне, где проводить отпуск! – со злостью ответил он. – Он мой работодатель и ничего больше. Как он может запретить мне ехать туда, куда я хочу, в свободное от работы время?!

- Максим Яковлевич за тебя отвечает.

- За меня отвечает государственный департамент по опеке! И они вначале были не против, обещали дать мне... - Андрей пошевелил пальцами, вспоминая слово, - ну в общем бумага такая разрешительная для выезжающих за рубеж несовершеннолетних. А потом им позвонили из «Орихалька», и начальник департамента резко передумал и подписал разрешение приехать в Рохийский Анклав только на время церемонии. Без бумаги мне нельзя тут задержаться. Если бы не это, в гробу я видал Берзина с его запретами!

- Андрюша, постарайся его понять. И не расстраивайся так: пройдёт время – ты и не вспомнишь о том, что сейчас кажется тебе такой катастрофой.

- Я и не расстраиваюсь, - всхлипнул Андрей.

Он с ужасом понял, что вот-вот разрыдается. Какой позор! Но он так устал и измучился! Грубость Берзина, невозможность остаться в Барселоне, горечь и душевное смятение последних недель, а главное – тоска, сокрушительная тоска по Дану, прежнему Дану, его собственному человеку – всё сплелось в один мучительный жгут, сдавивший горло.

- Ну будет, мой милый, - Дан встревожено наклонился к нему. – Говоришь, не расстроился, а сам совсем расклеился.

Андрей судорожно дышал, ничего не отвечая.

И вдруг – почувствовал прикосновение к своему плечу. Дан лёгким, осторожным движением погладил его по спине. Андрей перестал не только всхлипывать, но, кажется, и дышать, чувствуя, как по телу разливаются волны приятного тепла.

- Когда вы с Максимом Яковлевичем улетаете? Завтра утром? – спросил Дан, наклоняясь ещё ближе и заглядывая ему в лицо.

Дыхание его коснулось щеки Андрея. Пол под ногами зашатался.

- Не-ет, - как во сне, ответил он. – Завтра вечером. У Берзина ещё какие-то дела с организаторами.

- Солнышко, так у тебя будет целый день в Барселоне! – обрадовано воскликнул Дан. – А ты тут слёзы льёшь.

Рука его скользнула по спине Андрея, чтобы обнять.

Время застыло в ослепительном взлёте…

… а затем – всё кончилось. Дан резко убрал руку и отступил на шаг.

- Один день, конечно, немного, но лучше, чем ничего. Главные достопримечательности города осмотреть можно, - странным чужим голосом обронил он.

Андрей вздрогнул, словно проснувшись, и нервно оглянулся, ожидая увидеть в холле постороннего человека, которому предназначался этот тон.

Но и холл, и коридор, и площадка лифта были пусты.

Посторонним был он сам.

- Кстати, Андрей, тебе не пора возвращаться в зал? Гости, думаю, тебя заждались, - всё тем же паскудным светским тоном поинтересовался Дан.

- Хрен с ними! – неожиданно вспылил Андрей. – Подождут! Может, я в уборную отлучился!

Дан пожал плечами, словно говоря «ну как знаешь», и бросил выразительный взгляд на двери лифта.

- Что ж, желаю приятно провести вечер. А завтра обязательно погуляй по Рамбле и осмотри Саграда-Фамилия. Всего хорошего, - уже через плечо бросил Дан, собираясь уходить.

Равнодушно обронённая Даном фраза в одно мгновение отсекла все чувства в душе Андрея - и вспыхнувшую было надежду, и подступавшее отчаяние. Осталось только странное грозное спокойствие, в глубине которого, как холодная вода на дне колодца, мерцала ярость.

Ярость на Дана, на себя, на весь мир.

Им помыкали все, кому не лень, решая за него, в каком клубе играть, где отдыхать, с кем быть вместе… С самого начала и до конца, полностью и во всём их отношения были инициативой Данкевича. Он захотел влюбить в себя Андрея – и влюбил. Решил его бросить – и бросил. Играл на его чувствах, как на скрипке.

