Декабрь 1979

...Возможен такой образ, такая логическая интуиция. Вместе с рожде­нием человека — в акте рождения человека — рождаются два Собеседника: индивид и — Мир человека, формируемый, фокусируемый как бессмертная Личность. Бесконечный, бессмертный, вечный мир — во всей его неисчер­паемости, — ко мне обращенный, обретающий форму, бытие индивидное, личностно значимое, вопрошающее — в точке, в пуповине, стягивающей мир и — непосредственно данного человека, некоего “N”. Это — вполне реальный, так сказать эволюцией, строением мозга определенный (ср. с функциональной асимметрией мозга[lxxviii]) процесс. Как, к примеру, для растения мир — мир света и питания, впитывания солнца (лист), так рождение человека есть рождение бессмертного Бога. Существующего и бессмертно­го (ведь его содержание — Natura naturans, вечное, и бесконечное, и всевоз­можное бытие мира), пока жив человек, вот этот биологически смертный человек, индивид. Ведь сам смысл этого бесконечного существа — в том, чтобы быть Собеседником индивида. Соответственно, высший смысл христианского мифа — со смертью человека (Сына Божьего) умирает бес­смертный Бог, возникает (возвращается к себе) безгласная, вне-личностная Природа. Каждое рождение (“закон эволюции”?) — рождение Бога; каждая смерть — Его смерть. Это — лишь образ атеистически осмысленной рели­гии. Уже — не религии, но — философии.

Однако “законы эволюции” для философии незначимы, неинтересны. От них — следует отвлечься. Необходимо логически осмыслить сам этот феномен. А логическое (философское) осмысление этого феномена — это и есть “диалог логик”, спор (и согласие) абсолютных истин об особенном — индивиде. Мозг, мысль, душа человека конституируется как диалог двух соз­наний — индивида и Собеседника. Внешне мир остается для человека (для его тела) миром безгласным и просто бытийным. Но интериоризируется этот мир (в мысли, в “асимметрии мозга”) в качестве Лица, в плане двойст­венности сознания. В лакуне (пустоте) между “двумя сознаниями”. Это и есть парафраз того, что есть мышление. Но, чтобы соотноситься с всеоб­щим (“Божественным”) сознанием, мое индивидуальное сознание должно и в себе — в индивиде — диалогизироваться. Быть на-себя-обращенным. Вот с этой “второй” диалогичностью и связана непосредственно (как возможно предположить) та асимметрия мозга, которая уже изучается сейчас; в нашем контексте об асимметрии сказано было лишь по аналогии. Ведь “наша” асимметрия еще не зафиксирована. Да и может быть она понята лишь фи­лософски. Даже — в упрощенной форме — так: формирование человече­ского мозга (соответственно, души) есть одновременное формирование двух друг на друга обращенных сознаний — сознания индивида, обращен­ного на мир, и сознания мира, обращенного внутрь человека, на нас. Не од­ного, но двух, соединенных в “точке” мозга (души) сознаний[26][lxxix]. Смерть чело­века есть...

Здесь существенно, что не точно обычное утверждение — “вселенная очнулась во мне”, или — “мысль человека — сознание природы”. В этом об­щем утверждении нет решающе-существенной “двойственности сознания”, встречности двух сознаний. Сознание мира есть сознание на меня направ­ленное, как бы вне меня, “ ко-мне ” существующее. И есть сознание мое, от меня, на мир, “к-нему” направленное. И их единство (диалог) есть мышле­ние.

_______

2.11.80

После доклада “Философская логика – логика парадокса” [lxxx]

Об отношении логики парадокса к логике Гегеля –

а. Исходное определение парадокса: необходимость самоотнести несамоотносимое понятие, – то есть отнести к понятию определение предмета понятия, как радикально вне-понятийного. Это и есть – в контексте обоснования основ науки Нового времени (ХVIII – XIX) в их антиномической основе – ключ к парадоксальному пониманию философии, то бишь, – философской логики. Здесь существенно, что именно наукоучение – основа философии Нового времени, это ее вне-логическая закраина.

