Глава 7 Быть самим собой

Достаётся, должно быть, не просто,
С болью горькой, острей, чем зубной,
Это высшее в мире геройство —
Быть собой и остаться собой.

Владимир Корнилов

Вот и всё. Чего, кажется, ещё желать? За два с половиной года ВасилийАлексеев 54 раза бил мировые рекорды. Абсолютный чемпион трёх первенств Европы, трёх чемпионатов мира, победитель XX Олимпийских игр, он вернулся из Мюнхена полностью умиротворённым, с чувством выполненного долга перед своим народом, перед своей страной.

Вскоре грудь исполина украсил третий орден — орден Ленина. Получая эту высшую награду Родины, Василий имел право сказать: "Я сделал всё. Теперь пусть другие, кто помоложе, поднимут больше". И его никто бы за это не осудил. Но Алексеев сказал совсем другие слова. Выступая на правительственном приёме, он от имени награждённых олимпийцев поблагодарил партию и правительство за отеческое внимание к спортсменам и закончил свою краткую речь так: "Мне всё очень понравилось на приёме, и я постараюсь через четыре года быть снова здесь, на этом же месте..."

Вот, оказывается, о чём он мечтал сразу после Мюнхена — о новой олимпийской победе. Впрочем, почему бы ему было не победить и во второй раз? Конечно, с отменой жима лидерское положение Василия значительно усложнялось. В год Монреальской Олимпиады ему должно было быисполниться 34 года. А с возрастом сила, как известно, уменьшается. Не та будут резкость и быстрота при исполнении рывка и толчка. Всё это Алексеев отлично понимал. Но ведь он всё же Алексеев — человек, который верит в себя, в свою силу и разум.

Биография Алексеева весьма примечательна. Не зная её, невозможно понять, в чём секрет его феноменальных достижений и победного постоянства.

Василий Алексеев родился на рязанской земле, вдеревне Покрово-Шишкино 7 января 1942 года.

Жилось ему трудно. Впрочем, кто в ту тяжёлую военную пору жил хорошо? Алексеевы перебивались с картошки на капусту, с хлеба на квас. Но им почему-тозавидовали. Может быть, потому, что никто из сельчан не видел их унывающими. Как бы ни было туго, они не роптали, не жаловались на своёжитьё-бытьё. Мешала врождённая гордость.

Вася был четвёртым — самым младшим — в семье рабочего местного спиртоводочного завода Ивана Ивановича Алексеева. Когда он появился на свет, старшему брату Александру шёл двенадцатый год, среднему, Алексею, — шестой, а сестрёнке Нине — четвёртый. Ещё ребенком Вася узнал, почём фунт лиха. Но рос бойким и смекалистым. И как все деревенские ребятишки, Василий мог и травы накосить, и дров наколоть, и за скотиной присмотреть. Но главное, что его отличало уже в раннем детстве, — редкая пытливость, неуёмная жажда знаний.

"Учился я старательно, — вспоминал Алексеев. — Любил порядок в классе: чтобы слышно было, как муха пролетит... Считал, что учителей, даже между собой, надо называть только по имени-отчеству. Меня ставили в пример и за успеваемость, и за поведение."

Мальчишка рос открытым, приветливым, покладистым. Как говорится, вступил в большой мир с широко открытыми глазами, с душой нараспашку. Однако уже тогда в Алексееве проснулось неосознанное здоровое стремление — если взялся за какое-то дело, нужно стараться выполнить его лучше всех.

Вася, признаться, любил похвалу старших, потому и старался во всём быть первым — и на покосе, и в поле, и в детских забавах.

Не без грусти одиннадцатилетний Василий попрощался со школой, с родной Рязанщиной, когда семья Алексеевых подалась на Север, в таёжный поселок Рочегда Архангельской области. Подросток попрощался и с рязанским привольем — с необозримыми полями, лугами, с речушками, в которых ловил пескарей, учился нырять и плавать...

На новом месте Василий пошёл учиться в пятый класс поселковой школы.

Примечательная деталь биографии богатыря: с физическим трудом Василий познакомился раньше, чем со спортом.

Таёжная Рочегда жила лесом: его валили, штабелевали, сплавляли по Северной Двине. Этим и занялись Алексеевы всей семьей, едва только закрепились на архангельской земле. Помогал семье и маленький Василий.

"Не знаю, может, потому я и не испытываю страха перед тяжёлой штангой, что в детстве с каким-то особым азартом хватался за самые крупные бревна", — высказал предположение Алексеев.

Зимой он учился, а летом помогал сплавлять лес — так повелось ежегодно. Кроме силы, при сплаве леса требовались смётка и хороший глазомер. Пусти бревно к воде не под тем углом, и оно, описав кривую, останется на берегу. Беги потом за ним под гору, исправляй ошибку...

