3 страница

Самое забавное, что впоследствии по тому же примеру попытались ограничить доступ и в некоторых других регионах, но Борисов и тут подсуетился, поскольку по его подсчётам мы теряли десять процентов аудитории, соответственно – и деньги, а с этим он мириться не мог. Он и тут всё уладил; однако на наших афишах теперь красовались надписи: «Лицам до семнадцати лет посещение не рекомендуется».

Господи, думал я, да чего они взъелись-то все? Я заглядывал в очередную статью, рецензию, и у меня волосы на лобке шевелились. Какая ещё «неприкрытая пропаганда»? Я что, писал: «так, срочно вмазались все дорожкой кокаина, залили это дело спиртом и перетрахались»? Это был очень личный, вымученный альбом, в котором не значилось ни единого призыва, к чему бы то ни было. В нём вообще не значилось ничего, кроме боли, одиночества, раскаяния и желания удавиться.

Я думал тогда – наверное, свихнусь. Но какой огромный плюс мы поимели? Теперь мы могли колесить по регионам хоть каждый месяц, и все наши билеты расходились, как горячие пирожки. Нас отлично пропиарили. А что сделали мы? Показали всем средний палец и сказали, что уходим в бессрочный отпуск.

Нас спросили, по какой причине был отменён предыдущий концерт в Екатеринбурге, и Борисов, не без раздражения в голосе, в который раз отчитался, что в зал, который мы тогда сняли, накануне концерта заявилась пожарная инспекция, выявила некоторое количество нарушений и велела «прикрывать лавочку» – до тех пор, пока оные не будут устранены. Времени на то, чтобы что-то успеть предпринять, у нас не оставалось. Борисов тогда так орал на администрацию клуба – что я думал: ещё немного, и инспектировать будет нечего – стены обрушатся. К прочему, выяснилось, что в клубе нет должной системы вентиляции и кондиционирования, и через жопу работают гардеробы – для нас это тоже оказалось сюрпризом. Каков был финал? Организаторы сочли причину отмены концерта форс-мажорным обстоятельством и отказались возвращать больше, чем половину уплаченной за аренду суммы. А Борисов, со свойственной ему хладнокровностью – взял и подал на них в суд. Чтобы окупить судебные издержки и средства, что мы потратили на наш приезд (а нас прибыло двенадцать человек, мы притащили кучу аппаратуры, сняли номера в гостиницах), он не придумал ничего лучше, как поднять цены на билеты на двадцать процентов. Когда я сказал, что это, по меньшей мере, неприлично, он предложил мне на выбор: выплатить эту сумму из своего кармана или заткнуться.

Борисов в одиночку тащил этот локомотив под названием «продвижение и продажа». Бухгалтер-финансист по образованию, он не упускал ни малейшей возможности заработать на нас лишнюю копейку. Могли ли мы обойтись без него? Только если бы взяли в штат администратора, тур-менеджера, пиарщика и счетовода. Борисов был монстром о четырёх головах. Он ловко манипулировал людьми, имел немало «полезных» знакомств, всегда играл на своих условиях – и очень умело – в частности, имел приличный процент с наших гонораров от концертов. Единственное, чего он никогда не делал – так это не отстаивал прав на нашу независимость. Он самыми изощрёнными способами пытался протолкнуть нас на общероссийский рынок, и я частенько скандалил с ним из-за этого. И порой всерьёз задумывался, не послать ли мне его к чертям собачьим, тем более что через пять месяцев истекал наш с ним контракт. Только у меня в голове не укладывалось, как я смогу поднять всю менеджерскую работу – будет ли мне это по силам.

У него была только одна помощница – Катя, Катюша, как он её называл. Маленькая хрупкая девушка, которая следила за расписаниями поездов, забирала билеты из касс, подыскивала для нас гостиницы, и которую он, подозреваю, периодически потрахивал. Впрочем, какое мне было до этого дело? Он никогда не лез в мою личную жизнь. Ему было плевать, что я педик и что я периодически потрахиваю своего гитариста. Его интересовал только один вопрос: насколько коммерчески успешными мы окажемся, если перестанем ломаться, как целки, и таки надумаем двинуть на Москву.

