Гармония Божественного творения 5 страница

Истинно христианские ученые, в отличие от языческих, заботились прежде всего не о том, чтобы блеснуть умом и знаниями, но чтобы их слово дошло до людских умов и сердец. Многие церковные писатели, помнившие еще античное образование, стремились умерить изящество стиля и сложность формы, чтобы не быть непонятыми верующим народом. Также и Кассиодор усердно заботился о том, чтобы его учебная программа была доступна многим. Его успех в этом свидетельствуется широкой доступностью средневекового образования (особенно церковного).

И вот, как только в новосозданном варварском государстве хотя бы частично затихали гражданские смуты, Церковь начинала учить народ от мала до велика в епископских резиденциях (здесь особенно преуспел в начале VII века Исидор, епископ Севильский), больших и малых приходах, монастырях и обителях.

Деятели Церкви учили начальствующих — королей, сеньоров и вассалов «не напрасно носить меч, и быть Божиим слугой доброму гражданину на добро и отмстителю в наказание делающему злое» (см: Рим. 13, 4), и простой народ читать и писать для усвоения Священного Писания и слова святых Отцов.

Кроме того, церковные школы брали на себя дальнейшее обучение тех, кто пожелал послужить Христу в роли клирика, инока, миссионера, теолога и т.п.

С самого начала важнейшими центрами обучения стали монашеские обители. Среди них выделялись Леренская обитель и обитель Сен-Виктор, основанные в V веке Иоанном Кассианом Римлянином после долгого путешествия по Палестине и Египту с обучением у столпов восточного монашества.

В начале VI века святой Венедикт Нурсийский основал знаменитый монастырь Монтекассино, от которого отпочковывались другие, близкие по духу обители.

Неожиданно возникла мощная культурная экспансия из самого центра дикости — Ирландии, в которой кельты практически не сталкивались с достижениями римской культуры. Однако в 408 году кельтские пираты захватили бесценное сокровище. На первый взгляд плененный ими простолюдин Патрик ничего из себя не представлял. Он не мог даже заплатить за себя выкуп, и удалось лишь продать его в рабство пасти овец. Но этот раб — пастух оказался великим избранным сосудом Божиим, носителем нетленного Божественного Духа. Следуя за стадами своего хозяина, он пламенно проповедовал Христа и вскоре из пастыря овец стал пастырем душ человеческих, а Ирландия воссияла ревностию и благочестием во всем Западном мире и превратилась в «остров святых». За 100 лет страну покрыло множество монашеских обителей. Внешне монастырские строения представлялись простыми хижинами, ютившимися вокруг каменной башни, куда монахи могли укрыться во время опасности. Выделялись только искусно вырезанные каменные кресты и столь же искусно переписанные и оформленные рукописи на греческом и латинском языках духовного и светского содержания. В эти темные годы монахи заброшенной Ирландии владели в совершенстве латынью и греческим и ревностно старались сохранить и продолжить культурное наследие древних.

В начале VI века многие ирландские иноки двинулись с просветительской миссией в соседние страны, повесив на спину лишь туесок с драгоценными рукописями. В VI —VII веках из Ирландии выехало в Европу множество проповедников, около 300 из которых были впоследствии канонизированы как святые. Многие из них осели в ближайших Англии и Шотландии, где под влиянием ирландцев приняло христианство крупнейшее из языческих королевств англов — Нортумбрия. Большинство последовали в Германию просвещать язычников — саксов, баваров, тюрингов и других. Многие осели во Франции, Италии, Бельгии.

Среди множества основанных ирландскими монахами обителей, при которых всегда были школы переписки книг — скриптории, наиболее известны Люнсей и Боббио, основанные святым Колумбаном, монастырь Сент-Галлен, основанный его учеником — святым Галлом, и Фульдский монастырь, основанный в 744 году по настоянию святого Вонифатия. Этот ирландский миссионер проповедовал сначала в Нортумбрии, потом проехал через Францию, крестив первого короля из династии Каролингов — Пипина, реформировал Церковь в государстве франков, проповедовал в Германии и претерпел мученическую кончину от язычников во Фризии (территория современной Голландии).

