Введение 33 страница

Все спящие поклоняются твоей красоте, Когда твой свет озаряет их лица. Проходишь ты, и вновь покрывает их тьма, И каждый вновь ложится в свой гроб?.

Прекрасное в египетской, шумерской и во всех восточных эсте­тиках теснейшим образом связано с благом и добром. Прекрасны и добры в шумерской мифологии богини Инана и Иштар, прекрасна египетская богиня Исида и ее брат и муж Осирис, о котором читаем:

Приносит он насыщение

И дает его во все земли.

Люди все ликуют, сердца сладостны,

Сердца радуются, все смеются.

Все прославляют красоты его:

"О как сладко любим мы его!

Благость его окружила сердца,

Сделано прекрасным и благостным имя его⁹.

⁷ История эстетической мысли. — Т. 1. — С. 63.

⁸ Матье М.Э. Древнеегипетские мифы. — М.-Л., 1956. — С. 40.

⁹ Там же. — С. 118.

Глава 24

Здесь сам собой напрашивается вывод, что любимый всеми егип­тянами бог Осирис заключал в себе прекрасное и доброе или благое, что сказывалось на жизни людей. Поскольку от древнеегипетской культуры не осталось никаких эстетических трактатов, эстетика мо­жет опираться на лирическую, гимническую и песенную поэзию, из которых мы можем заключить, что древние египтяне любовались и восхищались красотой человеческого тела, что, естественно, рожда­ло стремление развивать его. Тем более что в XIV в. до н.э. перед многими, а может быть, и перед всеми, египтянами при непосредст­венном созерцании или через портретные изображения на папирусах постоянно находился образ прекраснейшей Нефертити, жены фа­раона Эхнатона, а затем и Тутанхамона — молодого и прекрасного фараона, унаследовавшего трон от Эхнатона. Еще при жизни Нефертити к ее имени было добавлено "Нефер-нефру-Атон" ("Прекрасен красотами Атон"). Ко времени ее жизни в Египте сло­жилась традиция обозначать границы стелами, на которых описыва­лись достижения страны при том или ином фараоне и основных его преобразованиях. Так, к концу жизни Эхнатона (Аменхотепа IV), процарствовавшего всего около 18 лет (1419-1400 гг. до н.э.), на по­граничных стелах Нефертити именовалась "красавица, прекрасная в диадеме с двумя перьями, владычица радости, полная восхвале­ний"¹⁰. Еще и сегодня в Каирском музее папируса вам за несколько минут сделают на папирусе же отличную ксерокопию портрета Нефертити на память и постоянную радость при созерцании этого портрета.

И хотя древние египтяне, как и древние шумеры, не оставили ка­ких-либо записей, а тем более трактатов по эстетике, мы все-таки знаем по оставшимся произведениям искусства, по лирической по­эзии, гимнам, эпосам, песням, скульптурам и стелам, что и египтя­не, и шумеры представляли себе и понимали, что красота сладостна,

¹⁰ Матье М.Э. Во времена Нефертити. — М., 1965. — С. 59.

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА...

что она дарит радость и наслаждение. Причем красота для них за­ключалась не только в человеке, но и в окружающем мире, своеоб­разно совмещающем в себе и красоту, и полезность. А прекрасными людьми признаются обязательно добродетельные люди; прекрасна семейная жизнь, прекрасны дети, прекрасны вещи, окружающие че­ловека в повседневной жизни, ибо они созданы им для украшения своей жизни и жизни своей семьи.

В живописи Древнего Египта был выработан живописный канон, который и до наших дней благотворно "работает" в живописи современных художников Египта: преимущественное пользование белым, красным и зеленым цветами; использование открытых, ло­кальных цветов; плоскостная, преимущественно профильная дина­мичная живопись; энергичность живописи. Цвета золота и лазурита использовались для создания особо торжественных и благостных произведений. Вообще, в Египте высоко ценились и почитались жи­вопись, скульптура и архитектура, а искусство писца и писателя, как и оратора, приравнивалось к живописному искусству по значимости (писец образов). Здесь можно усмотреть первые попытки классифи­кации искусств, которая в художественных культурах античности, в эллинизме и в Древнем Риме станет четко определившейся эстетиче­ской проблемой. Труд писца, книга впервые поднимается на выс­ший пьедестал в художественной культуре:

Книга лучше расписного надгробья

И прочной стены.