— Жизнь среди людей мужественных профессий — лесорубов, сплавщиков, плотогонов, мехтрелёвщиков — мне, подростку, очень нравилась. Я ночевал под открытым небом, на плотах. На зорьке ловил к завтраку рыбу и слушал таинственный и величественный шум леса. Вот меня иногда спрашивают: "Почему я таким большим вырос?" "Наверное, потому, что, когда рос, на лес смотрел", — в шутку отвечаю. Кстати, я не переношу ничего шумного — это меня раздражает. Но вот шум тайги для моего сердца, словно бальзам...

Желание быть сильным в той или иной мере живёт в каждом подростке. У Василия же оно было особенно острым.

Еловые и сосновые брёвна служили Алексееву, можно считать, первой штангой. А вторым снарядом было ось от вагонетки.

Однажды шестиклассник Вася увидел, как соседний парень по десять раз кряду выжимает "железяку", и решил с ним, почти взрослым, посоревноваться. Вскинул ось вагонетки на грудь, но выжать не сумел. И вот тут проявилась его спортивный азарт: не имея понятия о тяжелоатлетическом троеборье, Вася двенадцать раз без отдыха толкнул ось.

Такой азартный, ловкий и сильный парёнек был находкой для школьного спорта. Вот почему, начиная с 1955 года, Алексеев стал непременным участником всех районных и областных соревнований среди школьников. Началось всё с того, что в составе команды своей школы он выступил на легкоатлетических состязаниях в Архангельске. Причём тринадцатилетний Василий прыгнул в длину на 4 м 20 см, в высоту — на 1 м 35 см и кросс пробежал за двоих — за себя, а потом за заболевшего приятеля.

— Но не это меня влекло, — продолжал вспоминать Василий. — Чтобы превзойти соседа в силе, я со всей округи натаскал домой около тонны разных колёс, шестерёнок и гирь. И как только выдавалось свободное время, брался за эти "железки". К сожалению, времени для баловства (с точки зрения родных, моё увлечение не имело смысла) было мало. Упражнялся я редко. Больше приходилось иметь дело с лесом...

Окончив школу, Алексеев поступил в Архангельский лесотехнический институт. Здесь-то он и вспомнил о своём увлечении — поднятии тяжестей. Благо в институте действовала неплохая секция тяжёлой атлетики.

Василий пришёл к штангистам, к настоящей штанге с верой в свою силу. Уже в то время он не считал себя слабым: имел рост 182 см, а весилоколо 93 килограммов. И вот он собрался всех удивлять... но вместо этого просто разочаровался в своих способностях.

— Выжал я тогда 75 кг и был очень доволен. Но когда увидел,как 52-килограммовый "гномик" поднял больше меня, подумал — я не туда попал. В утешение услышал: "Ничего, друг — когда втянешься, всё пойдёт нормально". А я такой: если уж за что-то возьмусь, то с пути не сверну...

Ту тренировку Василий довёл до конца и ушёл домой, а потом всё было как в сказке про доброго молодца.

После первой тяжелоатлетической встряски Василий проснулся, размял натруженные мышцы, позавтракал — съел буханку хлеба с солью, выпил графин воды — и призадумался: "Поднимать надо много, есть ещё больше... Для чего? Всё равно таланта особого нет..."

И решил студент сделать выбор на том, что полегче. Пошёл на стадион к легкоатлетам. Там Василия, естественно, встретили с распростёртыми объятиями, Обрадовались: "Метатель пришёл!" У Василия всё шло хорошо — и ядро, и диск. В общежитие он вернулся довольный. Спал крепко, как убитый. Проснулся — съел с солью полторы буханки хлеба, графина воды не хватало... И опять подумал Василий: "Нет, это не для меня..."

Тогда он заглянул к гимнастам. Попрыгал через коня, поупражнялся на брусьях, перекладине и услышал: "Старательный ты парень, Вася, но гимнаста из тебя не выйдет — слишком велик. Из выдающихся гимнастов самый высокий имеет рост 177 см..."

Алексеев пошёл к баскетболистам. Побегал с мячом, побросал его в корзину — не понравилось. Несерьёзным показалось ему это занятие.

В конце концов Василий остановился на волейболе, к которому был неравнодушен с детства.

— В этом я наверняка добился бы чего-нибудь стоящего. Посмотрите, как даже сейчас гнётся кисть руки. Удар и приём мяча были неплохими (Василий отогнул кисть, и я увидел, что, даже закрепощённая штангой, она отгибается более чем на девяносто градусов).

Волейбол захватил Алексеева. Он быстро стал ведущим игроком в институте, даже участвовал в областных соревнованиях. И может быть, Василий так и не вспомнил бы о штанге, если бы в январе 1961 года его не уговорили выйти на институтский помост, чтобы постоять за честь факультета на Спартакиаде. К своему удивлению, Василий оказался среди полутяжеловесов первым. Вот его победные килограммы: жим — 75 кг, рывок — 75 кг, толчок— 95 кг, троеборье — 245 кг.