Англичане оказались очень способными учениками, тем более что в VI веке там образовался второй центр христианства. Знаменитый римский святой — папа Григорий Двоеслов послал в Англию замечательного миссионера Августина, который привел ко Христу королевство ютов — Кент, организовав просветительский центр в местечке Кентербери (архиепис- коп Кентерберийский до сих пор является примасом, то есть первенствующим архиереем Англии).

В VII —VIII веках волну ирландского просвещения сменяет волна английского. Во всей западной Церкви пользуется великим авторитетом за свое благочестие и ученость Беда Достопочтенный и его ученики.

В королевстве франков крещенного Вонифатием первого короля династии Каролингов Пипина сменяет Карл Великий. Величие этого монарха видно уже из того, что от его имени происходит слово «король». За свою жизнь этот монарх сумел присоединить к своему государству и просветить светом Христовым всю Германию, победоносно закончить начатую его дедом войну с арабами, не дав им выйти за Пиренеи, остановить нашествие с востока через славянские земли авар, склонив к Крещению их вождя Тудуна. В конце своего царствования Карл получил титул короля Италии и даже от папы римского титул императора Западной Римской империи (восстановленное им государство, правда, не продержалось более двух поколений).

Внешняя успешность Карла как политика сочеталась с высоким благочестием и стремлением к знаниям. В свои учителя и духовные советники Карл пригласил англичанина Алкуина, возглавлявшего христианский просветительский центр в Йорке, основанный еще ирландцами. Сам Карл, смолоду не знавший грамоты, выучился читать и говорить по-латыни и даже читать по-гречески. Всю жизнь он старался научиться писать, но его рукам, которые, по словам его биографов, «более привыкли к мечу и луку», трудно давалось это искусство. Трогательный энтузиазм монарха пробудил во многих стремление к свету знаний, учености.

Из лучших приближенных Карла, под руководством Алкуина, составилась Дворцовая академия, в которой изучалось Священное Писание и читались античные тексты святых Отцов и светских авторов. Члены Академии преподавали в Дворцовой школе — первом светском учебном заведении Средневековья.

В многочисленных выступлениях (капитуляриях) Карл призывал Церковь повышать уровень образования в своей среде и просвещать народ. В одном из них Карл пишет: «Пусть существуют школы, чтобы учить детей читать, пусть в каждом монастыре, в каждой епархии обучают псалмам, нотам, пению, счету, грамматике; пусть святые книги пройдут тщательное корректирование, так как часто те, кто хотел бы молиться Богу, не могут сделать этого из-за ошибок, которыми кишат книги...»

Во многих епархиях воодушевленные выпускники Дворцовой школы открыли школы не только при кафедральных соборах и монастырях, но и в сельских приходах.

Большого развития достигло искусство книгописания. Был найден изящный, с одной стороны, и удобочитаемый, с другой стороны, шрифт, именуемый «каролингский минускул». К старым библиотечным фондам стали добавляться труды Отцов церкви, позднеантичных латинских грамматиков и энциклопедистов, представителей классической латинской литературы и произведения современников — летописи, жития святых, эпические поэмы. Священное Писание и литургические тексты снабжались великолепными миниатюрами и искусно украшенными переплетами.

Начинается широкое строительство христианских храмовых зданий (до этого храмы обычно устраивались в бывших общественных помещениях или частных домах). Возникший новый стиль храмовой архитектуры носит название романского. Он оставил нам множество бесценных архитектурных памятников. Описанный нами феномен, именуемый «Каролингское Возрождение», продолжался с прежней пламенностью всего лишь несколько десятков лет после смерти Карла Великого, но тем не менее он инициировал значительное повышение культурного уровня средневековой Европы.