Написанное в книге возводит дома и пирамиды в

сердцах тех,

Кто повторяет имена писцов,

Чтобы на устах была истина.

Книга нужнее построенного дома, Лучше гробниц на Западе,

Глава 24

Лучше роскошного дворца, Лучше памятника в храме¹¹.

И память о том, кто написал их, вечна¹².

Кроме живописного, цветового канона в художественной культу­ре Древнего Египта были разработаны и широко внедрялись в прак­тику художественного творчества канон пропорций и иконографи­ческий канон.

Шумерская культура благотворно сказалась на развитии эстетики тем, что впервые были зафиксированы право граждан на занятия искусством и права на ложь и правду в энциклопедии "Харра-Хубуллу". В культуре прекрасное отождествлялось е сущностью ве­щей и явлений. Венцом жизни и прекрасного является человек, осо­бенно во всех актах и процессах его духовно-ритуальной деятельно­сти — высшем выражении прекрасного. А в ритуале шумеров особое место занимала литература как основанный на народной памяти комментарий к ритуалу. Правда, литература была доступна немно­гим, зато архитектура как искусство постоянно была на глазах у всех, кто участвовал и даже не участвовал в ритуалах. Прекрасными счита­лись предметы и явления, которые использовались в ритуально-духовной деятельности человека: боги и богини, храмы, связываю­щие правителей с богами, музыка, избранники и избранницы лю­бовной страсти богов, сама любовная внушенная богами страсть и богов, и людей. Признаки прекрасного — тотемные, связанные с половой сферой через принятие семени; через отождествление со своим предком в виде различных животных; тотемное чувство рода, передающееся через семя. Семя считалось прекрасным внешним божественным даром, который входил в человека и в богов путем поедания прекрасной травы, травы героев. Тотемы украшали храмы.

¹¹ Лирика Древнего Египта. Пер. А. Ахматовой. — М., 1965. — С. 89-92.

¹² Там же.

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА...

Тотемами наполнены и шумерские мифы. Особое место в художест­венной культуре шумеров заняла проблема содержания и формы, ко­торая должна выражать сущность содержания:

Вне соотношения с содержанием форма — со стороны цвета, симметрии, равновесия, ритма и т.д. — не оценивается¹³.

Но шумер понимал и оценивал соответствие внутренних призна­ков и их внешнее выражение в образах, ибо он уже освоил технику создания выразительной формы. Особенно это удавалось шумерам во всех видах народного творчества, что ярко зафиксировано в на­родных пословицах и поговорках, которые знали почти все шумеры, аккадцы, вавилоняне. Значит, эстетическое сознание шумеров было достаточно высоко развито. Правда, вавилоняне (XVIII-XII в. до н.э.) отделили богов от людей, а все знание и прекрасное разделили на два рода — божественное и человеческое ("Эпос о Гильгамеше"). Это разделение пронизывает и содержание поэм "О невинном стра­дальце", "Сотворение мира", "Теодицея", прозаического "Диалога хозяина и раба", "Сто предопределений", "Советы пессимиста".

Многообразие жанров, поэтический язык с различными видами повторений, параллелизмов, хоровых рефренов, сравнений и ме­тафор, эмоциональная мотивировка действий героев, оценка со­бытий автором, оригинальная метрическая форма произведений выказывают ту заботу автора о форме своего высказывания, которая делает его истинным художником, а его сочинение — произведением искусства.

Диапазон эмоционального воздействия искусства расширился благодаря широкому применению эффектов трагического и коми­ческого¹*.

¹³ История эстетической мысли. — Т. 1. — С. 85.

¹⁴ Там же. — С. 92.

Глава 24

Далее эстетические представления восточных народов второго и первого тысячелетий до нашей эры, в основном, складывались и раз­вивались на основе религиозных источников — Авесты и Библии.