Нас спросили, будет ли у нас разогрев, и я коротко ответил, что нет – так как я не занимаюсь такого рода благотворительностью. А потом отчего-то нас стали спрашивать о первом альбоме и о том, почему с каждым разом мы всё дальше уходим от первоначального музыкального стиля. Дементьев стал путано что-то объяснять, и тут я вспомнил, что в гостиничном номере... в той самой статье была выдержка из моего старого интервью, и кажется, там я ответил на этот вопрос максимально полно. И я возьми – да и ляпни, не дожидаясь, когда Дементьев закончит свой сумбурный монолог:

– А вообще, почитайте «Википедию». Там на этот счёт всё очень подробно написано.

Я не сразу понял, что произошло. Глэм вдруг стал белым, как лист бумаги, и заметно занервничал. Он и так не утруждался должным образом отвечать на вопросы, а тут и двух слов связать не смог. Он взглянул на меня исподлобья и прошипел: «Ну, спасибо, блин...» Статья не исправлена, в помещении наверняка есть Wi-Fi, и сексуальные предпочтения Щербина вот-вот грозятся стать достоянием общественности. Как скверно. Разве что мама Глэма, далёкая от Интернета, будет всё дальше задаваться вопросом, отчего её двадцати двухлетний сын никак не заведёт себе подружку.

Тут произошло нечто ещё более интересное. Я давно приметил одну девицу, которая сидела в предпоследнем ряду и на протяжении всей пресс-конференции что-то конспектировала. Казалось, она ни на минуту не отрывалась от записей услышанного в блокнот. Я понял, что нигде ранее её не видел, а на лица память обычно меня не подводила. Может, новенькая? – подумалось мне. А по виду и не скажешь.

И тут она поднимает руку, встаёт, открывает рот и…

– Никитина Марина, журнал «Фузз», Санкт-Петербург.

В зале заметно оживились. Некоторые стали поворачивать голову с написанным удивлением на лице: «Что, правда, что ли?» Я тоже было не поверил ушам.

– Откуда, простите?
– Санкт-Петербург, журнал «Фузз», если вы знаете такое музыкальное издание…
– Знаю, не сомневайтесь, - ответил я на её попытку, может, и не нарочно выставить меня невеждой. – Только каким образом вы здесь оказались?

Она не поняла, и я пояснил:

– Эта пресс-конференция для местных и региональных изданий. Кто вас сюда пригласил?

Она ответила, что её появлению на пресс-конференции никто не препятствовал. И вообще, у неё есть две аккредитации на концерт в Екатеринбурге и две на концерт в Перми. И разрешение на фотосъёмку. Мама дорогая! Я посмотрел на Борисова пристальным взглядом: тот развёл руками, мол, я тут ни при чём. Твою ж мать, так я тебе и поверил!

Ещё она сказала, что издание «Фузз» давно о нас наслышано (кто бы сомневался) и жаждет опубликовать целый разворот с нами. История группы, обзор альбомов, интервью со всеми участниками… О таком, конечно же, мы, жалкие провинциалы, и мечтать не могли.

– Заманчивое предложение, только нас это не интересует.

На её лице нарисовалось недоумение, но распинаться перед ней я отнюдь не собирался.

– У вас был какой-то вопрос к нам? Тогда задавайте. Ну?

Она начала гнать пургу про российские рок-группы, проводя параллели между нашим последним альбомом и прочими, в частности, сказала следующее:

– Мне кажется, ваш последний альбом отсылает слушателей к альбому «Альтависта» группы «Сплин», который вышел в 99 году и, также как и в вашем случае, оказался неформатным для этой группы…

Бог мой, да о чём она вообще?..

– Не понимаю, о ком вы говорите.
– Простите?
– Я уже начинаю подумывать, что у вас что-то со слухом. Я не знаю, о ком вы говорите.
– Это шутка?
– А похоже, что я шучу? Может, в Санкт-Петербурге и знают группу «Сплин», но лично мне это название ни о чём не говорит. И альбома такого я не слушал. И вышел он, если верить вашим словам, аж семь лет назад.
– Вообще-то группа «Сплин» выступала в вашем родном городе пару месяцев назад… - сказала она с лёгкой долей укора.