Следующим важным событием в культурной жизни Европы был приезд в Италию Герберта из Орийака, вернувшегося из расположенного в мусульманской Испании монастыря Санта-Мария-де-Рипой с четырьмя сундуками греческих, арабских и индийских рукописей. Герберт не только сам был страстным любителем собирания и перевода на латынь древних манускриптов, но и склонял к этому многих вокруг себя. Это ему удавалось тем лучше, чем выше становилось его значение в Римской курии, и достигло своего апогея, когда он в 999 году стал папой римским под именем Сильвестра Второго. Начатая им эпоха продолжалась около двух столетий, и за это время на латынь было переведено большинство сохранившихся в Европе или привезенных с Востока произведений древнегреческих и арабских ученых и писателей.

Наряду со своим неоценимым вкладом в переводческую деятельность, папа Сильвестр ввел в обиход современные арабские цифры, столь привычные нам.

В духовном плане фигура Сильвестра остается темной: будучи по своему служению главным хранителем христианской истины на Западе, Сильвестр ввел в обращение не только книги по алхимии и астрологии, но и непосредственно магические тексты. С тех пор алхимия и астрология, осужденные еще древними Отцами, заняли если не совсем легальное, то полулегальное положение среди изучаемых в Средневековье наук.

Конец «эпохи переводчиков» знаменуется открытием университетов, прежде всего в городах Италии (в Болонье в XI веке), сохранивших некоторое значение культурных центров еще со времен Античности, а затем и в других крупнейших городах Европы (в Англии — Оксфорд, 1163 г., Кембридж - 1209 г., Парижский университет во Франции — 1215 г. и т.д.).

Университеты создавались высшей государственной властью для изучения права и медицины, теологии, философии и свободных искусств по программам Кассиодора и Капеллы.

Несмотря на то, что это были светские учреждения, в них царил строго церковный дух, и они осуществляли духовную цензуру над монастырскими и частными школами. Работа в некоторых университетах, например Троицком колледже Оксфорда, требовала безбрачия и принятия священного сана. Педагоги и ученики университетов (школяры) часто именовались церковным словом «клир».

Вслед за «эпохой переводчиков» следует «эпоха комментаторов», когда ученые вдумывались и комментировали труды античных гениев, согласуясь или полемизируя с работавшими до них мусульманскими комментаторами — Аверроэсом и другими, и друг с другом.

В «эпохи переводчиков и комментаторов» в университетах зарождался способ рассуждения, именуемый схоластикой. Прежде всего он применялся в католической Церкви для решения богословских проблем, а затем включил в свой круг вопросы философии и естествознания.

В православной Церкви этот метод никогда не почитался за истинный в богословии, а о применении его в естествознании не было и речи. Само название «схоластика» ни с чем, кроме как с хорошим словом «школа», этот метод не ассоциирует.

Мы попытаемся охарактеризовать этот метод с современной точки зрения, как метод получения достоверной информации. Схоластика представляет собой в идеале аксиоматическую систему, в которой из минимального количества принимаемых без доказательства положений (аксиом) выводятся с помощью безупречных логических цепочек новые и новые правильные утверждения (теоремы). В античной науке аксиоматический подход наиболее полно был реализован Евклидом в построении геометрии и почитался всегда вершиной научного мышления.

Сложность его применения заключается в том, что весьма не просто выбрать в качестве аксиом верные утверждения, которые не нуждаются в доказательстве. На протяжении многих веков сторонники этого метода старались подобрать такие так называемые «априорно верные» утверждения. (Классический пример: «Я мыслю, следовательно, я существую»/Декарт/.) До сих пор, однако, никто не нашел таких утверждений, которые и без доказательств казались бы верными всем. Исключение составляют простые области математики: арифметика, геометрия, в которых это частично удается.

Ученым Средних веков казалось, что вера Христова как раз решает эти проблемы. Сверхъестественное Божественное Откровение является источником непогрешимых, не требующих доказательств, как данных Самим Богом, утверждений. На основе этих утверждений изощренное логическое мышление может выстроить множество сложных, но верных теорем, касающихся и богословия, и нравственности, и философии, и, даже, наук о природе.