Авеста — единственный дошедший до нашего времени источник древнеиранской духовной культуры, священная книга зороастрийской религии.

Поскольку теперь в основе всех представлений и воззрений лежало религиозное начало, вполне естественным представляется нераз­рывное этимологическое и семантическое единство слов "прекрас­ный", "красивый", "великолепный" в авестийском языке со словами "хороший", "добрый", "благой", что говорит о взаимосвязи эсте­тических представлений с этическими. Нечто подобное уже встреча­лось у шумеров, а вот мерность, соразмерность, размеренность была новшеством, приведшим в Древней Греции к разработке категорий меры и гармонии. Историки эстетики отмечают:

На мерности, на четком метроритме основаны все гаты (песнопения. — Н.К., вдохновенные откровения, действенность которых определяется по внушению пророка и жрецов именно их поэтической формой — четкой композицией, архитектоникой, повторами, силлабическим размером.

Важнейшим проявлением этой гармонической мерности была симметрия, выражавшаяся и в строфическом строении гат, в роли сопоставлений и противопоставлений "счастливых чисел " — особенно триады, — в параллельных повторах разного рода, в симметричном расположении слов в строках каждой строфы.

Подобное художественное выражение окружающей действи­тельности при наличии элементов условности и нарочитости оставалось все же в основном естественным, следующим за самой действительностью, за живой природой, подражавшим самой природе¹⁵.

¹⁵ История эстетической мысли. — Т. 1. — С. 99.

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА...

Вот где таились истоки мимезиса — одной из острейших эстети­ческих проблем Древней Греции классического периода. Еще в ис­кусстве Древнего Ирана бал начали править противоборства Добра и Зла, добрых и злых существ. Борьба этих начал, в которой люди, особенно художники, пытались разобраться, вывела искусство не только на чувственные, но и на духовные образы, за которыми стоя­ли абстрактные "действенность", "святость", "благость". Слово и словесные искусства (песнопения и поэзия) стали ведущими явле­ниями в художественном развитии. Поэтому первая из гат Заратуштры "Ясна" "целиком посвящена молению о ниспослании Ахурой Мазда (Всеведущим Владыкой. — Н.К.) пророку чудодейственного слова (выделено нами. — Н.К.):

Мазда, Заратуштре дай слово чудодейственное то, Что поможет наконец одолеть всех злобных недругов...

Мазда, помоги певцу сделать всех послушными тебе¹⁶.

Симметрия, игравшая важную роль не только в поэзии, но и в ар­хитектуре иранцев, также открывает путь к пониманию поисков симметрии и ее математическому обоснованию древними греками, особенно Пифагором. Симметрией в архитектуре древние иранцы возвеличивали богов и царей. Не потому ли царь Дарий I столь много внимания уделял строительству роскошных дворцов и храмов. Строительство великолепных, прекрасных архитектурных дворцов сказалось на том, что во второй части Авесты, в "Яштах" слово "красота" уже не сходит со страниц, и не потому, что в них поются гимны богине плодородия и воды Ардвисуре и прекрасным девушкам,

¹⁶ Там же. — С. 101.

Глава 24

облик которых она принимает, а потому, что "красота" все больше стала заполнять пространство жизни.

Всегда можно увидеть ее,

Ардвисуру Анахиту,

В образе девушки прекрасной,

Сильной, стройной,

Высоко подпоясанной, прямой,

Знатного рода, благородного,

Облаченную в роскошную мантию,

С обильными складками, золотую...

Ожерелье носит благородная,

Ардвисура Анахита

На прекрасной шее,

Стягивает она стан свой,

Чтобы груди ее были прекрасной формы,

Чтобы были они привлекательны.

Сверху, на голову, надела

Ардвисура Анахита диадему...

Украшенную лентами, прекрасную,

С выдающимся кольцом, хорошо сделанную¹⁷.

