А теперь о евро

Удачный запуск в обращение евро со 2 января 2002 года -важнейшая инициатива ЕС с точки зрения как самого Союза, так и остального мира. Это крупнейшая в мировой истории денежная реформа. В чисто организационном плане столь сложное мероприятие, как введение новой валюты одновременно в двенадцати странах, оказалось на удивление успеш-

Ответный удар

ным и превосходно исполненным. Замечательно уже то, что народы целой дюжины европейских стран теперь сообща пользуются единой валютой. Ее воздействие на ускорение эко­номической, политической и культурной интеграции в Евро­пе будет огромным. Евро - свидетельство единства и солидар­ности европейцев, а также их стремления создать денежную систему, служащую интересам самой Европы, а не соглашать­ся с сохранением ныне существующей системы, выгодной толь­ко Америке.

Валютный союз отнюдь не означает облачения в эконо­мическую смирительную рубашку сильно отличающихся друг от друга хозяйств европейских стран, как любят повторять британские евроскептики и даже руководитель Банка Анг­лии. Это сознательное утверждение Европой своего экономи­ческого суверенитета в рамках глобальной валютной систе­мы, в которой в течение 30 лет после краха Бреттон-Вудских соглашений все большее значение приобретали критерии, формирующиеся на международных финансовых рынках. Глав­ным аргументом, разрешившим все сомнения стран - участ­ниц зоны евро, стало то, что в современной финансовой среде даже сравнительно крупные государства все менее способны осуществлять суверенитет в отношении своей валюты и ее обменного курса. Восстановление такого суверенитета через участие в единой валюте в конечном итоге сделает богаче их экономику и граждан, хотя подготовка к ее введению потре­бовала немалых усилий. В среднесрочной и долгосрочной перспективе новая валюта еще проявит себя как самое осяза­емое выражение единства Европы, приносящего живущим в ней народам такие блага, которых не способно обеспечить ни одно отдельно взятое государство. Евро не только открывает возможности для поддержания в течение десятилетий низ­ких процентных ставок и достаточно высокого спроса в част­ном и общественном секторах (сравнимого с наблюдавшимся в США в 1990-е годы), но и создаст экономику действительно континентального масштаба. Если управлять ею должным об­разом, то она может стать экономическим центром мира.

Убежденность, что единая валюта сулит все эти выгоды, выросла за три последних десятилетия, когда Европа сполна

Глава одиннадцатая

испытала на себе диктат рынков. Впервые Европа подверг­лась ударам валютной дестабилизации в конце 1960-х годов, когда США не захотели более подчиняться правилам Брет-тон-Вудской системы и стали склоняться к одностороннему подходу в финансово-экономических вопросах (о чем говори­лось в шестой главе). Слабость доллара вызвала ревальвацию немецкой марки и обесценение французского франка, несмот­ря на то, что ФРГ ввела льготы импортерам и налоги на свой экспорт, а Франция осуществляла драконовские меры валют­ного контроля и массированное субсидирование экспорта⁶. Все эти меры не сработали даже в обстановке, когда трансгранич­ные потоки капиталов были несоизмеримы с нынешними.

Возникло опасение, что юный европейский «Общий ры­нок» никогда не разовьется в полностью интегрированное экономическое пространство, если будут продолжаться столь же грубые и неожиданные нарушения тщательно выстраива­емого баланса в торговых потоках между странами-участни­цами и еще не окрепших интеграционных механизмах типа Общей сельскохозяйственной политики. В 1970 году шесть государств ЕЭС одобрили рекомендации Комитета Вернера, согласно которым единственным реальным решением пробле­мы считалось создание Европейского экономического и валют­ного союза (ЭВС), призванного защитить Общий рынок от девальваций, проводимых отдельными странами для улучше­ния своих конкурентных позиций. Сначала планировалось завершить процесс создания ЭВС к 1980 году. Но в мае 1971 года, всего через пять месяцев после принятия рекомендаций Комитета Вернера, стало очевидно, что радикальные разли­чия в экономических воззрениях Франции и ФРГ, в также масштабы финансового давления извне делают невозможным последовательное продвижение к валютному союзу. Чтобы бегство от доллара не дестабилизировало не только нацио­нальную валюту, но и всю экономическую политику, ФРГ, Нидерландам и Бельгии пришлось временно закрыть свои валютные рынки. Для выхода из ситуации, создавшейся пос­ле краха Бреттон-Вудской системы, имелись две возможнос­ти: либо совместное колебание европейских валют по отно­шению к доллару, либо фиксация их официальных обменных