Эти результаты — более чем скромные даже для начинающего спортсмена⁵. И всё же старший преподаватель кафедры физического воспитания Семён Милейко обратил внимание на юного чемпиона. Страстный поклонник тяжёлой атлетики поздравил Василия и посоветовал: "Хочешь быть сильным — займись штангой! Волейбол — всего лишь игра. Потренируешься с тяжестями — и играй себе на здоровье, если нравится..."

Вот так Алексеев вернулся к тяжелоатлетам. Вернулся с твёрдым желанием "победить самого себя", свои слабости. Так вот и получилось: искал, что полегче, а выбрал самое тяжёлое ⁶.

Жажда прогресса, стремление стать фантастически сильным, полностью захватили его. Да, он действительно такой! Уж если за что серьёзно возьмётся — не свернёт!

Каждая тренировка окрыляла Василия. Он шёл в зал и знал, что сегодня поднимет в жиме, рывке и толчке больше, чем поднимал неделю назад. А это было для него хоть маленькой, но победой.

Характерно, что уже тогда Алексеев тренировался по-своему. Штангу поднимал уверенно, но на предельные веса вне соревнований не покушался — чем, кстати, грешат почти все начинающие штангисты. А потом, когда к Алексееву пришли победы на областных соревнованиях, это его уже радовало и возвышало.

Жаль, что в те студенческие годы Алексеев не имел возможности тренироваться постоянно: для такого богатыря, как он, студенческие обеды были скудноваты. А из дома Василий ждать помощи не мог, да и не пошёл бы на это гордый силач. Вот ему и приходилось постоянно заменять тренировки работой на морской пристани Архангельска.

— Не знаю, чем я больше занимался — учёбой в институте или работой грузчика в порту. Мы сколотили комплексную бригаду студентов-грузчиков и трудились, замечу, не хвастая, — на совесть — ударно! Приятно было чувствовать себя не "бедным студентом", а рабочим человеком, неплохо зарабатывающим на жизнь. К этому меня обязывали, кстати, и семейные обстоятельства...

Шестьдесят первый год Алексеев завершил суммой 315 кг. Ему бы и дальше шагать столь же стремительно. Но следующий сезон пропал. Пришлось даже взять академический отпуск. И причина была весьма уважительной.

...Навещая родительский дом, двадцатилетний Василий встретил в поселке Рочегда обаятельную девушку. Познакомились. Звали её звонко — Олимпиада, а приехала она в Рочегду из подмосковной деревни Акатово. В таёжный поселок попала после того, как окончила экономический техникум: сама попросила, чтобы направили на север. Может, потому они и понимали друг друга с полуслова, так как оба были "переселенцами".

Знакомство переросло в дружбу, в желание не расставаться. Василий был молод, но девушка ему нравилась так сильно, что он решил навсегда связать с нею свою судьбу. Поженились с согласия родителей.

Нетрудно представить, сколько новых забот появилось у студента-атлета! У молодожёнов не было, по сути, ни кола ни двора. В поисках приличного заработка Алексеев уехал в Тюменскую область на лесоразработки. Молодой лесоруб ударным трудом завоёвывал уважение, но... на новом месте не прижился.

Даже тяжёлый труд не мог убить в нём атлета. Штанги в округе нигде не было. Василий принёс в общежитие разные шестерни, надел их на лом и стал по вечерам тренироваться. За такое "самоуправство" атлета пригласили побеседовать в исполком, где пригрозили штрафом, дабы не громыхал металлоломом, когда другие отдыхают... После этого конфликта Алексеев вернулся к семье, к учёбе в институте. Все экзамены сдал успешно, но семейные обстоятельства требовали от молодого отца решительных действий.

Первого сына назвали Сергеем, второго — Дмитрием. Надо было вить крепкое гнездо, а для этого необходим был хороший заработок. И Алексеев решил перевестись на заочное отделение института. Это позволило ему переселиться в городок Коряжма и стать сменным мастером в цехе биологической очистки Котласского целлюлозно-бумажного комбината. Студент-заочник сразу же зарекомендовал себя хорошим организатором производства, и его назначили начальником смены...

Всё вроде бы встало на хорошие житейские рельсы. Алексеев обрёл душевное равновесие и опять вспомнил о своём увлечении тяжёлой атлетикой.

За год тренировок Василий стал таким сильным, что выполнил норматив мастера спорта. Однако спортивные работники Архангельска не поверили, что в Коряжме вырос мастер штанги, и почётное звание ему не присвоили.