Я ответил ей, что вообще-то мой родной город – восточный Берлин. Да, восемь лет назад я уехал жить в Россию, это было сложное, но крайне интересное время. И если для нормального существования я обязан был научиться изъясняться по-русски, то никто не обязывал и никогда не обяжет меня слушать то, что в народе называют «говнороком». Я ответил, что, к счастью, вырос на западной музыке, а посему у меня иные ориентиры, и вдохновение я черпал, отнюдь не прослушивая альбом какой-то питерской группы. Мне для этого понадобилось намного больше. Меня не раз упрекали в том, что у меня раздутое самомнение, но мне всегда было плевать на то, что происходит вокруг. «Сплин», «ЧайФ», «Агата Кристи» – что там ещё за гоблины? – я эти названия знал только по афишам. У меня не было ни желания, ни необходимости слушать хоть что-то из российской музыки для того, чтобы созидать самому. А уж слушать всё это «ради приличия»… чтобы на меня не показывали пальцем и не шептались: «Ах, ты, говнюк! Ты же приехал в Екатеринбург! Какого хрена?» – ну, блин, извините.

– У него, правда, нет ни одного диска с отечественной музыкой, – сказал Дементьев, когда в зале повисло ощутимое напряжение. – Я сам не верил, пока не убедился лично. И это вовсе не принципиальность. Просто ему это не нужно. И мне с некоторых пор тоже.
– Спасибо, корс.
– Хотя как-то ты брал у меня диск «Мумий Тролля». Когда это было, году в девяносто девятом?
– Кажется. Я пытался врубиться в тексты, но так ничего и не вкурил.
– Но диск ты мне так и не вернул.
– Извини, отправил его на помойку. И я давно уже прошу в рецензиях не сравнивать то, что мы делаем, с творчеством людей, которых я и не знаю. Ребята, вы что, не знаете другой музыки? Такое ощущение, что дальше Москвы для вас – другая вселенная.
– А Ник Кейв – это тот чувак, который висит на стене в комнате у Масяни, – добавил, смеясь, Дементьев.

Мы провели на пресс-конференции ещё минут пятнадцать, поблагодарили всех, кто соизволил прийти, и покинули зал. Борисов начал, было, трещать по телефону, обсуждая с организатором завтрашнего концерта какие-то детали – в десятом часу вечера, ага – но в коридоре я его нагнал.

– Слушай, Слав. У меня к тебе тот же вопрос – это когда-нибудь прекратится? Мне и так постоянно названивают то с Москвы, то с Питера с предложениями – то радиостанции, то пресса. Я диву даюсь – откуда у них мои контакты? А тут ещё и эта девица с аккредитациями.
– Если тебя волнует только этот вопрос, – сказал он деловито, оторвавшись от телефона, – то давай обсудим это тогда, когда я буду уверен, что вот тут. - Он указал на сотовый. – Всё на сто процентов готово, и завтра вы отыграете без накладок.
– Закажи мне такси.
– Такси ждёт у входа.

Я удовлетворённо кивнул – надо же, какая удача – и тут ко мне подошла эта Марина, чёрт бы её побрал…

– Максим… Я всё-таки хотела бы получить чёткий ответ насчёт интервью. Вы мне так его и не дали.
– Вообще-то, я уже сказал вам, что нас это не интересует. Совсем.
– Но мне не понятна причина. Понимаете, мне кажется, что Пермь и Екатеринбург – это уже не ваш уровень, вы давно выросли и готовы для большего. Я думаю, что публикация в нашем издании – отличная возможность для вас быстро и с успехом стартануть. И могу вас заверить, мы не напишем ничего лишнего. – Интересно, что она имела в виду? Уж не про то, что я педик ли? – И, разумеется, я вышлю вам материал для согласования.
– О боже... Да нет у меня на это ни времени, ни желания. Если вам так нужно ну хоть что-нибудь написать, возьмите статью из августовского номера Music Zone, это региональное музыкальное издание, печатается в Перми. И перепечатайте слово в слово.

Я знал, что её это не устроит, иначе бы не предложил. И она не нашла ничего лучше, как упрекнуть меня в непрофессионализме, дескать, я, выпускник журфака, не понимаю простых вещей, что за такое главред любого издания в лучшем случае на смех поднимет.

– Как интересно. Вы собрались писать обо мне, ничего обо мне не зная. Я вовсе не выпускник журфака, я, вообще-то, на инязе учусь. И журналистикой интересуюсь постольку поскольку.

