Глава 15. Сумерки над страной солнца.

Утро выдалось ясным и тихим. Но под солнечными лучами уже рождался ветер, разбивая неподвижность ушедшей ночи.

Лучше погоды для полёта не придумаешь, подумала Куэнта Касильяс, стоя на ступеньке эскалатора, возносившего её к холмам Кольсерола. Хвойной зелёной шалью окружали они Барселону, набирали высоту и разбег от самого моря и венчались хрустальным всплеском аэробашни.

В этот ранний час на площадке перед зданием не было ни души. Прищурившись, девушка бросила взгляд вверх. Створы ещё закрыты. Похоже, она пришла первой.

Светлые коридоры были полны гулкой зачарованной тишиной, и Куэнта ощутила укол беспокойства: неужели, кроме неё, в башне никого нет? Поднявшись на верхний этаж, она наконец услышала тихие голоса. В зале шло занятие для новичков. Группа заспанных подростков, сидя в йогических асанах, шумно дышала и медитировала, следуя наставлениям инструктора. Многие откровенно скучали.

Куэнта усмехнулась. Биопланеризм не требовал большой физической силы, но дисциплина сознания, безупречная координация и контроль над нервной системой были абсолютно необходимы. Понимание этого кое-кому давалось с трудом.

Стоя в дверях зала, она бросила внимательный взгляд на инструктора. Молодой парень, горбоносый, с густыми локонами поэта. Вроде бы они знакомы… Хоакин, вспомнила она, его зовут Хоакин, нанотехник из пригорода.

Парень наконец заметил её. Подошёл, улыбаясь:

- Привет, Куэнта! Ты рано. Собираешься полетать?

- Да уж не постоять, - машинально буркнула она. – Дежурного ещё нет. Мне нужна помощь.

- Конечно. Надевай пока биоплан, я через пять минут подойду к створу, - голос Хоакина звучал по-прежнему дружелюбно, но взгляд стал далёким.

Он вернулся к группе, а Куэнта заспешила в раздевалку, ёжась и передёргивая плечами. Зачем она нагрубила парню? Ведь вовсе не хотела, просто так вышло… Всегда так выходит.

В раздевалке из огромного, в полстены зеркала на неё привычно и хмуро глянуло отражение отнюдь не двадцатитрёхлетней девушки, а мальчишки-подростка, угловатого и большеротого, с высокими скулами и вздёрнутым носом. Будь она парнем, всё равно была бы некрасивой, а уж девчонкой…

Дверца шкафчика оглушительно хлопнула в пустынной тишине помещения. Куэнта присела на скамью, держа в руках небольшой, но тяжёлый пакет. Осторожно вынимая биоплан, ласково провела рукой по сиалитовой ткани, плотной и серебристой, с едва заметным пунцовым отливом. Неактивированный биоплан напоминал шкуру морского млекопитающего, чуть тёплую, будто нагретую невидимым солнцем, прошитую нервными волокнами и миостимуляторами, которые ещё дремали, не разбуженные волей хозяйки.

Быстро одевшись, она неуклюже зашагала к выходу, сгибая спеленатые руки в локтях, чтобы крылья не волочились по полу. Хвостовая лопасть сковывала шаги. Биопланерист на земле – фигура комичная. Но только на земле.

Хоакин уже ждал её. Он успел открыть створ, и солнечные лучи потоком вливались в огромный полукруглый проём. За ним в золотистой дымке виднелись склоны холмов, город и далёкий блеск моря.

- Погода сегодня замечательная, - улыбнулся инструктор. – Закончу с новичками и сам полчасика полетаю. А ты решила просто размяться или…

- Или, - оборвала она его. – Я готовлюсь к «Барселонскому небу».

- Ого! В какой категории заявилась?

- Максимальная скорость полёта по маршруту.

Хоакин с уважением взглянул на неё. Эта категория считалась самой престижной. А я считаюсь одним из лучших биопланеристов города, с вызовом подумала Куэнта. Лучшей среди девушек и одной из лучших среди мужчин. От бьющего в глаза света, мыслей о соревновании и приближающегося мига полёта сердце забилось часто и гулко.