— Тогда я поднял в сумме 442,5 кг, — рассказывает Алексеев. — А в меня все почему-то не верили. Я же очень верил в себя. Готовился поднять пятьсот килограммов. По тем временам это была очень серьёзная сумма...

Василий посоветовался с женой, и они решили переселиться туда, где штангисты в почёте. Но куда? Кому был нужен уже немолодой силач, к тому же обременённый семьёй?

Алексеев знал, что в городе Шахты Ростовской области тяжелоатлетов тренирует Рудольф Плюкфельдер, победитель Олимпиады в Токио. Его тяжелоатлетическая школа была самой известной в СССР. Вот Василий и рискнул осенью 1966 года попытать счастья в далёком шахтёрском городе.

В Шахты он поехал поначалу без жены и детей, чтобы трудоустроиться и найти жильё. В Шахтах, этом опорном тяжелоатлетическом центре, Алексееву понравилось всё — и работа на шахте, и тренировки в настоящем гиревом зале. С учёбой он дело тоже наладил — подал документы в филиал Новочеркасского политехнического института на горное отделение... Лишь с самим Плюкфельдером Василий никак не мог найти общего языка. Алексеев надеялся поучиться у знаменитого в недалёком прошлом атлета. Однако они, увы, не сошлись ни характерами, ни взглядами на методику тренировок...

То ли новобранец плюкфельдеровской школы оказался слишком строптивым, то ли тренер не сразу понял, что имеет дело с незаурядной личностью (не мне об этом судить), но они недолго жили в мире и согласии, что страшно усложнило положение Алексеева.

У Василия был уже свой, прочно сложившийся взгляд на то, как надо развивать силу. И этот взгляд шёл вразрез с методической концепцией Плюкфельдера.

— Тренировка по его плану, — рассказывал мне Алексеев, — напоминала продолжение рабочего дня: пришёл в зал — работай! Натаскался "железа" и иди домой! Никаких мыслей. После таких тренировок я плохо спал... Долго терпел — не хотелось обижать тренера ⁷, но в конце концов я не выдержал и однажды сказал: "Не могу так, нет никакой фантазии. Я — сам!"

— Что самое слабое у человека? — спросил меня однажды Василий, и сам же ответил: — Нервы! Их надо щадить, а не изматывать изо дня в день бессмысленными подъёмами предельных и околопредельных тяжестей. Нагружаться, конечно, надо, но с головой. Этого Плюкфельдер не признавал... Вот и произошёл разрыв в наших взаимоотношениях ⁸.

Алексеев долго переживал размолвку с именитым тренером, но ни о чём не сожалеет. Как показало время, эта размолвка пошла на пользу обоим. У олимпийского чемпиона Рудольфа Плюкфельдера вскоре появились новые талантливые ученики, а Василий, тренируясь самостоятельно, нашёл свой, никем дотоле не изведанный путь к силе, и добился редкостных результатов.

Но ведь кем он тогда ещё был, что собой представлял? Алексеев испытал немало неудобств из-за конфликта с основателем шахтинской школы тяжёлой атлетики.

Можно представить, какая досада возникла в душе тренера, которому никто никогда не перечил, после конфликтных заявлений строптивого атлета. Алексеев же, будто ничего не произошло, продолжал тренироваться в зале ⁹, в том самом зале, который был построен благодаря стараниям Плюкфельдера. Между ними постепенно образовалась пропасть. Случалось, что из-за пустяков возникали ссоры, неурядицы, и это дорого обходилось и тому, и другому.

Конечно, жизнь Алексеева была бы куда спокойнее, если бы он был посговорчивее — не резал правду-матку, не рубил, как говорится, сплеча.

А вот некоторые тихони, несмотря на свою бездарность, добираются до весьма значительных высот. Однако последнее возможно где угодно, но только не в тяжёлой атлетике. "Тихие", ангелоподобные парни в этом суровом деле — как правило, посредственности. Можно перехитрить кого угодно, но только не штангу. Выходя на помост, ты остаёшься с нею один на один — она тебя или ты её? Середины, "боевой ничьей" тут не бывает. И никто тебе тут не помощник. Поэтому среди больших атлетов трусы крайне редки. Это бойцы! ¹⁰ И бойцы они не только на тяжелоатлетическом помосте. Может, кое-кому и хочется, чтобы спортсмены в соревнованиях вели себя агрессивно (без этого качества не победишь), а в обыденной жизни были мягкими, покладистыми. Но такое "раздвоение" вряд ли возможно ¹¹.

Не в оправдание тяжелоатлетов, а ради истины прошу: не судите их строго, не спешите с категорическими выводами о личности того или иного чемпиона по его отдельным поступкам. Большие атлеты тоже бывают и добры, и щедры, но спортивная жизнь заставляет их стремиться быть первыми всегда и во всём.