Ответный удар

курсов и поддержание последних при помощи мер валютного контроля. Германия склонялась к первому варианту, а этатис­тская Франция - ко второму. «План Вернера» провалился.

Между тем проблемы, вызвавшие необходимость его по­явления, продолжали преследовать Европу. 1970-е стали го­дами массовой безработицы, высокой инфляции и низких тем­пов роста, а европейская интеграция застопорилась. Опасения, подталкивавшие ЕЭС к разработке «плана Вернера», в пол­ной мере оправдались. Как показано в десятой главе, к 1979 году французы и немцы почувствовали необходимость пред­принять еще одну попытку создать более стабильную систему обменных курсов на основе ЕВС. Правда, такая инициатива затруднялась быстрым ростом международных потоков капи­тала. Отмена Соединенными Штатами контроля над переме­щением капиталов в 1974 году подстегнула дальнейшее рас­ширение рынка евродолларов. В результате денежные средства во все больших размерах размещались в фунтах стер­лингов, франках и немецких марках в офшорах, где эти валю­ты можно было легко обменивать на доллары и друг на друга, а соответствующие рынки оказались вне контроля государств. Колебания спроса и предложения на евровалютных рынках неизбежно сильно сказывались на официальных обменных курсах, устанавливаемых центральными банками. Как уже от­мечалось, к 1982 году не только Великобритания, но также ФРГ и Нидерланды подчинились рыночной логике, отменив контроль над перемещением капиталов. Масштабы валютных рынков и, соответственно, объемы возможных спекуляций на них многократно выросли. В этом со всей наглядностью смог­ла убедиться Франция, в период с 1981 по 1983 год пережив­шая ряд валютных кризисов. Архитектору евро Жаку Делору, который в начале 1980-х годов был министром финансов Франции, пришлось разработать программу жестких мер бюд­жетной экономии, чтобы отреагировать на подобные собы­тия. Это послужило ему горьким уроком столкновения с но­выми реалиями.

Валютный рынок расширялся все быстрее. Еще в 1983 году пять ведущих центральных банков (США, ФРГ, Японии, Ве­ликобритании и Швейцарии) были в состоянии совместно

Глава одиннадцатая

держать в виде резервов в иностранной валюте 139 миллиар­дов долларов - при ежедневном обороте на валютном рынке около 39 миллиардов. Но к 1992 году соотношение стало про­тивоположным: совокупные резервы центральных банков со­ставляли около 278 миллиардов долларов против 623 милли­ардов, ежедневно обращавшихся на рынке⁷. В 2001 году резервы составляли 653 миллиарда долларов (из них 404 мил­лиарда в Японии) - в сравнении с ежедневным оборотом в объеме 1,2 триллиона долларов⁸. Рынки доказали свою спо­собность одержать верх над центральными банками.

Из-за отсутствия контроля над капиталами для сохране­ния ЕВС странам-участницам пришлось взять курс на жестко консервативную экономическую политику. По существу, что­бы остаться в рамках установленных пределов колебаний, им приходилось воспроизводить германские процентные ставки, уровни инфляции и бюджетную политику. Этот опыт убедил Францию в необходимости единой европейской валюты еще до того, как из-за объединения Германии такой шаг стал на­стоятельным и по политическим, и по экономическим причи­нам. В 1993 году произошел третий финансовый кризис (пос­ле кризисов 1969 и 1981-1983 годов), когда франк вновь оказался в эпицентре мощнейшей волны спекуляций. Имен­но тогда Франция приняла окончательное решение. В мире, где суверенитета не гарантировали ни плавающие, ни фикси­рованные обменные курсы, введение общей валюты стало для европейцев единственной возможностью взять ситуацию под свой контроль.