Когда же наконец он перестанет быть марионеткой в чужих руках?!

«Сейчас», - шепнул кто-то внутри.

- Не так быстро, Мстислав Александрович, - словно со стороны услышал Андрей свой собственный, лишённый всякого выражения голос. – Я ведь ещё не сказал, о чём собирался с вами поговорить.

Он не бросился вслед, не хватал за руку, но странный, полный неожиданной силы тон его слов заставил Дана замереть на месте.

- Что такое, Андрей? – нахмурился Дан. – Я думал, ты хотел, чтобы я походатайствовал за тебя перед Максимом Яковлевичем.

- Вовсе нет. Я хочу, чтобы вы вернули мне долг.

- Долг? Какой ещё долг?

- А вы считаете, - медленно и спокойно проронил Андрей, - что так-таки ничего мне не должны?

- Объяснись! – коротко велел Дан.

Его властный тон подействовал на Андрея, как красная тряпка на быка.

- Значит, по-вашему, вы мне ничего не должны?! – повышая голос до крика, повторил он. Сжал губы, пытаясь успокоиться, и затем отчеканил. – Вы поднимали на меня руку. Вы меня чуть не изнасиловали. Вы заставили меня делать то, о чём я раньше и помыслить не мог. А потом выбросили за дверь, как ненужную вещь. Я считаю, что это кое к чему вас обязывает. А вы?

Дан почти в ужасе смотрел на него.

- Андрей! Не изображай меня монстром! Всё было не так! – дрогнувшим голосом произнёс Дан.

- Может быть, не только так, но так – тоже было, - сухо ответил он. – Неужели скажете, что я всё придумал?

- Не скажу, - после паузы глухо пробормотал Дан.

Он вдруг закрыл ладонями лицо, но тут же опустил руки и принялся мерить шагами маленький холл.

Андрей с удивлением следил за его метаниями. Он думал, уверенность у Дана в крови, и не представлял раньше, что тот может быть настолько выбит из колеи. Видеть Дана в смятении было … пожалуй, это было приятно.

Заложив очередной вираж, Дан внезапно замер перед Андреем и, не глядя на него, с усилием выдавил:

- Я не думал, что ты так всё воспринимаешь. Мне это и в голову не приходило. Поверь, Андрюша…

- Довольно слов! – пронзительно закричал Андрей, не дослушав его. – Я устал от ваших слов! Я знаю всё, что вы скажете! Что вы сожалеете, что это для моего же блага, что я обо всём скоро забуду! Я не желаю этого больше слышать!

- Андрюша, - беспомощно повторил Дан, - но это правда… Я действительно сожалею… Но что сделано, то сделано. Чего ты от меня теперь хочешь? Какой компенсации?

- Мстислав Александрович, вы ведь уже бывали в Барселоне? – вдруг абсолютно спокойным голосом спросил Андрей.

Дан опешил.

- Что?! Да, бывал… При чём здесь это?!

- И вам понравился город? – поинтересовался Андрей, пародируя светский тон, которым разговаривал с ним Дан десять минут назад.

- Очень понравился, - тяжело обронил Данкевич.

Растерянность в его глазах сменилась нехорошим блеском. Андрей понял, что пора брать быка за рога.

- Завтра я собираюсь погулять по Барселоне. Обязательно пройдусь по Рамбле и осмотрю Саграда-Фамилия, как вы мне и советовали, - он ёрнически поклонился. – Но я хочу, чтобы вы не ограничились одними советами, а - стали мои гидом. – Андрей сделал паузу и отчётливо произнёс. – Я хочу, чтобы завтрашний день вы провели со мной.

В повисшей тишине можно было услышать, как микроскопическая пылинка оседает на цветную мозаику пола.

- Я улетаю меньше чем через час, - наконец медленно произнёс Дан.

Андрей пожал плечами.

- Отложите отлёт.