Она всё не унималась, и я уже не знал, как закончить этот разговор.

– Давайте так. Вы дадите мне свою визитку, и я напишу вам, когда буду готов ответить на ваши вопросы, если буду готов вообще. Больше ничем помочь не могу. Устроит? И вообще, вы в Екатеринбурге, вам мало простора для деятельности? Так что не валяйте дурака, не тратьте на меня своё время.

Слава богу, она удалилась, хоть перед этим ещё раз напомнила, что явится на концерт. (Бог мой, ну что мне было делать, поколотить её и забрать аккредитации?). Я проводил её томным взглядом и выбросил визитку в мусорное ведро.

Я быстрыми шагами спустился по лестнице и вышел из здания, не осматриваясь по сторонам. Машина – годовалая «Киа Спектра», таксист – мужичок лет пятидесяти, седой, со смешной кепкой на голове. Плюхнулся в пассажирское кресло.

– Поехали.
– А разве вот те ребята, – спросил он, заглянув в зеркало заднего вида, – не с тобой едут?

Я обернулся и увидел стоящих у выхода Дементьева с Щербиным. Глэм докуривал сигарету, а Дементьев настойчиво его подгонял.

– Им понравилось ваше метро. Давай, давай! Заводись, командир.

Он пожал плечами и тронулся.

– Республиканская? – уточнил он, неспешно выруливая направо.
– Нет, на вокзал едем.
– На вокзал... Без вещей?
– Мне нужно забрать там машину.
– Ладно. Мне всё равно. Но тариф не меняется.
– Обижаешь, – ответил я, усмехнувшись.

Мы подъехали к вокзалу, и я сказал ему, где остановиться.

– Я там вставать не буду, – возразил он с недовольством. – Знак видел?
– Всего на минуту, командир, – попросил я, вытянув шею и приметив, что машина стоит на том же месте.

Я вылез из «Спектры» и подошёл к «БМВ». Надо же. Ни царапины, ни эвакуатора поблизости. Да я грёбаный счастливчик! Оставалось только забрать её отсюда.

– Нужен какой-нибудь металлический тупой предмет. Ключ или... – Я развёл руками и вопросительно уставился на водителя.

Он вышел из салона, запустил руку под водительское кресло и извлёк оттуда монтировку.

– Сойдёт?
– О... – Я усмехнулся. – В самый раз.

Я подошёл к машине, сжал в руке металлический прут и ударил им по окну. Стекло податливо рассыпалось в мелкую крошку. Я перегнулся через окно, нащупал в кресле ключи от машины и отключил визжащую сигнализацию. Вернулся к таксисту, вручил ему монтировку и вытащил из бумажника пятьсот рублей.

– Теперь всё. Спасибо.

Он забросил в салон монтировку, сунул деньги в карман пиджака и по-отечески посмотрел на меня.

– Как тебя звать-то, чудак на букву...?
– Макс. Максим.

Он качнул головой, завёл мотор и, уезжая, пробубнил себе под нос, ухмыльнувшись, что-то вроде: «Ну, и молодёжь пошла, бля...»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1.
Я стою на коленях, обхватывая за бёдра юнца, с которым мы и словом не перемолвились. Высокий. Худой. Едва ли старше восемнадцати. Белая кожа, абсолютная симметрия в чертах лица – он похож на пришельца. Держится руками за мою голову, смотрит вниз, не отрывая взгляда, - раздражает, но вида не показываю. Тихо постанывает и кусает губы. Ёрзает туфлями по кафельному полу. То и дело норовит сползти по стеночке вниз – держу. Поднимаю глаза: жадно сглатывает воздух – так, что проступают рёбра; в голове проносится мысль – анорексик? Подбородок уходит вверх – стонет в голос – с чувством, протяжно, пальцами захватывает мои волосы, кончает. Поднимаюсь с колен, сплёвываю на стену, беру его за затылок, приставляюсь лбом к его лбу.

– Теперь ты.

Смотрит на меня обалдело, но послушно опускается, расстёгивает ширинку – там совсем тесно. Выдыхаю с облегчением. Берёт в рот. Запрокидываю голову назад. Вдох. Выдох. Глубоко, шумно. Провожу языком по зубам. Вдох. Выдох. Бросаю на него взгляд – двигает головой как-то измученно, без усердия. Языка его вообще не чувствую. Закрываю глаза. Минута, две. Ничего.