Вполне объяснимо то обстоятельство, сказавшееся на развитии эстетики и искусства, что Палестина, возникшая во втором тысяче­летии до нашей эры на довольно удаленном от Персии-Ирана про­странстве и опиравшаяся в своем культурном развитии на Библию старого завета, то есть на совершенно иную религиозную доктрину, говоря современным языком, обогатила имплицитную эстетику и художественную культуру человечества как специфическими пред­ставлениями, так и своеобразным искусством, особенно мифологи­ей, народными песнями, притчами, баснями, загадками, храмовой

¹⁷ Там же. — С. 103.

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА...

архитектурой, песнопениями, заклинаниями, гимнами. Да и сама Библия впитала в себя наследие Древнего Египта, Шумера, Вавило­на, особенно в двубожии одного этноса, территориально разделен­ного на две части (Иудею и Израиль) и имевшего двух богов — Элоаха и Яхве. Элоах подобен Гору и другим восточным богам (Хнуму, Сатету, Анукету), а Яхве — этническое божество древних евреев. Элоах создал мир и неразделенного человека, а Яхве из чело­века создал Адама и Еву.

Так мифология из художественно-религиозного преломления прошлого вышла на предвидение, предсказание будущего.

Библейский миф о том, что сыны божий, увидав красивых доче­рей человеческих, взяли их себе в жены, чем проблема прекрасного была включена в число причин половой любви и деторождения, не мог не повлиять на лирическую поэзию, на искусство музыки и пе­ния и вообще на творение человеком художественного мира. "Тоб" — вот главная эстетическая категория, отражающая материа­лизацию духовности и одухотворенность тварного, или сотворенного. Тоб — это знак гармонии мира, в которой главное место отводится свету, символизирующему человеческое счастье и веселье. Красота сродни сиянию и соразмерности в женской внешности. Иша йафе — это женщина красивого стана и красивого вида. Сфера приложения йафе — внутренняя целостность и симметрия.

В Библии представлены красота чувственная и красота разумная. Первая из них представляет красоту видимого, воспринимаемого и вкушаемого мира, а разумная красота — это красота божественного духа, его величие и слава, хвала и честь, блеск и великолепие, его украшение. Отсюда и пошло украшение храмов. Возвышенное, по Библии, тоже присуще Богу, а не людям. Только человеческий дух может в исключительных случаях подняться до возвышенного, пере­ведя человека из состояния восприятия чувственной красоты в со­стояние красоты разумной, открытой только мудрецам.

Глава 24

Мерой мудрости, духовной красоты и возвышенного является нравственная чистота, нравственные поступки доброго челове­ка. Идеал такого индивида, по Библии, — человек праведный.

Талмудист Гиллель внес поправку в это положение, сказав, что обязанности человека "к ближнему своему" выше и прекрасней обя­занностей человека к богу. Он говорил:

Запомни, если не я для себя, то кто же? Но если я только для себя, так на что же? Если не теперь (то есть не в этом мире. — М.Б.Л так когда же?(Талмуд. Трактат Авот. 1, 14).

Библия по-новому для времени своего появления трактует твор­чество, допуская не спонтанное творчество, а творчество по образ­цам: ведь даже Яхве творил Адама и Еву, отталкиваясь от образца че­ловека, сотворенного Элоахом.

Все образцы творчества содержались в Торе. Библия же вводит в эстетику понятие "celem" ("целем"), выражающее и тень предмета, и его образ:

Как видим, целем идентифицируется с красотою и светом. В "целем "усматривается особый подход Библии и Агады (сказки, легенды, афоризмы, предания, мифы древних евреев. — H.KJ к образу человека, стремление создать идеал красоты, нравствен­ной чистоты и мудрости¹*.

Античная эстетика — это целый материк на эстетической карте мира, причем материк с четко обозначенными не только эстетиче­скими и художественными представлениями, но и с уже довольно серьезно обоснованными и разработанными категориями и даже законами художественного и эстетического творчества и со столь же четко конституированными видами искусства. Вклад этой эпохи в эстетику был столь значителен, что она могла уже в то время

¹⁸ Там же. — С. 112.

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА...