Кто знает, кем стал бы Алексеев, если бы в споре с Плюкфельдером не отстоял своё жизненное правило — быть самим собой, — а пошёл бы на компромисс. Возможно, отношения между ними улучшились бы. Но где гарантия, что в этом случае раскрылся бы — причём так блистательно! — самобытный богатырский дар первого в мире шестисотника? ¹²

Да, характер у Василия и впрямь нелёгкий, в чём я убеждался не один раз. Впрочем, ещё в 1923 году председатель Всесоюзного совета физической культуры, первый советский нарком здравоохранения Николай Семашко писал, что в индивидуальных физических упражнениях, таких, как лёгкая и тяжёлая атлетики, заложена громадная ценность, но они "развивают нездоровые индивидуальные наклонности, тщеславие и т.п.". "С этим можно и нужно бороться" — так заканчивалось письмо наркома, обращённое ко всем советским физкультурникам.

Сколько выдающихся силачей преждевременно сошло с помоста только потому, что они не сумели выстоять под бременем спортивной славы... Это бремя оказалось для многих тяжелее рекордной штанги. А Василий Алексеев всё побеждает и побеждает. Кстати, о нём пишут относительно редко и мало. И вот почему: он держит корреспондентов на расстоянии, чем, естественно, не вызывает к себе симпатий ¹³.

Я не раз задумывался, почему Василий не стремится создать вокруг себя доброжелательную атмосферу? Почему он не заботится о росте своей популярности, как поступают другие спортсмены? И вот к какому выводу пришёл: подчёркнутая замкнутость Алексеева необходима ему как средство защиты.

— Так ли это? — спросил я как-то раз нашего богатыря.

— Вы недалеки от истины, — ответил Алексеев. — Мне легче переносить злословие, чем популярность. Она на меня действует плохо. Тяжело дышать и работать. Мы, сверхтяжеловесы, и так заметны среди обычных людей. Я же чересчур заметен. С тех пор, как стал рекордсменом мира, чемпионом, моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Слава — она, знаете ли, не лекарство. Я не хочу быть её пленником. Она, когда "навалится", страшно ломает. Невозможно нормально жить и работать. Поэтому я и стараюсь не реагировать на почести, как не реагирую на удары судьбы. Не позволяю, чтобы слава меня оглушала. Хочу быть таким же человеком, как все...

Он, разумеется, не может быть таким, "как все". Иначе не поднимал бы рекордные тяжести. Ему, громадному, хочется быть незаметнее, но не удаётся. Приходится уединяться. А это не всеми воспринимается правильно. Сказать же об Алексееве, что он ведёт слишком замкнутый образ жизни, значит погрешить против истины.

Не бывает недели, чтобы его не пригласили в Дом культуры для встречи с рабочими или студентами, воспитанниками профессионально-техническихучилищ или школьниками.

— Этими встречами я дорожу, — признался мне богатырь. — А ещё горжусь тем, что народ избрал меня депутатом Шахтинского горсовета. Я даже возглавляю депутатскую комиссию, задача которой — содействовать в нашем городе расцвету физкультуры и спорта... Как видите, скучать мне некогда — одиноким, оторванным себя от общества я не чувствую.

— Как утверждают философы, миром правят три качества: разум, сила и счастье, — сказал я Василию.

— Я хочу сочетать в себе эти качества... Думаю, достаточно "обзавестись" двумя первыми, а третье — счастье — тогда само приложится. Сейчас моя главная забота — помочь сыновьям "встать на ноги". Им нужна твёрдая отцовская рука.

Глава 8
Искусство вырвать "жало"

Василий силён физически,
как медведь, а для его силы воли
нет подходящих сравнений.

Рудольф Манг,
призёр Олимпиады в Мюнхене

Алексееву пришлось многое переосмыслить после Мюнхена. Возраст... Он сказывался во всём. Атлета стали одолевать травмы, его всё чаще тянуло к покою, к тихой жизни. Но Василий не сдавался. Экономя силы, он стал реже показываться на соревновательном помосте. Изменился и характер его тренировок: теперь не было нужды поднимать в день до 30 тонн металла. Алексеев стал заботиться не столько об увеличении мышечной массы, сколько о её качестве. Но главное, что его заботило, — здоровье. Ведь не зря же говорят: в здоровом теле — здоровый дух. А Василию был нужен хороший заряд оптимизма, веры в себя и в свои силы на годы и годы, чтобы пережить в спорте многих "юных старичков", которым уже давно снился "трон" самого сильного.

На редкость прохладным был июнь 1973 года в Мадриде, где проходил чемпионат Европы по тяжёлой атлетике.