Британцы прошли не менее богатый событиями путь. В начале 1980-х годов сумасшедший подъем курса фунта стер­лингов, который ничем нельзя было остановить, стал главной причиной глубокого спада. На протяжении 1980-х годов пра­вительство тори испробовало разнообразные способы, чтобы помешать новому спаду. Наконец, в последней отчаянной по­пытке добиться валютной стабильности Великобритания в 1990 году присоединилась к ЕВС при завышенном курсе фун­та. В 1992 году страна оказалась вытолкнутой за пределы ЕВС из-за гигантских спекуляций, достигших 20 миллиардов дол­ларов в «черную среду». По своей силе эта финансовая при-

Ответный удар

ливная волна была сравнима с той спекулятивной игрой, ко­торая в конце десятилетия спровоцировала кризис в Азии. После выхода из ЕВС курс фунта упал с 2,78 немецкой марки за фунт до самого низкого уровня в 2,24 марки. Затем он стал постепенно подниматься, в мае 2000 года достиг пика 3,46 марки за фунт и до начала 2002 года находился на уровне 3,15. Перепады относительной стоимости фунта и, соответственно, международной конкурентоспособности страны поразитель­но велики. Пересчет затрат на единицу вложенного труда в Великобритании в аналогичные показатели для стран зоны евро с учетом преобладающих обменных курсов позволяет измерять изменения конкурентоспособности. На фоне сред­них показателей за 17 лет (с 1980 по 1997 год), в 1995 году при минимальном курсе фунта конкурентоспособность Великоб­ритании повысилась на 15 процентов; а когда в мае 2002 года фунт достиг своего пика, конкурентоспособность упала на 40 процентов⁹. Это наихудшее соотношение со времен Второй мировой войны.

Проблема в том, что, допуская свободный перелив капи­талов через границы, ни одна страна не может определять обменный курс своей валюты и учетные ставки. Возможно что-то одно, но не то и другое одновременно. В любом случае ре­зультат будет неустойчивым, негарантированным и способным привести - как и случилось с Великобританией в последние пять лет - к продолжительным периодам переоценки (и по­тенциальной недооценки) национальной валюты. Все европей­ские страны столкнулись с трудностями проведения эконо­мической политики в условиях хаотического перемещения через границы гигантских объемов капитала, ограничиваю­щего свободу действий не только в отношении учетных ста­вок и обменного курса, но также и в области бюджетной поли­тики. Целенаправленное управление внутренним спросом является одним из основных инструментов экономической политики; в последнее десятилетие оно послужило ключевым элементом экономического успеха США. Но реальность тако­ва, что в эпоху плавающих курсов ни одна европейская стра­на в одиночку не располагает способностью автономно управ-

Глава одиннадцатая

лять спросом. Ее можно восстановить только на общеевропей­ском уровне.

Дилемму денежной политики стоит проанализировать детальнее. Предположим, что некая страна хочет зафиксиро­вать курс обмена национальной валюты либо относительно корзины валют (как в ЕВС), либо относительно базовой валю­ты (каковой выступал доллар в Бреттон-Вудской системе). Для поддержания избранного обменного курса непременно потре­буется изменение ставки процента. Но тут к уравнению под­ключаются мощные потоки капитала. Сегодня капитал спосо­бен перемещаться без ограничений, быстро и в больших объемах. Его избыточный приток на рынок или просто нео­правданные ожидания по этому поводу оказывают очень силь­ное давление на фиксированный курс обмена валюты; соот­ветственно, приходится повышать или понижать ставку процента.