б. В логике Гегеля идея “понятия ” (!!!) как тождества “бытия” и “сущности” не была осознана с силой парадокса– то есть, как отождествление двух радикально несводимых логических субъектов, бытия в мысли и бытия вне мысли, бытия “немыслимого”, и вместе с тем, только в таком определении (как немыслимое, невозможное для мысли) выступающего “стороной” понятия, как понятия мышления, то есть как мысли о том, что коренным, логическим способом – противостоит мысли. Для Гегеля тождество “бытия” и “сущности” – в понятии – было тождеством двух “последовательных” моментов мысли (логического), отличающихся лишь по мере их проникновения в сущность мысли…

Обе “стороны” – в логике Гегеля, – заранее – без логического выяснения всех возникающих трудностей носят непосредственно логический (априорно логический) характер. Для нас радикальность расхождения предмета мысли (т.е. бытия) и идеи предмета, реализованное в понятии (путем понятийного самозамыкания теории, логического развертывания) носит особо непримиримый характер, – гораздо более непримиримый и немыслимый, – чем в первом определении бытия (раздел Бытия), чем во втором определении бытия (в категориях сущности), носят – именно (и только) в понятии, путем понятия, формой понятия – собственно парадоксальный характер. Ибо только работой понятия бытие понимается (см. историю философии, Аристотеля – Аквината – Кузанского…) как абсолютно немыслимое, абсолютно негодное к логически понятому бытию, абсолютно не могущее быть исчерпанным в категориях сущности, в категориях рефлексии. Только в фундаментальной – понятийной – рефлексии, снимающей идею рефлексии – раскрывается эта парадоксальность, невозможность, немыслимость соединения бытия и сущности в понятии (хотя такое соединение и есть статут понятия, статут утверждения: “это … есть…то” во всем историческом наполнении связки “есть”).[27]

в. У Гегеля нет – в качестве предмета логики – понятия мышления; у него есть проблема: как происходит мышление, как оно развивается; в итоге само мышление, в его основной парадоксальности (в необходимости быть мыслью о том, что радикально немыслимо…) не выступает предметом понимания, сменяется другой, вторичной проблемой, требующей противоречия – в Гегелевском смысле. Это означает и то, что у Гегеля в центре внимания находится не поняти е (одно), но связь (переход, рефлексия, развитие) понятий (разрешение противоречий). В центре нашего внимания находится одно (мега-) понятие, – не в его развитии, а в его коренном определении; вся логика (диалогика, логика парадокса) есть логика “скручивания” многих понятий в одно (это самое мега-…) понятие (ср. современное самообоснование научного знания…). Исчезает сама задача “системы категорий” как формы логической системы.[28]

Но это означает и иное:

г. И наша и Гегелевская логика обнаруживают свой смысл (замысел) тогда, когда исходное (аксиоматическое) понятие раскрывает (“замыкает”) свое тождество с конечным, непосредственное – с опосредованным (опосредованным на путях доказательства, дедуктивного развертывания…). Но для Гегеля этот момент есть момент исчерпания логики, для нас – момент ее (собственно логики) начала, – поскольку в этот момент происходит превращение логик, встреча логик (определений, развернутых определений всеобщего, встреча “всеобщих”…), их взаимообоснование. Логика перестает быть логикой – не в том (гегелевском) смысле, что она “отчуждает себя в бытии” (в бытии природы), но в том смысле, что в точках самозамыкания логика обнаруживает, что она логика, лишь поскольку она не-до -логика, поскольку она логика в состоянии становления, возникновения и т.д. И только эти “точки” должны – с позиций “диалогики” – быть (всегда быть) под лупой собственно логического, – парадоксологического анализа.[29]

Выход к парадоксу от (именно от…) антиномической логики не случаен. Логика антиномии, это логика (философия) как фундаментальное наукоучение. Его основа: а) жесткое расщепление субъекта и объекта, понимание логического движения как радикально вне-бытийного (бытие “во-вне”…) и самоотносимо логическое; б) включение в логику теории исходных начал в виде несодержательных аксиом, и на жестком расщеплении определений и вывода (доказательства) – тогда аксиомы (определения) приобретают чисто формальный характер и оправдываются обосновываются логичностью вывода, а не соответствием и т.д…, но зато в) соответствие приобретает вне-логический характер (непосредственный эксперимент, “практика” и т.п.) без логической ассимиляции. Теория лишь указывает на предмет, а из<начальное?> включение собственно предмета расплывается в движении на предмет (он <нрзб> всегда впереди, его изучают и т.д.) Поэтому для такой логики самозамыкание понятия есть обнаружение его (понятия) радикальной несамоотносимости как основного определения. В антиномичной логике все вне-логические определения (выработанные Античностью, Средневековьем, Новым временем) решительно разведены, развиты в формах противоположности и их “сведения воедино”, есть снятие идеи “снятия”, синхронизация разных логических времен – формирование парадокса как явной (рефлективной) логической формы.

_______

II.80

Дата добавления: 2015-07-20