Что же тут не так? Обратимся к XX веку, в котором математика стала оперировать самыми абстрактными, казалось бы, не имеющими отношения к реальности понятиями. Для этих понятий не стоит проблемы: верна или не верна аксиома, за аксиому выбирается произвольное предположение, и дальше математик исследует, какие теоремы можно вывести из одной системы аксиом, из другой системы аксиом, с помощью безупречных логических цепочек. Последовательность действий кажется настолько определенной, что в голове у величайшего математика XX века Д. Гильберта мелькнула мысль о математической машине, которой задаешь аксиомы, а она выводит все теоремы.

Эта идея построения всей математики на аксиоматических началах была взорвана изнутри самой же математикой. Оказалось, что в математике, где используются только те понятия, которые допускают строго логическое описание, невозможно построить систему аксиом, описывающую простейшую вещь — натуральные числа, так, чтобы эта система аксиом была одновременно непротиворечива и полна (первая теорема Геделя).

Дорогие читатели, мы с вами забрались на самые вершины современной математики. Не пугайтесь головокружения. Давайте попробуем понятными словами объяснить непонятное. Что значит «полная» или «неполная» система аксиом? Полнота системы означает, что из данного набора аксиом с помощью логических цепочек можно ответить на любой вопрос, касающийся описываемого предмета (например, натуральных чисел или геометрии). Предположим, к примеру, что мы убрали одну из аксиом Евклида. Тогда у нас получается неполная система аксиом, и некоторые теоремы мы уже не сможем доказать (в свое время математики сомневались в следующей аксиоме Евклида: если нам дана прямая и точка, лежащая вне ее, то через эту точку можно провести прямую, параллельную данной, и притом только одну. Многим казалось, что эту аксиому можно вывести, как теорему из оставшихся аксиом. Однако Лобачевский одновременно с несколькими другими математиками доказал, что это невозможно. В этих исследованиях родилась геометрия Лобачевского и другие неевклидовы геометрии).

Что такое противоречивая система аксиом? Это такая система, из которой можно вывести путем безупречных логических построений теоремы, противоречащие друг другу.

Например, если из данной системы аксиом, следуя одним логическим путем, мы получали бы, что пятью пять двадцать пять, а следуя другим логическим путем, что не равно двадцати пяти, то такая система аксиом была бы противоречивой.

Таким образом, по теореме Геделя, оказывается, что если мы собрали полную систему аксиом, то она будет противоречивой. А если мы надеемся, что не наткнемся на противоречие, то должны заведомо знать, что наткнемся на правильные теоремы, которые мы не сможем доказать, в силу неполноты аксиоматики.

«Зловредный» Гедель не удержался и доказал еще и вторую теорему: что внутри данной системы аксиом нельзя выяснить ее противоречивость или непротиворечивость (вторая теорема Геделя).

Таким образом, учитель, доказав ученикам, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы, не может быть уверен, а, вернее, может только верить, что другой учитель спустя некоторое время не докажет столь же правильно, что сумма квадратов катетов не равна квадрату гипотенузы.

Итак, выходит, что даже в самых лучших для себя условиях аксиоматический метод оказывается внутренне несостоятельным.

Если же мы обратимся от предметов, сочиненных умом математиков специально для применения к ним логики, к предметам реальным, даже самым простым, то мы сразу получим еще ряд дополнительных трудностей: мы столкнемся с предметами и понятиями, к которым трудно однозначно применить законы логики. Когда же мы будем переходить к предметам более тонким, мыслям и чувствам души, а тем более к Воинству Небесному и Самому Богу, то таких предметов и понятий станет настолько много, что язык логики будет терять свою применимость прямо на глазах.

Уже для того, чтобы передать взаимоотношения и характеристики людей на душевном уровне, нелогичные методы художественной литературы или живописи оказываются безмерно эффективнее, чем логическое описание. Что же говорить об уровне духовном, с которым и имеет дело богословие.

Что же оказывается? В тех областях, где пытались применить логические методы схоластики, надежность каждого логического шага столь низка, что никакие достаточно длинные логические цепочки невозможны. Ведь ошибка в одном звене цепи ведет к неправильности всей цепочки. Вспомним гирлянды елочных лампочек нашего детства: перегорела одна лампочка — не горит вся цепочка. Если каждая из лампочек недостаточно надежна, то практически невозможно иметь горящую гирлянду из 10 лампочек.