Хоакин осторожно прикрепил к её мочке паучок нейрогенератора. Кожу будто кольнуло тонкой иголкой. Осмотрев биоплан и расправив складки пожухлых крыльев, инструктор застегнул на Куэнте прозрачный шлем.

Она досчитала до трёх и судорожно вздохнула. Крылья дрогнули, встраиваясь в нервную систему человека. Ощущение рук и ног исчезло.

Остался только лазурный проём створа – и Куэнта.

Птица-Куэнта.

Коротким разбегом она бросила тело в ослепительную пустоту. И её тень на бетонных плитах площади ринулась ей навстречу.

Пустота была полна солнца, и ветра, и невидимой упругой субстанции. Опираясь на неё всем телом и размахом огромных крыльев, Куэнта плавно планировала. Её подбросило, как на ухабе, когда она поймала восходящий от подножия холмов воздушный поток. Мягко покачивая и дрожа в кончиках крыльев, он понёс её вверх – в пронзительную, торжествующую синь.

Мир превратился в макет, затем – в карту. Горизонт распускался волшебным цветком. Воздушный поток ослабел, но Куэнта медленными мощными взмахами продолжала набирать высоту, и остановилась, лишь увидев, как на прозрачном щитке шлема альтиметр вспыхнул отметкой в полторы тысячи метров.

Ветер здесь был сильнее, он подхватил её, неся над огромной чашей мира, принадлежавшего только ей. Но усилием воли Куэнта вырвалась из адреналинового транса и сосредоточилась на тренировке.

Небо, которое снизу кажется таким пустынным и мирным, в действительности дрожит от переплетения невидимых потоков, стремительных ветров и вихрей турбулентности. Подчинить их себе, задыхаясь от экстаза, трезво рассчитать безупречную комбинацию скорости и направления было скорее интеллектуальной, чем спортивной задачей. Не каждому по плечу. Но, косясь боковым зрением на стекавшие по щитку шлема результаты тренировочных полётов, Куэнта всё больше проникалась уверенностью, что на «Барселонском небе» она не затеряется среди элиты мирового биопланеризма. Как минимум, не затеряется…

Спустя час, когда тело гудело от яростных усилий, а крылья отяжели, она наконец дала себе отдых, тихо планируя и освобождая сознание от полностью захвативших его километров, минут и секунд.

Солнце стояло уже высоко. Город, проснувшись, украсился серебряной диадемой авиатрасс. Безбрежным зимним сапфиром вязко колыхалось море. На западе, за горизонтом, куда не достигал даже поднебесный взгляд Куэнты, Медитерранео вливалось в великий океан, который нёс свои воды к далёкому континенту. Там, свернувшись огромным пятнистым ягуаром, Альянза Роха щурилась и потягивалась, подставляя огненную шкуру лучам наступавшего дня, включаясь в бодрый, неукротимый ритм, в котором уже билось сердце Рохийского Анклава, её заокеанского форпоста в Европе.

Столица анклава Барселона сверкала, как огромный алмаз. Небо было безоблачным, и кто-то невидимый твёрдой рукой проводил по нему вертикальные росчерки инверсионных следов: стратосферные прыгуны летели во все концы мира. Сердце Куэнты сжалось от странной щемящей радости и несколькими мощными взмахами она устремилась вперёд.

Рохийская цивилизация рвалась в зенит, и она – Куэнта Касильяс – была частью этого необоримого потока.

Аэробашня – такая пустынная и тихая ранним утром – теперь кипела людьми: все залы для тренировок были забиты под завязку, а из створов ежеминутно трепещущими сгустками крыльев срывались в небо биопланеристы.

Куэнта шла по коридору, как всегда после полёта чувствуя себя пигмеем-ампутантом, но в душе плескалась радость, и она одарила попавшегося ей на глаза Хоакина благосклонным взором.

- Ты уже полетал, как собирался? Что-то я тебя не видела.

- Э-э … ещё нет, - как-то нервно улыбнулся парень. – Жду следующую группу новичков. Может быть, после них.

Куэнта удивлённо вздёрнула бровь. Опытные биопланеристы должны были отработать определённое количество часов, занимаясь с начинающими, но никто не заставлял вести по несколько групп в день. С чего бы у Хоакина вдруг вспыхнули такие неукротимые педагогические наклонности? Вдруг она вспомнила, что и на прошлой неделе видела парня, возящимся с новичками. И на позапрошлой…

- Ты что – в отпуске?

