Июнь 1976г

Основные (не сводимые друг другу) идеи (понятие) историо-логики.

1. Новое понимание понятия (логики…)

2. Историо-логика. Логический строй. Узловые типы противоречий (апории – антитезы – антиномии – ….). Парадокс (калейдоскоп) современного мышления. Спор с гегелевской концепцией движения от абстрактного в конкретному. “ Спор логических начал ” и “дедукция”.

3. Идеи “ диалогики ”. Её основные смыслы. Текст внутренней речи.

4. Микро-социальная структура творческого интеллекта… Идеи “ социума всеобщего труда ”[lxv].

5. Вне-логическое логического. Особый статут бытия и субъекта как коренных вне-логических определений логического. Включение дискретности (“ эллипсиса ”) в логическое движение.

6. Проблемы и логический пафос (органика…) транс-дукции.

Логика и культура. “ Осевая формация культуры ”. Диалог преднаходимый и рождающийся.

_______

К проблеме: “Основные понятия историо-логики”

Зачин – особенность нашей “системы“. Это – не столько философская система в собственном смысле слова, сколько “порождающая логика“ (почти в смысле Хомского…[lxvi]), причём - логика определённого социально-логического пафоса. Основные понятия нашей логики – эвристические за-мыслы, направленные “в упор“ каких-то современных потенций, – редукционных и т.д. Связь этих изначальных понятий нашей логики – элементарных в смысле их несводимости друг к другу и в смысле их коренной эвристичности – не столько выводная, дедуктивная, сколько взаимо-координационная, каждый раз диктуемая центрированием вокруг данной сверх-задачи. Но всё же действенен наш замысел только в единстве (целостности) всех этих понятий, опять-таки определяемый через их противостояние с иными (диалог с иными) современными потенциями. Здесь существенно, что каждое понятие в этой системе существенно и существует только как центр всей “системы “, всего снопа понятий, как определение – в точке данного понятия – всего замысла. Это – пафос … историо-логики, …диалогики, нового понимания понятия,… – транс-дукции и т.д., и т.п. Система исчерпывающе определяется через каждое из этих понятий, но в их взаимо-заменимости и дополнительности, через учёт их тождественности как центров “порождающей логики“. Опасность и необходимость птичьего языка собственных понятий-неологизмов, ведь это – межевые знаки, порождающие центры, сгущения (надо только развернуть!) длительнейших пробегов мысли. Без этих плотных, наглых, полемических центров “всё есть всё“ … мы поглощаемы совсем иными современными потенциями.

Сейчас изложу исторически – в порядке возникновения (1966–1976…), формирования, в последовательности хронологического центрирования “порождающей логики“… –

А. Новое понимание (понятие) понятия. Анти-формализм и анти-гегелевское направление. О “ признаках “, о понятии “ сущности “, о логическом значении бытия; о понятии –деятельности, клеточке мыслительного труда. Связь с марксовской концепцией деятельности и преобразование этой концепции в точке понятия. Философская логика – логика понятия; с этого начинали Аристотель и Гегель, это отсутствует в современной философии, – в ней отсутствует философия… Клеточка труда, … исторический пробег, особая роль предмета, понятие-категория… Как развивалось представление о понятии (Предмет понятия – понятие предмета и дальше…). (“ Мысленный эксперимент “…)

Лишь в точке (в ключе, в средоточии…) понятия, по ходу, в процессе процедур “сведения”, сжатия мысли в понятие работают все остальные понятия “системы”. Или, точнее, так: они все (остальные понятия…) и есть определения этого самого сжатия развёрнутой теоретической мысли в понятие, есть “процедуры” этого сжатия.

Б. Историо-логика. Логика исторична – не в гегелевском смысле развёртывания, развития, но в смысле перехода логик, рефлексии логик, и – конечно их развития, но “снимаемого” снова в “ переходе ” и “ рефлексии ”. Историзм новой актуализации бытия, становления новой всеобще-особенной системы понятий-категорий. Анти-гегелевская и анти-формалистская устремлённость этой идеи. Каждый исторический период – развёртывание всей системы категорий, но вокруг иного узлового понятия, иного понимания сущности, бытия, смысла, цели, иной логической сверх-задачи.[20] Вокруг иного типа коренных противоречий, иного типа противоречивого тождества мысли и бытия. Чем отличаются философские эпохи… Понятие логического строя. Как оно вырастало. Его смысл: категориальный строй (1); иное противостояние мысли и бытия (2); иной коренной предмет мысли (3); иное строение противоречия (4).... Логический строй понятия. Воспроизведение всей современной логики в ключе, в точке, в срезе, в повороте данного (Античного, Средневекового, Нововременного...) логического строя. Идея калейдоскопа. Спор с гегелевской идеей движения от абстрактного к конкретному. Логический строй – как одна из ключевых процедур сжатия всей мысли данной эпохи в одно понятие.