выделиться из всего богатства философского знания в самостоя­тельную отрасль философской науки, но... Видимо, философии бы­ло не до этого ни в метафизическом, ни в гносеологическом отно­шении, хотя этика усилиями Сократа и Аристотеля могла предстать в статусе самостоятельной отрасли знания, что было неким прибли­жением к очеловечиванию природы и общества, без чего об эстетике говорить было рано.

Человек еще не дорос до такого вьщеления из общинно-родовых отношений, чтобы осмелиться представить красоту и себя вне этих отношений, в которых прекрасными могли быть только боги, демо­ны и герои, в крайнем случае — родовая община и редко появляю­щиеся в ней герои. А все остальные члены общины для ранней ан­тичной эстетики были ничто. Начало распада родовой общины в VI в. до н.э. неслучайно стало временем становления философии и зарождения и осознания первичных эстетических представлений, прежде всего — представления о красоте, всегда воплощавшейся для сознания в телесной форме. А телесная форма требовала мерных, размеренных и симметричных, ритмических и гармонических отно­шений. Тут-то, отвечая этим социальным потребностям, и появился, на счастье и древних греков, и всего человечества, Пифагор, кото­рый своим всепроникающим умом открыл путь человека через гармонию космических сфер к земной гармонии и музыки, и челове­ческих отношений. Космос представился Пифагору живым, под­вижным и динамично развивающимся телесным существом, то есть существом, подлежащим всем мерно-ритмическим и прочим изме­рениям. Представляется, что такое понимание заставило Пифагора-математика, для которого чувственный Космос предстал произведе­нием искусства, "экспериментально", как мы говорим, изучать гармонию по натянутой, но нацеленной на постижение гармонии сфер струне, чтобы утвердить гармонию на земле. "Самостоятельное

Глава 24

и абсолютное бытие было выражено в совершенном и прекрасном космосе" для всей античности, особенно для Пифагора¹⁹.

Нельзя не обратить внимание читателей на то, что для всей ан­тичности, в том числе и при ее переходе в эллинизм, главным было не искусство само по себе (это пришло гораздо позже), а проявление человеком мастерства в любом деле, к которому прилагались его ру­ки²⁰. Не потому ли в начале, да и в течение всей античности сущест­вовало понятие "мастер-искусник", а понятия "искусство" не было вообще. Вот через "меру", "размерность", "симметрию", "ритм", "пропорцию" античная эстетика была только онтологичной, то есть изучавшей только выразительные формы бытия, а не результатов ду­ховной деятельности и жизни человека. Потому в античной эстетике центральное место заняла теория мимезиса, то есть подражания природе, на почве которой столкнулись учитель Платон и ученик Аристотель— главный адепт и разработчик теории искусства как подражания природе, за пределы которого античная теория искусст­ва так и не смогла выйти: либо воплощение изначально присутст­вующих в мире идей Платона, либо подражание формам природы у Аристотеля.

Разумеется, до Платона и Аристотеля в Древней Греции уже су­ществовала эпическая поэзия, в которой искусство, жизнь и мастер­ство человека отождествлялись (представьте себе описание щита Агамемнона в "Илиаде" Гомера), потому и жизнь представлялась творчеством, и искусное мастерство также было творчеством самой жизни, природы и космоса. Была уже не только эпическая (Гомер, Гесиод, Орфей), но и лирическая поэзия (Алкей, Анакреонт, Сафо), песенная поэзия (Пиндар, народные песни), появилась драматургия (Эсхил, Софокл, Еврипид, Аристофан), расцвело театральное искус­ство, которое не могло не выделять из родовой общины индивида,

¹⁹ История эстетической мысли. — Т. 1. — С. 150.

²⁰ Это обстоятельство также следует рассматривать как причину задержки в выделении эстетики из всего объема философского знания того времени.

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА...

героя. Очень динамичное было время. Только греческая классика делится на раннюю классику с ее противопоставлением красоты и искусства, выражаемым по-пифагорейски числами (Анаксагор), абсолютной неправильностью (Элеаты Ксенофан, Парменид, Зенон), общематериальной непрерывностью Гераклита, непрерыв­ной подвижностью неделимых структур Демокрита. В "Истории эстетической мысли" (т. 1) все определения красоты Гераклитом сведены в следующий перечень²¹.