- Нет, - быстро ответил Хоакин.

«Почему тогда не ходишь на работу?» - вертелось на языке у неё. На руке парня сверкал изумрудный перстень-фиор. Амистад «Амальгама», определила Куэнта. Содружество нанотехников, по атомам собиравших уникальные сплавы, неповторимые для каждой детали. Это были владыки трансмутации, подлинные алхимики двадцать четвёртого века.

Хоакин правильно истолковал её молчание, и лицо парня вдруг исказилось.

- Ты разве не знаешь? – резко спросил он. – Не знаешь, что случилось с «Амальгамой»?

Напрягшись, Куэнта покачала головой.

- Амистад распался. Его больше нет. Я ещё ношу фиор, но… - Хоакин замолчал, глядя в сторону.

Куэнта похолодела: распался амистад!..

- Что произошло? – тихо спросила она, уже догадываясь, каким будет ответ.

- Полгода назад в производство были внедрены репликаторы нового поколения. В два раза более производительные. Но заказов-то у нас не стало в два раза больше! Зато появились лишние люди. На общем собрании нанотехнологических амистадов было решено распустить половину содружеств. В том числе и «Амальгаму». Ничего другого не оставалось…

- Но вы могли не устанавливать новые репликаторы!..

Хоакин вскинулся, зло сощурившись на неё:

- Блестящая идея! Ты предлагаешь работать медленнее и хуже, когда можно работать быстрее и лучше? Кому нужна такая работа?!

Куэнта молчала, даже не подумав огрызнуться.

- Прости, - с усилием выдавил парень, беря себя в руки. – Всё в порядке, правда. Такое ведь сейчас нередко случается. Сменю специальность, только и всего. Кстати, - оживился Хоакин, - ты ведь работаешь в «Целесте», а я тут подумывал об авиастроении. Стратосферные прыгуны – интересная отрасль. Что ты на это скажешь?

- Да, разумеется, - с мучительной неловкостью проговорила Куэнта. – Но только… Только, знаешь, мы сейчас мало кого берём. Совсем мало. Желающих больше, чем мест. Но, может быть, к тому времени, как ты получишь образование, появятся новые проекты и производство расширится, - скороговоркой закончила она.

Пару мгновений они молча смотрели друг на друга. Затем Хоакин отвернулся.

- Может быть, - скованно согласился он.

Куэнте вдруг мучительно, до боли захотелось сжать руками это худое, горбоносое лицо – и поцеловать, найти нужные слова, утешить и обнадёжить.

Она знала, что не сделает этого.

Из дверей лифта внезапно вырвалась орава старшеклассников. Хоакин хмуро кивнул им и, не взглянув на Куэнту, повёл новичков в зал.

Куэнта понуро побрела к выходу. От сверкающей лазурной радости не осталось и следа. Перед глазами стояло грустное лицо парня, который так отчаянно и безысходно пытался почувствовать себя нужным. Что ж, кому-то надо обучать начинающих биопланеристов… Но было нечто глубоко неправильное в том, что бывший повелитель материи занимался теперь делом, с которым справился бы любой перворазрядник. Надолго ли Хоакина хватит?

То, о чём предупреждал Сальватор Альенде, впервые так явственно предстало перед ней, и по спине у Куэнты пробежал холодок. Спираль научного прогресса, всё ускоряясь, душила рохийское общество, превращая творцов в лишних людей на обочине жизни.

Порыв ветра прошелестел в голых ветвях декабрьского сада, - и Сальватор Альенде проснулся. Он сидел на веранде своего дома, в кресле, укутанный пледом. Авиаконструктор не помнил, откуда взялось одеяло. Наверное, медсестра, когда уходила, укрыла его.

Брезгливым движением Альенде сбросил плед на пол. Веранда, кресло и плед – как это по-стариковски. Ты и есть старик, одёрнул он себя. Весной Сальватору должно было исполниться восемьдесят. Но он знал, что не доживёт до весны.

Мысль о надвигающейся смерти пришла привычно и тихо. И так же привычно и бестрепетно авиаконструктор взглянул ей в глаза. Когда придёт время, я умру, как подобает человеку мысли, подумал он, но – ещё не сейчас.