Фурор на испанском помосте произвёл Павел Первушин, белокурый красавец из Ленинграда. Очень хотелось отличиться в спортивном дворце Мадрида и Алексееву. Но как? Жима-то теперь уже не было, а ведь именно в этом упражнении Василий всегда закладывал фундамент своих побед. К тому же противники активизировались. Бельгиец Рединг, как писали газеты, поднял врывке 182-килограммовую штангу, чего Алексееву пока повторить не удавалось... Да и Станислав Батищев, чуть зазеваешься, мог потеснить...

Алексеев неплохо "подсушил" себя перед выступлением, чтобы быть порезвее. В день старта он даже отказался от обеда. И если в Мюнхене Василий весил почти 152 кг, то на этот раз лишь 143 кг.

Я уже забыл, когда Серж Рединг, выходя на помост вместе с нашим Василием, сумел бы довести дело до логического конца. Обычно его состязания с Алексеевым заканчивались для бельгийца нулевой оценкой. Так случилось и в Мадриде. Но до начала турнира никто, конечно, не знал, чем всё закончится.

Советским тяжеловесам нужно было занять, как минимум, первое и четвёртое места, чтобы принести сборной 19 очков и хотя бы на одно очко обойти команду Болгарии. За Алексеева особенно душа не болела. И всё же — чего только не бывает на состязаниях штангистов?

Нас пугали Бонком — мол, страшно силён. Из претендентов на призовые места Бонк вышел в рывке выступать первым. Но стартовый вес оказался для него непосильным. После этого-то и началось "железное побоище".

На штангу установили 170 кг. Борьбу к этому моменту продолжали уже лишь пять атлетов из одиннадцати стартовавших. Экс-рекордсмен мира финн Калеви Лахденранта вырвал штангу и весь засветился счастьем, потому что первый шаг — самый трудный, и Калеви сделал его успешно.

Настала очередь наших богатырей. Я увидел, что Павел Первушин, который накануне "распечатал" в двоеборье 400-килограммовую сумму, выступая в первом тяжёлом весе, "выводит" на сцену Батищева. И Станислав осторожно, будто хрустальную вазу, поднял 170-килограммовую штангу.

— Держать! Держать! — командовал Первушин. И Станислав удержал штангу.

А тем временем на помост вышел Рединг и, кажется, очень легко поднял ту самую штангу, которую с трудом вырвал Батищев.

Да, Серж был явно опасен. Андре Дюпон встретил своего ученика у помоста, широко улыбаясь: Рединг благополучно использовал первую попытку, что с ним случалось крайне редко.

Со 172,5 кг начинал рывок Алексеев.

Но был ещё Рудольф Манг, серебряный медалист Олимпиады в Мюнхене, и мы не знали, с какого веса Манг будет стартовать. Он затаился. Василий, окинув взглядом трибуны, взялся за гриф и сделал... тягу. Штанга высоко, чуть ли не до подмышек, взлетела вверх, а наш силач даже не попытался уйти в подсед. Старший тренер сборной СССР Алексей Медведев, стоявший сзади помоста, побледнел. Зрители взволнованно зашумели. Но Василий остался спокойным.

— Да какой-то дрянью намазал руки, — сообщил он. — Это же не магнезия...

Алексеев ушёл за кулисы. На сцене появился краснолицый Манг. Он блестяще вырвал снаряд. Казалось, что уж на сей раз он ни в чём не уступит Алексееву.

Однако конкуренции не получилось. Василий, выйдя вторично на помост, долго очищал руки — и снаряд вылетел вверх. После этого Алексеев столь же легко вырвал и 177,5 кг. Манг же растерялся, и рывок у него не получился.

Начался толчок — самая волнующая часть соревнований. Силачи будто нехотя выходили на помост. И штанга, не очень тяжёлая, буквально издевалась над ними. Укрощали они её с огромным трудом. На этом фоне выступление советских тяжелоатлетов было просто изумительным.

225 кг. Громовой овацией зрители встретили полюбившегося им Алексеева. И он отплатил за признание отличным исполнением классического толчка.

230 кг. На арене вновь появился олимпийский чемпион. Он остался один и соревновался теперь только сам с собой за рекорд мира. Затяжной крик восторга, аплодисменты... И наш атлет опять сполна рассчитался за поддержку зрителей.

240 кг. Испанцы поднялись с мест, темпераментно вызывая на помост своего нового кумира. Жаль, что у Василия не было времени хотя бы чуть-чутьпередохнуть после предыдущей попытки. Секундомер неумолимо отсчитывал время. На исходе была последняя минута.

Но вот Василий снова появился на помосте, и его встретили овацией. А через какие-то секунды под сводами дворца загремело русское "Ура!".

Василий Алексеев поставил в том чемпионате Европы победную точку. Его выступление украсили два мировых рекорда: в толчке и в сумме двоеборья, которая составила 417,5 кг. Второе место занял Батищев.

"Супер-Манг" проиграл, точно так же, как и год назад в Мюнхене,целых 30 кг.