Понятие как апория.

антитеза.

антиномия.

парадокс. NB – введение этих определений.

Как в контексте идей “логического строя“ решается и развивается соотношение: “спор логических начал – дедукция“ этих ключевых определений логики.

В. Идеи “диалогики“. Понятие как диалог. Бытие-бытие: понятие есть понятие только в точке обращения логики (теории…) на себя, в точке сомнения в собственном мышлении, в точке радикального раздвоения субъекта мысли – радикального = онтологического. Проблема самообоснования логики и диалог. Диалогика – логика диалога, – логика – дву(поли)логика в их обращении на себя, – логика диалога логик. Диалог – как предельная логическая форма движения мысли. Диалогическая (в развитие и в противовес – диалектической[lxvii]) структура развития мысли. Апорийная, антитетическая, антиномическая, парадоксальная формы спора. Диалог преднайденный и рождающийся. Внутренняя речь как стихия диалогического развития (превращения) мысли. Решающее значение определения логики – через особенность субъектов логики. Радикальная (до логики доведённая…) диалогичность это радикальная дву- (поли-) бытийность и дву- (поли-) субъектность мышления = понятия! И – их обращенность, заинтересованность друг в друге. Противовес буржуазно-формальной терпимости (только – терпимости) к чужой мысли. Включение поэзии в идею диалога.

Г. Микро-социальная структура творческого интеллекта. Идеи социума всеобщего труда. “Под черепной коробкой“ внутренний колледж интеллекта. Введение в логику идей пред-положенности логики в определении гетерогенности субъекта. Внутри данной логики, – (разум, рассудок, “семь - Я“ для мысли Нового времени), и между логиками, – расчленённый интеллект логического парадокса (калейдоскопа…). Идеи интериоризации и овнешнения всеобщего труда. Содружества всеобщего труда. Всеобщий и совместный труд. Социальный пафос нашей “порождающей логики“.[lxviii]

Д. Вне-логическое логического. Введение в логику вне-логических определений, как потенций и закраин логического. Именно с этим связаны основные парадоксы и вообще – парадоксальность логики. Как воспроизвести в логике предмет мышления, чтобы он оставался предметом, внеположным мысли и был воспроизведён – в качестве непонятного, вне-понятийного – в самом понятии. Как воспроизвести в мысли нетождественность мысли и бытия, несводимость бытия к сущности. Это – первый – апорийный парадокс мысли (понятия). Значение – и в этом плане – проблема внутренней речи. Второй парадокс также связан с введением (это со щепоткой соли!) в логику вне-логического. Как ввести в логику, как осмыслить в понятии субъекта логики, её предположение, того, кто её порождает, и кто ей ещё не обладает, кто – именно как субъект, как порождающий – вне-логичен. Третий парадокс внелогического логики это – необходимость самоё логику, самое сущностное воспроизвести в логике как предмет, как субъекта логики, то есть как внелогическое. Это – антиномический парадокс вне-логического логики.[21]

И – наконец, парадокс в собственном смысле, – парадокс “causa sui“ – как радикальный парадокс вне-логического за-мысла логического, логического за-мысла вне-логического, логики как явности, выделенности процесса творчества логики, – а это и есть коренное определение философской логики. С этим связаны также идеи дискретности (поры для пребывания вне-логического в логическом, возможностей, потенций логики в её актуальном бытии). Идея дискретности логического движения, идея “эллипсисов“ (эллиптического определения) логики.