I. Красота есть огонь и основанный на нем круговорот стихий.

П. Красота есть логос, мысль, мышление, мудрость, всеобщий закон.

III. — Красота есть поток, море бытия, молний, война, раздор, золото.

— Красота есть душа, светлое и теплое испарение, гармония противоположностей.

— Красота есть нечто подобное лире и луку. Она — вечность в виде играющего дитяти.

IV. — Красота есть космос.

— Красота есть космическая ритмика.

— Красота есть вечность.

V. — Красота есть демоническая индивидуальность.

— Красота есть сухой блеск души.

— Красота есть мудрость, логос и символ, творчески зарождаемые в душе.

VI. Красота есть время, необходимость, боги и судьба.

²¹ История эстетической мысли. — Т. 1. — С. 166.

Глава 24

V в. до н.э. — это период Средней классики развития культуры, искусства, философии Древней Греции. Здесь господствуют софис­ты, которые все впервые осознаваемые эстетические суждения пере­водят в антропологическую плоскость, как в драматургии и театре Софокл переходит от изображения богов и царей (Эсхил) к изобра­жению простых людей (Антигона и Медея у Еврипида). Для софис­тов нет закономерностей ни в развитии природы, ни в развитии ис­кусства, которое есть чисто субъективная деятельность творца. Именно по этой причине в это время процветает риторика, которой как искусством пользовался Сократ — ироник-рационалист и праг­матик в эстетике. Сократ тоже был сторонником теории подражания в искусстве, но подражания не богам и природе, а жизни людей. Именно Сократ, будучи учителем Платона, вывел ученика на виде­ние в каждой вещи ее идеи, на выявление в космосе всех идеальных связей. Идея как сущность вещи видна у Платона не только глазу, но и уму человека, поскольку она есть субстанция вещи и внутренняя сила, определяющая пути развития вещи.

Вся эстетика Платона, изложенная в его многочисленных диало­гах, которые ведет Сократ со своими современниками-философами, пыталась "цементировать" всю уже сложившуюся систему искусств сущностными идеями каждого вида искусства и реальными соци­альными требованиями общества и государства своего времени. Принцип эстетической чистоты и эстетическая заинтересованность, понятия "мера", "гармония", "ритм", "прекрасное" (все использу­ется в диалогах "Филеб", "Пир", "Политик", "Гиппий Больший", "Теэтет", "Федон", "Законы") посвящены эстетическому осмысле­нию и использованию искусства, художественной культуры в движе­нии социума к построению идеального государства, руководить ко­торым должен мудрый философ.

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА...

Самое же главное и самое необходимое в учении Платона об ис­кусстве — это теория воплощения максимально идеального, то есть божественных, диалектически сконструированных идей, в максимально реальном, то есть в космосе²².

Через идеи Платон пришел к отождествлению искусства с приро­дой, а также искусства с наукой.

Платон придал особую динамику процессу взаимодействия ис­кусства с человеком, уделив особое внимание идее художественного воспитания, которая в его трудах "Государство" и "Законы" являет­ся организующей силой в возникновении плана идеального государ­ства и роли искусства, особенно музыки, в консолидации социума и привлечении женщин к управлению государством наряду с муж­чинами. Художественное воспитание должно преследовать цели благочестия, гармонического строения, укрощать в воспитанниках распущенность, искусство должно содействовать воспитанию пре­красного тела через занятия гимнастикой. Так что вера в силу воспи­тания является одной из ведущих идей эстетики Платона.