Таким образом, средневековые схоласты, как очень умные люди, добились многого. Они поставили множество глубочайших проблем перед логикой как наукой и решили часть из них. Они проявили великую эрудицию и неподражаемое искусство логического построения. Единственное, чего они не получили,— это правильных результатов.

Приведем описанный в письме Галилея Кеплеру пример позорного поражения отходящей в прошлое схоластики от нарождающейся новой европейской науки: «Посмеемся, мой Кеплер, великой глупости людской. Что сказать о первых философах Пизанского университета, которые с упорством аспида, несмотря на тысячекратное приглашение, не хотели даже взглянуть ни на планеты, ни на Луну, ни даже на телескоп... Как громко расхохотался бы ты, если бы услышал, что толковал против меня первый ученый здешней гимназии, как силился он аргументами логики, словно магическими заклинаниями, удалить с неба новые планеты».

Вооруженные схоластикой средневековые ученые немало раз уподоблялись «нездравым химикам, изучающим химию по Псалтири». Схоластические рассуждения, восходящие к Священному Писанию, в совокупности, конечно, с чисто человеческими заблуждениями, понудили католическую Церковь отрицать истинную гелиоцентричность Солнечной системы.

Подобная схоластика выбрасывала из науки развитое еще античными учеными понятие об атомах. В 1347 году католическая Церковь заставила французского ученого Никола из Отрекура отречься от атомистических взглядов и сжечь свою книгу. Даже в 1624 году из Парижа выслали группу французских физиков, решившихся организовать публичный диспут на тему об атомизме.

После этой достаточно убийственной критики схоластического метода отметим, что в ряде случаев он может помочь угадать правильное решение, что обычно гораздо сложнее, чем потом доказать его.

Мы уже приводили схоластический вывод первого закона Ньютона, данный Жаном Буриданом. Как научное доказательство сегодня оно смотрится несерьезно, но если бы современный ученый «Жан Буридан» путем таких рассуждений пришел к этому выводу, он бы без труда сумел его доказать корректными физическими методами.

«Современный ученый никогда не станет так рассуждать»,—скажете вы, и ошибетесь. Вот воспоминания величайшего физика Альберта Эйнштейна о том, как он пришел сначала к идее специальной теории относительности, а потом и общей. Он решил, что некрасиво и недостойно Божиего величия специально отделять механические явления от электромагнитных, так что первые не могут обнаружить абсолютного движения, а вторые — могут. Интерпретируя с помощью этого взгляда опыт Майкельсона, Эйнштейн решил, что никакие явления — ни механические, ни электромагнитные не могут обнаружить абсолютное движение.

Став на эту позицию, Эйнштейн построил красивую физическую теорию, в которой абсолютное движение отсутствует. Это и есть специальная теория относительности. Далее ученый задумался, почему нельзя обнаружить абсолютное равномерное движение, но можно — ускоренное абсолютное движение. (Если поезд плавно тронется, то мы часто не можем понять, что движется — поезд или перрон, если же движение ускоренное, то есть нас либо вдавливает в спинку сиденья, либо толкает вперед, либо клонит вбок, как на вираже, то однозначно заключаем, что движемся мы). Эйнштейн заключил, что и здесь для красоты Божией картины мироздания не может быть дискриминации между равномерным и неравномерным движением. Исходя из этой догадки, ученый построил общую теорию относительности.

Таким образом, схоластические рассуждения, сходные с рассуждениями Буридана, привели к двум величайшим переворотам в физике XX века.

Остается вопрос, какими же рассуждениями мы достигаем истины в богословии и как возникло великое богословие восточных Отцов даже без привкуса схоластики?