Е. Логический пафос транс-дукции. “Транс-дукция“, наряду с “диалогикой“ и “вне-логическим“ (парадоксологическим) определением логического – основное определение самого механизма логического движения в нашей логике. Пафос транс-дукции и инерция редукции – как основные социально-логические противоборцы в современном мышлении. Редукция, дедукция, индукция – против пафоса транс-дукции. Историческая подготовка этого пафоса. Суть трансдукции. Логика самообоснования логики. Обоснование впереди. В контексте понятия. Обоснование в обе стороны. (Детальнее – в особых записях о “транс-дукции“ …).

Точки взаимопревращения и взаимопорождения логики.

Ж. Логика и культура. Порождающая логика в контексте пафоса культуры в антитезе к пафосу образования, лежащего в основе логики Гегеля. Все определения нашей философской логики в разрезе культуро-логического понимания. Осевая формация культуры. Социология Маркса и проблемы теории культуры. Взаимоопределения всеобщей философии культуры и всеобщей историо-логики, культуро-логики – два перекрещивающихся контекста всегонашего построения.[lxix]

Апрель 1978 г.

Схема “диалога” как предельной логической формы (“диалог” и “диалектическое противоречие”)

1. Условие для понимания диалога как предельной (!) логической (!) формы: две радикально иных, не сводимых друг к другу речи — два “дополнительных” языка, — не могущих друг без друга, не могущих друг с другом. Если не учесть это условие, то, в конце концов, — сводимость к одному языку, к языку одной логики. Это — форма речевого выражения (“материя мысли”) самой идеи ди-(дву-) логичности. Это условие абсолютного не-понимания (на разных языках говорят...) и условие решающего понимания (но понимания иной — не моей — логики). Скажем, — “речь” и “язык” у Соссюра — в его современном развитии, как реальная диалогическая дополнительность материи мысли...[lxx] Или — “внутренняя речь” и “язык” у Выготского.

2. Не “триадная схема” — “тезис — антитезис — синтез” (схема определения одного логического субъекта под двумя противоположными атрибутами,— когда “логический субъект” не присутствует, но предполагается, а затем определяется соединением двух атрибутов с неявным изменением (развитием) этого логического субъекта...), но феноменологически данная схема спора — тезис — антитезис — тезис — антитезис —... с переходом “n+1” — к совсем иной логике ( ииному предмету) спора (точке трансдукции). При этом подразумевается, что аргументация (логика), заложенная в Тезисе (1—2—3...) всё время развертывается и формируется, изменяется заново в ответ на аргументацию, заложенную в Антитезисе и развертывающуюся из Антитезиса (1—2—3...). В точке “трансдукции” актуализируется диалог “диалогов”, “тезисов — антитезисов” всеобщего Диалога-1 и — “тезисов — антитезисов” Диалога-2. Эта полифония логических диалогов постоянно разрастается и углубляется. Бесконечное возвращение к исходным пунктам спора сих себе-тождественным развертыванием и изменением — это, кстати, схема “культуры”. Но такое понимание логики мысли подразумевает, далее —

3. Что “тезис” и “антитезис”, т.е. две неисчерпаемые логики аргументации, взятые вих несводи­мостии в их необходимости друг для друга, существуют и действуют не последовательно, невкачестве двух последовательных ответов на вопрос — “в чем суть этого предмета?”,но одновремен­но, — в форме вопроса-ответа и ответа-вопроса, то есть, чтоони исподволь включаютв себя своего оппонента, они имеют логическую форму вопросно-ответно-вопросного “тезиса”, но не форму прямо утвердительной “тезы”. Этотезисы-сомнения (а так ли?), это жизнь — духа, мысли, бытия, поставленная под вопрос. Существенно, что под вопрос ставится не то, вчем “суть” данного предмета (предмета определения), но само бытие этого предмета и мои мысли о нем. И называть их точнее не “тезис” (или “антитезис”), но “споры” (зародыши, начала) спора, — “трудности”, “начала”...Скажем, —в шутку — “ спора ” и “ оспора ”... мысли. И это означает далее:

4. И “спора”, и “оспора” могут быть логически неисчерпаемы, только если они понимаются не (только) как “аргументы”, но как плотные “ядра”, источники аргументации, не сводящиеся к данному (или — данным) аргументу (или — аргументам). Это — формы обдумывания возможных ответов, формы переформулировки вопросов; эти точки имеют внутреннее “пространство”. Это значит, — что очень существенно, — следующее: идея диалога (диалога логик), схема диалога предполагает наличие не просто двух (“бесконечных”) линий аргументации и контраргументации, но наличие двух субъектов спора, двух “форм форм”, двух потенций самого формирования той или другой логики... Эти субъекты спора, субъекты логики выходят за пределы аргументации, оказыва­ются вне-логической “закраиной” для каждой из логических схем. Это — два бытия, вводимые через их субъектность (ср. у Гегеля). Если есть лишь две линии аргументации, то нет и логики диалога. Далее —

5. Это означает, что схема диалога как предельной логической формы включает в себя необхо­димость логической пустоты, разрыва, лакуны между “тезисом” и “антитезисом”, началом и началом, одним и другим спорщиком. Вместо гегелевского абсолютно непрерывного логического развития (абсолютной дедукции) — здесь два момента: непрерывное развитие (и переформулировка) засчет замыкания на себя, за счет возвращения от аргументов другого снова к себе, к передумыванию своего ответа (1) и, второе, — само это самозамыкание несет в себе неизбежность отстранения от Другого (ты...), несет в себе необходимость разрыва, расстояния между двумя источниками спора, необходимость значимого (и в тексте воплощаемого...) логического молчания, тишины (2). Само взаимодействие и само бытие двух субъектов спора невозможно без расстояния между ними, без их “пространственного” (в логическом плане) размежевания, отдаления. Диалог (как логическая форма) имеет “трехтактный” ритм: внимание — понимание — ответная логика. Первые два “такта” происходят в молчании, в тишине.

6. Каждая такая схема предельного логического спора (логического спора культур, спора культур логики) актуально осуществляется:

а) В ячейке (внутри и “посредством”) понятия на основе идеализации текста в понятие. Вся вышеизложенная схема диалога имеет логический (всеобщий) смысл только в контексте “развития понятия”.

б) Этот спор исторически осуществляется по схемам логики апорийной; антитетической; анти­номической, — взятых в контексте современногопарадокса (их взаимопревращение и взаимовос­становление...);

в) Реальность этого спора (как спора логических начал) осуществляется только в точках “Кузанского”[lxxi] (точках взаимообоснования логик), — там формируется и радикальная спорность логических культур, и субъективность, и та пустота, что необходима для такого спора...

г) Все это (и 1-6 и а-в) действует при условии доведения до предела идеи общения, то есть при условии предположения “эллипсиса” мысли. Это значит, что, в отличие от Гегеля, заранее призна­ется наличие двух (минимум) всеобщих субъектов мысли, — особенных, этих, личных, мысль которых развивается в ответ-вопрос на мысль другого. Именно бытие “двух”...(многих) онтологи­чески значимых субъектов (двух событий), как насущный факт (и логическая основа...) моего поступка, моей деятельности, то есть, — необходимость “угадать”, учесть поведение другого в моём поведении, в моей деятельности, именно это и делает необходимой мысль (а не только некие чувственные моменты), именно это и формирует саму суть, сам смысл мысли. Несводимостъ сознаний, мышлений (бытий) друг к другу — вот основа всей нашей логики (диалога) в отличие от логики Гегеля, опирающейся на — в идеале — бытие одного субъекта мысли, всеобщего и абсолютного.

Суть этого отличия — конечном счете — не в ином понимании отношения “субъект— предмет”, но в нашем понимании субъекта — как особенного — именно в своей всеобщности — то есть, как находящегося в бесконечно-логических (абсолютно-диалогических) связях — отношениях с иным, столь же отдельным и бытийным субъектом…