После сна он чувствовал себя на удивление хорошо. Терзавшая последние дни боль ненадолго отступила, и серебряная паутинка электромеда, оплетавшая руки и торс Альенде, едва заметно мерцала на бледной старческой коже.

Медленными, осторожными шагами, словно каждое мгновение пол мог обрушиться под ним, Сальватор прошёл в дом. На улице было ещё светло, но комнаты, по которым стелился сладковатый запах увядших цветов, тонули в сумраке. Бессчётные корешки книг мерцали таинственно, будто драгоценные камни. На рабочем столе, рядом с макетом прыгуна-«агилы» поблескивала дужка прямого интерфейса «мозг-компьютер», готовая расцвести голографическим цветком незаконченного чертежа.

Авиаконструктор рассеянно повертел серебряный завиток в руках и положил обратно.

Его время прошло.

Теперь другие будут двигать вперёд технику, у истоков создания которой он стоял. «Какими чудесными, полными счастья и яростной устремлённости были те годы!» - с внезапно нахлынувшей тоской подумал Альенде.

Когда он родился, самый первый, героический период освоения Внеземелья остался уже позади, но его детство и юность прошли в отсвете того небывалого времени. Человечество, добравшись до самых дальних уголков Солнечной системы, теперь бросало все силы на освоение этих холодных пространств.

Именно тогда одной из главных проблем стала разработка нового вида транспорта, который обеспечил бы связь между редко разбросанными колониями в пределах заселяемых планет. Наземный - был слишком медленен, воздушный – гиперзвуковые реактивные лайнеры – был плохо приспособлен к буйству чужой атмосферы. Немногие энтузиасты грезили о новом летательном аппарате, созданном на основе плазменного двигателя.

Одним из этих немногих был юный Сальватор Альенде.

Два десятилетия ушло на то, чтобы подчинить плазму, заковать огненную стихию в металл, найти идеальное сочетание скорости, мощи и безопасности. Но спустя двадцать лет непрестанной, подвижнической работы первый стратосферный прыгун пронзил марсианское небо.

Это была рохийская «агила».

Да, потом появились «чейферы» и «персеи», не уступавшие ей. Но он – Сальватор Альенде – был первым. Он был тогда невозможно, просто бессовестно счастлив тем ослепительным счастьем, о котором раньше лишь читал в книгах. И совершенно не представлял, какой переворот стратосферные прыгуны, созданные как рабочая лошадка колоний, произведут на самой Земле, полностью изменив инфраструктуру, отправив на свалку архаичные авиалайнеры, обрушив железные дороги и морские перевозки.

Это было немыслимое время!.. Научный прогресс нёсся и сверкал, как лавина с гор. Тонкими иглами пронзали атмосферу прыгуны, отрывались от земли первые авиетки, раскрывались над мегаполисами крылья солнечных батарей. Целые отрасли рушились в прах, рождая в дыму и грохоте новый мир.

Но когда дым рассеялся, на пепелище старой экономики оказались миллионы людей, - растерянные, забытые, неготовые для нового производства и ненужные в стремительно сокращавшейся под напором автоматизации сфере услуг.

Именно тогда социолог Айя де ла Торре впервые произнёс грозные слова, подхваченные затем всей Экуменой: кризис постиндустриального общества. Именно тогда Сальватор Альенде обнаружил, как узок мир техники и засел за труды по обществознанию.

Но и то время было полно надежды, взрослой, взглянувшей в глаза реальности, но не менее ослепительной, чем прежде. Кризис был общим. Но на него две системы дали два разных ответа.

В Атлантическом союзе и его сателлитах миллионы людей с руин старых отраслей переместились в трущобы, в искусственные анклавы регресса, где пылили допотопные автобусы на воздушной подушке и, как сотни лет назад, шаркали по асфальту мётлами дворники.

В Альянза Роха перед безработными распахнулись двери новых университетов и лабораторий. Переобучение миллионов потребовало колоссальных средств, но Совет амистадов пошёл на это. На время прогресс рохийского общества замедлился, - чтобы затем развернуться, как сжатая пружина.