Сдавливаю руками его голову, поднимает глаза. Молча приказываю: работай, распиздяй. Продолжает ещё какое-то время. Останавливается, смотрит на меня. Не дожидаясь подзатыльника, начинает снова. Стараюсь расслабиться. Вдох. Выдох. Ничего.

Цепляю пальцами пряжку, вытягиваю ремень, набрасываю на шею, освобождаю воротник рубашки. Ловлю на себе его взгляд.

– Ты что делаешь?..
– Продолжай.

Захватываю оба конца, наматываю на кулак, с усилием. Пытаюсь понять, что происходит. Отпускаю. Вдох. Выдох. Рукой нахожу его руку, пристраиваю в нужное местоположение.

– Сдави здесь. Ещё.

Просовываю конец ремня в пряжку. Затягиваю. Туже. Закрываю глаза. Десять секунд. Хочется вдохнуть. Терплю. Пятнадцать. Чувствую, как сдавливает в районе живота. Не выдерживаю, отпускаю. Понимаю - сначала нужно вдохнуть, глубоко.

Вдох. Затягиваю ремень. Второй рукой подталкиваю его голову: быстрей. Понимает. Лучше. Гораздо. Но всё равно медленно. Двадцать секунд – нет... отпускаю.

Смотрит на меня. Показываю: ещё быстрее, болван. Начинаем по новой. Старается. Хорошо. Восемнадцать – терплю. Чувствует, что я уже близко. Двадцать две. Блять. Не могу. Дышать...

– Хочешь, чтобы я сглотнул?

Шлёпаю его по затылку – заткнись, с одним тобой я вообще не кончу. Бесит. Начинаем сначала. Понимаю: либо ещё ускорится, либо меня придётся откачивать. Двадцать. Терплю. Двадцать четыре. Вдох. Роняю голову на грудь. Дышу.

Отталкиваю его голову, беру в руку член. Дрочу. Пальцы не слушаются. Откидываюсь на стену, запрокидываю голову, закрываю глаза. Вдох, выдох – быстро, поверхностно. Не знаю – здесь он ещё или нет. Дрочу, дышу, прихожу в себя. Открываю глаза: всё так же стоит на коленях, смотрит на меня с любопытством. Поправляю ремень.

Вдох. Затягиваю ремень. Левой рукой сдавливать неудобно, но делаю усилие. Десять, двенадцать. Туже. Сам себя подгоняю. Пятнадцать. Перекрываю артерию. Быстрее! Ещё. Да. Двадцать. Сводит живот, сгибает в дугу. Двадцать три. Терпеть. Ещё. Двадцать пять... Да, совсем рядом. Ещё! Лицо заливает свинцом, режет глаза. Терпеть! Двадцать восемь... Начинаю проваливаться в бездну. Тридцать...

– Левашов!?..

Блядь, я тут сдохну! Хватаюсь за петлю, дёргаю вниз, жадно вбираю ртом воздух. Руками впечатываюсь в стену, чтобы не упасть. Поднимаю заплывшие веки: сквозь пелену вижу изумлённо-ухмыляющиеся глаза... Банни?!

Ёб! Твою! Мать! Только тебя мне здесь не хватало!

...Банни аккуратно берёт юнца за тоненькую шейку, столь же аккуратно выталкивает его из кабинки, и я предстаю перед ним во всей красе: с вываленным из штанов девятидюймовым членом и удавкой на шее.

Господи... Банни. Проклятый пиздабол! Он треплется обо мне с тем же упоением, с каким Эммет Ханникат рассказывает про тётушку Лулу. Он смотрит на меня с иронией... да куда там с иронией! Секунда – и он зальётся гомерическим хохотом; и я хватаю со скамейки куртку и пулей вылетаю из помещения, прежде чем он успеет отвесить ехидный комментарий.

Улица. Темень. Во-оздух!.. Спешно сажусь в машину, стаскиваю с шеи ремень, швыряю на пассажирское кресло. Безвольно роняю голову на руль. Всё ещё не могу надышаться. Господи... какого хера меня занесло в этот вертеп? Сколько я выпил? Достаточно для того, чтобы утащить с танцпола этого мальца, достаточно для того, чтобы так и не суметь кончить. Ну, всё, полно. Надо валить отсюда.