Аристотель начал свое погружение в эстетическую проблематику тем, что пришел к сведению единого, ума, мировой души и космоса к высшей красоте. Это его стремление было столь значительным, что он даже 12-ю книгу "Метафизики" посвятил эстетическим пробле­мам, а книги "О поэтическом искусстве", "Риторика" и "Политика" пронизаны эстетикой. Ум как некая вечная сущность у Аристотеля стал первой попыткой подведения под эстетику онтологической ос­новы, а в синтезе умозрения с удовольствием ум ему представился космическим перводвигателем и оформителем всего существующе­го, поскольку он осмысляет всякую реальность. Потому Аристотель много внимания уделил подражанию, или мимезису, и проблеме вы­ражения результатов подражания. Затем он соединил прекрасное и благо в понятии "калокагатия", образуя истинное прекрасно-доброе

²² Там же. — С. 186.

Глава 24

бытие, в котором только и может проявиться категория "чистота" и "катарсис" как сострадательное переживание трагедии, очищающее душу человеческую от страха и зломыслия.

Значительным вкладом в теорию искусства было введение Аристотелем учения о принципе и методе построения искусства, чем он отделил искусство и науку от ремесла, что европейская эстетика освоила только в эпоху Возрождения. Ремесла создают новый мате­риальный мир по привычке, а искусство творит не действительный, но необходимый для полнокровной и духовно насыщенной жизни человека мир, потому творения искусства оказываются иногда более действительными,, чем реальный мир. Поскольку же этот полудейст­вительный мир заряжен человеческим энтузиазмом, то есть аффек­тивным вдохновением, то воздействием на психологию людей он и становится жизненно необходимым.

В теории подражания (мимезиса) Аристотель выступил с крити­кой теории идей Платона, то есть по существу выступил за реализм, за проповедь автономности искусства, автономности художественных законов и автономности эстетического и художественного пережи­вания. Учением о символической выразительности Аристотель придал динамику эстетике на все последующее художественно-эстетическое развитие человечества вплоть до конца XIX века, когда возникло течение символизма в европейских странах и в России. Четырехпринципный подход Аристотеля (идея, атерия, причина, цель), если строго проследить весь процесс художественного разви­тия, вывел эстетику и философию на структурный метод, только в XX веке ставший достоянием философских наук.

Эллинизм новую динамику в эстетическом и художественном развитии придал признанием каждого человека художником, по­скольку он, осознавая это или даже не осознавая, постоянно и по­следовательно творит, создает себя. Здесь мы должны благодарить Сенеку и Хрисиппа. Сенека считал искусство подражанием природе как результату "внутренних методических усилий человека", а Хрисипп нацеливал человека искусством на поиски внутренней

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА...

симметрии, которая неотделима от физической полноценности человека.

Эпикурейцы нацеливали искусство на самозащиту человеческого духа через субъективное самоуглубление, через чувственные пережи­вания.

Ничего невозможно сказать о динамическом воздействии на про­цессы эстетического и художественного развития эстетики позднего эллинизма и ранней патристики. Даже в тысячелетней истории Средневековья трудно обнаружить динамические моменты в разви­тии эстетики и искусства, если не рассматривать общую тенденцию средневековых мыслителей "поставить трансцендентную «духовную» и «божественную» красоту выше красоты природной рассматривать «земное» лишь как символическое (или аллегорическое) выражение «небесного»"²³, как энергийное начало. Сами мыслители боролись в самих себе с соблазнами земной красоты и всеми силами старались скрыть ее привлекательность. Потому и в своих сочинениях пропо­ведовали не то, что требовал человеческий дух от красоты земной, а то, что этот греховный дух подавляло. Достаточно внимательно вчи­таться в "Исповедь" Аврелия Августина, которого даже музыка, бе­зумно им любимая и чувствуемая, не могла подвигнуть на откровен­ность, чтобы исключить почти все средневековье из рассмотрения в данной главе нашего учебника. Как можно обогатить хотя бы пред­ставления о красоте, если земной мир с его чувствами, страданиями и переживаниями отгорожен и от людей, и от мыслителей-священ­нослужителей. Хотя Августин, как никто другой из его времени, судя по его учению о числах в первых главах книги VI "De musica", а поз­же и Боэций в трактате "О музыке" могли бы теорию и практику му­зыкального искусства оживить и придать новую динамику ее разви­тию. В учении о красоте, гармонии, о числах, о чувственном и

Дата добавления: 2015-07-17