Страна творцов и учёных теснила атлантистов на всех рубежах. Впервые за почти три сотни лет зыбкое равновесие между двумя системами нарушилось. Казалось, ещё чуть-чуть - и красный рохийский флаг взовьётся над всей Экуменой…

Так казалось и самому Сальватору Альенде ещё пять лет назад.

Пять лет назад распался первый амистад.

Амистад уже новой экономики.

И снова Айя де ла Торре был первым, кто избавился от самообмана. Рохийцы смогли лишь оттянуть и воспроизвести на новом этапе кризис постиндустриального общества, но не разрешить его. Альянза Роха могла предоставить своим выбрасываемым из гибнущих амистадов товарищам не трущобы, но высокий уровень жизни: досуг, развлечения, практически любое потребление.

Всё – кроме общего дела и мечты.

Люди искали спасения в хобби, искусстве и спорте. Но то, что доставляло такую радость, когда жизнь была полна, став единственно доступным загончиком, вело лишь к подавленности и скуке. Моральная язва начинала разъедать общество Альянза Роха. Пока ещё малозаметная и скрытая, но Сальватор понимал, что с каждым годом – более того, с каждым месяцем – гибнущих амистадов будет становиться всё больше. И всё больше людей, утратив две главные опоры рохийского общества – творчество и товарищество, будут погружаться на дно тоски и безнадёжности или, что хуже, мещанского потребительства.

Как избежать этого, не знал даже великий социолог Айя де ла Торре.

Зато знал Сальватор Альенде.

- Куэнта Касильяс пришла с визитом, - от тихого голоса интрафона авиаконструктор вздрогнул, словно его толкнули.

Он сидел за столом в полутёмной комнате, а в коридоре уже слышались лёгкие шаги, от звука которых сухие губы Сальватора тронула улыбка.

- Свет, - обронил он вполголоса.

Светильники пролились жидким золотом, наполняя гостиную уютом и вычертив в дверях настороженную фигурку девушки.

- Добрый вечер, учитель, - неуверенно произнесла она. – Я не помешала? У вас было совсем темно.

- Я просто задумался, космос знает о чём. Сумерки всегда навевают на меня воспоминания. Проходи, Куэнта. Я очень рад тебя видеть.

Девушка присела на стул, бросив на Сальватора встревоженный, изучающий взгляд.

- Сегодня я чувствую себя гораздо лучше, - широко улыбнулся авиаконструктор, отвечая на её невысказанный вопрос. – Правда-правда. А после того, как мы с тобой выпьем чаю, мне станет совсем хорошо.

Куэнта смущённо вспыхнула ответной улыбкой. Не произнеся ни слова, она выбежала из гостиной, свободно ориентируясь в доме Альенде, и через пару минут вернулась с двумя тонкостенными фарфоровыми чашками, над которыми поднимался горячий аромат трав.

- Спасибо, Куэнта, - суровые черты авиаконструктора непривычно смягчились, когда он взглянул в лицо девушки.

Он знал, что скоро она, несмотря на молодость, станет Сердцем амистада «Целеста», займет тот пост, который сейчас – пока ещё – занимал он сам, продолжит его дело. Сальватор выделил Куэнту Касильяс среди своих учеников ещё на первом курсе университета, обнаружив в этом резком нескладном подростке ум - гибкий, как ветка ивы, и мощный, как удар шпаги.

А ещё – пылкое одинокое сердце, созвучное его собственному.

За прошедшие годы бездетного Альенде и его талантливую ученицу соединили нити привязанности – молчаливо, неброско и нерушимо.

Наблюдая за девушкой, Сальватор заметил, что она явно чем-то огорчена, хотя и пытается это скрыть.

- Всё в порядке, сиело? – осторожно спросил он. – Ты выглядишь такой грустной.

На скулах Куэнты проступил румянец: сиело – небо, ангел, дитя… Она бросила на Альенде благодарный взгляд и, помедлив, ответила:

- Сегодня у меня была тяжёлая встреча. Один мой знакомый, он … в общем, его амистад распался. Парень держится хорошо, пытается чем-то себя занять, но… Это так нехорошо! – вдруг пылко воскликнула она. – Я весь день не могу избавиться от тягостных мыслей. Не представляю, как бы я смогла жить без авиации и «Целесты»!