Поднимаю голову, чтобы осмотреться. Бумажник при мне – что не может не радовать. Слава богу – вовремя сообразил затолкать в штаны член. Откидываю козырёк, заглядываю в зеркало: ну, и рожа!.. Глаза так и режет, шею саднит. Перевожу взгляд на зеркало заднего вида: Банни вываливается из клуба и, покатываясь со смеху, идёт шаткой походкой прямо к моей машине. Ну, уж нахер! Снимаю с ручника и судорожно пытаюсь вставить ключ в замок зажигания.

– Макс!.. – кричит Банни, хохоча. Ударяет рукой по крышке багажника, и я срываюсь с места. Нахуй отсюда... На! Хуй!

Спешно переключаю передачи. Вторая. Третья. Еду сто двадцать, ещё не успев выбраться из города. Репина, Металлургов, Ново-Московский тракт. Трасса. Сто пятьдесят. Четвёртая. Втапливаю педаль в пол. Стрелка, не сопротивляясь, ползёт вправо. Сто восемьдесят. Пятая. Двести. Четыре полосы сливаются в одну. Никого. Сколько, блять, времени? - два пятнадцать... Быстрее!.. Двести двадцать. Ещё...

Сколько мне ехать? У меня плохо с математикой. Но арифметика расстояний простая: триста до Кунгура, четыреста до Перми. Нахуй отсюда!.. Домой...

Лечу. Столбики километража проносятся с немыслимой скоростью. Знаков, щитов – не вижу вообще. Машин – раз, два и обчёлся. Загодя включаю дальний свет – спешно выруливают вправо, чтобы не отправиться на тот свет.

Вдруг – сзади начинают настойчиво мигать дальним светом. Кто-то решил меня обогнать? Заглядываю в зеркало. Это что ещё за..? Тьфу ты чёрт! За мной несётся машина ДПС. Сирена, сигнальные огни, все дела. Видно, они махнули мне палочкой, но не мудрено, что я их не заметил.

Сбрасываю скорость до ста пятидесяти, попутно соображая: тормозить или уехать? Быстро нагоняют, садятся на хвост. Достают рупор, затягивают долго и нудно: «Водитель «Мерседеса», госномер М550КТ59, уходите вправо...» Можно подумать – я не понимаю, что они именно меня преследуют.

Ладно... Сейчас я хочу только одного: попасть домой – и как можно скорее. Плевать, во сколько мне это обойдётся.

Сбрасываю до восьмидесяти, ухожу в правый ряд, съезжаю на обочину, останавливаюсь. Без колебаний опускаю стекло. Жду. Подходит. Здоровый, гад.

– Лейтенант Монин. Вы превысили скорость на... сто двадцать километров в час. – Похоже, сам в это не верит. – Ваши документы.

Отдаю. Заглядывает в права и довольно ухмыляется – неплохой улов! Переводит взгляд на меня.

– Оружие, наркотики есть?

Молча протягиваю руку к бардачку, вынимаю «Осу», направляю прямо на него.

– Блядь!.. – Вырывает пистолет в панике. Какие-то секунды – выволакивает меня из салона, ударяет лицом о холодный металл. – Разрешение на это?! – Приставляется пистолетом к моему подбородку, мотаю головой. Проходится по карманам, скручивает, заталкивает в патрульную машину.

В салоне ещё двое. Первый – за рулём, держит руку «на пульсе», то бишь на кобуре. Второй – суёт под нос трубку алкотестера. Третий Монин, тот, что меня скрутил – разглядывает документы – там всё чисто.

– Один и восемь. Как ты на ногах ещё держишься...
– Ну что, Левашов... – Они не утруждаются обращаться ко мне на «вы» и по имени-отчеству: здесь я постоянный клиент, со мной не церемонятся. – Превышение скорости, вождение в нетрезвом виде, травматика без лицензии. Не удивлюсь, если ещё в салоне найдём наркоту. Будем составлять протокол? – Этот вопрос риторический. Они хорошо знают – я не из тех, кто готов оказаться в кутузке.