Этот чемпионат опять закончился триумфом штангистов социалистических стран. Советские атлеты установили 9 мировых рекордов; болгары, которые оказались достойными конкурентами сборной СССР, побили два рекорда мира и один — Европы.

Вечером все европейские силачи встретились за одним столом на прощальном ужине. Им было, о чём поговорить, что вспомнить. Простились они до сентября — до встречи в Гаване на чемпионате мира.

Алексеев сидел среди своих и к вину не притрагивался. Даже когда был провозглашён тост за него, за его здоровье, Василий выпил лишь пива. К нему, как к умному учителю, подходили побеждённые. Воспользовавшись этим, я спросил Рединга, что ему помешало поднять, в общем-то, пустяковый для него вес — 220 кг?

— Волнение, — ответил силач. — Огромное волнение, которое меня буквально колотит, когда я вижу и слышу Василия. Чувствую себя сильным, могу бить рекорды, но вступаю в борьбу с Алексеевым и... проигрываю. Видно, не быть мне чемпионом, пока выступает Василий...

— А что может сказать в своё оправдание Манг? — спросил я чемпиона ФРГ.

— Разве можно состязаться с Алексеевым? — ответил вопросом Рудольф и пояснил: — Василий силён физически, как медведь, а для его силы воли нет подходящих сравнений. Но я надеюсь на удачу — когда-нибудь придёт и мой день...

Такой день для Манга чуть было не наступил осенью в Гаване, где он с молодым задором вырвал 180-килограммовый снаряд, — чего не сумел сделать Алексеев, — и стал лидером соревнований в борьбе за титул чемпиона мира.

Тропическая жара угнетающе подействовала на состояние Василия. Только долг капитана команды заставил его выйти на помост. Но ни Манг, ни Рединг не сумели воспользоваться расслабленным состоянием грозного соперника. К концу турнира их как будто кто-то подменил — оба были неузнаваемы. Серж поймал "баранку" — в толчке не совладал с 215-килограммовой штангой, а Манг остановился на 220 кг. И вот тут хозяином положения снова показал себя Алексеев. Без малейшего затруднения наш силач толкнул 225 кг и, удовлетворённый победой, от двух других зачётных попыток отказался.

Наш атлет вернулся с Кубы четырёхкратным чемпионом мира, но особых почестей не удостоился: Алексеев "избаловал" своих поклонников рекордами. Его победа без рекорда уже вроде и не считалась победой.

А в это время вдруг опять напомнил о себе чемпион двух Олимпиад Леонид Жаботинский. За время болезни почек и восстановления после операции он похудел почти на 30 кг, но благодаря настойчивым тренировкам 35-летнийзапорожец с лихвой вернул потерянное — стал весить 176 кг. И развил такую силу, о которой не мечтал даже в молодости: сначала побил всесоюзный рекорд Алексеева в рывке, а потом стал в рывке даже рекордсменом мира, лишив этого звания Рединга. Такое наступление Жаботинского журналисты восприняли с восторгом — им казалось, что Леонид вот-вот даст бой Василию. Лишь газета "Советский спорт" по-прежнему отдавала предпочтение Алексееву. Ведь чемпионы сами не уходят, а если всё же и возвращаются, то остаются на помосте лишь до первого потрясения.

Попав в тень после небогатого на рекорды 1973 года, Василий Алексеев подверг серьёзной ревизии личный план подготовки к Олимпиаде-76 в Монреале. Учёл он при этом и воинственное заявление Жаботинского, сделанное тем при возвращении на помост. Вот что сказал Леонид в интервью корреспонденту "Недели":

"Не исключено, что ещё в этом году мы успеем встретиться с Алексеевым, но если сделать это не удастся, то в будущем сезоне я встречусь с ним обязательно. Рывок меня не беспокоит, а вот результаты в толчке надо подтянуть, тут Василий меня обогнал. Я мечтаю выступить на следующей Олимпиаде. Но, чтобы превратить мечту в реальность, нужно освоить новые высоты. Мне кажется, что мировые рекорды к Монреалю здорово подрастут: в рывке — до 200 кг, а в толчке — за 250 кг."

"Что же, Леонид Иванович, посмотрим, посмотрим, кто кого..." — сказал себе Алексеев и с новым усердием приналёг на тренировки — снова стал наращивать силу мышц — и солидно прибавил в собственном весе. Для этого ему пришлось пойти на некоторые жертвы. Взяв отпуск за свой счёт, Василий с женой и сыновьями на два месяца поселился в Подмосковье на спортивной базе. Олимпиада Ивановна готовила мужу сочные бифштексы, "прогуливала" его на лыжах, а вечером полтора-два часа массировала предельно натруженные мышцы мужа.