- Расскажи мне об этом подробней, - в голосе Альенде прорезались привычные властные нотки.

Внимательно выслушав рассказ девушки о разговоре с Хоакином, он покачал головой:

- Амистад «Амальгама»… Да, я уже слышал об этом. Нанотехники, наша гордость, авангард прогресса. Кто бы мог подумать ещё пару лет назад, что они тоже пойдут под нож.

- Учитель, я всё думаю о том, что, возможно, не стоило спешить с разработкой и внедрением новых репликаторов? Ведь тогда «Амальгама» не распалась бы.

- В таком случае распался бы амистад инженеров-механиков, который разработал эти репликаторы, - жёстко ответил Альенде. – Труд и творческий порыв сотен людей оказались бы напрасными. Я понимаю твои чувства, сиело, - добавил он, смягчаясь, - Но это не выход. Выход совсем в другом.

- Я знаю, - тихо ответила Куэнта.

В гостиной повисло молчание, и их мысли невольно обратились к одному и тому же человеку.

- Вы ведь уже знаете, что Данкевич остался в Барселоне, - утвердительным тоном произнесла девушка. Авиаконструктор кивнул, и она продолжила. – В городской службе сказали, что он… то есть они, - Куэнта странно запнулась, - он и Андрей Тобольский выехали из гостиницы и сняли коттедж на Журавлиной улице, рядом с морем. Там часто селятся туристы.

- Вот как? – слегка удивился Сальватор. – Я разговаривал сегодня с Иравади по сонофору, но он об этом не упомянул. Впрочем наш гиперборейский друг был каким-то возбуждённым, и разговор вышел не особенно содержательным.

- Иравади? Возбуждённым? – девушка вскинула на Альенде удивлённый взгляд.

Представить отрешённого, отгороженного от людей прохладной изысканностью гиперборейца взволнованным было в самом деле сложно.

- Меня это тоже озадачило, - признался Сальватор. – Конечно, Иравади принимает интересы Проекта также близко к сердцу, как и все мы, но всё-таки это на него не похоже. Кроме того, он говорил не столько о Данкевиче, сколько об этом мальчике-футранисте, который тут вообще ни при чём. Не понимаю, чем он так его заинтересовал. Впрочем пути мысли нашего философа неисповедимы.

- Учитель, - вдруг напряжённым голосом произнесла Куэнты, внимательно разглядывая свои руки, - я не понимаю, каким образом Иравади мог предвидеть, что Данкевич останется в Барселоне. Я лично звонила в аэропорт, и мне сообщили, что он подал заявку на отлёт в тот же вечер после церемонии. И вдруг так резко поменял планы. Ну, хорошо, пусть бы и поменял, но как камрад Иравади мог об этом знать и знать заранее?!

- Я задавал ему этот вопрос, но, как ты сама можешь догадаться, ничего, кроме туманных фраз о предчувствии и внутреннем голосе, не услышал.

- Это просто чушь! – вскипела Куэнта.

Сальватор усмехнулся.

- Я тоже так считаю. Но знаешь, сиело, Иравади действительно мыслит иначе, чем мы с тобой. Мы – технари, ставим цель и идём к ней напрямик. И часто это приносит успех. Но не всегда. Гиперборейцы действуют по-другому, для них важна, - Альенде пошевелил пальцами, - зыбкая субстанция человеческих отношений, симпатий и антипатий, привязанностей. Они выдающиеся математики, однако просчитывают не только формулы, но и чувства. Я думаю, дело заключается в этом.

- Чувства? – каким-то странным тоном переспросила Куэнта.

- Я имею в виду отношения Данкевича и Тобольского, - суховато пояснил Альенде. – Ты понимаешь, о чём я. Иравади в тот вечер сказал, что мальчик захочет задержаться в Барселоне и уговорит остаться Данкевича. Что ж, похоже, так и вышло. Я знал об их отношениях, но должен признаться, не придал этому никакого значения. А вот Иравади проявил больше внимания и, видимо, оказался прав.

- Мне он совершенно не нравится! – вдруг выпалила девушка.

- Кто? Иравади? – изумлённо воззрился на неё авиаконструктор.