Тяну руку к внутреннему карману куртки. Достаю бумажник, подсчитывая в уме, сколько в нём налички. С утра было восемь тысяч. Четыре я отдал за гостиницу, две – пропил, и ещё снял со счёта пятьсот евро, которые, которые... так и не обменял. Да что за...

– Ну? – Подгоняет меня. – Захватываю пальцами купюру и, скрепя сердце, вынимаю из бумажника. – Что это? – спрашивает в недоумении, но тут же соображает: – Япо-онский городовой...
– Что там, Паш?
– Нормально всё.
– Что, отпустим его? А если он нахер убьётся?
– Этот не убьётся... Давай, на выход. – Выходит сам. Пялится на меня. – Ну? – Провожает взашей до машины, открывает дверь, толкает в кресло, суёт документы. – И чтобы без выкрутасов! Понял?

Стою. Ждут. Завожусь, трогаюсь с места. Какое-то время едут за мной. Потом разворачиваются на обочине, уходят на встречку.

Еду сто десять. Пытаюсь понять, как далеко я забрался. Миную поворот на Быково. Твою мать. Ехать и ехать...

Доезжаю до заправки, заправляюсь на тысячу. Проезжаю ещё километров двадцать и... Глохну.

Поворачиваю ключ. Ничего. Ещё раз – ноль эмоций. Смотрю на бортовой компьютер – Check Engine. Полный бак... Да чтоб тебя! Сижу, ошеломлённый, минут пять. Поворачиваю ключ – хрена лысого. Жду ещё – нет, ничего.

Чёрт возьми! Ну и ночка!

Первая мысль – набрать Дементьева. Вторая: нахуй. Этот долбаный медик без труда прознает, чем я занимался – хрен слезет потом. Третья: заказать эвакуатор. Четвёртая: в бумажнике семьсот рублей.

Включаю «аварийку». Соображаю, насколько хватит аккумулятора.

Выхожу из машины, вглядываюсь вдаль: куда ж вы все подевались-то?! Стою в оцепенении минут десять. Подхожу к капоту, тупо смотрю. Всё равно ничего не сделать. Молча опускаюсь на землю. Приехал...

Жду. Матерюсь. Мёрзну.

Останавливается. Выходит – белобрысый, очкастый, младше меня. Что он тут забыл посреди ночи? Смотрю на машину – свежая иномарка, но не могу разглядеть – какая.

– Механика? – спрашиваю, не поднимаясь.
– Автомат, – отвечает, хвастаясь.
– Пиздуй.
– Чего?
– Пиздуй, говорю. Или хочешь сам заглохнуть?

Сваливает. Жду дальше. Десять минут, пятнадцать, двадцать. Господи... как холодно-то! Так недолго и без яиц остаться.

Второй. На «Ниве». Что ж, уже лучше. Выходит. Лось. Явно за тридцать.

– Чего?
– Заглох. Трос есть?
– Чего эвакуатор не вызовешь?
– Трос? – повторяю с напором.
– Да есть, есть. Куда тебе?
– До Кунгура – хотя бы.
– Ладно...

Садится в машину, пристраивается передо мной. Выходит, открывает багажник, достаёт трос, цепляет, пялится на капот.

– S-класс? – спрашивает с любопытством.
– Е.
– Хороша... А что случилось-то?
– Были бы «Жигули», я бы тебе сказал.

Смотрит на меня, ухмыляясь. И тут – выражение лица резко меняется. Он меня узнал.

– Ну, надеюсь, ты – без наркоты? – спрашивает, вздыхая – он уже подписался меня тащить.
– Чисто.
– Ладно... поехали.

Дотаскивает меня до Кунгура, бросает у окраины города. Сую пятьсот рублей – отмахивается. Чёрт с тобой. Уезжает. Берусь за телефон. Не раздумывая, набираю номер. Гудки. Набираю ещё.

– Левашов?..
– Я.
– Ты двинулся? Четыре утра!..
– Я в Кунгуре. Ловлю машину. Буду у тебя через десять минут.
– Что?.. Идиот! Я не одна!
– Да мне-то что? Жди.

Добираюсь. Поднимаюсь по лестнице на четвёртый этаж. Стучу в дверь. Открывает – босиком, наспех наброшенный пеньюар.