Учитывая масштабы валютообменных операций, сопро­вождающих современную международную торговлю, и высо­кую долю торговли в ВВП, на практике экспортерам и им­портерам достаточно ускорить либо задержать обычный ход обмена валют, чтобы оказать давление на обменные курсы в сторону повышения или понижения. Рынки не могут оставать­ся стабильными в течение длительного времени. Если в опре­деленную валюту вкладываются деньги, то стране нужно сни­жать учетные ставки, чтобы сократить аппетиты инвесторов и помешать повышению курса ее валюты. Если деньги уходят из страны, то учетные ставки приходится поднимать, чтобы побудить инвесторов остаться, причем независимо от того, насколько благоприятны подобные меры для национальной экономики. Кроме того, денежные потоки неравномерны. Сей­час они перемещаются лавинообразно, что требует резкого изменения процентных ставок, а это мультиплицирует неже­лательные побочные эффекты. В конечном итоге страна вы­нуждена сдаться, позволяя обменному курсу своей валюты двигаться в направлении, определяемом рыночными тенден­циями. Именно так произошло в 1992 году с Великобритани­ей, в 1993 году - с Францией, в 1998-1999 годах - с азиатскими экономиками, в 1999 году - с Бразилией и в 2001 году - с Ар­гентиной.

Ответный удар

Альтернативный вариант состоит в том, что процентные ставки устанавливают исходя из целей внутриэкономической политики страны (скажем, снижения инфляции или стимули­рования экономического роста), а обменному курсу националь­ной валюты позволяют выйти на уровень, определяемый ры­ночным спросом и предложением. Но тогда страна непосред­ственно ощущает на себе всю иррациональность колебаний рыночной ситуации. Ее валюта может на протяжении несколь­ких лет оцениваться выше или ниже реальной стоимости, а соответствующая тенденция будет эпизодически завершать­ся либо сбросом валюты инвесторами по сниженным ценам либо вспышкой бешеного спроса на нее. Единственное, что точно известно о финансовых рынках, - они нестабильны. Последнее требует упреждающей корректировки процентных ставок для снижения давления на валюту. В результате стра­не не удается удержать под контролем ни процентные ставки, ни обменный курс. Раньше или позже нынешняя переоценка фунта стерлингов закончится: некое событие спровоцирует внезапное падение курса, причем, скорее всего в момент, ког­да это будет менее всего желательно.

Преимущество единой валюты в том, что она разом раз­решает подобные дилеммы. Она позволяет государствам-чле­нам выбирать желательные для данной экономической зоны процентные ставки и придерживаться их. Легко предсказать, что процентные ставки будут низкими. Это позволит бизнесу привлекать больше инвестиций и брать больше долгосрочных займов, поскольку есть уверенность, что в результате какой-то лихорадочной валютной спекуляции не произойдет вне­запного повышения учетной ставки. Более того, единая валю­та позволяет обеспечить автономность процентных ставок в ЕС от ставок в стране, владеющей базовой валютой той или иной системы обменных курсов (в нынешней системе плаваю­щих курсов - доллар, в ЕВС - немецкая марка). Процентные ставки в стране - держательнице базовой валюты неизбежно становятся главным ориентиром. В остальных странах про­центные ставки могут упасть ниже их уровня только на очень короткий период. Например, в ЕВС такой императив дохо­дил до абсурда, когда все страны-участницы должны были вслед

Глава одиннадцатая

за Германией, находившейся в процессе объединения, под­держивать высокие процентные ставки. Ведь не сделав этого, они подверглись бы атаке спекулянтов на свою валюту. Ана­логичные случаи имели место в ЕВС в 1980-е годы; они проис­ходили и раньше, в 1950-е и 1960-е годы, в рамках Бреттон-Вудской системы, в центре которой находился доллар. Единая же валюта позволяет поддерживать процентные ставки на уровне, отвечающем интересам всего экономического про­странства, а не только страны - держательницы базовой ва­люты. Одновременно устраняется необходимость выплачивать премию за риски по процентным ставкам. Короче говоря, еди­ная валюта делает возможным установление минимальной ставки процента.