На спортивной базе, где обычно упражнялись штангисты сборной Советского Союза перед европейскими и мировыми чемпионатами, Алексееву выделили специальный зал. В нём-то по два раза в день — после завтрака и вечером — и уединялся Василий. И никто, кроме его жены, не мог видеть, как самый сильный тренируется при закрытых дверях.

Солнечный Тбилиси, столица Грузии, в конце апреля 1974 года принимал лучших тяжелоатлетов. Принимал с кавказским темпераментом. Больше всего поклонников тяжёлой атлетики интересовало следующее: состоится ли обещанная встреча "гигантов века" — Алексеева и Жаботинского? Встреча не состоялась: украинский силач, хотя и стал рекордсменом мира в рывке, перед Алексеевым спасовал — на тбилисский помост не вышел. Василий же довёл свой счёт мировыми достижениям до шестидесяти.

Спустя месяц Алексеев, соревнуясь в итальянском городе Верона за титул чемпиона Европы, неожиданно для многих, а особенно для Жаботинского,вырвал 187,5 кг и стал, как это случалось уже не раз, обладателем всех рекордов мира. Достижение Леонида он превысил сразу на два килограмма. Союзником Василия в тот вечер оказалась сама природа: все дни чемпионата в Вероне были нестерпимо душными. Но когда пришло время выступать Алексееву, хлынул проливной дождь, засверкали грозовые молнии. Дышать стало легче. Но, как выяснилось, не всем. Василий подарил нам два рекорда, а вот Рединг опять стушевался и проиграл Герхарду Бонку, автослесарю из Карл-Маркс-Штадта.

Что же касается Манга, то, отчаявшись победить Алексеева, он прекратил активные тренировки и, хотя был на восемь лет моложе советского чемпиона, ушёл из спорта.

"Позабыл" о своих обещаниях, так и не встретившись с Василием, и Леонид Жаботинский.

К Алексееву вернулись былая слава и почёт. Веронцы были в восторге от советского богатыря, покорившего их сердца красивой победой и рекордами. Чернобрового, чернокудрого, итальянцы принимали уроженца рязанской земли за своего земляка.

Путь к пятой победе на чемпионате мира, путь в Манилу через Токио, был открыт Алексееву в Вероне.

Вот как рекламировала Алексеева филиппинская газета "Экспресс", приглашая любителей спорта в "Рисаль Мемориал Колизеум":

"Приходите 29 сентября, и вы увидите русского человека, который поднимает сразу восемь мешков риса."

Василий, узнав об этой заметке, поинтересовался: "Сколько килограммов риса умещается в их мешок? Не могу же я поднять меньше, чем пообещала уважаемая газета..."

Супертяжеловесы ещё не взялись за штангу, а пот уже заливал их лица. Но полный оптимизма и боевого задора Алексеев не унывал. Он даже пошутил: "Когда же наконец чемпионат мира организуют в Гренландии? А то всё в Гаване, в Вероне, в Маниле... Видно, решили уморить нас жарой."

Потом Василий увидел старого знакомого — Сержа Рединга, который сидел, прикрыв глаза рукой,

— Как дела, Серж?

— Плохо, — по-русски ответил Рединг.

— Ничего. Не горюй, друг. Мы ещё повоюем...

Но никакой "войны" не получилось. Была обычная алексеевская прогулка по рекордам. Покорив в сумме 425 кг (вероятно, это и есть вес восьми мешков риса), Василий оставил Сержа далеко позади: серебряный призёр проигралчемпиону 35 кг.

Восемь тысяч филиппинцев с детским удивлением смотрели на "Большого русского", который буквально играл тяжеленной штангой на сцене "Рисаль Мемориал Колизеум". А потом они устроили Василию овацию, какой ещё никогда не было под сводами этого дворца.

Трижды прозвучал Гимн СССР. Трижды выше всех поднялось алое знамя с серпом и молотом. Чествование победителя завершилось вручением ему двухметрового кубка с надписью "Самому сильному человеку Земли".

— Я доволен, — сказал Алексеев корреспондентам, — что не разочаровал тех, кто болел за меня на Родине. Это большое счастье — прославлять свою страну спортивными победами, рекордами. Ведь это только кажется, что мне всё даётся легко. На самом деле надо перевернуть горы металла, прежде чем прибавишь к рекорду хотя бы 500 граммов. Зато какое чувство гордости испытываешь, когда стоишь на самой высокой ступеньке пьедестала почёта и слышишь Гимн Советского Союза...

— Василий не перестает нас удивлять. Кажется, что он вот-вот исчерпает свои возможности, но, смотришь, — а он снова король среди штангистов! — восхищённо заметил президент Международной федерации тяжёлой атлетики австриец Готфрид Шёдль и продолжил свою мысль: — Алексеев — это фантастика! Мне кажется, что он бьёт рекорды тогда, когда захочет. У него с этим делом нет проблем.

---

Дата добавления: 2015-10-16