7. Эта схема диалога (диалога в понятии) как предельной логической формы имеет два полюса, две праобразных ситуации: мышление философское и мышление поэтическое (поэтическая речь). Если философская логика (“точки Кузанского”) дает предельное содержание такого сосре­доточенного диалога, то поэтическая речь дает — в наиболее чистой форме — всеобщую логическую форму этого диалога мысли, даёт именно её схему. Это и понятно. Ведь поэтическая речь есть предельное доведение смыслов человеческого общения (при-общения, со-общения) как сути ис­кусства. Именно в искусстве и — прежде всего —в поэтической речи общение (с другими как с собой; с собой — как с другими) становится и формой и глубинным содержанием, смыслом самого художественного мастерства. Общение — не как средство,— что-то сообщить, что-то вместе сде­лать,— но как самоцель (чтобы приобщиться к другому; полностью приобщиться, оставаясь полностью — самим собой, становясь — с особой силой и неповторимостью — самим собой...) У Гегеля чистая форма логического движения берется из науки, из языка; в нашей логике — из искусства,из поэзии, как чистой (самоцельной) формы общения. Для Гегеля поэтому (и поэтому) искусство — накануне собственно логического движения; для нас искусство (речь как искусство) оказывается столь же существенно для “науки логики”, для “искусства логики”, как философия. Отфилософии — чисто логическоесодержание (трансдукция в “точках Кузанского”...), от поэзии — чистая логическаяформа, логическая форма как содержание, как самоцель... Но тогда — к моему докладу “О поэтическом тексте”...[lxxii]

8. В этом докладе было не доведено главное. Я все время подчеркивал: вот поэтический текст — как феномен культуры, как культура (ее фокус) “по преимуществу”, в предельном выражении. Получается культуро логический перекос. Возникал вопрос: но все это двуречие, вживление автор­ского голоса и пр., все это shön und gut, но не являются ли здесь слова о “диалоге” метафорой? Не есть ли это парафраз для иного утверждения, — вот, дескать, в чем состоит вся напряженность, противоречивость, странность, суть... поэтической речи? Вот и все? А зачем тут слова о “диалоге”? Неясно? Но ответ должен быть радикальным. Вы спрашиваете (или я спрашиваю себя...), почему это (поэтическое двуречие и т.д.) называть диалогом, я отвечаю: это не “называть диалогом” надо; весь доклад был ответом на такой вопрос: в чем состоитлогический смысл (форма, чистая схема) диалога как предельной логической формы, где диалогичность просто не может быть понята по-гегелевски? Ответ: поэтическая речь актуализирует схему диалога какчистой логической фор­мы. Что такое схема диалога? Поэтическая речь. Почему? Снова обратимся к пунктам I -6, которые сформулированы былииз наблюдений над схемой поэтической речи. Тогда можно будет сказать так:

а) Условие радикального двуречия, как двух языков логик, не могущих друг без друга, не могущих друг с другом, дано актуально и конструктивно именно и только в речи поэтической (“лента Мёбиуса”, — в тексте осуществленное единство речи внутренней и внешней, смыслового и “значенческого”, синтаксиса и семантики и т.д...). Причем это единство тут — в поэтической речи — осуществляется только за счет взаимоуничтожения — взаимополагания. Внутренняя речь форми­руется “уничтожением” речи внешней, культурной, “организованной”, и — обратно... Это — уже не диалекты или жаргоны, но предельно несводимые формы речения, формы выражения бытия… (Ср. М.М.Бахтин[lxxiii]).

6) Подчеркнутыйразмер-ритм поэтической речи — это жестко выраженная схема возвращения к исходному тезису, схема самого движения таких возвращений... (вновь вперед — и вновь возвра­щения мысли). Вне ритма мысль не может быть диалогична (вне этой чистой содержательной формы возвращения — волнового, спирального...) И здесь существенна — узловая точка постоянного возвращения (вращения) к началу — концу — началу мысли, с их постоянным обращением.

в) “Вживленная” (по замыслу поэта) в меня его “речь-бытие” — это схема возможности реаль­ного дву-бытийного диалога в моем сознании, в моем бытии. Все феномены, описанные в этом разделе доклада (эффект “троянского коня”), раскрывают, что двуречие (внешняя — внутренняя речь...) — это не просто статичное условие логики диалога, но ее живая жизнь, в таком вживлении в меня не только содержания, но и бытия чужой речи, чужого физического бытия осуществляется уже не просто сопряжение “внешней—внутренней” речи в одном тексте, но двойная живая схема: вживленный в меня поэтический текст (произносимый мной, сотрясающий меня, вводящий меня в движение автора) начинает диалог типа: моя (“читательская”) — внешне-внутренняя речь — авторская внешне-внутренняя речь; здесь осуществляется реальный диалог культур и “не-культур”, двух субъектов логики, двух несводимых бытий, а не просто двух линий аргументации...