- Нет, Данкевич! Чем больше я о нём узнаю, тем больше меня от него тошнит! – темпераментно заявила Куэнта. – Просто немыслимо, что такой нечистоплотный человек окажется причастен к нашему Проекту!

- Я очень надеюсь, что окажется, - нахмурившись, Сальватор со стуком поставил чашку на стол. – Что на тебя нашло, сиело? Данкевич далеко не худший представитель славийского истеблишмента. Чем он тебе так не угодил?

- Взять хотя бы его отношения с этим юношей, - упрямо ответила Куэнта, кусая губы. – Неужели вам не кажется, что Данкевич его просто использует? Он ведь совсем юный, и сирота. Мне его жаль, - тихо закончила она. – Он так талантлив и… и очень красив.

Альенде невольно улыбнулся, удивлённый проявлением столь девичьих чувств у своей ученицы – прямолинейной и язвительной интеллектуалки.

- Возможно, ты права, и Данкевич его действительно просто использует. Но каким бы юным этот мальчик не был, он уже достаточно взрослый, чтобы решать самому. В любом случае, нас это не касается, - жёстко подвёл черту Сальватор. – Интересы Проекта – вот что важнее всего.

Куэнта молчала, глядя в сторону.

- Или ты так не считаешь? – резким тоном спросил Альенде.

- Я считаю, что мы могли бы обойтись и без Данкевича. Мы сами можем сделать всё, что необходимо, - на лице Куэнты застыло упрямое выражение.

Вспыхнувший было гнев Сальватора внезапно остыл, и он посмотрел на свою ученицу ласково и печально. Что за неукротимый утёнок!

- Да, можем, - спокойно ответил он. – Но нам потребуется на это десять лет. Только у нас нет десяти лет, сиело. У нас их нет.

А у меня нет и полугода, с тоской подумал Альенде. Страха не было, но он хотел лишь одного – умереть, зная, что все части задуманного наконец соединились воедино.

Куэнта, казалось, поняла его невысказанную мысль. Её лицо дрогнуло, и, вздохнув, она провела по лбу ладонью.

- Я знаю, что вы правы, учитель. Мы ведь так много об этом говорили. Просто… Просто мне не по душе эта зависимость от иноземца, - призналась Куэнта.

- Послушай меня, сиело, - мысли о смерти разбередили душу Сальватора Альенде, и во внезапном порыве он поднялся на ноги, подходя к окну. – Вот уже триста лет Экумена разделена на два мира: мы и атлантисты, наши союзники и их. Пусть войны остались в прошлом, но тем сильнее расцвели соперничество, ревность, стремление превзойти. Я сам бы таким, - помолчав, добавил авиаконструктор. – Но всё изменилось. Всё изменилось, сиело, - он смотрел девушке прямо в лицо. – Кризис угрожает всем. И мы, рохийцы, не должны думать лишь о себе, о собственном спасении. Это было бы предательством наших идеалов товарищества и братства. Всеобщего братства, Куэнта! Мы должны найти выход не только для себя, но для всех людей Экумены. И сделать это можно лишь общими усилиями. То, что нам придётся обратиться за помощью к славийцу; то, что мы уже получили такую бесценную помощь от Новой Гипербореи – это не унизительно, сиело. Это правильно. Так и должно быть.

Сальватор умолк. Но в комнате словно ещё звучало эхо его слов. Куэнта смотрела на своего учителя сверкающими глазами.

Тот улыбнулся ей из тех далёких пространств, где он сейчас пребывал. Пространств, которые ему было не суждено увидеть воочию, но которые обязательно, непременно, неизбежно – увидят другие.

- Реализация Проекта станет величайшей вехой в истории человечества, - тихо произнёс Сальватор Альенде. – Люди превратились в исполинов и не заметили этого. И глупо теперь удивляться, что им ничем заняться в детской песочнице. Нам нужно новое огромное дело. Проект А.

- El proyecto A, - звенящим голосом откликнулась Куэнта.

Старик и девушка смотрели друг на друга, пылая одним и тем же огнём благоговения и восторга перед грандиозностью стоявшей перед ними задачи.

И пронизанное одухотворённым светом лицо Куэнты вдруг стало почти красивым.

Дата добавления: 2015-08-10