Для этого задумаемся над тем, что же такое — обладание истиной, знаниями в своем первичном чистом виде? Простой самоанализ показывает нам, что это есть нечто аналогичное зрению, видению предмета, но не очами, а умом. При таком видении человек понимает смысл данного предмета или абстрактного понятия, его место и назначение среди других предметов и понятий. Ему часто бывает очень трудно передать свои знания «не видящему», так же как телесно зрячему трудно объяснить телесно слепому, что есть стул. Он помается-помается и скажет: «Ну, стул — это стул». Конечно, если вдуматься, такое знание подразумевает непосредственный контакт ума человеческого с умом Божиим, когда Творец открывает твари, сотворенной по Своему Образу, замысел творения. И оказывается, что логика является не инструментом для добывания знаний, а одним из способов (не главным), пробивающим «отверстие» к картине, которую человек желает увидеть (еще этот процесс можно сравнить с модной детской игрушкой — пазлом, когда собиратель, используя разные способы, и логику в том числе, находит правильные места для все новых и новых фрагментов, и, наконец, перед глазами вспыхивает готовая картинка. Характерно, что теперь, когда картинка уже увидена, возврат к прошлому незнанию невозможен).

Еще большее значение имеет логика в процессе передачи зрения увиденной картины другому. В достаточно сложных ситуациях случается, что аудитория, следя за рассуждениями докладчика, совершенно правильно излагающего работу, убеждается в верности всех логических переходов, но расходится после доклада с неприятным чувством, что, по существу, работа не понята и осталось неясным, что же здесь сделано и зачем.

В науке критерий видения не является главным. Первая причина этого состоит в том, что, как мы писали выше, чтение Книги природы сходно с развивающей игрой, в которой ученик по плану учителя подымается с одного уровня на другой. При этом на предыдущем уровне создается столь ясная картина видения, что иной, кажется, и не может быть, а потом — раз! — и эти же факты и явления видятся в совсем другом свете, еще более премудром и красивом.

Вторая причина та, что человек смотрит не только Божий «кинематограф». Свои картинки стремятся навязать ему и диавол, и его собственные страсти.

В богословии усилия диавола исказить Божию картину являются неизмеримо более яростными. Но зато мыслящие в лоне Церкви богословы получают верного водителя и свидетеля — Духа Святого. Тем самым видение, приносимое нам не просто верным христианином и умным человеком, но человеком, сподобившимся за чистоту жизни богословствовать Духом Святым, становится свободным от опасности диавольского искушения и принимается как незыблемое достояние Церкви. Знакомясь с рассуждениями такого богослова, мы видим строгие логические переходы от одной мысли к другой, но в данном случае они являются не звеньями доказательств, но свидетелями красоты Божиего построения. Иногда богослов с помощью логики переходит по какому-нибудь «темному коридорчику» из одной освещенной части Божиего Дома в другую. Но в этом случае это не самоуверенная поступь схоласта, а осторожный шаг человека, ступающего с кочки на кочку по трясине. Если через несколько шагов свет не обретается, этот путь оставляется.

Итак, мы, насколько возможно, описали нашим худым языком дивный таинственный процесс истинного богословия. Становится понятным, почему католическая Церковь сошла с него на бесплодный путь схоластики: отпадение католической Церкви от Вселенской сразу же обезводило источники Святого Духа, без которого невозможно истинное богословие.

В этом месте кроется опасность и для нас, православных. Ведь милостивый Господь не оставил и нас, грешных, но послушно держащихся правого отеческого учения и водительства Матери-Церкви, вне богословского творчества.

Святитель Григорий Палама выделяет три категории богословов. Первые — это святые, то есть те, кто достиг полноты личного опыта Богообщения. Это и есть богословие в полном смысле этого слова. Тех, кто не имеет такой полноты, но полностью доверяет опыту святых, святитель называет «хорошими богословами». Здесь богословское творчество заключается внесением данного нам богословами первой категории света — в область нашего личного жизненного опыта, того, что происходит с нами и вокруг нас. Это может быть богословием только для себя или богословием для тех, кого Господь тебе вверил и среди кого тебя поместил — семьи, друзей, подчиненных, паствы, если ты священнослужитель, и т.д.

К третьей категории — плохих богословов — относятся те, кто и сам опыта Богообщения не имеет, и свидетельству святых не всегда и не во всем доверяет. Так вот, для богословов второй категории (хороших) всегда велик соблазн недостаток крупиц Небесного света, дарованных святыми, покрыть усилиями собственного ума и образования, возможно весьма незаурядных по человеческим меркам.