г) Или еще. Жестко выраженное в поэтической речи сопряжение “выделенных слов (слогов, звуков — ср. Хлебников) по преимуществу”, отдаленных на бесконечное расстояние от других слов, слогов и звуков, звуковых скоплений, средоточий энергии (1), а с другой стороны — мелодийного, ритмического или, если говорить на логическом языке, — начала непрерывности, континуаль­ности мысли (2), это сопряжение дает ту отдаленность двух субъектов “одной” (?) мысли друг от друга, тот вакуум молчания между ними, тот момент дискретности в непрерывном течении мысли, который столь необходим для логики диалога, выражает ее схему. Очевидно, реальный процесс мысли (как диалога) может осуществляться только по (пусть имплицитной) схеместиха (поэтиче­ского текста), только в сопряжении сосредоточенных скоплений, источников мыслительной энергии и непрерывного (мелодийного) движения. Если учесть мелодийное движение, тогда это будет начало чисто “гегелевское”, логику диалога (возможность диалогичности мышления) исключающее. Только в проекции на поэтический текст известно, что искать и где искать реальную мысль... Но — без философской речи — поэзия — только “догадка” такого поиска.

д) В поэтической речи осуществляется такое непременное условие чистой формы диалога, как возможность активного спора (соучастия) с ино-культурным мышлением как мышлением реаль­ным, возникающим, варварским. Произнося (пусть мысленно) стих римский, или греческий, или немецкий, я вживляю в свое сознание или гортань чужую мысль как мысль возникающую, творимую (и как уходящую в подтекст) и тем самым вступаю в диалог с чужим сознанием (бытием) как творимым, а не наличным и уже культурно отсеянным, пред-находимым...

Здесь и еще один момент: Моя внутренняя речь, предстающая в поэзии как речь подчеркнуто слышимая, отстраненная от меня, предстает мне (пусть по содержанию она глубоко “монологична”) в качестве “другого Я”, как момент отчуждения от себя. Это — внешний диалог (к другому человеку обращенная речь), существующий в форме диалога внутреннего (я слышу эту речь): сформулиро­ванную — как формирующуюся, как себя вещающую (с Неба поэзии — мне самому...); это — внутренний голос, сформированный и существующий во имя того, чтобы обратиться к неведомому Собеседнику.

е) Только текст, который — по замыслу — формирует другой текст (стоящий — одновременно — за его границами), только текст, могущий быть представленным как субъект текста, — а это и есть текст поэтический — способен стать предметом анализа диалогики. Требования “диалогичности” и “творчества” осуществляются только одновременно и только для поэтического текста. Речь поэти­ческая (по содержанию и по исходному замыслу) может быть сколь угодно монологичной, но коль скоро я вступил на этот рискованный путь, начал этот смертельный “номер”, — я уже, с неизбеж­ностью — хочу или не хочу — слышу свою речь как чужую, как с неба взятую, я начинаю сомневаться в своем бытии, я отношусь к своему бытию как совершенно для меня чуждому, извне данному, я создаю свою — уже извечно существующую — речь, бытие, я на пороге своего бытия, я — со стихийной силой и неизбежностью — вступаю в трагичнейший диалог с самим собой.

9. Да, конечно, в “выголошенном” поэтическом слове наиболее полно выступает личность, индивид, освобожденный от всех чужих, не своих голосов, от чужого слова и бытия. Поэтическое слово — слово поэта, — только его, его одного, и это — условие внешнего диалога; только в поэтическом смысле я до конца равен самому себе, закруглен и целен и могу реально и значимо участвовать в споре с другими людьми. Вне поэтического слова Я не Я, но нечто аморфное и амебоподобное. Именно так. Значит:

а) Текст, понятый как текст поэтический, только он дает текст, готовый к диалогу внешнему, бахтинскому, с другим человеком, с другими людьми...

б) Да, текст, поэтический — текст моно-личностный, текст одного, особенного, одинокого человека. Но это — личность, как новорожденный, которого надо хлопнуть по задику, и тогда он оживет, — или во внешнем диалоге, или — в непрерывном внутреннем диалоге.Диалогичностьпоэтической речи — это и есть схематизм живой жизни единственной, монологичной личности, “выголошенной” от чужого (постороннего) голоса, от посторонних, нейтральных помесей.

10. Все, что я здесь (п.9) сказал о поэтической речи — только введение к пониманию речи философской.

Дата добавления: 2015-07-20