Возможны ситуации, когда по конкретным экономичес­ким условиям отдельной страны для нее неприменима единая процентная ставка. Но они возникают нечасто, так как в це­лом экономические циклы в государствах-участниках в основ­ном синхронизированы приблизительно равными уровнями инфляции и роста (таково одно из предварительных условий участия в зоне евро). Могут возникать моменты, когда измене­ния процентных ставок будет недостаточно, и для достиже­ния требуемых экономических результатов правительствам придется прибегнуть к мерам финансовой политики (государ­ственные расходы, заимствования и налоги). Но все эти слож­ности более чем перевешиваются долговременными преиму­ществами стабильности и предсказуемости макроэкономичес­кой обстановки.

Данные преимущества усиливают выгоды продвижения Европы к единому рынку. Производство в таких же конти­нентальных масштабах, как и в Америке, открывает возмож­ности для значительного повышения производительности. Без единой валюты Европа так и осталась бы лоскутным одеялом, составленным из разных валют, обменные курсы которых в любой момент подвержены сильным изменениям. Этого опа­саются все производители и предпринимают дорогостоящие меры страхования с помощью валютного хеджирования. Тем самым она защищают себя от риска» что валюта, получаемая при продаже товаров и услуг и девальвируемая при

Ответный удар

валюты, в которой осуществляются затраты по их производ­ству. Хеджирование на разумных условиях невозможно, если рискованная ситуация длится дольше 12 месяцев; опасность понести потери в таком случае отвращает многие компании от ведения бизнеса вообще.

Единая валюта устраняет подобные риски и сопутствую­щие им расходы. К последним не в последнюю очередь отно­сятся трансакционные издержки по обмену одной валюты на другую (Европейская Комиссия оценивает их приблизитель­но в 0,4 процента ВВП стран ЕС¹⁰). Евро является валютой континентального масштаба, за которой при нынешнем составе европейского валютного союза стоит около 1/6 всей произво­димой в мире продукции; поэтому ему будет свойственна го­раздо большая стабильность относительно других мировых валют - доллара и иены, нежели валютам отдельных европей­ских стран¹¹. Таким образом, со временем европейские пред­приниматели получат двойную выгоду. Они смогут расширять производство, будучи уверенными в том, что прибыли от про­даж на пространстве единого рынка не пострадают от неожи­данных перемен в валютной сфере. Они также смогут нара­щивать свои производственные мощности за счет дешевых кредитов, зная, что за них не придется выплачивать запре­дельно высокие проценты, если вследствие некоего валютно­го потрясения вдруг подскочат учетные ставки. По подсчетам экономистов, сокращение премии за процентные риски всего на 0,5 процента со временем обеспечит рост производства на 5-10 процентов. При дальнейшем снижении размера премии за процентные риски эта прибавка будет еще больше¹². Пре­имуществами стабильности общеэкономической обстановки и дешевизны денег сможет воспользоваться не только бизнес, но и все потребители и индивидуальные заемщики.

Присоединение к зоне евро даст Великобритании такую Же защиту от внешних потрясений, какую уже имеют ее учас­тники. Евро цементирует экономику континента, которой те­перь не грозит раскол на отдельные части с разными валют­ными режимами. Общая валюта дает возможность устанавли­вать процентные ставки, способствующие развитию всей ^европейской экономики, а не ограничиваться поддержанием

Глава одиннадцатая

обменного курса национальной валюты или воспроизведени­ем денежных индикаторов государства - держателя базовой валюты. Таким образом, евро - союзник производства, инвес­тиций и занятости. Это ответ объединенной Европы на ва­лютный режим, установленный США в начале 1970-х годов и так дорого обошедшийся европейским странам. Благодаря новой валюте преимущества экономики континентального масштаба и дешевого кредита соединятся с уже проявивши­мися сильными сторонами европейской социально-экономи­ческой модели. В среднесрочной и долгосрочной перспекти­ве экономический рост ЕС будет не просто выше, чем до вве­дения евро; это может быть исключительно динамичный рост. Евро послужит во благо всех граждан Европы.

Дата добавления: 2015-07-16