Желая хорошим богословам оставаться хорошими, «отвращаясь негодного пустословия и прекословии лжеименного знания, которому предавшись, некоторые уклонились от веры» (1 Тим. 6, 20 — 21), а плохим похорошеть, вернемся к концу Средневековья, в «эпоху комментаторов».

Выдающиеся умы, хотя и воспитанные в духе схоластики, в своих размышлениях о естественных науках часто пытались вырваться за пределы схоластики и нащупывали те подходы, из которых потом выросло грандиозное здание новой науки. Епископ Л Никольский Роберт Гроссетест и его ученик монах-францисканец Роджер Бэкон, Уильям Оккам, «срезавший» своей упомянутой выше «бритвой» ненужные завитушки с научной мысли, ученые Парижского университета Жан Буридан и Никола Орем, математики Томас Бардвардин и Леонардо Фибоначчи, механики Альберт Саксонский и Иордан Неморарий, по мнению многих историков науки, и являются основателями новой европейской науки. Единственное, чего не хватает, — это доказательств того, что кто-либо из творцов новой науки — Коперник, Галилей, Кеплер, Декарт, Ньютон — опирались бы на их труды. (Исключение составляет «бритва» Уильяма Оккама.) По-видимому, случилось так, что, хотя в трудах выдающихся ученых позднего Средневековья содержалось все, необходимое для развития новой науки, их труды остались невостребованными из-за нарушения преемственности мысли бурями эпохи Возрождения.

Эпоха Возрождения

В XIII—XIV веках жизнь в Западной Европе начала стабилизироваться. На Западе закончилось переселение народов. Они перестали оттяпывать друг у друга бывшие ломти Римской империи, а осели на своих местах, где стали формироваться национальные государства с понятием естественных границ. (Последними «успокоились» и осели в нескольких точках Европы морские бродяги — викинги.)

Как мы видели из предыдущей главы, затянулась, наконец, рана культурного разрыва между античностью и варварами. Возникла развитая система государственных университетов, церковных и частных школ. Наука, как мы упомянули в конце предыдущего раздела, уже готова была перейти на новые рельсы. Развивалась техника в ремеслах, мореплавании, военном деле, строительстве.

Для дальнейшего очень важным явилось изобретение печатного станка, позволяющего печатать тексты и оттискивать гравюры.

И вдруг эта линия ровного развития была прервана прошедшей по лицу католической Европы судорогой — «Возрождением», оставившим после себя глубокие и неизгладимые следы.

Именно как судорога, которая в эпицентре продолжается дольше, а где-то длится короче, какие-то участки затрагивает сильнее, какие-то слабее, а какие-то не затрагивает вообще, так и эпоха Возрождения дольше и ярче всего была выражена в Италии, сильно затронула Германию, Францию, Нидерланды, Фландрию и менее ярко выразилась в других странах. Ученые-историки до сих пор спорят, считать ли Возрождение явлением всеевропейским или локальным. Нам же кажется, что суть Возрождения заключена в свержении Богопочитания и замене его человекобожием. И там, где совесть людская глубже засыпала, там и ярче выразились все черты Возрождения.

Основной причиной Возрождения является, конечно, апокалипсический ход человеческой истории. Спустя несколько веков после просвещения Светом Христовым людских сердец, люди постепенно начали забывать о Христе, и конечной точкой этого пути будет, при сохранении лишь горстки верующих христиан, принятие человечеством антихриста.

Однако на этом длинном пути, продолжающемся, как мы видим, уже более двух тысячелетий, возможны локальные падения и подъемы. Обычно эти колебания вызваны простым механизмом обратной связи: люди, хоть как-то сохраняющие Богопочитание, считают получаемые на этом пути блага естественными, а обязанности и труды, налагаемые благим игом Христовым, непереносимыми. Но, сбросив «бремя легкое» Христа, человечество сталкивается с такими страшными последствиями безбожной жизни, что стремится повернуть руль обратно.

Дата добавления: 2015-07-20