- Андрей, зачем тебе это? – всё так же медленно роняя слова и не сводя с него пристального взгляда, спросил Дан. – Ты сказал, что я испортил тебе вечер. Затем ты почти сказал, что я испортил тебе жизнь. А теперь хочешь, чтобы я испортил твой единственный день в Барселоне. Что у тебя на уме?

Андрей посмотрел ему прямо в лицо и спокойно ответил:

- Я не собираюсь устраивать сцен и выяснять отношения, если вы об этом. Я вам надоел, и вы решили от меня избавиться – что ж, замечательно…

- Такого я никогда не говорил! – рявкнул Дан.

- Не важно. Я не собираюсь ни в чём вас переубеждать. Но я хочу, чтобы мы расстались как равные, а не как олигарх и его наивная опостылевшая игрушка. Не перебивайте меня! Вы были инициатором нашего знакомства. Будет справедливо, если расстанемся мы на моих условиях. Так, как я хочу, и тогда, когда я решил. Завтра.

Дан помолчал. Вид у него был довольно диковатый.

- Так, значит, ты хочешь, чтобы завтра я собачкой бегал за тобой по Барселоне и своей покладистостью залечил нанесённые твоему самолюбию раны. Я всё правильно понял?

- Воспринимайте это, как хотите, - огрызнулся Андрей. – Главное – сделайте.

Дан опять принялся мерить шагами помещение. Затем резко спросил:

- Если я сделаю так, как ты хочешь, будет ли это означать, что, как ты выражаешься, мой долг перед тобой уплачен?

- Да, - глухо ответил Андрей и повторил твёрже. – Да.

Ничего не ответив, Дан продолжил нарезать круги по холлу.

На Андрея внезапно навалилась смертельная усталость. Осенившая его странная сила утекала, словно вода в песок.

- Мстислав Александрович, - устало и тихо произнёс он. – Я не считаю вас монстром. Вы причинили мне зло, но… Но и добро тоже. Поэтому мне тяжело вспоминать тот последний разговор в библиотеке. Все эти крики… Да и сегодня тоже получилось нехорошо. Давайте просто погуляем вместе по Барселоне. Не будем ничего вспоминать и ничего выяснять. Просто проведём один день вместе, чтобы в памяти осталось только хорошее. А потом – каждый пойдёт своей дорогой.

Дан наконец прекратил метаться, как тигр в клетке, и остановился перед ним. Было ясно, что он принял какое-то решение. Сердце Андрея забилось тревожно и льдисто.

- Что вы решили? - спросил он почти умоляюще.

- Сейчас скажу. Но сначала ты мне ответь. О чём вы говорили с этим арабом?

Андрей поперхнулся.

- С каким арабом?! – на секунду он усомнился в рассудке Дана. – А, с тем…

- Отвечай!

- Да я уже не помню, - ошарашено пробормотал Андрей. – Что-то о футране. Я едва понимал его ломаный атлантис. Зачем вам это? Вы что, с ним знакомы?

- Он дал тебе визитку. Покажи мне её, - потребовал Дан, проигнорировав вопрос.

Андрей обиженно засопел. Чего это Мстислав Александрович опять раскомандовался?! Но моральных сил спорить с ним уже не было никаких. Он молча выгреб из кармана пиджака горсть визиток и, выбрав нужную, протянул Дану.

Тот внимательно изучил плотный прямоугольник бумаги с арабской вязью и атлантическим шрифтом. А затем – с явным наслаждением разорвал его на клочки. И, ссыпав обрывки себе в карман, как ни в чём ни бывало повернулся к изумлённому Андрею.

- Я согласен, мой милый. Завтра я побуду твоим личным гидом и психотерапевтом. Я покажу тебе Барселону.

Лицо Андрея озарилось, словно подсвеченное лучом солнца.

- Но только один день, - твёрдо закончил Дан. – А после каждый из нас пойдёт своей дорогой.

Он медленно кивнул, не сводя с Дана сияющих глаз.

Дата добавления: 2015-08-10