– Кретин... – Вместо приветствия.
– Травка есть? – спрашиваю, проходя на кухню.
– Да тише ты!.. Где тебя носило?
– Екатеринбург, Малышева, 36. Дальше объяснять?
– А это что? – тычет пальцем в шею.
– Только попробуй кому-нибудь вякнуть – то же самое сделаю с тобой.

Наливает мне чай. Приносит подушку. Валюсь на диван.

– Нахер мне твой чаёк? Да ещё зелёный. Я не затем пришёл.
– Где машина твоя?
– Двигатель сдох. Мне. Нужен. Каннабис. Чтоб тебя. Брянцева.

Приносит. Командует:

– Туда.
– Что?.. – возмущаюсь устало. – Чёрт... – Поднимаюсь нехотя, выхожу на балкон. Какое-то время стоит со мной. – Будешь? – предлагаю. Отказывается.
– Значит, ты едешь в Екатеринбург, заруливаешь в «Клон», дрочишь с петлёй на шее, сваливаешь оттуда, добираешься, хрен знает как, какого-то чёрта припираешься ко мне, накуриваешься... И ничего, что завтра у вас презентация?
– Ты упускаешь массу деталей. Я едва не впал в несознанку, отдал ментам пятьсот евро, и меня видел Банни.
– Банни! – восклицает восторженно. – Ну, дела!.. В таком случае я действительно могу никому ничего не рассказывать. Он и сам разболтает.
– В нём я уверен.
– И как это? – спрашивает, погодя.
– Что?
– Ну... контролировать дыхание, и всё такое... Ты хоть кончил?
– Не-а.
– Блядь... – Хохочет.
– Куда затушить? – спрашиваю. Протягивает пепельницу.
– Ну, что, полегчало? – ухмыляется.
– Ещё бы. У тебя там, кстати, не парень? – Показываю в сторону спальни. – Могла бы одолжить до утра.
– Не надейся.

Возвращаюсь на кухню, падаю лицом в подушку. Выключает свет. Оборачивается.

– И не смей тут дрочить!..

2.

– Чёрт!.. Даже не думай! – прошипел я сквозь зубы, видя, что эта идиотка норовит перестроиться в левый ряд, чтобы обогнать движущуюся по второй полосе фуру.

Я как-то сразу решил, что там за рулём – женщина. Кто ещё полезет под колёса ревущей и несущейся под двести «БМВ»? Ей плевать, что я загодя стал мигать дальним светом. У неё только одно на уме: она включила поворотник, чтобы перестроиться, а кто там сзади – большое дело!

– Да что за!.. – Господи, она таки делает это! Я вцепился в руль и в панике вдавил педаль тормоза в пол. До неё – всего-то метров двести, и она явно не торопится. До столкновения – считаные секунды. Приближаюсь – и понимаю, что не смогу проскользнуть в щель между ней и грузовиком. Либо впечатаюсь ей в зад, либо окажусь под колёсами седельного тягача.

На принятие решения – доли секунды. Я резко вывернул руль вправо и едва не вылетел с трассы. Как я только машину удержал?

Фуф... Ну, сучка! Мне ещё не хватало, чтобы в Eurocap с меня стребовали новые покрышки.

И что, я это так просто оставлю?

Я прибавил газу, перестроился во второй ряд, сбросил скорость, подождал, когда приблизится она, и нахально влез в левую полосу – без предупреждения, не раздумывая. И дал что мочи по тормозам. Она, не успев затормозить, крутанула руль влево, выкатилась на обочину и – «Бум!» – влетела в разделитель.

Я доехал до съезда на Первоуральск, там развернулся и, проезжая мимо неё – она стояла у машины в оцепенении и что-то надрывно кричала в сотовый – только и сказал, усмехнувшись:

– Доброй ночи, барышня!

Ладно. Погонял – и будет. Надо возвращаться в гостиницу. Мне ещё завтра стекло в машину вставлять, а я не знаю здесь ни одного автосервиса.

Я задержался на светофоре на Металлургов и вдруг приметил голосующего на остановке паренька. Я пригляделся к нему: узкие джинсы, модная курточка, шарфик, повязанный на пидорский манер... ой-ёй, какая удача! Наш клиент! Надо брать. Влез в правый ряд перед «Газелью» и опустил стекло.

Дата добавления: 2015-11-14